Путь Черной молнии 3

Сергей, взяв ручку, нарисовал на чистом листе бумаги забавную карикатуру и отметил, что она здорово похожа на Шаронова. В облаке, отражающем мысли карикатурного героя, написал: «Чем бы дитя ни тешилось – лишь бы не повешалось». – Затем перечеркнул текст и ниже подписал: «В арьергарде век не долог…»

«Интересно, насколько Шаронов подобрался близко? За кем установили слежку, за мной или Семенычем? Судя по фотографии, мы встречались недели две назад. Скорее всего, наблюдение ведется за ним. Семеныч был прав, когда предполагал, что после получения анонимки Шаронов начнет проверять сослуживцев, вот и его "прощупал", вдруг Портников имеет отношение к анонимке и решил таким способом рассчитаться с бывшим заместителем за увольнение из комитета. Сейчас главное обрубить концы, чтобы Сашка успел уехать из города. Волков еще, не вовремя появился, у нас сейчас такое начнется, не до него будет. Что он за человек? На первый взгляд, вроде неплохой. А с другой стороны, насколько скрытен может жить человек, отсидевший в лагерях чуть ли не полжизни, да еще побывал на особом режиме. Хотя у Волкова есть шанс оказаться в числе людей, не заискивающих перед уголовниками: он имеет свое независимое мнение и к тому же способен дружить по-настоящему. Тому пример история с Сашей. Если они вместе поедут в Алтайский край, то какое-то время будут поддерживать друг друга. Но Волкова рано посвящать в наши дела, к нему нужно внимательно присмотреться и проверить, как следует. Саша уверен в нем и по своему прав, если считать, сколько раз Волков спасал его от смерти».

Тем временем к Шаронову в кабинет вошли три сотрудника, и начальник принялся обсуждать с ними последующие действия, касательно Брагина.

– Если нам не удастся выжать из него информацию об Ирощенко и все, что он скрывает от меня, придется его отпустить, а не то этот бывший адвокатишка засыплет жалобами все инстанции. Лацис, подключи за Брагиным Николая Николаевича21, задействуй наших специалистов, пусть у него на квартире установят «Сергея22». Ты, Григорьев, займешься розыском его родных, не может быть, чтобы все разом уехали из города. А ты, Переверзев, – полковник обратился к мужчине в штатском, – усиль наблюдение за Портниковым, кажется этот стареющий «пердун», что-то начинает против меня мутить. Все, орлы, быстро разлетайтесь по местам и своевременно докладывайте обо всем. О своих непосредственных обязанностях не забывайте, а то мне скоро отчитываться перед начальством за работу отдела. Ах, да, Переверзев, поручаю тебе сопроводить Брагина в наш Заельцовский изолятор, и устройте ему там «радушный» прием, дабы этот непотопляемый «спец» призадумался и осознал, что лучше гулять на свободе, чем получать тумаки от своих бывших подопечных.

