Пристрелявшись, четыре горных пушки, стали ввинчивать снаряды в корпуса канонерских лодок, пользуясь внезапностью. Мелкие щепки корпуса стали лететь в реку и на берег. Сквозь пробитые снарядами борта ниже ватерлинии, стала поступать вода, постепенно затапливая небольшие боевые корабли. Начались пожары. Боцманы изо всех сил били в корабельный колокол, объявляя боевую тревогу.
Метавшиеся по берегу солдаты, а на кораблях – матросы, никак не могли сообразить, кто же на них всё-таки напал. В том, что это были негры Мамбы, никто не верил, особенно после того, как по скопившимся на деревянном пирсе людям хлестнули длинными очередями пулемёты.
Люди гибли, расстреливаемые с расстояния пятисот метров, но 7, 62 мм пуля с лёгкостью преодолевала это расстояние, не уменьшая своей убойной силы. Разобравшись, откуда идёт нападение, капитаны кораблей, стали командовать матросами на канонерках быстро разворачивая на врага кормовые и носовые орудия.
Внезапно, один из снарядов пробив ничем не защищённый борт французской канонерской лодки, попал в пороховой погреб и подорвал его. Мощный взрыв разметал корпус корабля, и выбросил на берег вторую канонерку, перевернув её набок.
Дальнейший огонь окончательно довершил разгром морского отряда и обратил в бегство, немногих оставшихся в живых. Есаул, наскоро осмотрев в бинокль поле битвы, решился на переправу.
Оставив на своём берегу пулемёты и орудия, пять сотен негров вооружённых винтовками переправились на плотах на противоположный берег, немного ниже по-течению.
Быстро преодолев джунгли, находившиеся на пути от места переправы до Матади, он обрушился вместе со своими солдатами на деморализованных врагов. Мелькая между деревьями и убогими тукулями, непрерывно ведя огонь, они бросились в штыковую атаку, взяв на штыки всех, кто не успел разбежаться.
Пара пулемётов бельгийцев на время ослабила атаку, но их обошли с других сторон и, прикрываясь деревьями и зданиями, уничтожили. Речной порт Матади в очередной раз перешёл в другие руки, став очередным трофеем в карьере старого есаула.
Пётр Миронов, придерживая рукою бесполезную сейчас саблю, орал во всю силу лёгких на суахили, размахивая револьвером. «Вперёд», «Вашу мать» – (это по-русски). Вперёд, эбеновые чурки, взять их в штыки. Аааа.
Впереди него бежал высокий худой воин с матовой и блестящей от пота кожей. Приостановившись, и прицелившись, он выстрелил. Впереди раздался вскрик. Передёрнув винтовочным затвором, он дослал очередной патрон в патронник, но из-за плохой чистки патрон не желал входить, застряв в ржавчине и пороховой копоти, это почти стоило жизни этому воину.
Из-за полуразрушенного тукуля, который здесь заменял обычную хижину состоящую из навеса и столбов, выскочил бельгийский унтер-офицер и, размахивая саблей ринулся на негра, пытаясь отрубить ему что-нибудь ненужное.
Вытянув руку с револьвером Миронов, нажал на спуск. Щёлкнул курок и боёк, наколов капсюль патрона, воспламенил порох. Разогнавшаяся от пороховых газов пуля, покинула короткий револьверный ствол и, ударив в грудь атакующего бельгийца, отшвырнула его прочь.
Подчинённый есаула, даже не обернувшись, засунул свой заскорузлый указательный палец в отверстие патронника и, поковырявшись там, он извлёк из него, комок жирной пороховой копоти смешанной с ржавчиной и илом.
Выкинув грязный катышек, он сразу же сунул туда мизинец, желая окончательно очистить винтовку от грязи. Вытащив из патронника мизинец, с глубокомысленным видом оттерев свой чёрный палец с невидимой на нём копотью о своё потное тело и засунув в патронник многострадальный патрон, он задвинул затвор, приготовив винтовку к очередному выстрелу. И побежал с нею дальше, как ни в чём не бывало.
Миронов, в очередной раз подивился такому отношению, как к огнестрельному оружию, так и к собственной жизни в бою, в частности и, выкинув всё из головы, принялся командовать своими полудикими воинами, крича команды на смеси русского, суахили, диалекта банда и ещё бог весть каких языков.
Собрав трофеи и сняв с канонерок весь металл, боеприпасы, и любое полезное имущество, они переправились снова на свой берег и отправились в сторону Леопольдвилля, который начали тревожить партизанскими вылазками.
Больше есаул сам переправляться не стал, заняв оборону, прямо напротив Леопольдвилля, и время от времени, постреливая в его сторону из орудий, пока небольшие группы его воинов, переправившись в разных местах, атаковали партизанскими рейдами, расквартированные по окрестностям города пехотные части бельгийцев.
Изрядно потрепав противника, ожидающего помощи, которой не было, и быть не могло, он отправил назад пушки, к которым были уже израсходованы все снаряды, оставив себе, только пулемёты.
У пехотного батальона, тоже были пулемёты, которыми он ожесточённо огрызался на огонь с противоположного берега. Завязалась перестрелка. Есаул с пренебрежением относился к паре оставшихся снайперских винтовок, выданных ему Мамбой, но приноровившись к громоздкому оптическому прицелу, он оценил его эффективность.
Сухо щёлкали редкие винтовочные выстрелы. Негритянские солдаты, научившись стрелять, и обладая очень зорким зрением, с лёгкостью выцеливали мишени в белой маркой одежде на противоположном берегу и выбивали их, как в тире. То же самое делал и есаул вместе с одним из своих товарищей по имени Елисей.
Не давая покой ни ночью, ни днём с помощью постоянных вылазок на тот берег, он довёл бельгийских солдат до деморализации. Быстро разлагающиеся в жарком климате трупы, антисанитария, тучи мух и других паразитов, и бесконечные выстрелы и атаки со всех сторон, вынудили командование пехотного батальона, бросить город, и отступить вдоль реки в сторону Атлантического побережья.
Дальнейшее их отступление превратилось в банальное бегство. Теряя людей и оружие, они откатывались назад, продвигаясь сквозь джунгли, увиденное в Матади, окончательно подорвало боевой дух бельгийцев, и они не разбежались только потому, что понимали, что поодиночке, просто не выживут в экваториальных джунглях.
До столицы Бомо, живыми добралось не больше сотни человек, все остальные сгинули на необъятных просторах Конго, навсегда оставшись там. Там же остались и экипажи английской, и французской канонерских лодок вместе со всем снаряжением и оружием. И это добавило ещё один штрих, к общей картине бессилия европейцев перед климатом Африки и правильно организованного сопротивления населения.
Глава 2. Ричард Вествуд и Весёлый Роджер
В начале 1897 года все собранные Иоанном Тёмным войска выступили в сторону бывшей станции Ладо и посёлка Гондокоро, а ныне города Бартер. Из Банги вышел десятитысячный отряд при двух орудиях и двадцати пулемётах. В каждом городе, отряд обрастал всё большим количеством воинов, набранных с окрестных селений.
Один их гонцов добрался до войска раса Алулы Куби, который дошёл уже до султаната Виту, ранее бывшего под протекторатом Германии. Развернув своё победоносное войско, также увеличившееся за счёт притока чернокожих добровольцев, рас Алула повёл его на встречу с Иоанном Тёмным.
Катикиро Буганды, получил от Мамбы приказ выделить солдат, соль и продовольствие, причём в качестве солдат дозволялось прислать негров с сопредельной территории, а именно, из Германской Танганьики, которая постоянно бурлила из-за жёсткой политики немецких колонистов.
По всем рекам, а особенно по Белому Нилу шли караваны плотов с продовольствием, предназначенным для армии. По пути следования войск Иоанна Тёмного, раскупоривались оружейные склады, где хранились в густой смазке из животных жиров, винтовки и пулемёты, как трофейные, так и приобретённые за деньги.
Доставались штатные укупорки с боеприпасами. В дело пошли все имеющиеся в наличии магазинные итальянские винтовки. В ходе марша Иоанном Тёмным устраивались учения, на которых, назначенный генералом, Ярый, командовал вверенными ему войсками, проводя манёвры и стрельбы.
Боеприпасы жалели, поощряя меткость. В ходу были различные конкурсы стрелков и снайперов. Тот, кто входил в победную тройку, получал приз на свой выбор. Отказа не было ни в чём.
Более того, на его родину в богом забытое селение, или город, посылались подарки всем его родственникам – жёнам, сёстрам, девушкам, кому угодно, с одним только пожеланием – растить будущих воинов, метких стрелков и храбрых воинов.
Мамба не жалел ничего для снайперов, поощряя их даже рабынями, закрывая на этот факт глаза. Проводились конкурсы и среди следопытов, бегунов, диверсантов, пулемётчиков, артиллеристов и прочих. Критерий был только один – умение воевать, и думать головой.
Формировались элитные подразделения, помимо старой гвардии с кожаными стягами, вроде бабуинов и носорогов. Те, кто попал в эти сотни, могли рассчитывать на двойной паёк, уважение, и быструю смерть в бою.
