– Снова ты? Что на этот раз? Второе колено? – довольно грубо и бесцеремонно поинтересовался врач. Впрочем, Артуру и не пришлось отвечать, потому что в один шаг преодолев расстояние между ними, господин Тукай устремил взгляд на его голову. – У тебя кровь запеклась на виске. Опять вы, парни, что-то не поделили между собой? – с издевкой поинтересовался он, словно бы прощупывая гостя со всех сторон своими проницательными серыми глазами. – Шишка есть, может, даже небольшое сотрясение. У тебя не кружится голова?
– Немного.
– Очень скверно.
– Думаю, вам эта задача не покажется сложной, ведь вы естествознатель, – довольно смело и откровенно заявил Артур. Он решил играть в открытую. Хозяин пещеры резко рванул юношу к себе, словно желая вытрясти из него душу.
– Что ты там мелешь? – грубо поинтересовался он.
– То, что не надо меня трясти с такой силой, если не хотите усугубить мое сотрясение, – ровным голосом ответил Артур, пытаясь вырваться из сильной хватки негостеприимного хозяина.
– Я бы скормил тебя акулам за дерзость, парень.
– Давайте ограничимся моим выздоровлением?
Мужчина тяжело вздохнул и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но неожиданно принюхался.
– Похлебка готова, – произнес он самым мирным и естественным тоном. Затем мужчина отпустил Артура, шагнул к чану и, погрузив в кипящую воду указательный палец с длинным черным ногтем, немного повозил им внутри, после чего сунул его себе в рот и, причмокнув, довольно улыбнулся. Само по себе это дикое зрелище выглядело странно и жутко, а тем паче в совокупности с мрачной обстановкой пещеры.
– Тебе не предлагаю, у вас ведь свое питание, особое, – с ехидной улыбочкой заявил хозяин. Артур, в общем-то, не возражал.
– Сотрясение не лечится так легко, я пропишу тебе кое-какие лекарства на случай головокружения. Как тебя, бишь, звать, я забыл?
– Артур.
Мужчина замер, так и не донеся половник с супом до своих губ.
– Я так и думал, – наконец изрек он спустя минуту молчания. Затем, вспомнив, что в воздухе все еще висит ложка с похлебкой, он все-таки опустил ее в свой рот и снова причмокнул от удовольствия. – Отличная стряпня. Мясо чайки со сливками, между прочим. Сегодня утром подстрелил, – зачем-то сообщил он.
– Значит, вы меня знаете? – удивился Артур.
– Да, парень, и очень даже хорошо.
– Но я вас не знаю.
– Это уже твои проблемы.
– И кто же вы?
– Близкий знакомый твоего отца, если вкратце.
– А если поподробнее?
Мужчина добродушно рассмеялся.
– Ну и дерзкий же ты отрок! Был бы я на месте твоего отца, порол бы денно и нощно.
Артур с нескрываемым презрением покосился на беловолосого мужчину, но ничего не сказал. Господин Тукай вызывал в нем острую антипатию, хоть юноша и не мог объяснить, чем это чувство было вызвано: грубыми манерами, излишне порывистыми движениями, или этими неестественно белыми, как у альбатроса, волосами. Но как же это глупо и поверхностно, в самом деле, если он смог искренне невзлюбить человека только из-за таких, в сущности, мелочей.
– Вот и правильно, молчи, особенно в Доргейме, если жизнь тебе дорога.
– Как ваше имя?
– Тебе я могу сказать, однако сомневаюсь, что ты слышал обо мне. Хотя, может, старина Ирионус и поведал тебе что-нибудь… Доланд. Вот мое имя.
Артур потерял дар речи и только с нескрываемым удивлением смотрел на беловолосого мужчину. Как такое возможно? Доланд пал, сражаясь с Дантросом, слугой Сури. Он героически погиб, защищая Ирионуса. Тот самый, кого Инк, увы, так и не дождался.
– Что глазищи вытаращил? – засмеялся господин Тукай.
– Но ведь вы, то есть Доланд, умер! Мне отлично это известно! – запальчиво возразил Артур.
Мужчина захохотал еще сильнее.
– Вот как? Ему известно! А ты там присутствовал лично, господин всезнайка?
– Да… То есть нет, но я точно знаю.
– Вот она, юношеская самоуверенность. А что еще ты знаешь?
– Дантрос убил Доланда – тот умер, защищая Ирионуса и меня.
