Разведенка

– Как будто сто человек ворвалось! Бразильцы – вообще очень интересные, стоят рядом друг с другом, разговаривают и при этом орут так, что, наверное, за километр слышно.

– Забавные они. – Рассмеялась Люба.

– Да, только ну уж очень громкие!

Двое парней невысокого роста в белых майках, ярко-зеленых шелковистых брюках, обутые в танцевальную обувь, вдруг заметили Любу, подбежали, остановились рядом.

– О! Хеллоу! Ду ю спик инглиш? – Спросил один из них, крепкий, упитанный, с короткими косичками, заплетенными назад, круглыми черными глазами и томным взглядом полуприкрытых век.

– Йес, э литл.

– Вот из е нейм?

– Люба.

– Вот?

– Люба, Любовь, а, да – амор.

– Амор? Бьютифул нейм.

– Люба. – Рассмеялась она.

– Вай амор?

– Бекоз май нэйм Любовь мэйн амор ин рашн.

– О! Итс интрестинг. Лю-бо-вь… – Задумчиво произнес он.

– Энд вот из е нейм?

– Пеппео.

– Пеппео?

– Йес, Пеппео.

– Энд вот из хиз нейм? – Люба с трудом вспоминала английские фразы, которыми в последний раз пользовалась в институте, но бразильцы ее понимали.

– Хиз? – Крепыш кивнул на стоявшего рядом друга – невысокого, худого, с треугольным мышиным лицом, длинным тонким носом, с круглыми очками на нем. Волосы были заплетены сзади в длинные черные косички. – Пеппео.

– Энд хи из Пеппео?

– Йес. Ай эм Пеппео уан, энд хи из Пеппео ту. – Оба бразильца весело захохотали.

– Ду ю вонт ту би май гелфренд? Ю из вери бьютифул! – Спросил упитанный.

– Ай хэв а чайлд. – Предупредила Люба.

– Реалли? Хау олд? – Бразильцы говорили на английском так же неправильно, как и Люба, поэтому ей не нужно было бояться за свое произношение или переживать по поводу того, что она вспоминает одно слово по несколько минут.

– Найн.

– Энд ю?

– Фечи.

– Реалли? Ич из ноч труф.

– Йес, фечи.

– Ай вонт ту би е бойфренд.

– Ай вилл финк, – нашлась Люба.

Бразильцы улыбнулись, переглянулись, сказали несколько слов по-испански и пошли в сторону ресторана.

По пути настоящий Пеппео – тот, который вел разговор, обернулся, подмигнул:

– Ай вонт ю, бейби, – и облизнулся.

Люба посмотрела ошарашенно.

– Слушай, не удивляйся, здесь все так. Еще не такое увидишь. – Подала голос Таня, слышавшая разговор из своего угла за кассовым аппаратом, где эту «дюймовочку» было почти не видно. – Ты им спуску не давай и не любезничай с ними. Они незлобные, но приставучие – не отвяжешься. Просто пожестче немного. Ладно, научишься. А вообще прими это как норму – любой может подойти к тебе и запросто сказать: «я хочу тебя». Здесь это привычно, никто уже не удивляется. Латинцы же, люди эмоциональные. И русские тоже привыкли, ведут себя так же, руки распускают, говорят, что в голову взбредет. Мыши из «Леопольда» – добавила она насмешливо им вслед.

– И правда, похожи. – Задумчиво ответила Люба и снова уткнулась в меню.

Не прошло и пяти минут, бразильцы подошли снова, теперь их было несколько, они посмеивались:

– Ай вонт ю бэйби, – повторил Пеппео.