Иоанн Тёмный, объявил свою волю, тот, кто запятнал свою честь трусостью, и бросил своего товарища в бою, или проявил тупость или неумение воевать, что привело к гибели других воинов, но служил в элитной сотне, имел право сам выбрать свою смерть. Исключение составляли только предатели, для тех итог был один – участь Момо.
Дикий, потерянный вид домашнего животного, не умеющего ничего, кроме как есть, и ходить под себя, повергал в шок, любого, кто его видел. Все африканцы, боялись повторить его участь. Немногочисленные европейцы всевозможных национальностей, которые нашли себе место в войске Иоанна Тёмного в качестве офицеров, капралов, или инструкторов, опасались.
С одной стороны, они не верили в это, а с другой, не хотели проверять это на себе. Все видели, как здоровый и грозный Момо, за две минуты превратился в ничто. Может этому был виноват яд, может мистическая сила, которой обладал Иоанн Тёмный, им было без разницы. Никто не хотел проверять это на своей шкуре – никто.
Войско медленно продвигалось вперёд, тренируясь в меткости на животных, экономя специально взятые с собой продукты. В ходе этого марша, они пополнили склады слоновыми бивнями, кожей и шкурами, других животных саванны, а также страусовыми перьями, запас которых обещали в скором времени вывезти через Абиссинию, и выгодно продать модницам по всему миру.
В Барак прибыло уже двенадцать тысяч воинов, к которым присоединилось в скором времени ещё восемь тысяч солдат, ведомых расом Алулой. Здесь Мамба решил подготовиться к будущей битве с англичанами, для чего активно принимал в свои ряды всех желающих, а также воинов, присланных вождями других племён, которых сразу же брали в оборот в полевом лагере.
Это лагерь стал крупнейшем полигоном в Африке на котором тренировали молодых воинов стрелять из винтовок и пулемётов, ходить в штыковую атаку, проводить диверсии. Всё это происходило жёстко, никто не собирался жалеть новые кадры, приучая их к воинской дисциплине, а также строю.
Каждый из молодых воинов, учил новый язык каракешей, в котором было много слов из разных языков, не только из русского, но из суахили, хауса, амхарского и прочих народов. Были там слова и из арабского, и английского, а также французского и португальского.
Было в этом языке, только одно общее, и это, как ни трудно догадаться, был русский мат. Великий и могучий разговорный, дополнился только парами фраз с разных языков, обозначавших белое пушистое северное животное с буквой З, вместо С.
***
Я возлежал на маленьких подушках в одном из низких глиняных зданий в мавританском стиле. У меня дико болела спина – потянул, когда мы вытаскивали одно из двух орудий. Эти бестолковые обезьяны, чуть не упустили в болото нашу стреляющую прелесть.
А я как раз находился поблизости. Сердце кровью обливалось, когда я увидел, как носильщики, сначала застряли в грязи, а потом почти упустили в жидкий ил орудие, которое мы с таким трудом тащили через всю Африку. Пся крев!
Бить и орать, было некогда. Вот и пришлось отбросить королевские регалии, соскочить с осла, на котором я величаво передвигался, и броситься на помощь лодырям и вредителям королевской собственности.
Орудие, мы общими усилиями не дали утопить, а то чисть его потом. Все упустившие были мною жёстко покарана, лишились доппайка и женщин на месяц, а я мучился со спиной, натирая её своими мазями на основе пчелиного яда.
Даже пришлось отправить провинившихся, за ульем пчёл, а потом мне их сажали на спину, чтобы привести в чувство их укусами. В чувство не привели, а разозлить разозлили, неумехи. Спасли моё доброе отношение только женщины, которых прислал мне Верный, бывший в Бартере мэром и наместником в одном лице.
Женщины помогли мне отвлечься от горестных дум, боли в спине, и спермотоксикоза, который начал в последнее время меня одолевать. Не так, чтобы сильно, но мужская природа требует своего, а у меня ещё и сына нет.
А эти две мелкие пакости – мои дочери, причём одна из них уже довольно рослая, теперь уже учились выносить у меня мозг, и это в семь лет! Что же будет дальше. А я абсолютно не готов. Не хватало ещё на старости лет становиться подсандальником. Ладно, ещё подкаблучником, что вряд ли. Никто здесь не носит каблуков, а вот подсандальником уже наверняка.
Старшая, Мирра, была прямая, как палка, и такая же бесхитростная, а вот младшая дочка, Слава, была чисто по-женски хитра, и делала всё исподволь, ненавязчиво. Тренировалась, так сказать на отце. Бессовестная… Вот так и живу, хлеб из сорго жую.
