С чего начинается Родина. Книга 10
Но «делу время – потехе час». Когда в головах наступал полный сумбур, самая настоящая мешанина от запоминания и повторения бесконечных теорем, законов, правил и исключений, становилось ясно, что дальнейшее просиживание над учебниками ничего не даст – нужна передышка. Тогда выходили на берег моря, а точнее, Амурского залива, который находился сразу же за корпусами училища и не было нужды куда-то ехать, толкаться в раскаленных автобусах и трамваях. Вот оно, море, будущее место работы, кому повезет. Хотя как сказать, может, и нет, но каждый с уверенностью и надеждой смотрел на синие спокойные воды в лучах заходящего солнца, а чуть ниже находился известный в городе двимовский пляж. Хотя так и назывался, но никаких ограничений на его посещение не существовало ни для кого, каждый желающий мог окунуться и поплавать в чистой, незамутненной воде. На противоположной стороне залива в дымке проглядывал противоположный берег с мысом Песчаный во главе.
Сергея, впервые увидевшего море, поразила синева, чистота и прозрачность морской воды, настолько обескураживающим был ее контраст с желто-коричневой водой реки Амур. Тогда он еще не знал, что город Владивосток не имеет очистных сооружений и все отходы сбрасываются в Амурский и Уссурийский заливы, окружающие полуостров Муравьев- Амурский, на сопках которого расположен город.
Естественно, первое знакомство с морем не обошлось без купания. Едва войдя в воду, почувствовал свое тело в намного более легком состоянии по сравнению с речной водой. Все-таки законы физики на бумаге воспринимаются по-иному, а тут сразу же чувствуешь их суть от большей плотности морской воды. Еще пущий восторг охватил Сергея, когда он впервые погрузился в море с маской-трубкой и ластами – настолько нереально лучезарная картина открылась глазам. Солнечные лучи пронизывали воду со взвешенными в ней мельчайшими частицами, отчего лучи воспринимались как нечто осязаемое и материальное, будто вступили в неизвестную нам игру.
Их свет освещал песчаное дно с выступающими камнями, покрытыми зеленым мхом, отчего они приобретали причудливые формы с колышущимися нитями водорослей, между камнями притаились морские звезды и ракушки самых разных величин и форм. Настоящее царство Нептуна, и видеть весь этот калейдоскоп, словно в сказочном мультфильме, казалось настоящей фантастикой, не сравнимой ни с чем ранее встречавшимся.
Август остался позади, и трудно было усидеть за повторением давно пройденных дисциплин, в напряженной подготовке к вступительным экзаменам, среди лучшего в Приморье времени года. И хотя Сергея не покидала уверенность в собственных знаниях, но общая обстановка предстартового напряжения не миновала и его. После сдачи каждого из вступительных экзаменов с нетерпением и волнением просматривал списки с результатами, которые вывешивались в фойе первого этажа. Сдавали физику, математику письменную и устную, русский язык и литературу. Все экзамены он сдал успешно и был зачислен в списки первокурсников, поступивших на судоводительский факультет. А его школьные одноклассники оказались менее удачливыми и одолеть проходной балл не смогли.
Но они не стали возвращаться в родной Комсомольск, а поступили в школу мореходного обучения, готовившую морских специалистов рядовых специальностей. После ее окончания работали на судах пароходства, но в дальнейшем их следы затерялись. Кстати, аббревиатуру ШМО остряки зачастую истолковывали совершенно в ином звучании, именуя школой морских офицеров, внося своеобразный сарказм, ибо ни о каких морских офицерах и речи быть не могло на рядовых специальностях.
Ряды абитуриентов редели от экзамена к экзамену. Понятно, если у кого-то появилась тройка, то следующие экзаменаторы уже с таковыми не церемонились, в любом случае таким претендентам ничего не светило, и «удовлетворительно», по сути дела, ничем не отличалось от «неудовлетворительно». Следующий экзамен подтверждал негласное правило.