Люба вздохнула, поняв, что теперь ей точно не дадут вчитаться, взяла меню и вышла в бар. Вновь положив меню на барную стойку, она опустила глаза. Текст не читался – мысли перемешивались в голове. Ей нужно было не только стать официантом, на то время, пока она здесь – а это, как минимум, несколько месяцев, ей нужно было войти в этот сумасбродный разношерстный коллектив и войти так, чтобы можно было спокойно работать. Официанты с ней практически не общались: Алина вела себя заносчиво и прохладно, как старожил заведения, она не воспринимала Любу всерьез, скорее как малого ребенка, с которым нужно, но очень не хочется возиться, Хосе был вежлив до официальности, но не более, только Иветт иногда что-то объясняла, но так как работы сейчас не было, теория была, в принципе, уже рассказана, нужно было закреплять разбросанные в голове отрывки знаний на практике, доводя их до автоматизма. Поэтому кроме меню заниматься было нечем. Официанты держалась вместе – стоя в углу у столика табакеро они болтали и весело смеялись, не обращая внимания на Любу. И ей вдруг стало бесконечно одиноко – как в детстве, когда умер отец, а мать пропадала до вечера на работе и она сидела целыми днями одна. Странное дело – время сейчас тянулось, словно резиновое, минута за минутой, Люба вроде как и работала, но безделье и одинокое молчание угнетали.

– Что, бразильцы пристают, сбежала оттуда? – Веселый задорный голос Сергея оторвал ее от грустных мыслей.

– Да ну их.

– Вот, я же говорил – выходи замуж. Первые кандидаты наметились. Особенно если пропишешь, они тебя на руках носить будут. – Его сузившиеся глаза смеялись.

– Только бразильцев мне не хватало для полного счастья! – Усмехнулась в ответ Люба.

– А что! Они знаешь, какие темпераментные!

– Догадалась уже.

– И кубинцы тоже. Вот, Ариэль, к примеру, чем плох? И имя не забудешь. Будь говорить: «Ариэль сходи за Ариэлем!»

– Да, забавно, когда у тебя муж с именем, как название стирального порошка. – Рассмеялась Люба. – А ты чего меня вообще сватаешь ко всем? Может, я и замуж не хочу. Недавно там была.

– Ой, ну не надо, все так говорят: не хочу, была. Тебе ребенка надо растить, одной тяжело.

– Бывший муж помогает.

– Да? Настолько хорошо, что ты на вторую работу устроилась? – Сергей смотрел насмешливо, не мигая, прищурив глаза, чуть склонив голову набок и слегка покусывая губы. – Ну?

Люба молчала.

– А ты стареешь.

Люба вскинула на него возмущенный взгляд.

– А что ты так смотришь? Неправда что ли? Не стареешь? – В его веселой болтовне слышалась самодовольная издевка, он смотрел пристально, в глаза, не мигая и не отрываясь, игривыми щелочками серых глаз. – Сколько тебе лет?

– Какая разница! – Резко ответила Люба.

– Да ладно, все равно не заметишь, как время летит. Сын вырастет – вообще одна останешься.

– У меня хороший сын. – Люба начинала злиться на этого бесцеремонного парня, который так настойчиво прилепился к ней со своими разговорами и с которым, как ни странно, было очень легко говорить.

– Хороший-то он хороший, но когда дети вырастают, они обычно отрываются от родителей. Так? Или ты его при себе всю жизнь держать собираешься? А если не собираешься, то придется тебе стареть одной. Представляешь! – Сережины глаза игриво округлились, как бы изображая ужас, но губы застыли в полуулыбке. – Так что подумай. Выбирай, пока предлагают. Здесь ассортимент большой – на любой вкус и цвет. – Он посмотрел долгим проникновенным взглядом и, чуть покачиваясь, неуклюжей, как у медведя, и одновременно пластично-кошачьей походкой пошел прочь.

Вечер в ресторане начался часов около девяти. До этого времени Люба упрямо пыталась запомнить испанские названия из меню, смотрела в кухне на пунктах выдачи в холодном и горячем цехах сами блюда, чтобы запомнить, пока не намозолила глаза поварам и самая бойкая повариха из холодного цеха – упитанная, миловидная блондинка – молдаванка Ливия не сказала:

– Ну что ты встала здесь, как прилипла! Отвлекаешь даже. Сначала выучи, а потом смотри уже. А то все равно ничего не поймешь.