– Опять двадцать пять. Но я-то жив. И сижу перед тобой. Этого доказательства тебе недостаточно? Не думал, что у старины Ирионуса такой упрямый сынок.
Клипсянин с досадой взглянул в серые насмешливые глаза, чуть вытянутое лицо, пытаясь найти сходство с Инком, но безрезультатно. Разве что волосы у Инка были похожего оттенка, но все же чуть темнее.
– Тогда, может, объясните мне, что вы тут делаете? Почему никого не уведомили, что остались в живых? Почему не известили Ирионуса, свою жену, Инка, наконец? – обвиняющим тоном воскликнул Артур, невольно повышая голос. Мужчина тяжелым взглядом вперился в юношу; на его лице уже не было ни тени улыбки.
– Полегче, парень, – угрожающе процедил он. – Если не хочешь получить еще одно сотрясение.
Артур резко вскинул голову; он уже и думать забыл про головную боль. Всем его существом постепенно завладел неудержимый гнев, и вспыльчивый клипсянин уже не мог контролировать себя в полной мере. Ему вдруг стало ужасно обидно за друга; достаточно было вспомнить, как Инк всю жизнь страдал из-за отсутствия отца, а потом трагически погиб, искренне полагая, что совершает подвиг, достойный памяти своего родителя, а этот самый отец, оказывается, все время скрывался на острове, никак не давая о себе знать! Разве так поступил бы любящий родитель? Разве так поступили бы Левруда, Ирионус, его мать? Страшная боль, вызванная потерей друга, затуманила юноше разум, и ему не пришло в голову, что как раз-таки Ирионус тоже не мог открыться своему сыну до поры до времени, ибо на то действительно имелись причины.
– Так, может, вам, как заботливому папаше, будет интересно узнать, что случилось с вашей семьей, пока вы тут прохлаждаетесь на этом острове? Может, захотите все-таки услышать о судьбе своего сына из моих уст? – звонкий обличающий голос Артура неестественно громко звучал в пещере, эхом отдаваясь в ее сводах. Жестокая оплеуха откинула его на каменный пол, заставив тут же прикусить язык.
– Успокоился? – насмешливо и совершенно спокойно поинтересовался господин Тукай, свысока взирая на коленопреклоненного юношу, с досадой потирающего ушибленную голову. – Если да, то садись в кресло, и мы потолкуем с тобой обо всем. Право же, Ирионус разбаловал тебя и, судя по всему, не научил разговаривать со старшими.
– Вы ударили меня, и я…
– Да. И ударю еще раз, поверь, парень. Я не особо-то дружу с политесом. Живу в пещере уже довольно давно и, видишь ли, порядком огрубел из-за отсутствия человеческого общества. И если какой-то наглый мальчишка проявляет ко мне неуважение, я готов показать ему его место.
– Уважение надо заслужить!
– Я его заслужил тогда, когда спас тебя и твоего отца, рискуя собой! Поэтому хватит скулить и выслушай меня.
Артур, пошатываясь, поднялся на ноги. В ушах гудело, а перед глазами все плыло, как если бы они долгое время находились на неустойчивой палубе корабля в открытом море. Последние дни были слишком тяжелыми во всех смыслах; только сейчас юноша вдруг понял, насколько сильно устал от пережитого. Как бы ему хотелось оказаться сейчас с друзьями! Преданными людьми, совершенно однозначными для него, которых не надо было разгадывать подобно сложному ребусу. Он бы, наверное, отдал все на свете за одно, пусть даже мимолетное свидание с Дианой. Вероятно, в его потемневших от грусти голубых глазах отразилась безысходная тоска, потому что взгляд беловолосого мужчины неожиданно потеплел.
– Ну, ну, – сказал он неловко. – Я совершенный дикарь, признаю. Но и ты, парень, уж больно языкастый.
Щека юноши сильно покраснела – последствие незаслуженного удара, но при этом вся его ярость улетучилась, как дым. Покачнувшись, он сел в любезно предложенное ему кресло и поднял глаза на хозяина дома.
– Вот видишь, все недопонимания можно решить мирным образом, без воплей, от которых у меня несварение желудка, – дружелюбно заметил Доланд. – Я знаю, что должен объясниться. Мы с твоим отцом были очень близки. И да, я находился с ним в момент трагедии. Наверное, ты уже знаешь о том, как погибла твоя мать.
Да. Он знал об этом.
– В городишке под названием Делия на нас с Ирионусом неожиданно напал неизвестный. И нам пришлось защищаться. Я помог твоему отцу переместиться, а сам остался, надеясь задержать неприятеля. Враг, кажется, являлся естествознателем, хоть и наделенным какими-то странными способностями, мне недоступными. Помимо этого, с ним были помощники – жуткие твари, не то гигантские пауки, не то скорпионы. Но я, без ложной скромности замечу, могущественный естествознатель, потому и выжил, несмотря на многочисленные ранения. Целую ночь провалялся без сознания, пока добрые люди не подобрали и не выходили меня. Моя сила позволила исцелить себя до конца. Что потом мне следовало делать? Увидев, какое несчастье поразило семью Ирионуса, я задумался. А что если враг (я тогда подумал, что это происки Вингардио) уничтожает всех естествознателей? В таком случае моя собственная семья оказывалась в зоне риска. Но жена моя не была естествознателем, поэтому я решил просто исчезнуть, убежать, чтобы сохранить их жизни. Я пошел на этот серьезный шаг, потому что знал наверняка: я не смог бы перенести потерю, подобную той, что случилась с моим другом в ужасную безлунную ночь в Делии. Мне казалось, я смогу уберечь свою семью, только навсегда исчезнув, вычеркнув все, связанное с естествознательством, из их жизни. И это решение, как ты понимаешь, далось мне с огромным трудом. Даже теперь, спустя столько лет, я стараюсь не помышлять о семье в своем разуме, чтобы не страдать слишком сильно… Ну так что, ты меня осуждаешь, парень? Считаешь сбежавшим трусом или жестоким злодеем, оставившим близких? – голос естествознателя звучал глухо и надрывно, как будто раздавался из-под толщи воды.
Артур устало прикрыл глаза; опять возникла эта ужасная резь в голове, как будто слова господина Тукая острой пилой входили в его воспаленное сознание.
– Я не имею права вас осуждать, простите меня, – немного подумав, тихо ответил он.
– Да и ты не серчай. Я тоже не имел никакого права тебя бить. Просто мне было больно слышать столь обвиняющие слова из уст сына моего друга. – С этими словами мужчина осторожно взял юношу за руку, и тот почувствовал блаженное облегчение: мучительная боль уходила прочь, а вместе с ней – усталость, раздражение, гнев и страх. Хотя через какое-то время, как только все негативные эмоции покинули его сознание, юноша почувствовал неприятное опустошение. Как будто на душе не хватало чего-то важного.
– Я еще не ответил на все твои вопросы. Ты говоришь, что я тут делаю? Слушай же. Ты наверняка знаешь, что мы с твоим отцом и остальными естествознателями искали один очень важный свиток, дарующий и забирающий силу одновременно. Я подумал, что Вингардио или его приспешники ведут охоту на естествознателей именно затем, чтобы заполучить «Последнее слово единорогов». Вероятно, ему стало известно, что мы ищем этот артефакт, и, (как я подозреваю), скорее всего враг полагал, что свиток уже у нас. Впрочем, потом я узнал, что Вингардио пропал бесследно, стало быть, вовсе не он стоял за всеми трагичными событиями, произошедшими в Делии. Кто же мог оказаться этим бесчеловечным господином, отправившим на смерть жену одного из самых влиятельных естествознателей своего времени, Ирионуса? И главное, зачем? Я думаю, интерес его был связан с «Последним словом единорогов». Кто-то знал, что мы ищем свиток, и решил, что мы его уже нашли. Здесь возможны различные варианты. Если это Тень, то свиток ей нужен был по нескольким причинам: во-первых, она хотела, чтобы все оставшиеся естествознатели потеряли силу, а во-вторых, она сама заполучила бы некоторые естествознательские способности. Если свиток искал другой естествознатель, вероятно, он думал избавиться от конкурентов за власть. Если же за всем происходящим стоял простой человек… Возможно, он сам захотел обрести естествознательскую силу, не прилагая к этому никаких усилий. Как видишь, предположений великое множество, но какое из них наиболее верное, я не знаю. И потом, все перечисленные мною версии упираются в злополучный свиток, будь он трижды неладен, который, если я не ошибаюсь, пока так никто и не нашел. Поэтому после того, как мы расстались с Ирионусом, я продолжил работу по поискам артефакта. Ведь если бы я его отыскал и уничтожил – исчезла бы сама угроза для меня, моей семьи и других, оставшихся в живых естествознателей. Поэтому именно в дальнейших поисках я видел смысл своей жизни. Я не имел понятия, где он может быть. В библиотеке Воронеса его не оказалось. Где еще было искать? Я много читал, изучал записи первых естествознателей и в конечном итоге обнаружил весьма интересный факт: оказывается, «Последнее слово» сможет обрести только человек, обладающий чистым сердцем и бескорыстными намерениями, а также при условии, что он сам добровольно откажется от естествознательства. Только такому человеку откроется свиток. Это своеобразная защита, придуманная единорогами против тех, кто захотел бы использовать «Слово…» в своих корыстных целях. И тогда я догадался, почему никто из нас так и не смог обнаружить свиток. Мы уже были естествознателями, а артефакт открывался лишь тому, кто потерял силу и не захотел возвращать ее вновь. Таким образом, получается, чтобы найти свиток, мне нужно перестать быть естествознателем, что (как это ни парадоксально) без самого свитка невозможно! Замкнутый круг. Поэтому в какой-то момент я оставил бессмысленное занятие по поиску «Последнего слова», решив сменить данный вид деятельности на нечто более полезное. Не думай, что я оставил своих близких совсем без присмотра. Долгое время я наблюдал за семьей, равно как и за Ирионусом. Я знал, что ему пришлось оставить тебя в Клипсе. Понял я также, что кто-то ищет тебя, отправляя белых единорогов за мальчиками, похожими на тебя внешне. Меня заинтересовала данная история, так как я посчитал, что она должна была вывести на нашего общего врага. Тогда я стал следить за похищенными мальчиками. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что все они, один за другим, оказываются в Доргейме! Их приносили сюда и бросали, безжалостно оторвав от семьи и родного города. Эти мальчишки были из разных краев нашего обширного Королевства, но все они, как один, являлись точной твоей копией. По крайней мере, в детском возрасте. И я понял, что если хочу разгадать загадку смерти твоей матери Иоанты, то должен обосноваться в Доргейме, следя за всем происходящим, чтобы, по возможности, успеть вторгнуться в планы неприятеля и помешать ему. Собственно, я занимаюсь этим и по сей день. В стенах Доргейма обитает Тень. Этот факт даже не подвергается сомнению. Она руководит всеми процессами, происходящими в колонии. Но я не знал об этом с самого начала. Впервые я столкнулся с ее проявлениями в тот момент, когда ко мне на лечение привели мальчика, полностью потерявшего разум. Я тогда смутно понимал, как ему помочь, но моя сила естествознателя подсказала способ исцеления пострадавшего. Что же, дело было сделано, но нельзя было допустить, чтобы Тень догадалась о том, что у нее под боком существует естествознатель. Так около меня постепенно сложился круг сообщников, или же тех, кто когда-либо пострадал от злых воздействий врага. Так называемые Неприкасаемые. Это мои уши и глаза в Доргейме. С их помощью однажды я обнаружу Тень и непременно уничтожу ее, отомстив за все зло, что она причинила естествознателям, а в особенности – моему дорогому другу. Про свиток я уже даже не помышляю, но подозреваю, что враг все еще ищет его.
– Я понял теперь, почему Инк возлагал на меня такие надежды, – тихо, скорее для самого себя пробормотал Артур. – Он верил, что именно я найду свиток! Ведь я потерял свои способности в пещере, а потом добровольно отказался от них, следовательно, свиток должен открыться мне, если я случайно повстречаю его на своем пути!
– Вот как? – с живым интересом воскликнул господин Тукай. Серые глаза его загадочно блеснули в полумраке. – Может, ты уже его нашел, но только не знаешь об этом? Тебе не попадались какие-то древние свитки, письмена, принадлежавшие естествознателям?
Артур крепко задумался. Затем расстроенно покачал головой.
– Нет, не припоминаю. Ничего подобного мне не попадалось. Я бы, наверное, запомнил. Как вы думаете, что нужно Тени в Доргейме?
– Тень всегда стремится завладеть сердцами как можно большего количества людей. Думаю, планируется что-то весьма грандиозное. Здесь всех настраивают на войну.
– Неужели вы никого не подозреваете?
Врач с досадой сжал свои тонкие губы.
– Увы. Это непросто. Сам я не присутствую постоянно среди учеников, а Неприкасаемые тоже не всемогущи. Я в этой пещере, как паук, который плетет смертельную паутину для своего врага. Но пока, к сожалению, жертва не долетает до моего логова. Возможно, последние обстоятельства что-то прояснят…
– Вы говорите о неудавшемся побеге?