На первый курс судоводительского факультета было зачислено 175 человек, совсем не малое число. К ним добавили шестерых «резервистов», наиболее близких к проходному баллу – порой случалось, что при наличии одинакового проходного балла одного принимали, а второго нет. Хоть монетку подбрасывай – орел или решка. Вдвойне обидно быть отставленным по таковой причине, которая годится лишь для самоутешения. Вот эти самые «кандидаты» и находились в состоянии неустойчивого равновесия, ожидая, что кто-нибудь из уже действующих курсантов «выпадет в осадок» по той или иной причине в течение первого семестра. Чем больше курсантов, тем выше вероятность оказаться на месте кого-либо из них. Как следствие, в итоге вся подвешенная шестерка дождалась своего часа и благополучно влилась в ряды курсантов, заняв освободившиеся места.
Помимо них, добавились еще пятеро взявших академические отпуска за предыдущий год. Весь курс получил собственное «военное» наименование – «четвертая рота», хотя, наверное, это и было самым главным, что приближало к доблестному воинству. Командир роты, по сути дела, являлся воспитателем и «отцом родным». Таковыми на все шесть курсов стали двое: сначала офицер военно-морского флота в звании капитан-лейтенанта, через год его сменил другой, в подросшем до 3-го ранга чине. В училище была полувоенная дисциплина, хотя понять таковое совсем не просто – ни военная, ни цивильная, попробуй догадайся, что за этим кроется. Тем не менее на протяжении всех лет обучения существовала отдельная дисциплина, именуемая строевыми занятиями, которые уже где-то на втором курсе во многом носили формальный характер и были необременительны.
Намного больше времени отнимала военно-морская подготовка с «секретными» тетрадями, которые нельзя выносить за пределы помещений кафедры. По правде сказать, на самом деле ничего секретного в тех тетрадях не было: устройство подводных лодок, торпед и морских мин времен давно прошедшей войны. А треугольники стрельбы даже самый «серенький» штурман и сам рассчитает, не будучи старшим офицером. Но надо же сохранять важность, для вящей убедительности имитируя секретность. Про таких говорят «прыщ на ровном месте». Офицеры неплохо устроились на кафедре с совсем не хилыми окладами, ведя вполне статскую жизнь. Командиры рот, пришедшие с военно-морского флота, вначале обычно пытались вести себя как на военной службе, не понимая, что выглядят смешно. Но надолго их не хватало, и они постепенно входили в давно устоявшиеся взаимоотношения, сознавая, что между краснофлотцами и курсантами гражданского вуза «дистанция огромного размера». «В чужой монастырь со своим уставом не ходят», – давняя пословица об этом доходчиво молвит.
Офицеры военно-морской кафедры считали себя «белой костью» и не очень-то обращали внимание на командиров рот, которые к таковым не относились. Между ними существовала какая-то закрытая кастовость, конечно, не как в Индии с «неприкасаемыми», но все же. Естественно, что подобные взаимоотношения и поведение не относились ко всем, но к большинству.
По одному из афоризмов Козьмы Пруткова: «Что рота на взводы разделяется – никто в этом не сомневается!» В нашем случае на группы, но не все ли равно: что в лоб, что по лбу. После зачисления курсантов распределили на шесть групп, по 30 человек в каждой, и заселили в общежитие уже на штатные места. Выдали новенькую рабочую и парадную форменную одежду и обувь без всякого запаха хлорки. На протяжении всего сентября рота по группам проходила своеобразную «обкатку» и адаптирование. Курсанты привыкали к новому образу жизни и ограничениям дисциплины, сходились по интересам, как и в школьные годы, но терпимость к чужому мнению и отсутствие конфликтов были обязательны, в противном случае грозило отчисление. Забегая вперед, стоит сказать, что никакого намека на процветавшую в воинских частях «дедовщину» не было на протяжении всей учебы.
Итак, весь сентябрь походил на трудотерапию: одну группу направили на Седанку прокладывать электрический кабель, вторую – в совхоз на уборку урожая, и так далее. Группу Сергея оставили в училище для ремонта помещений и аудиторий: белили и красили стены с потолками, циклевали паркет, которым были покрыты коридоры, ремонтировали сантехнику. Иными словами, освоили много бытовых профессий, не хуже того Афони из одноименного кинофильма той поры. Все приобретенные навыки впоследствии пригодились в жизни.