Иногда подходила Иветт, объясняла, как работать на Р-Кипере, в каком порядке приносить блюда. Она же принесла распечатанный лист с нумерацией столов, чтобы запомнить, где какой стол, и не путаться. Алина с Хосе сторонились ее. Люба чувствовала, что они не хотят ее принимать, что она лишняя и даже мешает им в их сложившейся компании. Это задевало, обижало, она думала про себя: «Ладно, подождите, я здесь ненадолго. Пару-тройку месяцев до лета поработаю, закрою кредиты, отдам долги, и уйду – на радость вам. Вот только как протянуть эти месяцы, когда каждая минута кажется длиннее года». Но сдаваться она не собиралась.

После девяти начали подтягиваться посетители. И официанты Любино «клиенты», то и дело исправляли на «гости». В центре бара – у стены, рядом с композицией из статуй, стали появляться музыкальные инструменты. Пришедший ди-джей – худенький высокий молодой парнишка Женя, которого Люба уже видела однажды днем мельком (она еще тогда обратила на него внимание то ли по причине внешнего сходства с каким-то приятным человеком, но с кем – вспомнить не могла, то из-за прохладного заносчивого взгляда, с тенью беспричинного презрения устремленного на нее), настраивал аппаратуру. Этот парень принципиально не здоровался и не прощался с ней, Любой, чем задевал и отчего казался странным. Рядом с ним крутился Ариэль с гитарой в руках, которая, казалось, была с него ростом, и то и дело мило и приветливо подмигивал Любе, отчего становилось светло и радостно на душе. Хоть один человек, пусть и не говорящий ни по-русски, ни даже по-английски, но добрый и искренний – это было написано на его открытом мальчишеском лице – отнесся к ней по-человечески. И Люба улыбалась в ответ. Через некоторое время подошел еще один ди-джей и тоже Евгений – темноволосый, высокий, с серьезным, интеллектуальным и вдумчивым лицом, встал рядом с Любой у барной стойки, попросил у барменов чашечку кофе, придвинул пепельницу, закурил:

– Привет, Женя.

– Люба, очень приятно.

– Новенькая? Что-то я тебя не видел.

– Да, подрабатываю. Деньги нужны. – Произнесла Люба уже бесконечное количество раз повторенную фразу.

– А, понимаю, аналогично. Еще где-то работаешь?

– Да, редактором.

– А, сразу видно.

– Почему? – Изумилась Люба.

– Ум в глазах светится.

– Спасибо. – Засмеялась Люба.

– А я на основной работе – в университете преподаю.

– Не может быть! – Ее глаза округлились.

– Ну ты ведь тоже здесь. И, наверняка, тоже с высшим образованием. Филолог?

– Угадал. – Любе становился интересен этот человек. Он резко отличался от всех остальных.

– Вот и я – с высшим музыкальным. Преподаю по классу гитары. Еще у меня своя музыкальная группа – я играю, жена поет. Музыку, слова – все сами пишем. Дома мини-студия.

Люба смотрела с восхищением:

– Ничего себе!

– А здесь – потому, что деньги нужны, квартиру снимаем, сама знаешь, сколько жилье в Москве стоит. Жена дома сидит с ребенком – дочке полтора года. Вот и пытаюсь везде заработать, где есть возможность.

– А ты думала, здесь работают те, кто плохо закончил школу и не пошел учиться дальше? Здесь и бармены, и официанты есть с высшим образованием, а одна официантка уже второй университет заканчивает. И темнокожие есть, которые приехали в Россию учиться и остались работать, кем придется, лишь бы не возвращаться на родину, где работы просто нет. Мы все тут не потому, что хотим этим заниматься, а потому, что у большинства нет выбора и деньги на еду, на жилье, на ребенка – сегодняшние деньги гораздо важнее высшего образования и неясных перспектив в будущем. Ради синицы в руках – по сути.