– Да, именно. Мальчики утверждали, что во время побега им повстречался Дух Доргейма.
– Откуда вам это известно?
– Ты забываешь, что у меня есть уши и глаза в виде Неприкасаемых. До меня очень быстро доходят все новости.
– И что вы думаете?
– Не знаю. Думаю, что Тень и правда могла им повстречаться.
Артур крепко задумался, вспоминая подробности возвращения Жабы и Азора в Доргейм. Азор сперва вел себя слишком нагло и дерзко для человека, который крепко провинился. При этом он упоминал, что Тень вынудила его сказать всю правду. Но он ведь мог рассказать эту самую правду иным образом, подбирая более мягкие слова и выражения. Так зачем он специально наговаривал на себя?
И Артур вдруг понял: весь этот спектакль затевался непосредственно для Тени. Именно для нее, ибо она приказала ему вести себя подобным образом. Но значит ли это, что она во время признания находилась среди остальных и внимательно слушала, что скажет Азор? Значит ли это, что она контролировала любое его слово, из-за чего он просто не мог повести себя иначе? Но кто бы это мог быть?
– Я вижу по твоим глазам, что у тебя есть какие-то размышления на этот счет? – с участием поинтересовался господин Тукай, пристально вглядываясь в изменившиеся черты юноши. Клипсянин разочарованно покачал головой.
– Увы, я не знаю. Каждый раз не знаю, кто может оказаться Тенью.
– Ты уже встречался с этими существами, не так ли?
– Да, и не раз. И мне кажется, именно Тень отправила меня сюда.
Беловолосый мужчина резко встал на ноги и в волнении прошелся по комнате.
– Мы обязательно потолкуем об этом после. Но теперь пришла пора нам расстаться. Тебя ждет Джехар; слишком долгое отсутствие будет рождать ненужные подозрения.
Артур рассеянно поднялся на ноги. Он все еще никак не мог уложить в голове всю ту информацию, которую только что получил от господина Тукая.
– Артур?
– Да?
– Никому не говори про нашу с тобой беседу. Никому не рассказывай про Теней. Даже самым близким друзьям, если таковые у тебя имеются в стенах Доргейма. Это слишком рискованно. Я уже почти достиг своей цели; не хочу, чтобы столько лет кропотливого труда рухнули в одночасье.
Он как раз хотел все рассказать Оделян.
– Никому. Ты слышишь меня?
– Я понял, – нерешительно отозвался юноша и поспешно направился к выходу.
– Злишься за то, что я тебя ударил?
– Нет.
– Отлично. На самом деле, я ужасно рад, что мы с тобой наконец познакомились, парень. Нрав у меня дикий, но это вовсе не значит, что я напрочь лишен всяких чувств. Мы будем поддерживать связь посредством моих помощников. Если у тебя появятся какие-то подозрения, можешь смело говорить ребятам, они не подведут. Но никому более. Только им. И еще. Артур, не ввязывайся больше в драки, хорошо?
– Постараюсь, – хмыкнул клипсянин.
– Ирионус был моим лучшим другом. Надеюсь, и мы с тобой неплохо поладим, парень.
Юноша согласно кивнул головой и вышел из пещеры. Еще какое-то время на своей спине он ощущал пристальный всепроникающий взгляд, который, как ему казалось, просвечивал до костей. В Доргейме слишком много людей желало иметь с ним доверительные отношения, но при этом Артур решительно не понимал, кому в действительности он может доверять. Значит, Доланд. Один из самых близких друзей его отца.
Клипсянин вспомнил вдруг Индоласа, и на сердце ему сделалось совсем тоскливо. Как же встреча с владельцем трактира «Веселая индюшка» не походила на сегодняшнее сумбурное общение с Доландом! Почему-то в своей фантазии Артур совсем иначе представлял себе отца Инка. Но, с другой стороны, какое он имел право додумывать образ совершенно незнакомого ему человека? Все люди разные. И сам факт, что Доланд рисковал своей жизнью, защищая их с отцом, говорил о многом.
Подумав только об этом, Артур ощутил себя неблагодарным и эгоистичным. Господин Тукай однажды спас его жизнь, а потом несколько раз исцелял, а он накинулся на него с громкими обвинениями, вместо того чтобы сперва внимательно выслушать.
Однако уже на выходе из пещеры юношу посетила еще одна любопытная мысль, не дававшая ему покоя. Господин Тукай так и не справился о судьбе своего сына.
Глава 7. Страх есть не что иное, как лишение помощи от рассудка
Дни проходили своим чередом, но Артуру казалось, что жизнь вихрем пролетает мимо него, не закручивая его в свой водоворот событий. Где-то далеко, во внешнем мире, его друзья (и юноша очень на это рассчитывал) вернулись в Троссард-Холл продолжать учебу, единороги делились с людьми мудростью, по неведомым тропам бродил Алан – если, конечно, тому удалось вылечить ногу, Мир чудес уверенно направлялся в сторону Полидексы, Тин уже, наверное, окончательно поправился, а Диана… Любимая, вероятно, с нетерпением ждала его возвращения и тосковала так же сильно, как и он.
Доргейм-штрасс, подобно гигантскому болоту, постепенно засасывал его своей рутиной, дождливыми унылыми вечерами, каждодневной пресной кашей со вкусом тины, однообразными призывами к войне, уже переставшими казаться Артуру столь же дикими и бессмысленными, как в самом начале пребывания в колонии. Видимо, сказывалось непрерывное воздействие Тени. Клипсянин искренне надеялся, что сумеет до конца сохранить свободную волю и стремление к тем идеалам, которые он всегда старался отстаивать в своей жизни, но странная апатия порой завладевала всем его существом; в такие минуты ему не хотелось бороться, а лишь мирно плыть по течению, подобно опавшим листьям, начисто лишенным желаний и устремлений.
В один из бесконечно долгих и серых часов работы юноша с некоторым удивлением узнал из уст Джехара, что сегодня третье число смрадня, то есть день его рождения. Артур излишне отстраненно принял этот факт, посмотрел на него свысока, как сторонний наблюдатель, а не непосредственный виновник торжества. Ему исполнялось семнадцать лет; в Клипсе юноши, достигшие этого возраста, уже считались взрослыми мужчинами, на которых ложилось бремя кормить семью и зарабатывать на хлеб. А он находился в тюрьме.
Чем он будет заниматься, кем станет, когда выйдет? Без должного образования, необходимых навыков, наличия денежных средств и гнездима в столице, с ужасным клеймом преступника – кем он вообще мог быть? А ведь при этом он уже нес ответственность не только за себя, но и за Диану. Впрочем, Артур был уверен, что обязательно выкрутится, придумав что-нибудь, как бывало не раз. Отважный юноша не собирался опускать рук, жаловаться на свою судьбу, стенать, тосковать, праздно проводить время. Он намеревался использовать каждую минуту, чтобы исправить свое плачевное положение. Только бы выбраться из проклятого Доргейма…
Надо сказать, Артур уже не столь настойчиво помышлял о побеге, как прежде. Не стоит заблуждаться и думать, что эта сладкая мысль навсегда покинула голову свободолюбивого юноши, нет. Но он стал отчетливо понимать всю сложность этой затеи. Тень, притащившая его сюда, подобно хищному зверю, следила за каждым шагом своей добычи, каждым неверным движением. Коварная тварь ни за что бы не допустила, чтобы он так просто ускользнул из ее лап.
Юноша так и не поговорил по душам с Оделян. После общения с Доландом он побоялся затрагивать с ней эту тему. Конечно, он не сомневался теперь в том, что хозяйка топей действительно является сестрой Тода, иначе как она узнала про жука? Знал он и то (теперь уже наверняка), что девушка не причастна к коварным помыслам Тени. Однако Оделян, будучи главным двигателем доргеймской жизни, отвечала за многие процессы в колонии и общалась со слишком большим количеством разных людей, поэтому он опасался, что девушка могла проговориться, пусть даже бессознательно, и невольно выдать Доланда и Неприкасаемых вместе взятых. Нельзя было так рисковать чужими жизнями.
Очевидно, сестра Тода злилась на него, и немудрено: он пообещал ей откровенность, а взамен кормил какими-то байками и пустыми отговорками. Будучи умной и проницательной по натуре, Оделян, конечно же, догадывалась, что Артур неискренен с ней, но ничего не могла с этим поделать. Оскорбленная девушка всячески игнорировала его, не разговаривала, просила Джехара нагружать самой тяжелой и неприятной работой: так, вместо легкой прополки его заставляли копать целину, вместо сбора урожая он вынужден был выкорчевывать гигантские пни и носить на себе тяжелые бревна.