Путь Черной молнии 3

Волкову было неполных пятьдесят, как говорится, мужчина в самом рассвете лет. На висках пробивается седина, даже заметная при короткой стрижке. Лицо волевое, взгляд твердый, разговор степенный и что удивительно, сохранилась осанка. Несмотря на годы лишений, он не сломался физически, не упал духом и всегда удивлял людей своей походкой и манерой держаться прямо. Годы, проведенные в неволе, сохранили его внешне, он смело мог сбросить лет семь-десять, так что для истинных лет, он выглядел моложавым и подтянутым. Владимир знал, что из родственников встречать его никто не приедет. Вся его родня проживала в Алтайском крае, откуда много лет назад несовершеннолетним подростком он впервые попал в колонию для малолетних преступников. Его фамилия по матери была Волков, а по отцу и его многочисленным предкам – Книс, так что к немцам он имел прямое отношение. Еще давно, до наступления Второй Мировой войны, родственников Владимира выслали из Ярославской области в Алтайский край. Среди пересыльных лиц были: Книс, Эрнст, Вайцели и как утверждали дед и отец Владимира, их фамилия была уважаемой среди немцев. На реке «Кизиха» немецкие переселенцы построили три деревни. Разводили птицу, скот, сеяли пшеницу и овес.

Володе Волкову в 1938 году исполнилось всего пять лет, когда арестовали его отца. Всех, кто имел немецкую национальность «перетрясли» и людей, работающих на оборонных предприятиях или подобных объектах, схватили. В лучшем случае отправляли за границу, в худшем, расстрел или отправка в лагеря. Эльмара, отца Володи, тоже не обошла жестокая участь, после ареста его след потерялся. Родственники не знали, куда власти его отправили, он совершенно пропал. Но однажды пришло письмо от Эльмара, он отправил его с этапа, когда его перевозили к западной границе, он предполагал, что его призовут на службу в красную армию. Мать Волкова, оставив маленькую дочку на родственников, с родной сестрой Эльмара отправилась в Украину. Женщин, случайно оказавшихся в зоне оккупации, отправили в Германию.

В глубинке происходили невероятные события, советская власть, испуганная приближением фронта, решила избавиться от потенциальных врагов. Коммунисты согнали из трех деревень немецких переселенцев и депортировали их в необжитые казахстанские степи. Таким образом, предохраняясь от любых врагов советской власти, партийное руководство страны, считая немцев пособниками противника, выселяло их в 1941-1942 годах сотнями тысяч.

Конечно, семья Книс пережила немало бед. Невероятным образом в деревне тайно объявился отец семейства Эльмар. Он дезертировал из красной армии и вернулся к семье. Узнав, что жена и родная сестра поехали его искать, он принял решение, вернуться и найти родных. Кто-то из односельчан узнал, что Эльмар прячется у своей племянницы Эльзы и навел милицию. Эльмару срочно пришлось бежать, оставив детей на двоюродную сестру.

Упустив Книса, оперативники забрали детей и поместили их в приемник, а затем Володю с родной сестренкой отправили в детский дом. Даже в детском возрасте, и то ощущалось, каково это, быть немцами. Когда дети и воспитатели смотрят на них, как на маленьких врагов народа и при случае обзывают фашистами. Особенно на праздновании дня революции или других государственных праздниках, брату и сестре приходилось терпеть презрительные взгляды детдомовцев, воспитанных в духе советского времени. Владимир уже тогда понимал, почему к нему и сестре так относятся сверстники, причина была одна, фамилия у них была отцовская – Книс. Это уже спустя годы, потеряв паспорт, он назвался Волковым, взяв девичью фамилию своей матери.