– Тут не знаешь, что важнее. – Задумчиво проговорила Люба. Наконец, ей встретился человек, с которым можно просто и привычно пообщаться на понятном ей языке, к тому же, без заигрываний и залезаний в душу, как делал Сергей. Люба машинально повернула голову на него. Бармен стоял поодаль, опершись на бар с напитками у стены и внимательно и серьезно, даже колюче, смотрел на нее. Любе показалось, что в его сощуренных глазах теперь без игривых искорок промелькнула ревность. Она отогнала от себя эту мысль: «Глупости, не может быть. Мы только первый день знакомы».

– Ладно, мне нужно идти. Кофе допил, сигарету выкурил – пора за работу. – Произнес Женя мягко, с улыбкой. – Очень приятно было познакомиться и пообщаться, и я очень рад, что ты пришла к нам работать – здесь не так много людей, с которыми можно просто и душевно поговорить, и которые тебя не только услышат, но еще и поймут.

Люба искренне и открыто улыбнулась:

– Я тоже рада, что встретила тебя. Здесь все друг другу какие-то чужие.

– Это не только здесь, а почти везде. – С долей сожаления поднял бровь Женя. – Ладно, удачной тебе смены.

– Спасибо.

Настроение у Любы заметно поднялось. Она задумчиво улыбалась, положив руки на барную стойку и глядя куда-то вверх.

– Что, понравился? – Голос подошедшего Сергея звучал с нотками деланной прохлады.

– А что? – Люба посмотрела на него в упор. – Кажется, бармен начал слишком много себе позволять.

– Он женат, и ребенок есть.

– Я знаю. – Тоже холодно под стать ему ответила Люба. Парень заметно начинал ее раздражать своей назойливой наглостью.

– Так, к сведению. – Сергей, покусывая губы, смотрел на нее без улыбки.

Люба посмотрела на него молча долгим равнодушным взглядом, махнула рукой, поставила меню на полку и ушла в дальний от стойки угол бара – к столику табакеро.

Вечер начинался. Иветт сказала Любе ходить везде за ней, смотреть, наблюдать, запоминать, что-то объясняла по ходу работы. Алина совершенно не хотела учить новенькую, Любино присутствие, ее неловкость и неуклюжесть по незнанию по сравнению с их отточенными, отработанными до механизма действиями ее явно раздражали. Хосе воодушевился, засиял, засветился широкой улыбкой, в которой еле заметно чувствовалась наигранность. Он похож был на оперившегося птенца, готовящегося к полету – взъерошенный, летящий, он скользил по залу, пританцовывая, словно ожидая радости от сегодняшней ночи и как будто чувствуя себя если не хозяином ресторана, то по крайней мере одним из главных его работников. Люба с интересом наблюдала за происходящими переменами. Погас свет. Три девушки-кубинки в красных атласных шортиках и коротких атласных же рубашечках, завязанных выше пупка, вышли к микрофонам, куда был направлен луч прожектора, и, освещенные им, запели, танцуя при этом в такт, плавно и красиво. Пели они сочно – другого слова подобрать было нельзя – голоса звонко и чувственно лились из микрофонов, и казалось, что это выступление в первую очередь доставляет удовольствие им самим. Люба завороженно смотрела, не в силах оторвать взгляд. Одна из девушек, самая красивая – кудрявая мелированная брюнетка с ярко-голубыми глазами в черных длинных ресницах, подмигнула Любе и широко улыбнулась красиво очерченными губами. Люба улыбнулась в ответ. Это были минуты латинской красоты.

– Нравится? – Спросила Иветт. – Ладно, хватит любоваться, пойдем, поучу тебя, а то потом будет много работы – не до тебя будет. Она подвела Любу к Р-Киперу, начала объяснять. – Сначала набиваешь номер стола, количество гостей, потом уже пробиваешь. Это напитки и алкоголь – чек выходит в баре. Здесь – она показала пальцем на экран, где было множество надписей – сами блюда. Салаты и холодные закуски выходят в холодном цеху. Горячие закуски, супы, гарниры и горячие блюда – соответственно в горячем. Ну, а тут – хлеб, соуса, здесь – сигары, это тебе пока не надо. Смотришь, кто и что заказал, идешь получать – сначала – напитки, потом салаты и холодные закуски, потом – горячее. Когда ты научишься, сможешь уже по времени ориентироваться. Когда у меня будет заказ – я тебя позову, попробуешь пробить. Зал мы делим по позициям – где чей стол. – Она показала бумажку с изображениями столов, лежавшую рядом с Р-Кипером. За мои столы еще никто не пришел. Ладно, иди пока, любуйся дальше, потом тебя позову.

Люба снова встала на свое место – на противоположном от пункта выдачи конце барной стойки, рядом с ди-джейской. Девочки все пели и лихо отплясывали в такт музыке. Прибывающие гости начали выходить на танцпол. Они танцевали – кто как умел, на разные лады перед поющей группой.

– Иди сюда! – Махнула ей Иветт, стоящая у р-кипера. – Пробивай: стол номер 01, имей в виду – в баре все столике нумеруются с нулем, а в ресторане – без, дальше – смотри, сколько гостей. Где 01 стол? Правильно, пять человек. Заказали коктейли: 2 Мохито, 1 Пинья Колада, 1 Космополитен, 1 Хемингуэй Специаль.

Люба растерянно искала на экране названия коктейлей среди наверное сотни подписанных мелким шрифтом квадратиков.

– Не торопись, пока нет никого. – Успокаивала ее Иветт. Запомни хорошо, даже лучше всего – если ты по своей вине пробиваешь ошибочно другой напиток или блюдо, то оплачиваешь его сама. И еще – в баре, вот он, – висит стоп-лист, в нем перечислены напитки, которые сегодня отсутствуют, к примеру закончились, на кухне – на стене, выходящей в коридор, – такой же, с продуктами и блюдами, которых нет. Так вот, если ты по невнимательности пробиваешь то, чего в ресторане временно нет – тоже оплачиваешь это сама.

Люба округлила глаза:

– Как это?

– Так это! – Насмешливо своим быстрым говорком передразнила ее Иветт. Правила такие. Ты пробивай, пробивай, не отвлекайся. Пинья Ко-ла-да. Да. Вот же она. Теперь салаты: 2 «Цезаря» с семгой, 1 – с тигровыми креветками. А, салаты запомнила, молодец!

– Кажется, это единственное, что я запомнила из всего меню. И еще греческий, потому, что сама их давно умею готовить. – Невесело вздохнула Люба.

– Салат с копченой уткой – один и один – с теплой телятиной и грибами, кстати, последний – очень вкусный. Я еще с тунцом люблю. Ну, ты потом все попробуешь. Да, самое главное для тебя – понемногу попробовать весь алкоголь, чтобы знать по собственному опыту, чем отличается, например, ром от текилы.

– Каким образом? Покупать в баре?

Иветт посмотрела на нее округлившимися глазами, звонко, долго белозубо расхохоталась, махнула рукой и шепнула:

– Узнаешь… А теперь приготовь приборы для салатов: вилка, нож и стой на выдаче у барной стойки – жди, когда бармены принесут напитки – поможешь мне отнести. Нужно учить тебя сразу и на деле. Чем быстрее окунешься в это, тем скорее начнет получаться.

Иветт куда-то стремительно направилась. Люба сложила стопочкой у Р-Кипера пять приборов, завернутых в бордовые салфетки, и встала сбоку барной стойки. Сергей принес два высоких стакана с прозрачной жидкостью и листьями внутри, положил в них трубочки, поставил и замер, пристально, молча, не мигая глядя на Любу.