«Ну, Шаронов, ну и прохвост! – обругал его Сергей про себя, – беда, если он установил за мной слежку. "Наружка" от госбезопасности, это не разношерстные уголовники из банды Аркана, эти, по словам Портникова, могут и другие службы подключить. Долго ли мы тогда "пробегаем". А что у полковника на меня есть? Опасная информация, и если он обнародует ее, то навлечет на себя неприятности. Нет, он побоится потерять свое кресло. Побег Сергея Ирощенко, вот так, с кондачка, без особых доказательств, он не вынесет на расследование уголовного дела. Доказать, что у меня была боевая группа, он тоже не сможет, у него только косвенные улики. Факты стрельбы из винтовки в Красномайской и на границе с Алтайским краем, тоже ни к чему не приведут, оружия-то нет. Тем более Шаронов знает, что за моим признанием потянется целая цепочка дел. Да каких там дел?! Это настоящие преступления, в которых замешаны: Говоров, Кузнецов и мои немалые преподношения в виде взяток. Единственное, чем он может шантажировать меня, это организованный мною побег Ирощенко. Э, нет, господин Шаронов, сразу не смог доказать, а теперь уже поздно, твой поезд уже давно в пути. Плохо одно, анонимка неважно сработала. Хотя, почему неважно? Пока Шаронов отбивался от комиссии и разных проверок, мы выиграли время и привели дела в порядок. Но все равно, с Шароновым нужно кончать, иначе он жить мне не даст, соответственно и моим родным. Он так и так меня выпустит, но обязательно установит слежку, а это значит, что какое-то время я не смогу встречаться с родными и друзьями. А если не выпустит? Хочешь, не хочешь, а придется пойти на крайние меры. Жесткий шантаж заставит его шевелиться и если он не дурак, то не станет раскручивать дело, себе же во вред. Другой вариант: собранные компрометирующие документы на Шаронова уже завтра пойдут по назначению, и если это не поможет, придется применить следующее решение: подготовка моего побега. Думаю, что до этого дело не дойдет, ведь информация, переданная мне Портниковым, в совокупности с компроматом о тайной деятельности Шаронова, заставит его пойти на компромисс. Тем более на горизонте вырисовываются еще два человека, остро заинтересованные в смещении Шаронова с занимаемой должности. Первый, это генерал-майор Смоленцев. У Семеныча с ним сохранились хорошие отношения, Смоленцев старый кадровик в госбезопасности. Он работает в Новосибирском отделении первого главного управления в отделе кадров и парткомитете, он уже осведомлен о преждевременном уходе Портникова на пенсию. Просто Семеныч сам попросил генерала, не разворачивать вокруг его имени «войну». И второй человек, начальник второго отдела полковник Кашапов, он терпеть не может Шаронова и при удобном случае подставит ему «классическую» подножку. Уже завтра, если Шаронов меня не выпустит, Катя обязательно оповестит Портникова о моем аресте, а он вдобавок свяжется с отделом девятого управления, все закрутится для полковника не в лучшую сторону. Так что, пусть потешит себя иллюзией, будто сильно меня напугал. Я даже готов раззадорить его, представив себя этаким «стойким оловянным солдатиком». Но так просто он меня не расшатает. Знаю, у госбезопасности свои методы развязывания языков, но я ведь не враг государства, чтобы меня принуждали к даче показаний. При моих-то способностях Шаронову будет трудно подвести под меня уголовную статью, если конечно он возьмет на себя смелость признаться в некоторых преступлениях, вот тогда я могу усесться на скамью подсудимых…»

Мысли Сергея прервал звук открываемого замка. Дверь открылась, и появившийся комитетчик Переверзев приказал:

– Брагин, следуйте за мной.

Он провел Сергея до конца коридора и направил его по лестнице на первый этаж. Переверзев приветливо кивнул дежурному офицеру и, открыв наружную дверь, вывел Брагина во внутренний двор учреждения. Перед воротами их уже поджидал микроавтобус «РАФ», в который посадили Брагина и вывезли со двора. Все стекла внутри салона были зашторены и Сергея усадили так, чтобы он не видел через лобовое стекло, какой дорогой его везут. Машина двигалась по городу минут пятнадцать и, наконец, остановилась. Послышался лязгающий звук роликов открываемых ворот и «РАФ» въехал во двор изолятора.

Брагина завели в трехэтажное здание, стены которого были окрашены в мрачный, серый цвет. С левой стороны располагалась дежурная комната. Показав удостоверение и отдав сопроводительный документ, Переверзев провел арестованного по коридору. Затем они свернули и, спустившись в подвал, уперлись в закрытую дверь. Переверзев нажал на кнопку звонка и через минуту их впустили в глухое помещение. Сотрудники КГБ приступили к своему ритуалу: сфотографировали Сергея в анфас и профиль, описали особые приметы, «откатали» пальцы на предмет отпечатков. Затем дежурный лейтенант подвел прибывших к металлической двери. Второй служащий остался сидеть за столом. За дверью находился длинный коридор, по обеим сторонам которого в основном размещались двуместные и одноместные камеры. Остановились напротив двери под номером три. Дежурный, позвякивая связкой ключей, открыл замок и Брагин вошел в плохо освещенную, одноместную камеру. Лейтенант приказал ему снять пиджак, а затем обыскал, прощупав швы и карманы одежды. Забрал все документы и вещи: часы, ремень и приказал вытянуть из ботинок шнурки. Затем потребовал приспустить брюки вместе с трусами до колен. Сергей отказался обнажать свое тело и отступил назад.

– Брагин, – обратился к нему Переверзев, – вы обязаны выполнить это требование, так положено, в противном случае мы применим силу.

Сергей нехотя расстегнул брюки и двумя большими пальцами, захватив резинку трусов, спустил одежду до колен.

– Присядьте пять раз, – приказал лейтенант. Задержанному опять пришлось подчиниться. Дежурный осмотрел Сергея со спины и, убедившись, что он ничего не прячет в заднем проходе, разрешил натянуть брюки. Затем он приказал Брагину открыть рот и, ухватив его за нижнюю челюсть, грубо покрутил ему голову из стороны в сторону. Закончив обыск, лейтенант отступил к двери. Брагин задал Переверзеву вопрос:

– На каком основании меня арестовали?

– Тебя задержали на двадцать четыре часа, есть постановление, подписанное начальником отдела. Остальные вопросы задашь полковнику Шаронову.

– Когда он здесь появится?

– Понадобишься, вызовет.

Дверь камеры с грохотом закрылась. Сергей прошел и сел на откинутые нары. Два деревянных столбика, вместо табуреток, располагались посреди камеры. Стены были покрыты бетонной крошкой, что называется под «шубой». В торцевой стене вмонтировано маленькое зарешеченное окно. В углу, на бетонном постаменте возвышалось что-то похожее на унитаз, с постоянно журчащей водой. В другом углу располагалась эмалированная раковина и тусклый кран из латуни для умывания. Рядом на стене, висел шкаф без дверок, с облупившейся краской, предназначенный для хранения продуктов. Над дверью, в зарешеченной нише, пряталась лампочка, тускло освещавшая камеру круглые сутки. «Ну вот, приехал. Когда-то я работал с заключенными, а теперь сам оказался на их месте. Правда, после побега Сергея мне пришлось "покуковать" два дня на таких вот нарах, но тогда я отвертелся. А теперь, что меня ждет? Видимо, Шаронов больше не предрасположен со мной лояльничать. Неужели его так приперло, что срочно понадобился Ирощенко. Нет, вероятно, здесь дело серьезное, иначе бы он не торопил меня. Ладно, что толку гадать, дождусь прихода Шаронова, все равно он меня отпустит, ведь если я соглашусь ему помочь, из камеры это сделать будет невозможно».

Екатерина и Настя находились в Нахаловке на квартире и с минуту на минуту ожидали прихода Анатолия Брагина.

«Саша с Владимиром, наверное, уже к Рубцовску подъезжают, – размышляла Екатерина, – вечером нужно обязательно созвониться с сыном и сообщить о результате. Господи, Алена опять будет волноваться, не успела к одному месту привыкнуть, как опять уезжать. Хоть бы Сережу отпустили, тогда ничего не придется менять. Наташа наверно получила срочную телеграмму, вечером Сергею передаст. Если мужа до завтра не выпустят, свяжусь с Василием Семеновичем, нужно будет передать ему пакет с документами, но это уже сделает Толя. И будем ждать. Только не ясно чего ждать в первую очередь, либо Сережа выйдет, либо сработает компромат на Шаронова. Как все-таки тяжело, когда кругом неопределенность и на душе неспокойно. Вот, так и раньше бывало с ребятами. Нужно все-таки запастись терпением…»

– Мам, – голос дочери отвлек Екатерину от мыслей, – а в чем могут обвинить отца, он же ничего такого не сделал, за что его арестовал этот бешенный полковник?

– Настя, этот, как ты выразилась, полковник с больной головой просто задержал его по недоразумению, ты же знаешь, когда арестовывают, предъявляют обвинение или, по крайней мере, говорят, в чем подозревают задержанного.

– Да, я знаю об этом, потому и спросила. Должна же быть хоть какая-то причина для задержания. Знаешь, что меня беспокоит, ведь он раньше работал в системе и тем более был адвокатом и вдруг его забрали. Мама, может, тебе стоит объяснить мне кое-какие вещи, а то ведь как-то не честно получается с вашей стороны. В чем-то незначительном вы мне доверяете, а когда дело касается серьезного, ты всегда мне говоришь, не переживай, все обойдется, все будет хорошо.

– Ты мне о сегодняшнем случае говоришь или тебя еще что-то беспокоит?

– Мам, скажи, почему Волков должен бояться кого-то из своих бывших дружков, он, правда, раньше состоял в банде?

– Дочка, почему ты так решила?

– Но ведь два парня действительно поджидали его у входа, а Саша попросил меня увести Волкова через черный вход. Зачем все это? Помнишь, вчера за столом, дядя Володя обещал рассказать мне о какой-то тюремной битве.

Екатерина вздохнула тяжело и приобняв Настю за плечи согласилась кое-что рассказать.

– Хорошо, Настя, давай поговорим, но только прошу тебя, никому из знакомых об этом не рассказывать. Эта история давняя и коснулась она многих, в том числе и всех твоих близких. Помнишь, тебе рассказывали, как наш дедушка с Сашей встретились случайно в тайге с группой заключенных, бежавших из-под стражи. С тех пор и тянутся все эти события. Главарь бандитов Аркан продыху не давал Саше, в том числе и нам, пока наши парни не взялись за него основательно.

– Я тогда и не предполагала, что дядя Валера и есть Аркан, если бы дядя Сережа Крутов не привел меня в этот дом, век бы не знала этого бандита. А дядя Володя от него нашего Сашку защищал?

– Да, Настя, Владимир не раз спасал Сашеньку от гибели, да и сын оказался ему полезным. Они тогда очень сдружились. А что может быть превыше настоящей дружбы, столько лет прошло, а они остались верными друзьями. Нам тогда всем пришлось объединиться, мы старались творить справедливые дела: дедушка охранял лес от браконьеров, твой отец, брат Саша, и Толя и с дядей Сережей до сих пор разыскивают опасных преступников. Ведь ты сама помнишь, как оказалась в нашей семье, разве мы могли бросить тебя в беде. Поверь, Настенька, ты нам пришлась по душе, и нам было не все равно, что с тобой случилось в жизни.

– Мам, я все понимаю, и очень благодарна вам с отцом за все, что вы для меня сделали. Я плохо помню свою мать, иногда, кажется, а была ли она вообще, ведь я тогда была еще ребенком. Почему-то плохое больше вспоминается, чем хорошее. Правда Марию Михайловну и подруг своих по интернату, вспоминаю добрым словом.

– К сожалению, дочка, плохое очень сильно врезается в нашу память, ведь в такие моменты мы испытали либо страх, либо сильное волнение и это запомнилось на всю жизнь. Но и счастливые моменты всплывают в памяти, и от этого у нас появляется хорошее настроение. А о чем ты вспоминаешь с улыбкой?

В разговоре с дочерью Екатерина немного отвлеклась от тревожного события и заулыбалась.

– Конечно о тайге, когда мы к деду в гости приезжаем. Я чувствую себя в лесу, как в своей стихии. Это так здорово, ходить по старому кедровому бору, по берегу озера, речки. А наш утес… Мам, а ты в курсе, что наши называют его «Черной молнией».

Екатерина утвердительно кивнула.

– Знаешь. А почему так называют? Расскажи, мам.

– Очень скоро ты об этом узнаешь.

– Это что, опять тайна?

– Можно и так сказать.

– Мам, неужели ты не расскажешь об этом. Ну, прошу тебя, пожалуйста, расскажи. Я никому… – Настя припечатала указательный палец к своим губам.

– Ну, хорошо. Только помни, о чем я тебя просила, помалкивай. Еще давно, когда я была совсем-совсем маленькой, а наш дедушка был молодой, в наших краях жили люди в селах, в деревнях, на заимках. Перед самой войной, для нашего народа наступило лихое время, беда пришла к людям. Государство начало арестовывать людей.

– Я помню, дедушка об этом рассказывал.

– Так вот, в нашем крае люди стали объединяться в небольшие группы, и придерживаться своих убеждений, отличимых от взглядов советской власти. Им не нравилась такая политика, которая шла в разрез с основами государственного строя. В тридцать седьмом году многих таких недовольных и лояльных, кстати, тоже, органы НКВД арестовывали и отправляли в лагеря, но это были счастливчики, некоторых из арестованных расстреливали, объявив «врагами народа». Одна такая организация «Черная молния» просуществовала дольше всех, она состояла из военных людей, боровшихся за справедливость в нашем крае. Поначалу такое название пугало многих людей и леденило душу, но со временем таежные жители узнали истинное предназначение этой организации: они наказывали только тех, кто несправедливо относился к людям. Если это был представитель власти – милиционер, нагло обиравший крестьян, на его преступления собирались доказательства. Иногда это помогало и нечистого на руку проходимца, сажали в тюрьму. Но были другие начальники, которым советские законы были безразличны, они сами вершили жестокий суд, приговаривая людей к смерти. Вот таких «Черная молния» приговаривала к высшей мере. А потому как организация состояла из бывших офицеров, они прославились храбростью и справедливостью. Это были умные и отчаянные люди. Власти долго не могли раскрыть «Черную молнию». А базировались они как раз недалеко от дедовской заимки, и кто-то в их честь назвал утес на реке «Черной молнией».

– Что с ними случилось, их нашли?

– Говорили разное: будто организацию раскрыли и офицеров арестовали, а другие судачили, мол, они избежали ареста и разъехались кто куда. Даже ходил слух, что высокие начальники направили их в Москву, а впоследствии создали особую группу, которая занималась раскрытием преступлений среди государственных чиновников.

– Вот это да! – с восхищением произнесла Настя, – какие смелые и бесстрашные люди. Вот бы в наше время появилась такая же организация. Было бы здорово, правда, мам.

– Думаю, дочка, они все же существуют. Понимаешь, если люди, которые пробравшись в государственные органы, преступают закон, все равно справедливое возмездие настигнет их неминуемо. Это мы – нормальные люди так себе понимаем. Но власть сама себя за воровство по руке не ударит, потому кто-то должен с ней бороться, а иначе коррупционеры задушат народ поборами и, воруя казенные средства, пустят страну «по миру». Вот это мы сейчас и наблюдаем: что-то страшное, злое происходит в нашем обществе. Кто-то злонамеренно толкает нас в пропасть. Ты же видишь, как опустели прилавки в магазинах. Люди совсем отчаялись, особенно старики, вроде и деньги есть, а купить на них нечего. Если что-то выбросят, сразу же очереди километровые выстраиваются. На заводах и фабриках зарплаты задерживают. Кооперативные магазины многократно завысили цены на продукты. Но главное не только в этом, Настенька, беспокойно то, что наша власть от народа многое скрывает.

– Что именно?

– Правду, которая начала бродить среди простого народа. Государство грабило людей, убивало, доводило их до нищеты и, прикрываясь лозунгами, творило бесчинство. Люди многое пережили, не забыли предвоенные годы, а мне ведь тоже пришлось в те годы пройти через несчастье.

Екатерина посмотрела в изумленные глаза дочери и решилась рассказать ей свою историю, которой, когда то поделилась с сыном, как в хрущевские времена ей пришлось по сфальсифицированному делу отбыть наказание в лагере. Также рассказала, как в тюремной больнице появился на свет Саша. Закончив рассказ, Екатерина увидела, как сильно разволновалась Настя.

– Мама, ну, почему ты раньше не рассказала мне?

– Нелегко в этом признаться, дочка, будь я действительно виновна, я бы ни за что не поведала об этой истории, ни Саше, ни тебе.

– А судимость, так и осталась?

– Нет, слава Богу, судимость сняли после пересмотра дела по решению суда, а не за давностью лет.

– Ты озлобилась?

– Нет, Настенька, обидно, конечно, было, но я не ожесточилась. Над нами всегда существует божья справедливость, если люди не признают своих ошибок, Бог все видит и ему решать, кто из нас виноват, а кто нет.

Дочь, тронутая признанием матери, прижалась к ней и крепко обняла. Екатерина вспомнила, как много лет назад, вот также, сидя с сыном на ступеньке крыльца, рассказывала ему эту историю. И он, выслушав тогда, признался, что сильно ее любит.

– Настенька, я очень тебя люблю.

– И я тебя, мама.

В прихожей резко прозвучал звонок. Мать с дочерью подскочили с дивана и поспешили к двери, надеясь увидеть дорого и любимого Сергея, но встретили на пороге Анатолия.

– Не было Сережи? – спросил он первым делом.

– Нет еще.

– Где Саша, его предупредили?

– Они с Волковым уехали в Рубцовск, вечером созвонимся.

– Сергею Ирощенко сообщили?

– Да, Настя отправила ему срочную телеграмму.

Екатерина прошла в маленькую комнату и, взяв ключ из секретера, протянула Анатолию.

– Вот, возьми ключ от гаража, Сергей просил передать кому-нибудь из вас, если у него вдруг возникнут неприятности. В тайнике найдешь пакет, его необходимо передать Портникову, но это будет завтра, если Сергея не отпустят.

Анатолий согласно кивнул и присел на диван.

– Толя, как ты думаешь, его выпустят?