Еще до окончания войны три деревни на реке «Кизиха» попали под указ «верховного», и были разрушены, а земля распахана тракторами. Спустя годы, немецкие поселенцы, получив разрешение от властей, стали возвращаться в Алтайский край, но и здесь власть не захотела идти им навстречу: вернувшихся односельчан определили в одно место в степи, там, где не было нормальной воды, и назвали его – зерносовхозом «12 лет Октября». Там и появлялся у родственников Владимир Волков, пока не сбился с пути и не угодил на долгое время в лагеря.

С самого утра Волков был на ногах. Организовав прощальный «стол», пригласил бригадников, и тех людей, с кем несколько лет тесно общался и спал в одной секции. С приятелями, находившимися в разных отрядах, попрощался еще вчера и, обговорив кое-какие дела, предстоящие выполнить после освобождении, расстался.

Перед разводом на работу Волков сварил две трехлитровые банки чая и в проход, где он спал, подошли попрощаться все желающие. Разговоры, смех, сердечные пожелания и напутствия звучали со всех сторон.

В восемь тридцать утра, Волков зашел в столярный цех, попрощался с мужиками-работягами и в сопровождении двух друзей, Ашота и Борисенка, направился к вахте. У входа на КПП Владимир попеременке обнял Ашота и Борисова и, попрощавшись, подошел к капитану спецчасти, ожидавшего его с документами возле входа. Офицер открыл дверь, и они прошли в превратное помещение контрольно-пропускного пункта.

Несколько раз приходилось Владимиру открывать двери на свободу, и каждый раз он ощущал трепет в груди. Вот и теперь шевельнулось встревоженное сердце. «Вот она, долгожданная моя воля, десять лет остались позади». Волков прошел проверку у дежурного солдата и направился следом за капитаном, который повел его в спецчасть, расположенную на втором этаже административного корпуса. Расписался в получении документов и пятисот рублей, снятых с лимитной карточки. Владимир вышел из кабинета. Оказавшись один в коридоре, он собирался спуститься по лестнице, как вдруг заметил в конце прохода девушку, стоявшую возле торцевого окна. Блондинка, среднего роста, на вид ей было лет двадцать. Девушка помахала ему рукой. Волков обернулся, думая, может она позвала кого-то другого. Но на сей раз, девушка поманила его пальцем. Волков, конечно, был заинтригован этой сценой и направился к блондинке.

– Владимир Эльмарович? – спросила девушка.

– Он самый… – удивленно произнес Волков.

Девушка глянула через его плечо и, убедившись, что в коридоре никого кроме них нет, сказала:

– Не удивляйтесь, меня Саша Воробьев прислал. Он просил, проводить вас в одно место.

– Да, да, я понимаю, он сам не может меня встретить. Ну, куда пойдем?

– К главному выходу нам нельзя идти, вас там поджидают. Никого не заметили, когда выходили из зоны?

Волков сосредоточился, вспоминая, кого же он видел на площадке перед зданием.

– Кажись, там двое стояли, мне показалось, рожи у них были татарские, больно глаза раскосые.

– Тогда нам сюда, – девушка открыла дверь, ведущую вниз по лестнице. Это был запасной выход. Обычно дверь запиралась на ключ, но вчера вечером перед окончанием смены работников колонии, Анатолий Брагин, одевшись в форму, специально открыл дверь. Проверяя обстановку и расположение проходов, он подстраховался и отмычкой открыл замок на двери с черного входа.

Спустились на первый этаж. Влево, вход в столовую, вправо, на прилегающую к корпусу территорию. Выйдя на улицу, они оказались на другой стороне здания. Девушка посмотрела, нет ли посторонних на площадке перед главным входом и, никого не заметив, махнула Волкову рукой. Она ускорила шаг и направилась к железным гаражам, расположенным недалеко от здания. Идя следом, Волков с удовольствием разглядывал ладную фигуру своей проводницы. Ее стройное тело облегало хорошо подогнанное платье, светло-голубого цвета. Крепкие, красивые ноги, обтянутые капроном, из-под короткого платья смотрелись изумительно. Белокурые волосы были собраны в пучок на затылке и скованы блестящей, металлической заколкой. Улыбнувшись, Владимир поймал себя на мысли, что девушка определенно ему понравилась, и было бы здорово познакомиться с ней поближе. С тех пор, как в последний раз он был в близости с девушкой-проституткой, посещавшей колонию в строжайшей тайне, прошла целая вечность. Ее заводил начальник караула ночью за хорошие деньги и пользовались таким благом, далеко не все заключенные. Зато каждое утро перед взором заключенных представала начальница санчасти, проходившая через территорию колонии к месту работы, но по комплекции она была так массивна, что в сравнении с идущей впереди девушкой, медработница выглядела совершеннейшей «Бодайской молочницей».

Владимир еще раз улыбнулся и подумал, что девушка по возрасту годится ему в дочери, но не оставил надежду, познакомиться с ней.

– Как тебя зовут? – спросил Владимир, поравнявшись с девушкой.

– Анастасия.

– А кто ты, Настя?

– Я?!

– Ну, да. Как ты с Сашкой познакомилась?

– Ах, вот вы о чем, – рассмеялась девушка, – это же мой брат.

Владимир в растерянности приостановился, и что-то сообразив, радостно воскликнул:

– Так ты и есть Настена! Сашка иногда упоминал о тебе в тайных малявах, – Волков поправился, – в письмах.

Девушка улыбнулась и утвердительно кивнула. Пройдя по гравийной дорожке между гаражами, они вышли на главную дорогу. Недалеко на обочине, поджидая их, стояла легковая машина «Жигули». Настя открыла переднюю дверцу и села рядом с водителем. Задняя дверца открылась и из салона кто-то пробасил:

– Земляк, присаживайся скорее.

Волков нагнулся и уселся на заднее сидение, как тут же попал в объятия друга.

– Ну, здорово братуха, – произнес Александр, обняв правой рукой его за шею, а левой тихонечко похлопал Владимира по груди.

– Санька, братишка! Рад тебя видеть. Здоровый-то, какой стал.

Друзья еще раз обнялись. Машина тронулась и, свернув с главной дороги, поехала по узким улочкам частного сектора. За рулем сидел мужчина, ему было лет за сорок, с каштановыми волосами и как успел заметить Волков, у него были пышные усы. Иногда он поглядывал в зеркало заднего вида, наблюдая, нет ли за ними хвоста, это уже вошло в профессиональную привычку. Вскоре машина выехала из переплетенных между собой улочек и направилась к коммунальному мосту через Обь.

Настя попросила остановиться перед тоннелем, расположенным под железнодорожными путями и, деликатно извинившись, что на время покидает мужчин, улыбнулась на прощание и, приветливо помахав рукой, заспешила по тротуару в сторону Главного вокзала. Волков пребывал в эйфории, и пока они, молча, ехали, он наблюдал за спешащими куда-то людьми, за ухоженными улицами, ведь первые минуты пребывания на свободе, всегда казались сказочно, счастливыми.

– Заметил возле зоны двух кадров? – спросил Александр, нарушив молчание.

– Это те, что на входе стояли. Они вроде, как на татар похожи.

– Они самые. Сдается мне, Володь, что встречали они тебя по указке нашего общего знакомого.

Волков вопросительно посмотрел на Александра, и кивнул в сторону водителя, как бы спрашивая, можно ли откровенничать.

– Можешь говорить спокойно, у нас нет друг от друга секретов. Волоха, хочу тебя сразу предупредить, мы доверяем тебе. Ты очень многое сделал для меня и моей семьи, было время, когда, не задумываясь, подставлял свою голову. Мы благодарны тебе за все. Мы с тобой друзья и это главное. Сколько раз мы с тобой оказывались в опасных ситуациях?

– Иногда я счет терял, – улыбнулся Волков.

– И еще, Володь, мы с Аленой тебе благодарны, что твои родственники нас приютили.

– Саня, да о чем ты! Мы всегда относились друг к другу с пониманием. Помнишь транзитную хату, когда мы с Аркановскими торпедами разделались, тогда мы спасли друг друга от смерти. С тех пор, мы как братья. Я ведь тоже тебе благодарен, не забывал ты меня, пока я лямку тянул, поддерживал, ведь кроме тебя и сестры Эльзы, мне никто не писал. А, кстати, тебе привет от Ашота и Борисенка, помнишь их?

– Как можно забыть таких людей, они помогали мне и «провожали» на свободу.

Анатолий Брагин, ведя машину, посматривал в зеркало заднего вида на друзей и улыбался. Интересно слушать людей, некогда выручавших друг друга от разных неприятностей. «Интересный человек – этот Волков, не из пугливых. Сашку сколько раз от смерти спасал. Присмотреться к нему, очень не глупый, волевой, сообразительный. Конечно, наш долг ему помочь, поддержать. Эх, сколько я таких сопровождал до КПП на свободу, пока работал в системе. Знаю, люди их сторонятся, не пускают в свою среду. На работу не берут, боятся, как бы чего не натворили, или спешат избавиться от таких работяг. Не приспособятся такие вовремя, опять за решетку угодят. Жить все хотят, но не все работают, они привыкли брать по легкому, воровать, да грабить. Кабы еще не пили, может, и налаживали бы жизнь. Волкову мы не желаем плохого, попытаемся помочь. Раз решила организация, значит поможем. Конечно, на этом Сашка настоял, ведь доверять постороннему человеку, нельзя, слишком рискуем. Сергей против, чтобы приближать его к организации, сначала его нужно хорошо узнать, испытать. Катерина поддержала Сашу и, смягчая упорство мужа, говорила: "Нужно отдать должное мужеству Владимира, он рисковал жизнью, но помогал сыну, а ведь власти за это могли его судить". – Анатолий тяжело вздохнул, – ладно, время покажет…»

Вопрос Волкова прервал мысли Анатолия.

– Вы думаете, это Аркан послал своих людей встретить меня?

– Такого варианта мы не исключаем, – ответил Александр, – после того, как воры развенчали этого ублюдка и Гром пустил по его следу «торпеду», Аркан куда-то исчез. По сей день о нем ничего не слышно. Есть информация, пока всеми делами заправляет Мераб, нареченный брат Аркана еще с времен «коронации». Гебанидзе Мамука, грузинский вор, держит под контролем несколько бандгрупп в разных районах города, в основном это касается Первомайки и Ленинских. В последнее время между авторитетными ворами произошли какие-то непонятки и, закончилось тем, что Мераба на неопределенное время Паша Гром отлучил от дел. Теперь в Новосибе столько расплодилось уголовных групп, не знаешь, кто кого блатнее. Все пытаются заполучить лакомный кусок от «крышевания» кооперативов и фирм. Волоха, ты в курсе, что Совет Министров выпустил постановление о создании кооперативов по производству товаров народного потребления. Прикинь, сколько людей за это время вышло из тени. Производственные кооперативы, расположенные на территориях заводов, фабрик, разных предприятий, набирают обороты. Кафешки частные открылись, рестораны, мы уже к этому привыкли. А еще мы наблюдаем такое направление, развиваются небольшие бандгруппы, сколоченные из молодых людей с разным уровнем мышления. Орудует шпана и бывшие зэка, они открыто «трясут» кооператоров, и перешли к наглому вымогательству. Мало того, работники госучреждений прямо проталкивают свои интересы в городской администрации. Ты понимаешь, о чем я говорю? – спросил Александр Волкова, наблюдая, как он пытается в этом разобраться.

– Ну, не совсем, поясни популярно.

– Короче, директор завода на своих площадях разворачивает дополнительное производство. На любом заводе есть ответственный партработник, вхожий в областной парткомитет. Такой чек пролезает в любую госструктуру и укрепляет связи, а потом получает помощь от государства и квоты.

