Естествознатель. Книга 4. Зловещие топи
– Четверка тоже совершил серьезный проступок, – задумчиво добавила Оделян. – Но ему будет довольно карцера. Азор же виноват в смерти своих товарищей, предательстве, обмане и воровстве. Если ты думал, что подобное может сойти тебе с рук, то ты просто глупец. Видишь того оленя? Ты встанешь на его место. Каждый сможет подойти к тебе и ударить. Я считаю это справедливым возмездием, ведь ты виноват не только передо мной, но и перед всеми остальными. Своим поведением ты разгневал Духа Доргейма. Мы, конечно, не знаем, друг он или враг; но пока, судя по тому, что происходит, он все-таки на нашей стороне. После того, как каждый потренирует на тебе коронный удар, ты отправишься в карцер и будешь находиться там до тех самых пор, пока мы все не покинем Доргейм. В полной темноте и одиночестве, холоде и сырости ты проведешь часы, отведенные для наказания. Никто не придет справиться о твоем здоровье, ты ничего не будешь знать о внешнем мире. Только мрак и голые стены станут твоими вечными спутниками. Ты услышал меня?
Пока Одди произносила свою речь, застывший взгляд Азора становился будто острее и напряженнее, а на висках его выступили крупные капли пота. Очевидно, наказание показалось ему слишком суровым. Но, возможно, и поделом ему? Сколько невинных ребят он затащил в топи на верную гибель… Как бы то ни было, от бывшей бравады не осталось и следа; перед палачами стоял испуганный и оробевший мальчик, не желавший провести все свои молодые годы в заточении.
Затем Оделян взяла олененка за ошейник и потянула в сторону; счастливец недоуменно шевелил ушами, даже не представляя себе, какой ужасной участи ему удалось избежать. Отведя животное подальше, она жестом указала Азору, куда тому следует встать.
Юноша хотел было запротестовать, а его взгляд судорожно метнулся к спасительному ельнику, но в самый последний момент, очевидно желая сохранить остатки гордости, брюнет остановил себя и на негнущихся ногах встал на место, которое ему указала безжалостная Одди. На уроке господина Шандонэ присутствовало около тридцати учеников; если хотя бы один из двух ударит в полную силу, то Азор мог и не дотянуть до карцера, на что, кстати, последний весьма надеялся.
Как отреагировали на подобную экзекуцию остальные ребята? Кто-то искренне жалел Азора, кто-то считал, что поделом ему. Но ни один при этом не усомнился в правильности выбранного наказания. Разве смогут они победить беруанцев, если среди них будут люди, прогнившие насквозь? Тогда их всех будет ждать безоговорочное поражение.
Жестокое представление началось. Ребята по очереди подходили к Азору, смотрели тому в глаза, пытаясь найти признаки раскаяния, а затем безжалостно били его. После первого удара выдержка окончательно отказала наказуемому, и он, беспорядочно топча спелую чернику своими громоздкими сапогами, кинулся было в ельник. Его тут же вернули на прежнее место и для верности связали ноги. Тогда он заскулил от страха, не помня себя. Поистине это было жалкое зрелище.
Артур с досадой отвернулся. Да, пусть Азор тысячу раз заслужил все, что с ним сейчас происходит, тем не менее, человек не должен вершить суд над себе подобными. Азор оставлял ребят погибать на болотах, а иные (считающие себя при этом весьма добропорядочными и благочестивыми людьми) убивают друг друга в мыслях. Азор подло поступал? Но разве он один такой? Разве найдется счастливец, никогда в своей жизни не совершавший подлостей? Едва ли. Так имеет ли право один человек осуждать другого? Артур был уверен, что не имеет. И он сам не желал участвовать в этом мнимом правосудии. Поэтому, когда очередь дошла до него, он просто прошел мимо Азора, даже не глядя на него. Возможно, никто не обратил бы внимания на сей малозначимый факт; доргеймцы были слишком разгорячены предстоящей расправой, но наказуемый вдруг сам подал голос.
– Шты! Падла! – грубо прошепелявил он своим разбитым ртом, и все невольно поморщились, ибо не привыкли слышать от благовоспитанного Азора каких бы то ни было ругательных слов. – Сам планировал сбежать с нами, но в последний момент слился! Как удобно, да? Мерзкая тварь! Почему не ударил меня, а? Почему не ударил? Брезгуешь? – Азор продолжил браниться, кажется, у него начиналась истерика. Но Одди было достаточно этих первых слов бывшего подопечного, ибо она тут же перевела свой острый цепкий взгляд в сторону Артура. На ее красивом лице отразилась неподдельная ярость.