Пролетел месяц хозяйственных работ, и с первых дней октября началась учеба, которая продолжалась целых пять с половиной лет. Из числа девяти «стариков», поступивших по льготе, выпустился всего лишь один, неизвестно как оказавшийся в их компании. Из общего количества 186 курсантов дипломы в марте 1975 года получили только 75 человек, в два с половиной раза меньше, чем поступили. Большая часть отсеялась по разным причинам: учеба – не смогли одолеть учебную программу, здоровье, дисциплина, разочарование в выбранной профессии и ряд других, менее известных, скорее индивидуальных.
Выпущенных дипломированных молодых специалистов ожидало неизвестное, но желанное будущее, в котором дороги разойдутся! Придется ли когда-то в будущем свидеться, известно лишь Всевышнему!
Казалось бы, пора поставить точку на заполненном темном пятне его прозаической, полной драматизма начавшейся биографии. Но проза прозой, а тут совершенно неожиданно вмешалась и поэзия. Брат Сергея Леонид, прошедший большую школу жизни, посвятил своему младшему два стихотворения: первое – по случаю поступления в ДВВИМУ, а второе – поздравление с окончанием учебного заведения и довольно очевидными намеками на будущее. Оба стиха так и хранились в архивной папке Сергея, как напоминание об уже давних годах, не надеясь увидеть свет. Но сегодня, так уж сложились звезды, опубликуем их полностью.
Наш герой на первом курсе!
Первое и вовсе бунтарское, будто из давно забытого прошлого!
Брату Сергею, курсанту ДВВИМУК черту всех вас, паршивые джентльмены! Плевать!К черту фраки и маски! К черту макасы и галстуки,Предлагаю менять их на палубные доски!От ваших улыбочек море не покоробится,Плюем на все, что вы врете!Я рассказал бы, если вам хочется,Только вы все равно не поймете!Море для вас – соленая водичка в смесиС песком и камешком пляжным,В ляжках, плавочках и «би-би-си»И в заграничностях важных.Для нас оно все – в мозолях и швабрах,В соленом поту сквозь робу ломкую,В штормах, ураганах, штилях и шквалах.Все в этом кругу волшебном замкнуто.А кроме другой нам награды не надо,Только бриз свежий по морю,Только рому и песню морскую в награду,Только шутку морскую соленую!1969Конечно, ценители и знатоки поэзии могут найти в нем много недостатков и в чем-то подражание Маяковскому, но оно чистое и откровенное, без каких-либо условностей, потому еще более притягательное.
А вот и второе, адресованное уже выпускнику ДВВИМУ 1975 года. Между ними шесть лет, и последнее звучит как напутствие с долей грусти!
Не грусти, капитан, не грози, капитан,Тех походов нельзя позабыть!И седой океан, штормовой океанДаже с лучшим из них не сравнить!Но седой океан нам нельзя позабыть…Мы, вернувшись с морей,Вновь уйдем от земли в красоту, непонятную им,Ведь без вздохов и слез мы прожить бы смогли,Но нельзя без воды и любви!Но нельзя, капитан, без морей и любви…В море легче дышать, в море звезды видней,Ты на палубе трубкой дымишь…Но и ты, капитан, землю видишь во сне,На которой ты сердце хранишь!Но и ты, капитан, где-то сердце хранишь…Море – дом и семья, море – жизнь и мечты,Море просто нельзя не любить,Но когда-то к земле пришвартуешься ты,Чтобы песню о море сложить!Но тогда и тебе, капитан, песню надо сложить…Шестилетняя разница между стихотворениями очевидна!
Самобытное творчество автора не стояло на месте, стало более зрелым, и сформировавшийся стиль, подчеркивающий черты характера, ясно прослеживается через череду скупых, емких строк! Складывается впечатление, что автор уже знал о назревающих проблемах младшего брата, который будет разрываться между морем и семьей, но в результате обретет самое недостающее.