– Катюша, только не переживай, ты разве Сергея не знаешь, он хоть узенькую лазейку да оставит. Выкрутится, ему не впервой. Я думаю, скоро Шаронов его отпустит.

– Ты в этом уверен?

– Учитывая растущие потребности Шаронова и его шкурнические интересы в вопросе экспроприации денежных средств у преступных элементов, можно сделать вывод, полковник занялся чем-то очень серьезным, а Сережа нужен ему сейчас для другого…

– Чтобы заполучить адрес Ирощенко, – перебила его Екатерина.

– Вот именно, и здесь Шаронова ждет невероятный облом, у Сергея на этот счет имеется грандиозное прикрытие.

– Я знаю, Сережа к этому тщательно готовился. Толя, я, конечно, понимаю, Шаронов, это еще не вся госбезопасность, но ведь нашел он причину задержать Сергея.

– Катя, не начинай все сначала, успокойся. Сергей – юрист и ему ли не знать все препоны, поставленные Шароновым. Ну, продержит он его день, от силы полтора суток и все равно выпустит. Копать себе могилу руками Сергея он не будет, этот кадр не глупец, тем более ждет повышение по службе.

– Что же нам остается?

– Терпеливо ждать. Я сейчас поеду в гараж, чтобы документы были у меня под рукой. Да, Катюша, и ты Настена, так, на всякий случай проверяйтесь, чтобы за вами не было слежки. После того, как свяжешься с Сашей, позвони мне, скажешь, что они с Аленой решили. Завтра ближе к вечеру снова встречаемся на этой квартире.

– Толя, я подумала, может Настю отправить на время из города.

– Мама, мы уже говорили об этом, никуда я без вас не поеду, да и скоро занятия в институте начнутся, к тому же у меня недельный выезд на соревнование по стрельбе.

– Ой, хорошая ты моя, а вдруг что случится, в такой обстановке лучше подальше быть от беды. Я ведь переживаю за тебя.

Вопреки тревожной обстановке, девушка заулыбалась и задорно процитировала слова, однажды произнесенные дядей Сережей.

– На войне, и в разведке, не празднуйте труса.

– Толя, ты только взгляни на нее, она еще и смеется. Настя, не к месту ты это сказала. Ох, ребята, опять нелегкие времена начинаются.

Анатолий ушел, отставив мать и дочь вдвоем, сегодня они останутся ночевать в этой квартире.

Глава 6

Чья возьмет?

Сергей Брагин полночи проворочался на плоском матраце и никак не мог заснуть. В голову лезли разные мысли. Несколько раз слышал, как надзиратель отодвигал крышку смотрового глазка и наблюдал за ним. Только под утро сон сморил, но ненадолго. Усилием воли заставил себя не думать, но все равно не спалось. Поднялся с нар и, чтобы взбодриться, сделал зарядку. Ополоснув лицо под краном, стал прохаживаться от столбика до двери и обратно, как это делают завсегдатаи подобных мест. За зарешеченным окошком забрезжил рассвет. В коридоре послышались шаги проверяющих надзирателей. Забренчали ключи, захлопали двери камер. Два дежурных офицера, зашли к Брагину и, сверив данные арестованного, захлопнули дверь. Утренняя поверка закончилась. Через некоторое время послышались звуки перекатывания тележки и шум

о

ткрываемых «кормушек». Узников камер изолятора КГБ кормили завтраком.

Работая инспектором в угрозыске, а затем старшим инспектором оперчасти в тюрьме, Сергей много раз бывал в разных изоляторах, но это заведение он никогда не посещал, как-то не довелось ему «тесно соприкоснуться с госслужбой в качестве арестанта. От утренней каши и пайки хлеба он отказался, принял только кружку с горячим чаем или вернее с закрашенным и подслащенным кипятком.

После всех процедур заключенных стали попеременно выводить на утреннюю прогулку, но камеру Брагина почему-то обошли. Но он не сильно жаждал прогулки, ему и так хватило времени и места, чтобы подготовиться к встрече с Шароновым. Примерно за два часа до обеда дверь камеры открылась, и дежурный офицер приказал следовать за ним. В конце коридора, завел в небольшую комнату, видимо это была допросная камера. За столом уже сидел Шаронов. В отличие от вчерашнего дня, сегодня он был одет в штатский костюм.

Лейтенант отдал честь и вышел в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.