Разведенка

– Знаешь, – продолжила Люба, – меня всегда мучил вопрос – у каждого ли человека есть цель, предназначение, мечта, свет в жизни? Ведь многие, большинство, забыв о своих увлечениях и желаниях, ходят каждый день на работу, чтобы зарабатывать деньги, прокормить семью, как надо, как все… И откладывают мечту, если она есть, на неопределенное «потом». А ведь этого «потом» может не быть. Неужели каждый из нас рожден для того, чтобы ходить на работу и получать зарплату? И давить в себе самих же себя? Нет, я даже не сомневаюсь, что многим людям это нравится, особенно если они на этой ежедневной работе занимаются любимым, ну или хотя бы более или менее приятным и интересным для них делом. Но если человек целыми днями перебирает непонятно кому нужные бумажки, со скукой пишет какие-то отчеты, а душа рвется в облака? Вот это – преступление перед самим собой, да и перед миром – все жизнь грезить о чем-то, но никогда даже не попытаться воплотить свою мечту в жизнь!

Леша смотрел на нее внимательно.

– Если ты думаешь, что талантлив, – пробуй!

– Знаешь, сколько таких, как я?

– Таких много, но только ты – один.

– Ты, правда, так думаешь? А как же твои стихи и картины?

– Закрою кредит – и напишу. Я же не навсегда здесь или в редакции. Мы не рабы, а жизнь одна. Нет, мы рабы, но только собственных и навязанных обществом предрассудков. Но никто не обязан жить под одну гребенку со всеми, быть как кто-то, таким, как надо. Кому надо? Почему надо? Ты – писатель своей собственной судьбы. Да, жизнь дана свыше, и какие-то судьбоносные моменты мы не в силах изменить. Но у нас есть выбор – куда повернуть на своем жизненном пути, выбор между добром и злом, если глобально, ну, а если применительно к себе, как к человеку, – выбор между жизнью с полными легкими, с крыльями за спиной, и унылым существованием, смирившимся с нелюбимой работой, с отказом от мечты. Некоторые считают, что все события в судьбе предопределены – пусть считают на здоровье! Пусть идут от точки А до точки Б, не сворачивая с пути. Это тоже их выбор, обусловленный их мнением. А мне кажется, пусть я права или не права, – что если бы мы, люди, не могли решать что-то в своей жизни, то в нашем присутствии на Земле не было бы никакого смысла. Даже если взять религию: мы посланы в этот мир временно, и от того, как мы пройдем свой земной путь, будет зависеть, кем и где мы будем там, после смерти. Значит выбор есть! Бог сказал – выполнять Его заповеди, но не сказал смиряться с несчастливой, тусклой, по сути чужой, навязанной тебе кем-то или обстоятельствами жизнью! В конце концов, зарывать свой талант – это тоже грех. Знаешь, я иногда представляю, что, когда умру, предстану перед Богом и он меня спросит: «Я дал тебе здоровье, ум, красоту, талант. К чему ты пришла со всем этим? Где ты растеряла мои дары?» А я в ответ буду лепетать что-то про жизненные обстоятельства, заевший быт, отсутствие денег… Смешно. Нас наградили жизнью – как бесценным даром и отпустили в дорогу, дав вместо пищи и золота наши способности и душевные качества! Наше дело – только идти вперед. За нас никто не обязан идти. Нам и так дано слишком много! И – приумножить ли эти дары, или растерять их – дело каждого человека. Вот только есть одно «но» – никто не знает, когда оборвется этот путь, когда нас призовут обратно. И что будет в этот момент в нашей котомке за спиной… Поэтому… наверное – она не должна пустовать никогда. Устал – присядь, передохни, соберись с силами, посмотри на мир вокруг себя, глотни свежего воздуха и – снова иди вперед. Падать в пропасть или ползти вперед, обдирая руки и сдирая колени, – это не перст судьбы, это выбор человека. Так что – каждый решает для себя сам. Сильно я тебя заморочила?.. Просто думаю об этом часто.

Леша странно улыбнулся и вновь опустил глаза к скручиваемым в руках салфеткам, потом поднял взгляд, вздохнул и улыбнулся:

– Спасибо.

– За что?

– Это не я учу тебя, это ты спасаешь меня. Спасибо.

Люба пожала плечами и тоже увлеклась салфетками.

День пробежал незаметно. Леша показывал Любе, как натирать приборы и бокалы, чтобы они сверкали чистотой, учил чем отличается рокс от хайбла и какой бокал для какого вина предназначен…

– Я, кажется, это в жизни не запомню! – Испуганно смеялась Люба.

– Ничего, я поначалу тоже так думал, а потом всему научился. Главное – желание. – Ободряюще кивал Леша.

К четырем часам дня начали подтягиваться официантки из ресторана. Люба путалась в именах, стараясь запомнить, кого как зовут: Оксана и Настя – это несложно, имена же Регина и Асия постоянно вылетали из головы. Они были разные: Оксана – невысокая, худенькая, с длинными каштановыми волосами, серьезная, немногословная, Настя – светловолосая, слегка кудрявая разговорчивая хохотушка с серыми живыми и умными, но чуть-чуть игривыми глазами, Регина – общительная, но в меру, с тугим хвостом рыжих волос на затылке, Асия – высокая брюнетка с замысловатой прической, добрая, внимательная. Все они были разные, но одеты в одинаковую форму: разноцветную броскую, но нарядную блузку с рукавами «фонариком» и глубоким декольте и довольно короткую лимонно-желтую юбку.

– Я тоже так буду ходить? – С любопытством спросила Люба.

– Сдашь меню, станешь полноценным официантом – и будешь. – Просто ответил Леша.

– А меню учить сложно?

– Нет, единственная трудность – эти их латиноамериканские названия блюд, их сначала выговорить надо. – Рассмеялся Алексей, снова отбросив челку назад.

Люба вздохнула. Она упорная, она выучит. Вот только когда? Другая работа, уроки сына, дома уборку и готовку никто не отменял… Да, ладно, как-нибудь!

Около шести вечера ее подозвал Саша:

– Иди сюда, знакомься!

Люба подошла. На входе в бар стояла симпатичная девушка с длинными русыми волосами и ровно постриженной челкой. Она казалась по-детски очаровательной, но жестковатый взгляд выдавал сильный характер.

– Это Алина, это Люба. Алина будет тебя всему учить. Прикрепляю тебя к ней. Алина, будешь преподавать. А ты ходи за ней по пятам. – Произнес Саша с деловым, чуть наигранным видом.

Приятная девушка неожиданно скривилась в ответ, внимательно и не слишком приязненно разглядывая Любу:

– Очень приятно. А почему я?

– Потому что я так решил. – Ответил Саша и, вдруг запев, – Ля-ля-ля ля-ля! – пританцовывая, вышел в бар.

– Ну, давай учиться. – С явной неохотой проговорила Алина, глядя с прежней неприязнью, чуть свысока.

Люба кивнула. Это был первый человек, который в открытую не принял ее с первого взгляда, неизвестно почему.

Алина провела Любу по бару, рассказывая многое из того, что уже объяснял Леша, они закрыли шторы на окнах, зажгли свечки у подножия статуй в центре зала, остановились у барной стойки.

– Ты кто по образованию? – Без интереса спросила Алина.

– Филолог. – Любе всегда трудно было общаться с людьми, от которых исходил негатив по отношению к ней и наверное потому она отвечала односложно.

– А, тоже училка, значит. А я – учитель физики. А вот, работаю официанткой. И – нравится, кстати. Замужем?

– В разводе.

– Дети есть?

– Сын, девять лет.

– А у меня – дочка, четыре года. А чего сюда пришла – деньги нужны?

– Кому они не нужны! Я еще на другой работе – государственная организация, платят мало.

– Тяжеловато на двух. – Алина искоса глянула на Любину реакцию.

– Постараюсь. Привыкну как-нибудь.

– Ну, давай. Да, я пойду поем, постой пока в баре, возьми меню почитай, например. Все равно нужно будет. – Алина разговаривала с Любой, как с ребенком.

Люба послушно взяла меню, положила на барную стойку – благо зал был пока пуст – бизнес-ланчи давно закончились, а вечерние посетители еще не подошли – и принялась читать. И чем больше она пролистывала, тем больше разбегались глаза от разнообразия блюд и напитков, и тем сильнее казалось, что эти мудреные названия на испанском языке с русским составом, подписанным снизу, она не выучит никогда.

В зал вошла еще одна официантка – маленького роста, симпатичная, точно игрушечная, девочка-киргизка с очаровательными ямочками на по-юному чуть округлых щеках. Она поздоровалась как-то немного недоверчиво, но беззлобно и тоже всмотрелась в Любу.

– Айка. – Звонко произнесла она и, кивнув на произнесенное в ответ Любино имя, прошла в зал.

Следом за ней вышла другая – смуглая, с крупными черными глазами и копной черных мелко вьющихся волос, завязанных сзади.

– При-вет. – Растянула она с твердоватым акцентом, обращаясь к Любе, довольно дружелюбно. –Я Иветт. Как тебя зовут? Нравится здесь?

– Люба. Нравится. Красиво и необычно.

– Ты не видела, что здесь по ночам с этой красотой делается! – Звонко рассмеялась Иветт. – Увидишь один раз – и больше здесь не появишься.

– Думаю – появлюсь.

– Ну, смотри. – Иветт, посмеиваясь, качая на ходу собранными в хвост волосами, направилась в сторону кухни.

Барменов за стойкой тоже прибавилось – Артему на смену пришли высокий мулат и двое темнокожих парней. Они по очереди чмокнули ее в щечку, представляясь: Франсуа, Альберто, Карлос. Люба смотрела на них с интересом. Они были до удивительного непохожи между собой. Раньше она никогда не задумывалась, насколько темнокожие могут различаться К примеру, японцы или китайцы кажутся европейцам почти одинаковыми, а для них, напротив, европейцы все похожи между собой. А в темнокожих Люба никогда и не всматривалась – может быть, просто потому, что ни разу не приходилось с ними общаться. Эти же трое, как на подбор, просто разительно отличались. Франсуа – высокий широкоплечий мулат, Любе невольно сразу бросилась в глаза его классическая фигура «треугольником» – он был подтянутый, красивый, с узкими ярко-черными горящими глазами под длинными, как у ребенка, ресницами. Да и само его лицо казалось немного детским: округлые очертания подбородка, курносый, чуть вздернутый нос, красиво обрисованные губы, и само выражение – нашкодившего малыша, пытающего скрыть свою шалость под маской невинной растерянности, и лишь глаза горели хитрецой, прячась под тенью ресниц. Люба засмотрелась на него – смуглая кожа, черты лица ближе к европейским, какая-то вольность, кошачья свобода в движениях поневоле приковывали взгляд. Тот заметил и многозначительно улыбнулся. Позже она узнает, что мама у него – француженка, а папа – из Африки, и, учитывая красоту Франсуа, его маму было легко понять. Альберто был темнее и ниже, упитаннее, но весь вид этого подвижного, с пухлым ртом паренька создавал впечатление легкой добродушной обиженности на кого-то, и в то же время при первом взгляде на него казалось, что знаешь его очень давно, может быть даже – всю жизнь. Карлос, старший из них, совсем невысокого роста, наверное, даже ниже Любы, и совершенно, абсолютно черный, с первого взгляда казался «рубахой-парнем», радушно принимающим всех в свои добрые и щедрые объятия, его белоснежные зубы, контрастирующие с темной кожей, каждую минуту сверкали, обнажаясь в улыбке. Крупные черные глаза грели теплым светом приязни, искренности и доброты. Люба задумалась, пристально разглядывая троицу за барной стойкой.

– Иди домой! – Вдруг раздалось из-за спины так неожиданно и громко, что она вздрогнула. Сзади стоял Саша и улыбался одними глазами.

– Иди домой. На сегодня хватит. Еще разок выйдешь в день, чтобы дополнительно осмотреться, а то сложновато сразу работать ночью без подготовки, а в следующий раз, в пятницу, уже к шести вечера придешь. Когда в теперь днем будешь работать?

– Послезавтра. Завтра я на основной.

– Хорошо, сейчас в график внесу.

Через день Люба снова вышла в дневную смену. На этот раз она была в паре с Иветт. Кубинка вызывала симпатию. Если у Алины иногда мелькала тень заносчивости, Иветт казалась простой, открытой, откровенной. В ней было что-то летящее, эмоциональное, горящее. С ней было легко, она объясняла все просто и доступно, не дожидаясь Любиных вопросов. Стремительно и легко забежав за барную стойку, она, наверное, в течение часа-полутора объясняла, чем отличается ром, как пьют текилу, перечисляла немного ошарашенной Любе названия виски, вин, ликеров, весело подбадривая ее:

– Не бойся, у тебя все получится. Запомнишь. Это же не сложно совсем. Спрашивай, если что-то не поняла. Главное – меню! Тебе Саша распечатал копии? Нет? Я ему скажу. Читай их дома, а здесь – по самим меню, когда свободное время есть. Спрашивай на кухне, как какое блюдо называется, не стесняйся. Понаблюдай на выдаче. Тебе главное – самой захотеть поскорее стать официаниом, я же вижу – ты способная.

Люба только кивала в ответ. Ей и самой хотелось поскорее стать в общий ряд и начать, наконец, зарабатывать деньги.

– Да, будешь подходить вместе со мной к гостям и записывать заказ – так ты быстрее втянешься в процесс. Где твои блокнот и ручка?

Люба только покачала головой.

– Тебе Леша не сказал что ли? – Возмущенно цокнула языком Иветт. – Блокнот и ручка просто необходимы, особенно первое время – на форме для них даже пришит кармашек. Записываешь номер столика, а ниже – заказ. Мы, опытные официанты, уже можем запомнить, а тебе пока обязательно нужно записывать.

Под конец дня Иветт честно разделила пополам заработанные чаевые – четыреста рублей – по двести каждой.

– Что – так всегда? – Невольно вырвалось у Любы.

– Ну, что ты! – Звонко белозубо рассмеялась Иветт. – Ночью – больше. В следующий раз увидишь.

В следующий раз Люба уже выходила в ночную смену – в первый раз. Благо на основной работе это был ее домашний день, она выспалась и смогла быть и морально, и физически готовой к первой рабочей ночи. До этого ей ни разу не приходилось работать в темное время суток. Разговоры о том, что ночью ресторан и бар преображаются, что невозможно пройти через толпу танцующего народа, пугали, но не настолько, чтобы отступить. Ее целью было заплатить, наконец, эти бесконечные кредиты, освободиться и спокойно жить с ребенком без долгов и проблем.

Вечером бар, и правда, изменился – появились новые работники, их было много, голова шла кругом от мелькания новых лиц, а они все приходили и приходили.

– Хосе, – улыбнулся, чмокнув в щеку, высокий и худой парень-официант с мелированными взъерошенными волосами, но его улыбка показалась Любе неискренней.

Люба уже привыкла к этой латинской традиции приветствия – чмокать в щеку при встрече и тех, кто тебе симпатичен, и даже тех, кто не особенно приятен. Потом она узнает, что даже тех, кого сильно не любят, все равно приветствуют так же. Она пока многих путала, не могла разобраться, кто работает с ней в баре, кто – в ресторане, тем более запомнить многочисленные имена, связать их с меняющейся чередой лиц, улыбок, пристальных, оценивающих взглядов. А ее чмокали и чмокали в щеку эти незнакомые люди: менеджеры, официанты, бармены, хостес, повара.

Один из немногих, с кем более или менее была знакома Люба – Леша, тот самый, который учил ее в первый день – подмигнул, кивнул и прошел мимо. Алина держалась вдалеке, разговаривая с Иветт. Другие, незнакомые, с любопытством, но без особого интереса разглядывали ее и тоже шли по своим делам. И было странное чувство – находиться в шумной и многоликой толпе людей, но быть никому по сути не нужной и одинокой. И еще эта белая блузка, черная юбка по колено, выделявшие Любу из ярких разноцветных официанток.

Менеджер Саша принес распечатанные ксерокопии меню:

– Вперед! – Напутственно подмигнул он. – Можешь начинать изучать прямо сейчас.

– Я же работаю! – Удивилась Люба.

Саша закатил глаза от ее правильности и махнул рукой:

– Ты – стажер. Вот и стажируйся. А для удобства возьми обычное меню с полки, а по копиям будешь повторять дома.

Люба послушно взяла с полки тяжелый бежевый в выработанной под кожу обложке том меню, положила на барную стойку, попыталась вчитаться. Названия многих блюд не только не запоминались, их невозможно было правильно произнести с первого раза. Словно пытаясь изучить китайский язык «с нуля» самостоятельно, Люба углубилась в перечень латиноамериканских деликатесов и блюд, с каждым с трудом прочитанным словом все больше понимая, что ей не запомнить это никогда.

– Привет. Сергей. – Тихий глуховатый голос с задорными нотками оторвал ее от чтения. – Через барную стойку к ней протянулась широкая ладонь.

– Люба. Очень приятно. – Ответила она. – «Надо же, – подумалось ей невольно, – первый здесь, кто не целуется в щечку!»

Парень за стойкой, одетый, как и все бармены, в белую рубашку, белые брюки и белую же кепочку, приветливо улыбался, разглядывая ее изучающим и смеющимся взглядом на первый взгляд добрых, но пронзительно внимательных ярко-серых чуть в голубизну узких глаз. Люба скользнула по нему равнодушным взглядом: невысокий, упитанный, с рыжевато-каштановыми густыми волосами, стриженными «под каре», он был чем-то похож на домовенка Кузьку из сказки, – и снова уткнулась в меню.

– Ты какой день здесь? – Снова подошел Сергей. – А то я тебя раньше не видел.

– Я в дневную смену два раза выходила. Сегодня первый раз в ночь. – Подняла глаза Люба.

– О! Ни разу не была ночью? Ну, сегодня ты увидишь клуб во всей красе! – Хмыкнул парень. Он заметно рисовался, в его движениях, в выражении лица были одновременно важность и игривость сытого кота. – А пока нравится здесь?

– Почему пока?

– Говорю же – увидишь! – Резко оборвал ее Сергей. – Он не церемонился и, казалось, с первой секунды разговора, вел себя так, словно они знают друг друга всю жизнь. И все смотрел въедливым и игривым взглядом, с легкой и самодовольной улыбкой.

– Замужем? – С места в карьер спросил он, меняя тему.

– В разводе. – Немного удивившись его вопросу, но как-то быстро уже начиная привыкать к его манере общения, ответила Люба.

– Дети есть?

– Сын, девять лет.

– Тем более парень! Тебе замуж надо. Ребенку отец нужен, а пацану – особенно. А то трусом вырастет.

– Не вырастет. – Любин простодушный взгляд стал колючим. – У него мужской характер. И я его учу за себя постоять. У меня трусом не вырастет!

– Ага, мамки, няньки, пляшущие вокруг… А парню пример нужен, мужик настоящий рядом.

– Настоящий, может, и нужен… – вздохнула Люба, почему-то даже не замечая, что едва познакомившись с человеком, уже говорит с ним на какие-то сокровенные темы.

– Здесь, знаешь, сколько желающих, каждый готов жениться, лишь бы в России остаться! Ты сама откуда?

– Местная, из Москвы.

Глаза бармена округлились, он хохотнул:

– А что ты тогда тут делаешь? Другой работы не смогла найти?!

– У меня есть другая, редактором, только там платят мало, а тут я подрабатываю. С деньгами проблема, кредиты закрывать надо. – Тихо ответила Люба.

– Тяжело будет. – Вдруг с искренним сочувствием вздохнул парень, на миг перестав рисоваться, посерьезнев и посмотрев на Любу внимательно, словно заглядывая в самую душу.

– Как-нибудь справлюсь. – Твердо ответила Люба.

– А пока читай меню! – В его глазах снова вспыхнули задорные искорки, он улыбнулся и отошел в сторону.

Люба снова принялась за изучение диковинных блюд. «Интремес иберико» путались в ее голове с «Ассорти де кессос», а «Кесадильяс де пойо» и «Кесадильяс кон онгос» вообще слились в одно. А еще напитки, особенно коктейли – несколько страниц. И надо знать не только название блюда, но и компоненты, из которых оно состоит! Люба не заметила, как в бар зашел полноватый темнокожий импозантный мужчина в очках, стриженный налысо, в стильном сером с металлическим отливом костюме и присел на высокий стул за барной стойкой. Все бармены по очереди подошли и протянули ему руку. Менеджер Саша, сидевший за одним из столиков у окна, направился к Любе легкой пританцовывающей походкой:

– Оторвись на секунду.

Она подняла на него взгляд.

– Пойдем здороваться. – Кивнул он на вошедшего. Люба последовала за ним.

– Люба, наша новая девочка. Будущий официант. – Представил он и добавил. – Очень хорошая девочка.

– Добрый вечер. – Кивнул мужчина Любе. Его речь была быстрой, с мягким акцентом. – Очень хорошо. Нравится здесь?

– Да, – с легким смущением произнесла Люба, – очень интересно.

– Ну, это пока не привыкла. Главное – учись.

Люба улыбнулась. Сколько раз она уже слышала эту фразу за три рабочих дня, да что за три – за сегодня.

Мужчина повернулся к барной стойке:

Серега, дай мне воды со льдом и кофе.

Люба вернулась к своему меню.

– Управляющий наш, Гильермо, – шепнул ей Саша, проходя мимо.

Она с пониманием кивнула.

Меню давалось с трудом. Людей в ресторане все прибывало. Посетителей еще не было, все столики были пусты, но с каждым часом подходили все новые работники ресторана. Высокий худой совершенно черный мужчина в годах в белой рубашке с коротким рукавом, проходя мимо, чмокнул ее в щеку и посмотрел пристально, оценивающе:

– О! Ола.

Люба смотрела удивленно.

– Он здоровается, – через барную стойку прокомментировал еще не ушедший с дневной смены Артем. – Ола – значит «привет» по-испански. Здесь многие по-русски не говорят.

– А как же общаться? – Поразилась Люба.

– Жестами! – Рассмеялся подошедший Сергей, он был в другом конце бара, но каким-то образом, видимо, слышал их разговор.

– Да, слушай ты его больше! – Улыбнулся Артем. – Тут все и так друг друга понимают. Табакеро – вот, он, – парень кивнул на худого мужчину, на что тот приветливо закивал: «си, си», – табакеро, Ариэль, ты его скоро увидишь – тот еще кадр, и группа музыкантов говорят только по-испански, бразильцы-танцоры вдобавок бормочут на очень ломанном, вероятно бразильском варианте английского, если кто-то не понимает их родной язык, Хосе всегда может перевести, он и испанский, и английский знает, правда, по-русски его не всегда поймешь, потому что он с испанского на русский перепрыгивает. Но обычно и без него все ясно. Табакеро, – кивнул Артем на уже отошедшего в угол зала к окну и присевшего за странный столик с полочками мужчину, – крутит кубинские сигары, – голос Артема стал отечески поучающим, видимо он решил исполнять Пашкину просьбу – заботиться о Любе, – мы их продаем. Пробиваешь на р-кипере…

– На чем? – Округлила глаз Люба.

– Вон, – Артем показал взглядом на машинку, стоящую на высоком комоде рядом с выходом из зала, похожую на монитор компьютера, – вы на нем пробиваете все блюда и напитки, тебе не показывали что ли еще?

– Показывали, – рассмеялась в ответ Люба, – я просто забыла, как эта штукенция называется.

– Она задумалась, наверное, – снова подал голос Сергей, – замечталась в тот момент, когда ей название говорили.

Люба обернулась на него, он с хитроватой улыбкой с невинным видом пожал плечами.

О! А вот, кстати, и Ариэль, – выкрикнул парень, – указывая взглядом на только что вбежавшего в бар мужчину лет сорока, который из-за очень маленького роста, худобы и сверкающего в голубых глазах задора казался скорее похожим на хулиганистого мальчишку.

– О! – В один миг он оказался рядом с Любой, разглядывая и любуясь. – Линда! Бонита! Комо йо йамас?

– Что он говорит? – Повернулась Люба к Артему.

– Нравишься ты ему, жениться хочет. – Хохотнул Сергей, глядя пристально на Любу игривым взглядом. – Квартира есть., дача есть?

– Есть.

– Где дача?

– В Калужской области.

– Во! Да, ты выгодная невеста! Ариель, женись на ней, у нее квартира в Москве и дача.

– Комо?

– Амор, амор, о…! – Сергей изобразил объятия и показал на Любу.

– Си, си, линда, ми амор, – Ариель взял Любу за руку, неожиданно порывисто прижал ее ладонь к своей груди, девушка рассмеялась, покачала головой, покосилась на Сергея.

– Во, во! А ты боялась, что замуж не выйдешь. Мы тебе мигом кого-нибудь подберем, выдадим, на свадьбе погуляем.

Люба махнула рукой и вышла из бара в сторону кухни. Там вслед за узким коридором, который сворачивал у кассы в сторону холодного цеха, у стены располагался столик, за которым ели служащие ресторана. Время ужина уже закончилось, так что стол был пуст и круглые табуретки, стоявшие рядом, были свободны.

Вздохнув с облегчением, что ей, наконец, никто не помешает вчитываться в мудреные названия, а тем более в составляющие блюд, Люба присела на табуретку у стены.

Интремес иберико, ассорти де кесос, моцарелла капрезе, – шептала она с ужасом, пытаясь хотя бы произнести все названия блюд вслух. В ту часть меню, где были перечислены напитки, алкоголь, названия сигар, она даже боялась заглядывать.

Вдруг откуда-то сверху, одновременно с пролетевшим легоньким сквозняком и звуком тяжело хлопнувшей на черном входе двери в негромкие коридоры ресторана ворвался многоголосый звонкий крик на испанском языке, словно вихрь бразильского карнавала в один миг разорвал тишину взрывом безудержного веселья. Люба оторвала взгляд от меню. Наверху, у мойки, раздался топот множества ног и, не успела Люба снова вчитаться, этот топот понесся вниз, к ней. Их было несколько, человек десять-двенадцать – черных и совершенно разных смеющихся, молодых, белозубых парней и девчонок, веселых, подпрыгивающих, радующихся, наверное, самой жизни. Из них фонтаном била энергия смеха, крика, счастья, они хохотали и кричали друг другу в лицо что-то на испанском языке, и смеялись вновь. Кассир Таня, юная дюймовочка с младенчески пухлым личиком и вздернутым носиком, которую в уголке коридора почти не было видно за кассовым аппаратом, пробасила возмущенно: