Третья корона императора. Наполеон на острове Святой Елены

Как только я выехала из Джеймстауна, так сразу же стала подниматься в гору и продолжала делать это почти три мили, пока не добралась до вершины первой горы. Дорога была настолько крутой, неровной и узкой, что двум лошадям едва хватало места идти рядом. Вскоре я забралась так высоко, что у меня закружилась голова, когда я взглянула вниз на окрестности города, который протянулся на некоторое расстояние вдоль узкой долины между двумя высокими чёрными скалами, лишёнными какой-либо растительности. Более того, на этих скалах нельзя было даже проследить возможность произрастания чего-либо, а в некоторых местах они выглядели так, словно вот-вот от них отвалятся огромные куски, которые попадут прямо на головы жителей города. Эта убийственно безотрадная дорога зовётся “длинной тропой”.

Я была поражена огромным количеством мышей, которые постоянно выскакивали из расщелин скал и пробегали между ног моего животного. Их поведение заставило меня опасаться, что моя лошадь начнёт спотыкаться, но она не обращала на них никакого внимания. Когда я доехала до вершины холма, под которым находился коттедж “Брайере” (временная резиденция Бонапарта), я остановилась и, обуреваемая неописуемым волнением, взглянула вниз на небольшой коттедж, в котором он проживал. Вскоре мне посчастливилось увидеть экс-императора, совершавшего прогулку в сопровождении своего секретаря графа Лас-Каза.

Коттедж “Брайере” расположен в местности, напоминающей долину, ограниченную амфитеатром скал. Это яркое пятно красоты природы и возделанного участка земли среди бескрайнего опустошения. Когда я добралась до вершины холма, возвышавшегося над коттеджем “Брайере”, то решила, что просто невозможно, чтобы я поднялась ещё выше, но, к моему величайшему изумлению, завернув за угол вершины холма, я обнаружила перед собой почти перпендикулярно возвышающийся подъём, гораздо более крутой, чем тот, который я только что осилила. Как мне объяснили, мне предстояло преодолеть ещё три горных подъёма, прежде чем я доберусь до лагеря пехотного полка в Дедвуде. Забравшись на вершину второй горы, я обернулась, чтобы бросить взгляд вниз на Джеймстаун, который с места моей остановки напомнил мне колоду карточных домиков, рассыпанных вдоль узкого ущелья. Дорога теперь стала более открытой для обозрения, но ничего похожего на деревья или на участки земли, возделанные для овощей, увидеть было нельзя. С каждой стороны дороги в глаза бросались или угрюмого вида глубокие ущелья, или, на смену им, возвышающиеся фантастически уродливые скалы.

Доехав до “Дома тревоги” (пост, с которого можно увидеть корабли, находящиеся на большом расстоянии от берега острова), я получила возможность обозревать дороги острова, прекрасную панораму океана, многие корабли, стоявшие на якоре, и сторожевые бриги, крейсировавшие вокруг острова с наветренной и с подветренной стороны. Впервые я получила возможность ясно увидеть Лонгвуд, находившийся на другой стороне “Дьявольской Чашеобразной Впадины”. Эта чаша достойна своего имени, ибо эта впадина действительно представляет собой вогнутое пустотелое пространство, загромождённое ужасными вулканическими выбросами. Вид у этой впадины в самом деле дьявольский. Ничто в этой впадине не радует глаз, за исключением маленького возделанного участка земли с одной стороны впадины, почти у самого её дна, который создаёт странный контраст с окружающей этот участок абсолютной пустошью. Вам представляется возможность созерцать два уютных коттеджа с фруктовыми садами и цветниками, которые, казалось, были словно сброшены в эту дьявольскую чашу с территории какого-то сказочного счастливого царства.

Подъехав к “Воротам Хата”, я обнаружила, что картина природных условий острова вновь изменилась. С окутанного различной зелёной растительностью пика Дианы, вершина которого почти касалась облаков, открывался великолепный вид на “Долину рыбака”, которая, извиваясь внизу, представляла вашему взору самые разнообразные красоты природы, да к тому же была украшена изящно построенным большим домом и аллеями, обсаженными с обеих сторон деревьями. Вид всего этого приносит сладостное облегчение душе, особенно после тягостного зрелища полнейшего опустошения и бесплодия местности, которую я только что проехала».

Примечание: «Дом тревоги», упомянутый выше, находился в трёх километрах от Лонгвуда. В этом доме жил полковник Виньярд, секретарь губернатора. Поблизости был выставлен пост охраны и была установлена пушка, выстрелом которой оповещались восход и заход солнца, а также приближение кораблей к острову. «Ворота Хата» представляли собой скромный дом на дороге в Джеймстаун. Он находился в полутора километрах от Лонгвуда.

Обретение жилья. Наполеон и его маленькая свита подъехали к определённому месту постоянного обитания к четырём часам дня. Лас-Каз писал: «У въезда в Лонгвуд мы увидели часовых под ружьём, которые оказали предписанные почести августейшему пленнику. Адмирал приложил максимум усилий, чтобы подробнейшим образом ознакомить нас с Лонгвудом. Он непосредственно руководил всеми работами по ремонту дома и даже делал некоторые вещи своими руками».

Жильбер Мартини[5], сорок лет взиравший на творение адмирала Кокберна, писал о нём: «Странное здание, построенное без определённого плана, которое нельзя назвать ни красивым, ни откровенно уродливым, одним словом, дом, наилучшим образом подходящий для тюрьмы, который, однако, не осмеливаются назвать этим именем».

Внешне император выражал полное удовлетворение предоставленной ему резиденцией, дважды поблагодарил адмирала за его старание, но Маршан отметил некий холодок в отношениях главы острова и его пленного; это обеспокоило его:

– По тому, как они общались друг с другом, можно было легко понять, что между ними установились прохладные отношения, и есть веские основания для опасений, что наблюдение за императором в Лонгвуде станет более строгим.

Примечания