– Я смотрю, вы научились разбираться в этом деле, – сказал Волков, – кстати, у меня еще давно родилась такая мыслишка, открыть на свободе кооперативчик и заняться сувениркой. А почему нет? Мы в зоне такие вещи делали, с руками отрывали, я думаю, здесь это тоже пойдет. Как ты считаешь, Санек?

– А что, дело хорошее, сейчас многие свой труд узаконивают, кооперативы открывают. Но если ты хочешь развиться, то нужен размах. Сколько времени у тебя уходит на изготовление набора шахматных фигур?

– Здесь ты прав, на кусок хлеба с сальцем я, конечно, заработаю, но чтобы деньжонки потекли, надо подобрать команду, а где найти таких людей?

– Сколько денег ты заработал и вынес с собой? – с усмешкой спросил Александр.

– Пятихатку накопил, остальные, сам знаешь, через гонцов пригонял в зону.

– Слезы горькие. Да, Волоха, чтобы развернуться, деньги нужны, на материалы, на зарплату. Сбывать продукцию через магазины тоже надо уметь, они свои проценты наворачивают. Так, что мы имеем в итоге? Надо открывать свое производство и при нем магазинчик.

– Может, банк на уши поставить? – пошутил Волков.

– Осмотрись, в норму войди и реши, наконец, кто ты и чего хочешь. Мы поможем тебе деньгами…

Волков перебил Александра.

– Саня, ты же знаешь, я не привык на чужом горбу в рай въезжать. За совет благодарю, но я сам хочу попробовать. Если сильно прижмет, обращусь, а так не в обиду, сам буду пробиваться.

Александр и Анатолий улыбнулись, принимая рассуждения Волкова за основу его дальнейших, самостоятельных шагов.

«Жигуль» съехал с горки и спустился в «Нахаловку». Анатолий остановил машину возле пятиэтажного здания, расположенного недалеко от Оби. Еще ниже размещались частные дома, потесненные пятиэтажкой, но зато вокруг, беспорядочно расположились маленькие огородики, а узкие и кривые улочки рассекли густонаселенные трущобы на сектора. В трехстах метрах от дома находился небольшой пляж, по краям которого громоздились массивные горы песка, перекаченного земснарядами. Чуть в стороне от «народного» пляжа, размещалась лодочная станция, со стройными рядами кабинок-бытовок и большим скоплением лодок, как причаленных к берегу, и также перевернутых верх дном.

В криминальном плане, власти считали этот район неблагонадежным, а люди называли его – «Нахаловкой». В союзе, почти в каждом городе существуют свои Нахаловки, застроенные людьми в обход официальному разрешению администрации. Архитектором здесь считается сам народ, потому дома стоят беспорядочно и прилипают друг к другу. Связано это с катастрофической нехваткой жилья: люди, работающие на предприятиях города, живут и ютятся в общих бараках и всегда мечтают обзавестись благоустроенной жилплощадью, но очередь на получение квартиры продвигается медленно и некоторым молодым семьям вообще негде жить. Вот и приходится наскоро строить «засыпушки» из опилок и досок. На тот момент складывалось следующее: если появлялся новый дом, его необходимо было срочно оборудовать печкой. За выходные дни быстро строился домик и пока его возводили, мастер успевал сложить печь. В понедельник, когда с проверкой прибывало начальство и обнаруживало свежее строение, по приказу трактором дом сносили, но если над крышей виднелась труба, и из нее шел дым, хозяев оставляли в покое. Вот так, годами и десятилетиями создавались подобные районы, напоминающие собой густонаселенные трущобы. В Нахаловке, Бурлинке, Ельцовке, Каменке, скапливалось большое число уголовных авторитетов, и они из поколения в поколение передавали свой опыт подрастающей шпане.