Мелодии порванных струн

Тесса

– Это Шон. Меня нет дома или я просто не хочу отвечать. Оставьте сообщение после сигнала, и, может быть, я вам перезвоню.

– Шон, доброе утро. Оно сегодня прекраснее обычного, потому что наконец-то выглянуло солнце и согрело город после затяжной зимы. В последнее время только такие утра и шерстяные носки греют меня, раз ты ушёл. А вот вчерашний вечер прекрасным не назовёшь.

Я сделала это. Встретилась со страхами лицом к лицу и пришла на музыкальный вечер в «Марко Поло». Там ничего не изменилось за эти два года, представляешь? Марко всё так же верен себе и своей любви к футболкам-поло, и не переделал даже кабинки в туалетах, сплошь изрисованные всякой ерундой. Сойер и ребята выступали просто потрясающе! Я и забыла, какого это – слышать их игру вживую. Они молодцы, тебе бы понравились их новые песни. В них много искренности, а этого так не хватает современной жизни, правда?

Всё было замечательно, пока какой-то идиот не вывернул на меня поднос с пивом. Это было нечто! От меня до сих пор воняет хмелем, хотя я постирала платье и дважды приняла душ. А этот нахал сбежал, даже не извинившись. Если бы Сойер не проводил меня до дома, то пришлось бы ехать на метро, и все шарахались бы от меня, как от бродяги. Надеюсь, ты не злишься, что он меня проводил? Всё же приятно знать, что у тебя остались друзья. Зря я избегала их эти два года. Но порой проще сбежать от чего-то, чем мужественно принять последствия. Наверняка, тот идиот с пивом думал точно так же.

Дэвис

– Рикки? – Язык не поворачивался в пересохшем рту и цеплялся за зубы, как заусенец за ткань.

Звонок мобильника разрывал виски и потрошил голову, пока я не нашёл его в складках одеяла и, трижды уронив на лицо, не смахнул для ответа.

– Ты знаешь, сколько времени, чёрт возьми? – Прохрипел я, но совсем не так возбуждающе, как этот Сойер у микрофона.

– Я-то знаю, а ты похоже нет. – Съязвил Рикки на том конце материка.

Рикки Мэллоун язвил редко, а значит, я довёл его до белого каления. Протерев зачерствевшие от сухих корок глаза, я посмотрел в уголок экрана и ужаснулся. Половина первого, а я всё ещё дрыхну трупом и срываюсь на единственного человека, который мог мне помочь, хотя был не обязан.

– Я тоже всегда рад тебя слышать, Дэвис.

– Чёрт, Рикки, прости. Я малость проспал.

Всего лишь свою карьеру, свою любовь и всю свою чёртову жизнь. В кои-то веки я проснулся в своей постели без лишнего багажа – податливого тела какой-нибудь девицы из бара, с которой развлекался полночи и вспоминал полутра. Но сегодня мы только вдвоём – я и адское похмелье, барабанящее по голове битами. Такую текилу-бум я не заказывал. Тем более с утра пораньше. В старые добрые я бы уже отпахал две тренировки и восполнял запасы сожжённых калорий в какой-нибудь квебекской забегаловке, где подают прожаренный стейк и тонну салата. Сейчас же я мечтал лишь о литре воды, которую собирался влить в себя, и пополз на кухню.

– Весёлая ночка? – Хмыкнул Рикки, пока я хлебал из-под крана безвкусную воду – вчерашний «Барсело Империал» сжёг все вкусовые рецепторы. Так и знал, что не стоило переходить с привычного виски на доминиканский ром. Чувствую, кошелёк со мной согласится, когда я загляну в него чуть позже.

– Весёлые четыре месяца. – Буркнул я, разгибая и сгибая колено – вот и утренняя зарядка. – Ты звонишь поболтать, или у тебя есть для меня что-нибудь?

– Вообще-то, есть, Дэвис.

На радостях я так резко дёрнул ногой, что колено скрипнуло и отдало болью даже в печёнки. Рикки, что б его, Мэллоун! Мой спаситель! Господь Бог профессионального хоккея и лучший директор клуба, каких я когда-либо встречал. Теперь всё изменится. Я получу место в каком-нибудь середнячковом клубе. Скачусь на пару ступеней назад по карьерной лестнице, но звёзд я с неба больше не ловлю. НХЛ мне теперь светит, как ковровая дорожка на премии «Оскар» – только по телевизору и в своих мечтах.

– Рикки, твою мать! – Выдохнул я в трубку всё напряжение последних месяцев. – Ах ты чёрт! Ты нашёл для меня местечко? Спасибо, приятель! Это просто очешуенная новость!

– Не гони, Дэвис. Ты ведь понимаешь, что в НХЛ тебе пока путь заказан?

– Мне отбили колено, но не голову. Я не мечу в Национальную лигу. Давай, рассказывай! Это высшая лига?

– Нет, Дэвис.

Что ж, не всё так радужно, но ещё и не полный крах. Однажды я уже выбрался со дна в НХЛ, смогу и теперь показать всё, на что способен, и вернуть свой титул матёрого защитника, достойного «Монреаль Канадиенс».

– Неужели низшая? Ладно, переживу как-нибудь. Годик хорошей работы и всё на мази.

– Дэвис, послушай. – Тон Рикки мне ой как не понравился. От звука собственного имени я скукожился, как будто кто-то царапал гвоздём по стеклу или проводил кубиком льда по хребту.

– Мне не нравится, как это звучит.

– Вполне возможно, тебе не понравится и что я скажу. Я неделю убил на то, чтобы пробить по своим связям, сможет ли кто-то взять травмированного игрока, но…

Ты никому не нужен, Дэвис Джексон, лучший защитник прошлого сезона. Калека с переломанным коленом и проспиртованной печенью. Пусть и иными словами, но только что Рикки озвучил мой смертный приговор. И я не собирался дальше выслушивать, пока он подберётся к сути, пытаясь смягчить удар. Ни Леонард Видаль, ни Вэлери не поступали со мной так гуманно и били со всей дури, так к чему эти нежности теперь?

– Ближе к делу, Рикки. Что ты предлагаешь?

Тяжкий вздох, описывающий всё моё будущее во всей своей безысходности.

– Место второго тренера в колледже Кеннеди-Кинга.

Удар Видаля, дубль два. Меня только что сшибли с ног на повторе. Студенческая лига… даже не молодёжка и не позиция главного тренера. Ниже падать некуда, разве что в пропасть.

– Тренировать студентиков, да ещё и на вторых ролях? – Зарычал я. – Ты в своём уме, Рикки?

– Я выгрыз это место для тебя, парень. На эту должность целая очередь, но ректор готов отдать её тебе по нашей с ним старой дружбе. Так что не строй из себя Овечкина и либо прими её, либо не проси меня больше сделать для тебя что-то, даже рассказать прогноз погоды в Квебеке.

Ещё никогда Рикки Мэллоун так не разговаривал со мной. И за год, что мы провели под крышей одного клуба, я не слышал, чтобы он разговаривал так хоть с кем-то. Всегда сдержанный и спокойный, хладнокровный борец, давно повесивший свою форму на вешалку, за рядок дизайнерских костюмов и сменивший коньки на кожаные туфли от «Стефано Риччи». Похоже, я хоть в чём-то преуспел за свои двадцать пять лет – как выводить людей из себя. А вывести из себя Рикки Мэллоуна сложнее, чем передвинуть поезд на своих двоих.

– Не я врезался в тебя на той игре, парень. – Чуть остудившись, заговорил Рикки. – Не я сломал тебе колено и всю карьеру. Так что не разговаривай со мной так, словно я испортил тебе всю жизнь.

– Прости, Рикки. – Первая вспышка гнева улеглась, и даже в глазах посветлело. Я потёр их пальцами, чтобы они не лопнули от ярости, и выдохнул всю злость. – Прости меня. Я придурок. И не должен был накидываться на тебя.

– Не должен был. – Примирительно согласился Рикки и окончательно успокоился. Голос его выровнялся утюгом моих извинений. – И я не бросил трубку только по той причине, что прекрасно тебя понимаю.

Я дважды болван. Бесчувственная свинья – надо бы посмотреться в зеркало, не вырос ли пятак на всё лицо. Ведь наши судьбы похожи, как две капли воды. Звезда Рикки Мэллоуна затухла на игре с «Ванкувер Кэнакс» лет восемь назад – я видел тот матч по телевизору и, клянусь коньками, слышал даже здесь, в Чикаго, как треснула стеклянная перегородка, когда Рикки и Патрик Куинн влетели в неё с разбега. Слышал, как посыпались осколки прямо на зрителей и на лёд. Слышал, как вскрикнул Рикки от боли, когда одна из стекляшек влетела ему в роговицу. Он перенёс три операции на глазу, но зрение так полностью и не восстановилось. А из одноглазого орла плохой охотник. После года реабилитации Рикки Мэллоун всё же вернулся в большой спорт, но уже по другую сторону баррикад. Теперь он вершил судьбы игроков, заботился о них, как многодетный отец, и смотрел на лёд из своего царства со смесью обиды и разочарования.

Как жаль, что Рикки за полутора тысяч миль от Чикаго – неплохо было бы иметь под боком хоть одного настоящего друга, который понимает твою боль, ведь пережил то же самое.

– Так что мне сказать декану? Ты согласен?

– Не знаю, Рикки. Это совсем не то, на что я рассчитывал.

– Это спорт, Дэвис. Русская рулетка, и нам с тобой досталось по пуле в висок. Но ты всё ещё можешь быть частью хоккея…

– Стоя за бортиком.

– Не самое плохое место. Я видел тебя на льду. В тот первый раз в Нью-Йорке и каждый раз, как ты натягивал форму «Монреаля». Ты горишь этим, не можешь дышать воздухом, если он не пахнет морозной свежестью и потом твоих побед. И если ты пока что не можешь вернуться в игру, то не стоит переставать играть.

Пришёл мой час закинуть коньки на гвоздик и повесить на шею свисток – ярмо потерпевшего поражение.

– Когда мне нужно там быть? – Лёгкие сдавило отчаянием, пока я выговаривал каждое слово.

– Через час.

– Что?! Ты шутишь, Рикки? Ты не мог предупредить меня раньше?

Мой последний шанс ждал меня через час где-то там, а я стоял в одних трусах посреди кухни, вонял, как мусорный бак, и умирал от похмелья.

– Достань свою голову из задницы, Дэвис. – Беззлобно ответил Рикки и может даже улыбнулся. – Я звонил тебе раз десять, начиная с восьми утра. Я тебе не будильник.

Когда мы женили Майлза где-то в прошлой жизни, мы закончили мальчишник только к пяти утра и трупами отключились в номере «Уорвик Аллертон». Все шестеро, как один. Алкогольная эпидемия сразила нас совсем не вовремя, потому что через пять часов Майлз должен был стоять у алтаря и ждать свою ненаглядную Грейс, надевать кольцо ей на палец и клясться в верности до конца своих дней. Только этот конец мог наступить куда как раньше, ведь мы очнулись от пьяного забвения за сорок минут до начала церемонии. Я всегда считал, что мне крупно повезло всего три раза за двадцать пять лет. Когда Вэлери улыбнулась мне в том школьном коридоре, когда Рикки решил заглянуть на игру с «Брюстер Буллдогз» и когда мы с парнями решили оставить свои костюмы прямо в отеле и ехать на свадьбу оттуда.

Мужикам не нужно два часа, чтобы выглядеть как огурчик перед семьюдесятью гостями в церкви. Правда, огурчики из нас вышли слегка помятые и протухшие, жених и Гордон перепутали брюки от своих костюмов, Тим икал всю церемонию, пока священник зачитывал свою речь, а Блейка стошнило в вазон на самом входе в церковь. Но мы справились. И тогда я понял две вещи. Никогда не устраивать мальчишник накануне торжества. И что я за двадцать минут могу воскреснуть из мёртвых после пьянки.

– Через час буду там.

Я заметался по квартире, как кот под валерьянкой. Привёл себя в порядок, насколько можно выглядеть в порядке после почти бутылки доминиканского рома, беспробудного сна длинною в десять часов и неудачного бритья за минуту. Да уж, видок тот ещё. По мне явно промчался каток: синяки под глазами размером с Юпитер, сероватая трупная кожа, три кровавые точки после острого лезвия и всколоченный курятник из волос на голове. Мне повезёт, если охрана колледжа пустит меня дальше забора, но я не мог снова сплоховать.

Уже через сорок семь минут я подлетел на скоростном «Боинге» в виде своего пикапа по адресу, что Рикки скинул сообщением. Г-образное кирпичное здание в несколько этажей походило на офисы модных агентств, но никак не на королевство знаний. Моя старшая школа выглядела больше, чем этот задрипанный колледж. Хотя, мы стоим друг друга.

Я выскочил из машины, даже забыв, запер её или нет, и влетел в двери главного входа ураганом Дэвис. Я не страдал топографическим кретинизмом, какой-нибудь другой его тяжёлой формой – ещё может быть, но тут замешкался, не зная, в какой коридор податься. Пара молоденьких студентов подсказали мне, где найти декана Симса, и я сидел в его кабинете за две минуты до того, как мою задержку спишут на опоздание.

Грегори Симс, этот маленький человечек с монашеской опушкой подвивающихся волос по периметру целого озера лысины, напоминал какой-нибудь гриб, который никто не хотел срезать. Плотный и увесистый, он как-то впихнулся в солидный тёмно-синий костюм, задушил себя красным галстуком и перекрыл кровоток в пальцах-сосисках золотым ободком обручального кольца. Он важно восседал за своим громадным деревянным столом в куче документов и неприязни к своему посетителю. Я быть может и не тянул на бывшую звезду НХЛ, но и он не особо на декана колледжа. Скорее, на какого-нибудь юриста в коморке, на которого сбрасывают все безнадёжные и муторные дела. Так мы и сидели минуту, разочарованно глядя друг на друга через стол.

– Так вы и есть тот самый Дэвис Джексон? – Приподнял он свою бровь, где волос было больше, чем на макушке.

– Смотря что вы имеете в виду под словами «тот самый». – Попытался сострить я, но мистер Симс тупил любые остроты, как камень – ножи.

– Рикки рассказал, что вы бывший игрок «Монреаль Канадиенс» и хотите тренировать нашу студенческую команду.

Хочу – слишком громкое слово. Вынужден – звучит больше к случаю. Но мой язык мог завести меня в дебри, и я решил попридержать его за зубами.

– Вы ведь никогда не были тренером?

– Не пришлось. Но кое-что смыслю в хоккее и готов попробовать себя в этой роли.

– А я готов попробовать дать вам эту возможность. – Но по лицу было видно, что он делает это исключительно по просьбе Рикки.

После краткого экскурса в дела местной хоккейной команды, декан Симс рассказал о моих прямых обязанностях, список которых, к слову, сводился к игре на подхвате, в запасе, на скамейке запасных. Я мог бы придумать ещё двадцать игровых эпитетов. В «Монреале» наша тренерская связка работала в крепком сцепе, Билл Невис и Бретт Конрой страховали друг друга и на тренировках, и на играх, прикрывали спины и не рисовались авторитетом. Но на меня возложили роль даже не второй скрипки: проверять инвентарь, следить за подготовкой парней и выполнять любые команды главного тренера, как собачонка на натаске.

Но я пока не собирался подписывать контракт и продавать душу дьяволу запаса. Посижу разок-другой и осмотрюсь – Рикки рвал задницу ради меня, пришла очередь рвать задницу ради него.

– А что насчёт зарплаты? – Спросил я видимо что-то не то, потому что декан Симс хмыкнул с неодобрением. Будто для меня важны только банкноты и ничего больше.

– Тридцать тысяч.

Я чуть не подавился смехом, но вовремя сдержался. По контракту с «Монреаль Канадиенс» я получил свой первый миллион, как только высадился с чемоданом в аэропорту Квебек-сити, и забывал считать бонусы за хорошие показатели. И тут мне резко предлагали ужать запросы до тридцати тысяч…

– В год. – Добавил декан, и тут я совсем слетел с катушек. Рассмеялся так, что чуть не скрутило судорогой.

– Это не шутка. – Я вдруг заткнулся, когда встретился с маленькими глазками этого человечка. Его тонко сжатые губы и не думали смеяться вместе со мной. Он серьёзен, как опухоль на четвёртой стадии.

– Тридцать тысяч в год. – Повторил я на автопилоте.

– Это не НХЛ, мистер Джексон. И даже не любительская лига. Это студенты. Многие из них записались в команду только ради того, чтобы слинять с занятий и получать зачёты автоматом. Им не светят ни драфты, ни миллионные контракты, ни золотые кубки. Если они не попадут в тюрьму к двадцати пяти годам, уже хорошо.

Я откинулся на спинку стула и запустил руки в волосы, проделав пальцами десять дорожек в своих зарослях. Что я здесь делаю? Это не второй шанс, это чёрт знает что. Лестница в никуда, открытый люк на тротуаре, и я пока стоял в раздумьях – шагнуть в него или нет.

– Решать вам, мистер Джексон. – Снисходительно сказал убийца моих надежд. – Так мне предупредить главного тренера, что вы не придёте?

Только ради Рикки и его надорванной задницы – пообещал я себе и ответил:

– Я буду там.

И я добровольно сиганул в открытый люк.

Словарь матерных слов закончился ещё до того, как я дошёл до стадиона за зданием колледжа. Хотя если это стадион, то я молодой Хью Хефнер с сотней миллионов в кармане. Залитый каток под натянутым навесом, какие обычно устраивают зимой в парке, чтобы развлекать замёрзшую публику. Тренерская и раздевалки наверняка остались где-то в колледже, а сюда парням приходится телепаться на коньках и в полной амуниции. Я пошёл на знакомые звуки – стук клюшек и коньков по льду, свист тренера и гневные выкрики. На секунду даже вспомнил, как вылетал на лёд в «Белл-Центре» и разогревался, обкатывая конусы и отбивая удары от ворот.