– Что ты так смотришь? – Ей стало не по себе от этого тяжеловатого, непонятного взгляда.

Он помолчал немного, не отрывая глаз от ее лица, потом отступил назад мягко, спокойно:

– Я смотрю? Я не смотрю.

«Ненормальный какой-то» – подумалось Любе.

Тут подоспела Иветт, взяла коктейли, легким пружинистым шагом направилась через зал к столу – относить.

Через минуту Карлос поставил два коктейля, плескающихся в конусообразных бокалах на ножках. Сергей принес красивый белый бокал с шапкой из взбитых сливок наверху. На этот раз его взгляд, уже немного игривый, но все еще тяжеловатый, скользнул по Любе сверху вниз и, мгновенно поднявшись к лицу, остановился на глазах.

– Что, Сережа? – Окончательно смутившись, пробормотала Люба.

– Ничего. – Тихо ответил он и, не поворачиваясь, спиной вперед, не отрывая взгляда, пошел в бар.

«Гости» все прибывали. Официанты торопились, раздражались, Люба им скорее мешала – учить ее было попросто некогда. Иветт на ходу бросила, что ей лучше пока присматриваться, помогать разносить напитки и блюда, в общем, быть «на подхвате», убирать со столов грязную посуду, носить подносы с «гарбичем» – Люба уже запомнила, что так называлась эта посуда – наверх, на мойку, менять пепельницы и желательно после каждого окурка, брошенного в них, только ни в коем случае не разбивать – они ручной лепки, привезены из Латинской Америки, а так как гости их сами часто бьют, то пепельниц осталось наперечет. Люба рьяно взялась за дело. Она хватала каждый пустой бокал, лениво отставленный на край стола, каждый десять минут пробегала по залу с партией чистых пепельниц, взлетала наверх, к мойке с подносом, полным грязной посуды, высоко поднимая ноги, боясь упасть на ступеньках. Она старалась изо всех сил. А люди все прибывали и прибывали. Наконец, по центру зала невозможно стало ходить – он был наполнен, буквально залит, танцующими людьми, которые размахивали руками, прыгали в танце и не обращали внимания на снующих от барной стойки или из кухни к столам официантов. Самым поразительным для Любы было даже не количество танцующих людей, не их зажигательные танцы, из-за которых иногда просто страшно было пройти по бару – в любой момент можно было получить удар кулаком по лицу или укол шпильки в ногу, пронизывающий болью через все тело, да, люди могли сделать это не нарочно, просто не видя официанта за своей спиной – а то, что когда они шли с тарелками, полными дорогих блюд, или напитками к столам, «гости», видящие их перед собой, усмехались и продолжали танцевать, не желая отойти на шаг, принимая их за обслугу, низшее общество, недолюдей.

– Почему они не дают пройти? – Наивно спрашивала потрясенная Люба у Иветт.

– Не хотят. – Смеялась, удивляясь наивности Любиного вопроса, официантка. – Они пришли отдыхать, а не думать о нас.

– А почему тогда не сделать какой-нибудь проход для официантов, чтобы можно было разносить, не толкать гостей и не рисковать, в конце концов.

– Спроси у начальства или хозяина заведения. Они тебе обязательно все расскажут. – Симпатичный невысокий, но широкоплечий мужчина в рубашке, пришедший пару часов назад и сидевший то в одном, то в другом конце бара, вдруг оказался рядом. Он широко улыбнулся и подмигнул. – И куда пойти – тоже.

– Но неудобно же разносить, когда тебя толкают со всех сторон!

Он пожал плечами:

– Ну, это еще не самое худшее. Привыкнешь. Я, кстати, Александр, ночной менеджер. Со всеми вопросами, даже с такими нелепыми, – он широко улыбнулся, – ко мне.