Декабрь 2023P. S. Старший брат Леонид впоследствии работал собственным корреспондентом Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС) по Хабаровскому краю, затем редактором программы «Время» на центральном телевидении, стал известным в Москве журналистом и всегда был в гуще столичных событий. Его острые статьи-разоблачения наплодили, как бы помягче сказать, много недоброжелателей, что в девяностые годы, во время творящегося беспредела, было крайне опасно. Разгул дикого капитализма и мафиозных разборок уносил ежедневно десятки жизней в одной лишь Москве.
Не миновала сия участь и Леонида. Однажды он навечно исчез, и попытки его найти оказались безрезультатными, а саднящая боль о нем осталась навсегда.
Где он нашел свою кончину в неполных 50 лет, также покрыто мраком.
Но у Господа добавки не просят!
Мир праху его, достойным человеком был, судьба уготовила ему короткую, но яркую жизнь!
Из воспоминаний капитана дальнего плавания Владимира Рогулина
Эхо средневековья
«Отравлен хлеб, и воздух выпит.
Как трудно раны врачевать!
Иосиф, проданный в Египет,
Не мог сильнее тосковать!»
Осип МандельштамУже на заре своего становления человечество столкнулось с сильнейшими растительными отравляющими веществами, которые изобиловали во множестве в неизвестном мире окружающей растительности, и собиратели даров природы, не знавшие оседлого земледелия, гибли от неизвестных плодов растений, которые хотя и выглядели соблазнительно, но аккумулировали в себе смертоносные яды. На обширных равнинах вольно произрастали как целебные, так и пагубные зелья. Природа позаботилась о безопасности казавшейся беззащитной флоры, наделяя самые привлекательные виды кустарников и разнотравья, как и деревьев, пассивной защитой, то есть ядами, или же иными непритягательными качествами: запахами, колючками, неприглядной окраской. Любителям растительной пищи хватало одного раза, чтобы, попробовав, навсегда получить урок, и вскоре все животные сторонились этих растений. Не избежал этой участи и первобытный человек. В первую очередь это коснулось собирателей фруктов, ягод и кореньев неизвестных растений, тем более что племена находились в постоянном движении, осваивая одну территорию за другой в поиске съедобной растительности среди неизведанных природных зон. Иначе, как попробовать на вкус, определить полезность своих находок люди того времени не могли. Древняя привычка, скорее всего, осталась даже среди врожденных безусловных рефлексов, и современные потомки зачастую тоже долго не раздумывают, столкнувшись с чем-то незнакомым, а потом их носит «как осенний листок», если не того хуже. Врожденный рефлекс отчетливо проявляется у малолетних детей, стремящихся все пробовать на зуб, если уже появился во рту. Потребуется не один год, чтобы отучить ребенка от вредной привычки, хотя даже у взрослых она нередко проявляется.
Дальнейшее эволюционирование людского племени привело к мыслям об использовании отравы в нужных целях. Человек разумный по своей природе агрессивен и зачастую поступает совсем как неразумный, предпочитая находиться в постоянных конфликтах с соседними племенами, государствами и союзами. Причин для таких распрей существует множество: от обычной зависти и желания пограбить до стремления полного уничтожения противника, чтобы захватить его земли и принадлежащую собственность, а пленников превратить в рабов. По мере развития социально-общественных отношений появилась дипломатия – не что иное, как желание «навести тень на плетень», умаслить соперника благими желаниями, с тем чтобы застать его врасплох. А конечная цель не меняется, оставаясь такой же, как у древних сородичей-предков, которые были сродни диким зверям и «политесу» не обучены.
Для устранения наиболее упрямых и жестоких соперников, не поддающихся на уговоры и обещания, все средства хороши. Когда дипломатия начинает давать сбои, не принося ожидаемых результатов, тогда и прибегают к различным уловкам для ликвидации лидеров, самых ярких оппонентов, и яды выходят на первое место, ибо не оставляют столь очевидных, откровенных улик, как банальное убийство, неважно какими методами оно осуществлено. В природе наличествует множество ядов как замедленного действия, так и действующих мгновенно. Наряду с растительными существует бесчисленное количество естественных природных, включая даже радиоактивные, которые в силу своих особых качеств по истечению элементарных частиц даже в обычном, спокойном состоянии способны убивать все живое. Более того, в лабораториях разработаны десятки искусственных отрав, парализующих сердце, дыхательную систему и другие жизненно важные органы. Жертва, даже если и выживет, никак не может объяснить причину мгновенно наступившего паралича. А заинтересованные лица свободны в своих комментариях: «Пивка с водочкой попил! Или самогонкой отравился!» А то и вовсе как в старом советском фильме: «Отравился на пакгаузе колбасой!» Да мало ли чего могут придумать специально обученные для подобных извращений и дискредитаций людишки. К тому же все усилия изобретателей синтетических ядов направлены на то, чтобы не оставлять следов в теле, через несколько часов никакая экспертиза не обнаружит их следа. Причиной назовут неожиданную остановку сердца или еще что-нибудь скоропостижное: асфиксию, отказ почек и еще что-либо неизвестное вроде «паралича затуманенного сознания» – попробуй разберись, что это такое. Но это никак не относится к быстродействующим ядам, среди которых наиболее известными являются мышьяк, цианиды, синильная кислота, кураре и целый ряд змеиных. Все они оставляют след, по которому и определяют причину смерти. Интересно, но знаменитый, часто упоминаемый в приключенческих романах растительный яд кураре не может проникнуть сквозь слизистую оболочку – иными словами, его можно даже глотать, если нет язвы желудка или, не дай бог, геморроя, эффекта отравления не наблюдается. Он мгновенно действует лишь при попадании в открытую ранку, поражая кровеносную систему, потому его и использовали в наконечниках боевых стрел.
Но существует и иная категория отрав, использование которых поначалу никак не ощущается и лишь со временем дает о себе знать. К ним относятся таллий и ртуть, пары которой медленно, но верно убивают все живое. Оба элемента периодической таблицы Менделеева принадлежат к группе тяжелых металлов, хотя на первый взгляд едва ли можно найти в них что-то общее. Кстати, многие ученые сходятся на том, что Наполеон Бонапарт после «битвы народов» под Ватерлоо и второго пленения, будучи выслан в южные, субантарктические края, на остров Святой Елены, условия которого несравнимы с первым пленением на средиземноморском острове Эльба, был отравлен. Там он находился под надзором англичан, которые все еще боялись самого опасного врага за всю историю Туманного Альбиона. Даже в море, на виду острова, на постоянном дежурстве находились несколько кораблей охранения, будучи во всеоружии в случае попытки поверженного императора бежать с острова. «У страха глаза велики». Исчезнуть с клочка земли, находящегося в сотнях миль от ближайшей земли, среди вечно штормового Южного океана, – задача, непосильная даже для самых отъявленных профессиональных диверсантов. Никакой Отто Скорцени, если бы жил в те времена, не решился бы на столь дерзкий поступок, заранее обреченный на неудачу. Это не вылазка по вызволению «дуче» Муссолини, первого фашистского диктатора, у итальянских партизан. Да и сам император успокоился, осознав, что его «лебединой песней» стали триумфальные сто дней похода на Париж после побега с острова Эльба, когда к нему с радостью присоединялись все воинские части на пути в город, получивший столь оригинальную метафору – «праздник, который всегда со мной», по намного более позднему незабываемому восторженному эпитету Эрнеста Хемингуэя. Под таким названием он выпустил одну из своих популярнейших книг.
Ученые, изучая останки императора, перезахороненные в Доме инвалидов в Париже, где находится в специальном саркофаге его гробница, пришли к выводу, что Бонапарт был отравлен медленно действующим металлом таллием, пары которого смертельны для человека в их медленном, но неизбежном умерщвлении. И хотя живых свидетелей с рокового для Наполеона 1821 года не осталось, да и они были уверены в незыблемой неизвестности содеянного, но научный прогресс и современные технологии раскрыли казавшуюся навсегда неразгаданной тайну. Свидетелями оказались останки императора.
Пары ртути также являются губительными для живых существ, понемногу разрушая организм. Казалось бы, самая тяжелая жидкость – и какие у нее могут быть пары? Но все не так просто. И если долгое время подвергаться их воздействию, то вполне можно вытащить билет в один конец намного раньше предназначенного судьбой. Кто из старшего поколения не помнит, как в детстве играл с бегающими сверкающими шариками от разбитого термометра или еще каким-то способом добытой, на вид такой притягательной тяжелой жидкостью, разбегающейся мелкими горошинками на горизонтальной поверхности, приковывающей внимание своей необычностью почище куска магнита. И какое количество шариков провалилось между досками пола, оставаясь внутри помещения, никто не знает, но однозначно – много.
Как это ни странно, но ртуть использовали женщины во время мытья волос дождевой водой, собранной и не замутненной примесями со всеми элементами менделеевской таблицы, не то что в настоящее время, суеверно полагая, что растительность на голове становится гуще и пушистее. Кто запустил в широкие массы эту дезу? Никому не известно! Тогда никто не знал о смертельной опасности казавшихся безобидными шариков, а власти если и знали, то до населения исходящую от них опасность не доводили. Что они могли предложить? Ничего существенного, ибо избавиться от паров столь тяжелой жидкости в помещении практически невозможно, они, хотя и в мизерных дозах, проникают везде и цепляются за любую поверхность, убрать с которой или «демеркуризировать» просто невозможно. Ртуть называют ртутным серебром, откуда и появился «меркурий» (mercury). Вот они и избрали метод замалчивания, к чему лишний раз смущать народ, тем более что ни к чему хорошему огласка не приведет.
Яды стали мощным оружием подковерной борьбы – наверное, сразу же после обнаружения их смертоносных качеств. История использования уходит в бесконечность тысячелетий, далеко за египетские пирамиды, государство шумеров, не говоря уже о Великой Китайской стене. Информация о тех временах до нас не дошла: отсутствие письменности и безжалостное время сделали свое дело. Ручеек известности и узнаваемости начал понемногу пробиваться начиная с Древней Греции, а во время Рима и Византии расцвел во всем своем ярком убранстве. Чего стоит только история папства! Понтифики Средних веков творили невообразимое похлеще самого Нерона. Апофеоз начался порядка семи веков тому назад, а наивысшей точки достиг во время правления «святой церковью» семейством Борджиа; одно лишь их упоминание стало нарицательным, по сравнению с которым даже «Содом и Гоморра» не покажутся такими уж отвратительными очагами отравлений, непотребства и разврата.
Папа римский Александр Седьмой, он же Родриго Борджиа, травил людей, почти не скрывая этого, сотнями. На что Всевышний терпелив, но на этот раз, видимо, собственный «наместник» на Земле достал и его. Судьба все же отплатила понтифику той же монетой: после многодневного пиршества, вероятно окончательно уверовав в свою неприкасаемость и вседозволенность, несравнимую с обычными смертными, после двенадцати дней мучений, горячки и кровавой рвоты он умер в страшных муках. По всей видимости, будучи с еще не протрезвевшими мозгами, хватанул кубок с отравленным питьем, который кто-то из собственных приближенных ему услужливо подсунул. Тогда это было обычным делом, ведь если сам папа не видел в этом ничего худого, то что же оставалось делать его клиру. В крайнем случае «святой отец» простит все грехи и выдаст вечную индульгенцию.
В предыдущих повествованиях уже упоминалась книга французского писателя Лео Таксиля, увидевшая свет в самом конце девятнадцатого столетия, «Священный вертеп», основанная на документах, за что автор был отлучен от церкви с ниспосланием на него всех небесных кар. Верховные церковные иерархи как только могут стараются скрыть бесчинство понтификов и их окружения в зловещие годы инквизиции и вседозволенности, ибо времена, оправдывающие их деяния как посланников Бога на земле, миновали. Разве мог Бог допустить подобные непотребства на протяжении сотен лет его прямыми наместниками на земле? Интересующиеся могут ознакомиться с этой книгой, тем более что в наше время это не представляется сложным – достаточно лишь зайти в интернетовский поисковик «Гугл».