– Ты обманул меня! – прошептала он так четко и выразительно, что, несмотря на гвалт и возгласы, Артур предельно ясно услышал каждое ее слово. Юноша резко поднял голову, и взгляд его голубых глаз рассеянно пробежал по искаженному от гнева лицу Оделян. Да, он не сказал всю правду. Чтобы помочь Жабе. Артур надеялся, что, скрыв факт готовящегося побега, Четверке удалось бы избежать наказания. Возможно, тот смог бы придумать что-то вроде «заблудился после работ на болоте». Но теперь, разумеется, в этой маленькой лжи не было никакого смысла.
– Азор врет! – вдруг раздался чей-то робкий и тихий голос. Оделян огляделась, пытаясь найти источник звука. Говорил второй беглец. – Он врет, – уже более ясным и твердым голосом повторил Жаба. – Азор невзлюбил его с самого начала. А еще он несколько раз предлагал ему бежать, но Восьмерка всегда отказывался.
– Вот как? – Оделян с некоторым удивлением покосилась на Жабу. Впрочем, не только она одна. Артур тоже искренне недоумевал. Признаться, он не ждал от трусливого и забитого Жабы какого бы то ни было заступничества. Мальчик на побегушках, готовый первым относить парашу, только чтобы его не били, теперь выгораживает его, проявляя тем самым самое настоящее благородство?
Артур посмотрел на Жабу, а когда их глаза встретились, на губах того показалась едва заметная слабая улыбка. Дружеская улыбка. Клипсянин с облегчением выдохнул. Признаться, он уже было подумал, что его ждет такая же незавидная участь, как и Азора. Значит здесь, в этом темном и мрачном месте, где даже деревьям нельзя доверять, у него все-таки есть друг! Такое, казалось бы, короткое и невзрачное слово, которое заключает в себе бесконечно много. А еще Артур лишний раз убедился в том, насколько ошибочным может стать первое впечатление о человеке. Ты вроде смотришь на его осанку и манеру одеваться, слушаешь речь, анализируешь поведение, и тебя посещает нелепое заблуждение, будто ты досконально изучил его вдоль и поперек и способен даже предсказать все его дальнейшие действия. Но это, конечно, неправда. Первое впечатление может оказаться весьма и весьма обманчивым.
Азор сперва выглядел самым положительным и честным человеком среди всего доргеймского сброда, а на деле оказался беспринципным убийцей. Джехар представлялся самым решительным, храбрым и справедливым, но (только сейчас Артур стал об этом догадываться) в действительности являлся трусом, боявшимся Оделян до дрожи. С чего Артур так решил? Очень просто: во-первых, он вспомнил диалоги между главным и Азором, когда последний пытался шантажировать вожака упоминаниями об Оделян. Кстати, вероятно, именно из-за страха перед Одди Джехар не решился напрямую предупредить Артура о недобросовестности Азора. Наверняка ведь главный догадывался, что с его соседом по камере не все так просто, но он тем не менее не предупредил Артура и Жабу, испугавшись, что Азор, если узнает, настучит на него Оделян. Таким образом, смельчак оказался трусом. А сам Четверка? Парень, которого Джехар небрежно назвал «мусором»? Забитый и вечно испуганный, он тем не менее нашел в себе смелости вступиться сейчас за Артура.
И не только это. Внимательный клипсянин заметил, что, когда подошла очередь Жабы ударить Азора, тот не стал этого делать, последовав примеру Артура. Он тоже просто прошел мимо, не подняв руки на уже основательно избитого беднягу, не соглашаясь с мнением большинства и проявляя тем самым благородную смелость и милосердие.
Азор лежал на земле, втоптанный чужими сапогами в мокрый мох и грязь; у него уже не было сил подниматься на колени и молить о пощаде, он просто тихо поскуливал в такт новым ударам. Впрочем, Оделян и сама сжалилась над ним.
– Забери его, Джех. Отнесите в зиндан, – не глядя на беспомощно распластавшегося на земле юношу, приказала Одди. Но в тот самый момент, когда сильные руки вожака подняли Азора, тот, оттолкнув Джехара от себя, бросился в ноги Оделян.
– Прошу, госпожа, не оставляй меня там одного! – взмолился приговоренный каким-то диким, прерывающимся голосом. Грудь его душили рыдания, на нем не осталось живого места, но он жадно цеплялся окровавленными руками за брюки Одди, оставляя на них красные отметины. – Я обещаю, клянусь, что больше не совершу ничего дурного! Только не там, только не в темнице! Дух придет за мной! – и опять эти истеричные подвывания. Но Оделян была непреклонна в своих решениях. Ее сложно было разжалобить, а в особенности, когда речь шла о благополучии ее питомцев.
– Прости, Азор. Я не могу больше никем рисковать, – твердо сказала девушка, сжав зубы. За свою пока еще недолгую жизнь Оделян пришлось сталкиваться с такой чудовищной жестокостью, что ее собственное сердце уже давно оделось в броню и было глухо к чужим страданиям.
Джехар и Единица подхватили рыдающего Азора и поволокли в сторону казарм. Четверке приказали идти следом; ведь второму беглецу тоже грозил карцер. Когда незадачливый беглец проходил мимо Артура, то незаметно коснулся пальцами его ладони. От этого на первый взгляд простого и обычного жеста у клипсянина потеплело на душе. Среди всего сонма враждебно настроенных незнакомцев у него теперь появился друг, сообщник, напарник, которому (как юноше хотелось надеяться) можно доверять.
Неприятный урок наконец-то закончился, о чем ребят не замедлил оповестить господин Шандонэ. До следующего занятия оставалось около десяти минут, но узников нагрузили внеплановой работой, чтобы они не слонялись без дела, а именно – сбором черники. Взбудораженные доргеймцы расходились по поляне; мыслями они витали в прошлом, и все думали, как же Азору удавалось так ловко всех провести? Столько жертв на его совести, и никто, решительно никто не догадывался о происходящем.
Артур наклонился к раскидистому кусту, заманчиво блестевшему сочными черными ягодами, как вдруг его окликнула дотошная Одди, которая, казалось, повсюду следовала за ним по пятам.
– Что это такое? – растерянно спросила она, подобрав что-то в траве. Артур покосился на ее ладонь: на ней лежал подарок Тода, красивый рогатый жук.
– Это мое. Выпало, когда я наклонялся, – рассеянно пробормотал Артур. Юноша хотел было еще что-то сказать, но земля неожиданно оказалась ближе к нему, чем он смог рассчитать. Бессметные кусты черники окрасили все пространство вокруг в черный цвет, и у него тоже потемнело глазах.
Глава 6. Одни убеждались словами его, а другие не верили
Возвращение к реальности было куда более неприятным, чем в предыдущий раз.
«Еще немного, и это войдет у меня в привычку…» – мрачно подумал Артур, пытаясь разлепить глаза. Голова раскалывалась еще сильнее, чем прежде; скверный Доргейм явно не шел юноше на пользу. Предметы возникали по очереди, подобно неким ярким вспышкам: вылинявший плед на кровати, отвратительно пахнущий дегтярным мылом, клочья седой пакли между крупных бревен, мухобойка у стола, фиолетовая скатерть, большая белая печь на половину комнаты, кресло с колючими подушками из спрессованного сена. Парило, как в хорошо натопленной бане и повсюду раздавались ароматы сушеной травы. Видно было, что дом принадлежал особе женского пола: слишком опрятный и чистый вид, слишком приятно пахло и слишком много недоделанного, либо же сломанного. Крупные капли дождя просачивались сквозь прохудившуюся крышу и невероятно громко стучали по полу, барабанной дробью отдаваясь у юноши в голове. А он сам полулежал на полу со связанными за спиной руками, словно ненужный мешок с картошкой. На виске его запеклась кровь; наверное, удар и впрямь оказался нешуточным. Напротив него в кресле, подобно судье, восседала Оделян и пристально всматривалась в его черты. Артур поморщился: от этого назойливого внимания к своей персоне у него вновь случился сильнейший приступ головной боли.
– Зачем ты ударила меня? – с глухим раздражением поинтересовался он, желая прервать затянувшееся молчание.
– Ты что… Мой брат? – обвиняющим тоном спросила тогда хозяйка топей, насупив густые брови. Артур недоуменно покосился на девушку, а потом вдруг его озарило полное понимание ситуации. Он догадался, что Оделян, увидев того самого злополучного жука – подарок Тода, вспомнила его и подумала, что Артур приходится ей братом. Сразу во всех красках всплыл разговор с Тодом в Тимпатру, когда тот рассказал ему про реликтового дровосека и про то, как они вместе с Оюной ухаживали за жуком, как за своим питомцем. Несмотря на свое плачевное состояние, Артуру стало весело.
– К счастью, нет, – язвительно сказал он, не сумев сдержать насмешливой улыбки. – Надеюсь, за этот ответ я не получу очередной удар по голове?
– Я еще не решила, – сквозь зубы пробормотала Одди. – Но ты ответишь на все мои вопросы, причем ответишь честно, в противном случае – я за себя не ручаюсь.
– Тогда, может, развяжешь меня? – невинным голосом предложил Артур. – Вести беседы в таком положении, видишь ли, не очень-то удобно.
– Твое удобство меня заботит сейчас в последнюю очередь!
– Понимаю, именно поэтому я сам тебе это предложил.
– Ты слишком наглый, беруанец, и не умеешь держать язык за зубами!
– Я вовсе не беруанец, Одди. Я из Клипса.
Оделян порывисто вскочила на ноги; создавалось впечатление, что она до конца не понимает, следует ли ей доверять пленнику. Как говорят мудрые люди, «обжегшись на молоке, дуют на воду» – так и Одди, подпустив слишком близко к себе коварного Азора, не хотела вновь повторять ошибок. Лицо девушки было очень подвижным; казалось, каждая его часть живет своей жизнью: изящный нос трепетал от волнения, будто парус на ветру, глубокие карие глаза то прищуривались, то широко раскрывались, губы слегка дрожали от волнения.
Наконец хозяйка топей пришла к какому-то разумному заключению и, решительно шагнув в сторону юноши, ножом перерезала путы на его руках. Клипсянин с облегчением вздохнул и попробовал подняться на ноги, но его зашатало, и он неловко плюхнулся на кровать, покрытую настилом из сена.
– Что с тобой? – ворчливо поинтересовалась Оделян.
– Странный вопрос, – хмыкнул юноша. – У тебя обычно бывает другая реакция, когда тебя бьют по голове?
– Меня здесь слишком уважают, чтобы бить.
– Повезло тебе. Это твоя комната?
– Да, моя. Папаша Мильхольд разрешил мне здесь жить.
– Неплохо. Лучше, чем казармы.
– Я не совершала ничего противозаконного, в отличие от некоторых.
– Не поверишь, но я тоже, Одди.
– Бунтарь, а как твое настоящее имя?
– Что это ты вдруг заинтересовалась? Я думал, в Доргейме никого не волнуют настоящие имена.
Оделян пожала плечами.
– Да, это не так важно, ведь не имя красит человека, а наоборот. Но мне бы хотелось узнать твое.
– Артур.
– А теперь скажи мне, Артур, откуда у тебя эта вещица? – Оделян показала юноше сушеного жука, уже основательно помятого и потрепанного. У бедняги оторвались передние лапки.
– Подарок. Мне его подарили.
– И кто же?
– Полагаю, твой брат, – совершенно серьезным голосом вымолвил Артур, устремив свой честный и открытый взгляд на Оделян. Девушка резко вздрогнула, словно дотронувшись до раскаленного камня.
– Расскажи мне все. Пожалуйста, – с мучительной запинкой проговорила она. Тогда Артур подробно описал ей свое знакомство с Тодом, Троссард-Холл, а также поведал об истовой мечте брата отыскать потерянную сестру. Одди не прерывала его, а, напротив, слушала так внимательно и прилежно, что, если присмотреться, можно было увидеть, что она, подобно дикому зверю, чуть ведет ушами, как бы еще сильнее вслушиваясь в сказанное. Когда Артур, наконец, закончил и посмотрел на Одди, то увидел, что у той в глазах стоит пелена слез.
– Мне хочется верить тебе, Артур, так хочется! – с щемящей тоской проговорила она, наконец. – Значит, мой брат пытался меня найти? И родители тоже… Я не была нежеланным ребенком? Ах, как же я ошибалась все время! Я ведь думала, что они специально избавились от меня! Но как же радостно, что мы встретились здесь с тобой! А где же мой брат, где Тод? – Оделян подбежала к Артуру и, сев рядом с ним, в нетерпении встряхнула волосами, как ребенок, требующий внимания.
У юноши в голове возник образ Тода, его прямая осанка, задиристая и чуть самодовольная усмешка, откровенный наглый взгляд и привычка франтоватым движением руки откидывать назад свои кудри. Удивительно, но Одди внешне совсем не походила на брата. Скорее Киль в образе Лики и то представлялся более подходящим кандидатом на роль сестры заносчивого беруанца. Как удивительно порой происходит в жизни: Тод всем сердцем стремился отыскать сестру, даже бросил учебу в самой престижной школе Королевства, проделал ради достижения желаемой цели огромное и весьма рискованное путешествие по морю, сквозь гиблые пески Тимпатру и затхлые крысиные подземелья Раторберга, но вместо этого девушку повстречал он, Артур, не то его друг, не то враг, не то соперник, причем повстречал совершенно случайно. Впрочем, разве происходит что-то в нашем мире просто так, ненамеренно, как бы невзначай, или же за всеми событиями стоит совокупность чьих-то волеизъявлений и вполне осознанных действий? Клипсянин больше склонялся ко второму.
– Он живет в Беру. Мы с ним немного… повздорили в нашу последнюю встречу, – уклончиво ответил Артур, сразу же вспомнив фиглярский суд, унизительные показания обвиняющей стороны, а также последующее подлое предательство Тода.
– Но вы же друзья, разве нет? – немного по-детски поинтересовалась Одди, как будто это могло разрешить все их с Тодом недопонимания. Тогда Артур понял, что должен рассказать Оделян чуть больше. Ему следует поведать о Тенях, естествознателях, единорогах и прочих вещах, которые необходимо знать, особенно учитывая темные дела, происходящие в Доргейме.
– Я должен еще кое-что тебе рассказать, – интригующе заявил Артур. – И тогда ты поймешь, что все эти идеи о необходимости воевать с беруанцами придуманы кем-то и умело навязаны вам. Сознанием доргеймцев весьма ловко манипулируют, хоть мне пока и не совсем понятно, с какой целью. Вернее, об одной я догадываюсь. Ты хочешь меня послушать?
– Разумеется, – живо откликнулась Одди. – Я уже начала верить твоим словам, так неужели я не дослушаю до конца! Кстати, прости меня. За то, что ударила. Просто я так разозлилась! Мне показалось, ты с самого начала был неискренен со мной. Я было подумала, что ты мой брат, отказавшийся от меня в детстве.
Артур хотел сесть поудобнее, но резь в правом виске была такой сильной, что он невольно зажмурился и закусил губу.
Оделян с беспокойством посмотрела на красивого юношу.
– Болит, да? Наверное, лучше поскорее отвезти тебя к врачу. У нас еще будет полно времени, чтобы поговорить. Но пока мы не расстались, мне важно прояснить один момент. Я уже предлагала тебе однажды свою дружбу, но, боюсь, ты не слишком серьезно отнесся к моим словам. Надеюсь, теперь, когда выяснилось, что я сестра твоего лучшего друга, ты станешь больше мне доверять.
Артур пожал плечами. Нельзя было сказать, чтобы он с подозрением относился к Оделян или имел что-то непосредственно против нее. Но он не доверял Тени, которая, по сути, могла быть в каждом из них.
– Обещай, что ты расскажешь мне все, что знаешь. От этого зависит благополучие обитателей Доргейма, – серьезно попросила Оделян, в упор глядя на Артура своими большими глазами.
– Да, разумеется, расскажу, – рассеянно ответил Артур, с досадой потирая висок. Боль все усиливалась, так что юноша вовсе не был против незамедлительной встречи с врачом, ибо голова его действительно раскалывалась на части. Тем более Артуру хотелось поговорить с господином Тукаем по душам и прояснить для себя кое-какие детали. Кто он такой и какую роль играет в жизни Доргейма? Какие цели преследует в конечном итоге? И самое главное, откуда таинственный врач из этого удаленного и затерянного среди болот края его знает?
– Джехар отвезет тебя. Я могла бы послать кого-то еще, но лучше все-таки Джеха. Надеюсь, он уже закончил с Азором.
– Он не оправится от побоев, если его не полечить, – сказал тогда Артур, вспомнив, во что превратился Азор после жестокой экзекуции. Оделян передернула плечами и с удивлением покосилась на собеседника.
– Разве он не заслуживает подобной участи? Собаке собачья смерть.
– Он не собака, Одди, а человек, – тихо возразил Артур, нахмурившись.
– Ладно, хоть ты и близкий друг моего брата, но все же еще пока не главный Доргейма. Поэтому предоставь мне самой вершить суд. Пойдем, вернемся в казармы, Джехар проводит тебя к нашему врачу.
Артур подчинился, и спустя какое-то время он вновь стоял перед черным входом в мрачную пещеру отшельника.
Сегодня остров не выглядел столь тоскливым и безнадежным, как в прошлый раз. Поистине вещи таковы, каковы они есть, и лишь наша фантазия и богатое воображение придают им разную окраску. Теперь Артур видел величавые каменистые уступы, гладкие, словно отполированные искусным мастером, пушистый бело-зеленый ягель, шерстяным пледом заботливо укрывавший землю, кряжистые сосны, распространяющие вокруг себя чарующий аромат хвои. И пресное озеро, омывающее здешние крутые берега, казалось настоящим морем, бескрайним и манящим, сулившим удивительные путешествия и необыкновенные открытия. Пышные, точно взбитые белки, облака кокетливо гляделись в спокойную воду, безмолвие царило повсюду и в каждом изгибе берега, в каждом камне присутствовала легкая иллюзия спокойствия, тишины и умиротворения.
Суровый нрав здешней погоды лицемерно маскировался отсутствием ветра и волн. Берега острова были разными, и ни один уступ не повторял другой. Где-то угловатые камни с розовым отливом спускались к пляжу с таким белым песком, что при взгляде на него появлялась болезненная резь в глазах. Где-то просматривались резкие скалистые обрывы, свалившись с которых весьма вероятно было сломать себе шею. Казалось, будто остров отшельника зиждется на каменном пьедестале, выступающем из воды. Крикливые чайки беспечно парили над озером; они не ведали страха и не боялись сорваться вниз.
Перед тем как зайти в пещеру, Артур невольно замер, любуясь открывшимся пейзажем – Доргейм был поистине удивительным водным краем тысячи озер и островов, болот и непроходимых топей.
– Давай, Бунтарь, не задерживайся, – сухо поторопил его Джехар. А потом, когда Артур уже собрался идти, добавил:
– Скажи мне, с чего это ты вдруг так сошелся с Одди?
Юноша рассеянно пожал плечами. Потому что она оказалась сестрой Тода. Но можно ли было об этом рассказывать Джехару?
– Не понимаю. Раньше она никого особенно не выделяла, – озабоченным голосом продолжил свою мысль Джехар, и к Артуру вдруг впервые пришло понимание того факта, что главарь на самом деле страшно ревнует девушку ко всем остальным.
Клипсянин поспешно скрылся в пещере. В этот раз в приемной господина Тукая никого не оказалось. Впрочем, огонь все же слабо тлел в жаровне, а над очагом заманчиво булькала жирная похлебка. Артур с интересом осмотрелся. Каким должно было выглядеть жилище человека-одиночки, который сам сознательно ушел от людей и добровольно заперся в пещере? Врач, не желающий никого видеть – не звучит ли это, как оксюморон? С другой стороны, не много ли среди нас подобных оригиналов, называющих себя одними словами, а по сути являющимися совершенно другими?
Комната господина Тукая чем-то походила на своего хозяина: то есть она выглядела суровой, дикой, неприступной, как обрывистый кряж, и совершенно нелюдимой. Каждая деталь здесь должна была отталкивать случайных посетителей, но никак не привлекать. Темные своды пещеры нависали и давили, полумрак и сырость вызывали неудобство, отсутствие нормальной человеческой мебели рождало желание поскорее уйти. Два древних побитых весла одиноко стояли у стенки, а дальше перед очагом возвышался грубо сколоченный деревянный стол с самой непритязательной кухонной утварью, длинный, вытянутый и похожий чем-то на операционный. На нем лежала сырая рыба; пуская копоть, горел светильник в виде зеленой бутыли из-под эля, а также красовались устрашающие тесаки разных размеров и форм, словно основной специализацией врача были хирургические операции. Неужели кто из студентов в здравом уме и памяти захочет по собственной воле тут оказаться и мило побеседовать с хозяином мрачного логова? Эта мысль сама по себе казалась абсурдной.
Неожиданно на полу появилась длинная черная тень; так бесшумно вошел в пещеру господин Тукай, что создавалось ощущение будто он и не входил вовсе, а влетел, возник, неожиданно материализовался в пространстве. Тихий сухой смешок оповестил о его прибытии, а черная тень заколыхалась, будто в припадке.