К двум часам ночи веселье достигло своего апогея – группа закончила петь уже около часа назад, и зал наполнился людьми, танцующими впритирку друг к другу. Музыка грохотала, в раскаленном воздухе, от которого не спасали ни кондиционеры, ни вентиляторы, стояло сероватое марево табачного дыма. Многие гости уже едва держались на ногах, но от этого еще отчаянней прыгали. После прохождения по залу со стопкой пепельниц в руках, руки с тыльной стороны становились мокрыми от чьего-то пота, потому что постоянно скользили в тесноте по чьим-то мокрым спинам. Люба выдохлась, от нескольких часов беготни ноги стали ватными, в голове ухала музыка, все вокруг качалось.

– Ну, как ты? Устала? – Спросила вдруг Алина с искренне сочувствующей улыбкой. – Иди наверх, к мойке, там лавочка у стены, посиди – покури.

– Я не курю, месяц, как бросила, сыну обещала.

– Не думаю, что тебя надолго хватит. Через недельку закуришь. – Усмехнулась Алина и пошла в зал.

Любу, и правда, тянуло присесть хоть на секунду, иначе, казалось, она просто рухнет на пол – так гудели ноги. Она поднялась, села на лавочку – там уже курила Иветт, вытянула ноги, задумалась, повернулась к ней – в голове все качалось от усталости, язык еле ворочался во рту:

– У тебя есть сигареты? Дай, пожалуйста.

Иветт протянула ей пачку:

– Ты же, вроде, не куришь.

– Я уже не уверена в этом.

Иветт рассмеялась вновь:

– Уже куришь! Здесь все курят.

Люба сидела, прислонившись к стене, жадно затягивалась сигаретой, и молчала.

– Кофе попей. – Как обычно звонко посоветовала Иветт.

– Три часа ночи – какой кофе?!

– Три часа работы – у тебя впереди. – Усмехнулась Иветт, встала и пошла вниз по ступенькам – снова в бар.

Люба зашла на мойку, заварила себе из общей банки чашку крепкого кофе, вновь присела на скамейку, блаженно закрыла глаза. Она никогда не думала, что просто сидеть – это такое счастье. Чтобы это понять, нужно было девять часов провести на ногах. Кофе закончился, докуренная до фильтра сигарета лежала в пепельнице. Люба вздохнула, с трудом поднялась и на подкашивающихся ногах отправилась вниз – снова туда, в бар. Когда она была в дверях, Сергей, стоявший у бара с напитками, повернулся и встретил ее долгим игриво сверкающим взглядом. Люба отвела глаза. «Опять» подумалось ей с некоторой неприязнью. Мрачно-кокетливые заигрывания бармена начинали надоедать.

Люди уже не прибывали, но и не расходились. Танцующая в мареве дыма все сильнее пьянеющая толпа уже начинала пугать. Казалось, этот кошмар никогда не кончится. У столба в центре зала постоянно валялась разбитая посуда, маленькие круглые пепельницы, хотя их и часто меняли, стали похожи на белых ежей из-за торчащих наружу окурков. Композиция из скульптур у стены была завалена сумками, уставлена бутылками и банками, окурки тушили прямо в расплавленный воск свечей. Люба, всегда придерживавшая того мнения, что Бог – один, просто разные народы дают Ему разные имена, не могла смотреть на такое кощунство. Она убрала от скульптур пустую посуду, зажгла свечи и, прислонившись к стене, начала устало наблюдать.

– Привет. – Очень высокий упитанный черноволосый парень подошел к Любе и встал рядом. – Рустам. – Представился он.

– Очень приятно, Люба.

– Ты давно здесь? Что-то раньше я тебя не видел.

– Третий раз, первую ночь.

– А я – третий месяц тут работаю – в охране. Ты прикольная девчонка. Ты мне понравилась. Давай встречаться. – С места в карьер предложил парень.

Люба вскинула на него удивленные глаза: