Забытые
Жаль, что за столько лет остатки элогимов не оценили мощь счастья и творческой энергии Человечества. Потому что так ничего и не поняли, и ничему у него не научились. Я сделал всё, что мог, но элогимы выбрали сгинуть в безызвестности.
Так как было больше не будет. Время тёмных истекло.
Но кое-кто из человеков намеренно поддерживает принципы старого порядка.
Ещё не вижу, но уже чувствую, в конце длинной череды гостей создаётся сумятица. Со своего места наблюдаю, как расступаются задние ряды, пропуская вперёд шествие из восьми человек. Люди внутри себя возмущаются бестактностью идущих, но осмотрительно молчат – канцлеру Европейской Республики никто не может безнаказанно высказывать личное недовольство. Герман Штерн – высокий пожилой мужчина с надменным взглядом и хмурым лицом, прямой как палка, в плотном кольце охраны стремительно направляется ко мне с таким выражением лица, будто вокруг него – зловонная грязь и сплошное непотребство.
– Господин канцлер, – улыбаюсь сдержанно, сохраняя благодушное выражение лица, – я рад, что вы почтили наш дом своим присутствием.
Приветствие звучит суше, чем я собирался его произнести. Кларисса дарит Штерну радостную улыбку, но он намеренно её игнорирует.
Старик хочет задеть меня. И у него это почти получается.
Но моя мудрая леди просто молча жалеет несчастного старика и только счастливее улыбается неучтивости.
– Вас сложно чем-то удивить, но я надеюсь вы получите удовольствие от вечера.
– О, не переживайте, господин Гард, – Штерн обнажает острые зубы. – Я наслаждаюсь каждый раз, когда лицезрю вас и ваше ослепительное семейство.
Если бы канцлер умел убивать словами, то имел бы в этом непревзойдённый успех – столько в них яда. Но против меня он бессилен и знает это. Поэтому боится и злится до исступления.
– Мы вас не разочаруем, – позволяю себе ослабить натяжение улыбки и понизить градус тепла во взгляде.
– Не сомневаюсь.
Штерн одаривает меня холодным взглядом и гордо удаляется по коридорам в Бальный зал, бесцеремонно рассекая поток ослепительных дам и блистательных кавалеров.
Такие разговоры оставляют после себя осадок печали и мысли о напрасности возвращения миропорядка на круги своя.
Но я не могу не делать того, что делаю. Ни под каким предлогом.
Моя цель – объединить созидающих людей, создать сплочённое сообщество творцов, которые выведут Планету на следующий уровень эволюции. Летний Бал – одно из средств достижения этой цели. И весьма эффективное. В роскошной непринуждённой обстановке мои гости обмениваются идеями, находят единомышленников и партнёров. Здесь происходят смелые открытия и зарождаются масштабные проекты.
А присутствие таких лиц, как Штерн – лишь необходимая формальность.
Глубоко вздыхаю и снова излучаю дружелюбие.
Какие бы чувства и эмоции не бушевали внутри, лицо должно оставаться спокойным и доброжелательным. Раньше это стоило определённых усилий, так как сдержанность не входила в перечень моих достоинств. Но спустя десятилетия я научился управлять собой и компенсировать любой диссонанс позицией бесстрастного наблюдателя.
Так я наблюдаю за Маркусом и его попытками убедить себя в довольстве происходящим. И за Авророй, уверенной, что решение спуститься – приняла она сама. Когда они осознают, что привело их туда, где они есть, то сильно удивятся.
Наклоняюсь к уху супруги и негромко произношу:
– Дорогая, не могла бы ты подняться к Авроре? Уверен, ей нужна твоя помощь.
Кларисса удивлённо поднимает брови, но в глазах мелькает тень понимания.
– Мы справимся, – улыбаюсь жене и киваю в сторону дворецкого и домоправительницы – супругов Эдварда и Шарлотты Роу, – стоящих чуть поодаль.
Не задав ни единого вопроса, Кларисса уходит.
Внезапно в задних рядах шествующих вспыхивает изумление, возгласы которого докатываются до впереди идущих. Люди начинают озираться. Даже прибытие канцлера не вызвало такой бурной реакции.
Тот, кто появился на пороге моего дома, – гость нежданный почти для всех. И, похоже, он напрочь проигнорировал просьбу оставить форменный костюм дома.
Александр Симонов – посол Российской Империи – неспешно поднимается по каменным ступеням. Его сопровождают две женщины и двое мужчин. Посол сильно выделяется на общем фоне парадным тёмно-зелёным мундиром, украшенным эполетами и богатой серебряной вышивкой. Его свита одета более скромно, но от этого выглядит не менее эффектно: стройные дамы в красных атласных платьях и высоких белых перчатках идут под руку с подтянутыми мужчинами в мундирах с серебряными гирляндами такого же кроя, как у посла. Процессия производит шоковый эффект, заставляя присутствующих оборачиваться и пропускать её вперёд.
Во главе с послом русоволосые дипломаты неспеша пересекают гостиную. Проходя мимо, Симонов приветствует меня еле заметными кивком. Отличительные знаки на его одежде обязывают соблюдать официоз, но в моём доме играют по моим правилам. Раз демонстрировать дружественные отношения со мной посол не захотел, ему придётся предстать перед канцлером. Несмотря на то, что прибыл он совсем не для этого.
Но сначала потанцуем.
АВРОРА
Переступаю порог и застываю посреди спальни. За что хвататься не знаю. Уложить волосы? Увлажнить лицо? Достать наряд? Украшения?
Поколебавшись, на туалетном столике раскладываю инструменты для укладки. Внезапно ощущаю приближение мамы. Напрягаюсь. Но когда раздаётся тихий стук в дверь, осознаю: вот он – лучший способ превратиться в суперзвезду за самое короткое время.
– Войдите.
– Привет, – Кларисса заходит, осматривая сначала меня, потом —беспорядок вокруг. – Похоже, я очень вовремя.
Мама загадочно улыбается. Интересно, что сказал ей отец, когда отправлял ко мне?
Не вижу смысла что-то объяснять, поэтому просто спрашиваю:
– Поможешь управиться с этим? – обвожу руками себя и комнату. – В вопросах стиля и красоты я полный профан.
Мама коротко смеётся и жестом просит сесть на пуф. Устраиваюсь перед зеркалом. Всматриваюсь в своё отражение, концентрируясь на внутренних ощущениях. По телу пробегает мелкая дрожь. От чего бы это?
Подобное нетерпение я не испытывала уже давно. А ещё – приятное волнение и чрезвычайное любопытство.
Меня явно засасывает в поток энергий, неведомых ранее.
Отдаться ему?
Или поддаться страху неизвестности и посидеть на берегу?
Но тогда я никогда не узнаю, что будет, если попробую.
Пока размышляю, Кларисса укладывает волосы волнами и принимается за лицо. Лёгким макияжем выделяет серые глаза и подчёркивает правильную форму губ.
– Готово.
Удовлетворённо окинув взглядом результат своей работы, мама тянется к чехлу с платьем, висящим возле трюмо.
– Нет, мам, – осознание приходит постепенно. – Мне нужно что-то другое.
Разумом пытаюсь сформулировать, что именно. Это ощущается лихорадочным метанием мыслей от одного образа к другому и выглядит полным физическим остолбенением.
Задумавшись, Кларисса устремляется вглубь гардероба. Слышу, как она перебирает вешалки с однотипной одеждой – разнообразие в нарядах не мой профиль. Через пару минут мама возвращается с небольшим чехлом в руках:
– Это должно подойти. Давай посмотрим.
Внутри оказывается невесомое мерцающее платье голубого цвета. Возражать даже не намереваюсь – доверяю вкусу матери. Понятия не имею, откуда среди чёрно-белых брюк и рубашек взялась такая красота. Простой крой и широкая струящаяся юбка не сковывают движений. Вместо корсета – лиф из плотной ткани, вместо пышных рукавов – полное их отсутствие. Всё платье расшито сложными узорами из бусин и камней, сверкающих при каждом движении. Но самое главное в новом наряде – огромный вырез на спине до талии – откровенно неуместная деталь бального туалета.
Как раз то, что нужно.
– Рада, что тебе нравится, – очевидно, всё написано у меня на лице. Улыбаясь, Кларисса протягивает пару туфель и белые шёлковые перчатки.
– Откуда оно?
– Здесь записка: «Надень его на встречу с собой. P.S. Уверен, голубой тебе к лицу.»
Улыбаюсь. Так может написать только Саймон. Дядя тонко чувствует мои состояния и обладает фантастической прозорливостью. Я сама себя так не знаю, как знает меня он.
И нет, я не считаю его «подружкой».
Сеоман Колиньяр не только папин ближайший собрат и наш с Маркусом боевой наставник. Несмотря на огромную разницу в возрасте, Саймон – ещё и мой лучший друг.
Ладно, уточню. Единственный друг.
Зато соответствующий всем моим представлениям о дружбе.
– Что ж. Исполню пожелание дарителя.
Мама помогает одеться. Подхожу к трюмо и оглядываю себя в полный рост. Выгляжу великолепно. Чувствую себя тоже.
Настроение – покорить весь мир.
– Погоди, ещё один маленький штрих.
Кларисса подходит к зеркалу. Достаёт из своей причёски изящную шпильку с сапфировыми цветами и закалывает мне волосы с одной стороны.
– Это первый подарок Виктора. Даже я ощущаю, сколько любви в этой вещи.
Изделия из металла легко вбирают и долго хранят энергии. Чувствую покалывание в конечностях. Оно поднимается по венам и сходится в области солнечного сплетения. Наполняюсь спокойствием, уверенностью и беспричинной радостью.
– Спасибо, мам, – обнимаю Клариссу, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. – Я счастлива, что ты есть у меня.
– И я, – мама целует меня в щёку. – Безмерно люблю вас всех.
В зеркале обмениваюсь с ней улыбкой и, взяв её под руку, покидаю апартаменты.
МАРКУС
Интересно, девушки всегда едят так много?
Полчаса хожу кругами вокруг фуршетных столов, пытаясь незаметно подступиться хоть к одному из них. Но дамы плотно облепили все и освобождать позиции не намереваются. Они выбрали удачный плацдарм для отлова таких как я: голодных и беспечно одиноких.
Можно, конечно, пойти и взять, что нужно. На ходу пофлиртовать с одной-другой, улыбнуться третьей, отвесить комплимент четвёртой, над пятой пошутить, а с шестой вступить в дискуссию. Но, судя по тому, как при моём появлении визжали девушки в холле, эти разорвут меня на куски.
Похоже, я источаю феромоны, дурманящие рассудок. Иначе не могу понять, что происходит вокруг.
Бальный зал быстро наполняется людьми. Радуюсь расширению возможности затеряться в толпе и повышению шансов найти адекватного компаньона.
В прошлые разы, когда Аврора была рядом, таких проблем не возникало. Даже после того, как она взбесила меня после обеда, от её компании я бы не отказался.
Осматриваю зал в поиске официантов, но они словно в воду канули. Досадно вздыхаю и от нечего делать высматриваю в толпе знакомые лица. У выхода в сад замечаю Мию с Леной, прыгающей от счастья. Горничная смущённо переминается с ноги на ногу и явно чувствует себя не в своей тарелке. Ловлю её взгляд и ободряюще показываю большой палец. Немного успокоенная, она отвечает тем же.
Улыбаюсь про себя и смотрю дальше. Впереди замечаю близнецов Максимо́вич.
Наташа и Натаниель – ведущие учёные одной из научных лабораторий «Логуса». Мы познакомились два года назад при посещении «Каира-56» – исследовательского комплекса, где они разрабатывают и готовят к запуску революционный и безумно дорогой проект водоснабжения Африки.
«Нат в квадрате» – из тех редких людей, которым не требуется публичное признание. С воодушевлённой самоотдачей они делают то, что не могут не делать – изобретать. Наташа как-то сказала, что лучшей платой за труд считает не деньги, а возможности безграничного развития, которые даёт им Виктор. Натаниель с ней согласился и продемонстрировал модель истинного круговорота воды в пространстве Земли. На эти знания веками был наложен гриф строжайшей секретности. Запуском своего проекта они собирались сорвать его навсегда.
Вода – это одна из семи первичных материй. Она, как и все первичные вещества, непрерывно синтезируются планетой в недрах. Движение воды в природе связано с её стремлением достичь устойчивого, то есть жидкого, состояния своего вещества в определённом диапазоне мерности пространства. Такой диапазон для воды находится между границей атмосферы и кристаллической структурой планеты. То есть – твёрдой поверхностью Земли. Песок, покрывающий африканский континент, препятствует воде из недр обрести жидкую форму, потому что он скрывает под собой твёрдую поверхность. Поэтому она постоянно пребывает в газообразном состоянии в воздухе и выпадает в виде осадков только там, где происходит хоть какое-то испарение влаги.
На основе этих знаний Максимовичи разработали детальный план восстановления водного баланса африканских земель, состоящий из двух последовательных шагов: увеличение синтеза воды в атмосфере и расчищение земель от песка.
По секрету Натаниель рассказал, что уже работает над механизмом, перерабатывающим песок обратно в твёрдую породу. Но это будет следующим этапом «реконструкции» Африки. А для реализации первого Наташа вывела особый вид растений, собирающих газообразную воду. Натаниель же построил установку, которая без всякого ущерба извлекает из них воду.
Последние два года они совместно с авиационными механиками работали над конструкциями ферм и двигателей, которые будут удерживать махины в воздухе.
Интересно, насколько они приблизились к завершению?
Машу рукой из толпы, пытаясь привлечь внимание Натаниеля или Наташи. Оба выглядят ошарашенными и потерянными. Лишь с третьей попытки удаётся обратить их внимание на себя. И только потому, что, торопясь убраться из-под перекрёстных взглядов хищниц в юбках, сшибаю официанта с подносом наполненных шампанским бокалов. Не заботясь о конспирации сверхспособностей, Эфириумом возвращаю бокалы и официанта в вертикальное положение. Это замечают лишь близнецы, но даже не удивляются.
Наконец-то подхожу к учёным.
– Маркус, ты что-то не в форме, – Натаниель произносит это так, как обычно читает лекции стажёрам.
– И тебе, здравствуй, Натаниель, – улыбаюсь и пожимаю учёному руку. Поворачиваюсь к его сестре, с намерением поздороваться по этикету. Но женщина светских правил явно не знает и просто протягивает руку для пожатия.
– Рада тебя видеть, Маркус, – Наташа улыбается, а на лице отчего-то отражается облегчение.
Нехотя признаюсь, что ощущаю то же.
Наташа и Натаниель похожи невероятно. Они даже двигаются одинаково и, не сговариваясь, одеваются в один цвет. Сейчас на Наташе – бутылочное платье в пол, на Натаниеле – такой же брючный костюм. Оба носят очки. И только последние отличаются кардинально: Наташа любит массивную оправу с огромными круглыми стёклами, Натаниель же предпочитает зеркальные «авиаторы» в любое время дня и ночи.
– Как поживают ваши растения? – завожу серьёзный разговор, чтобы ни у кого не возникло повода вставиться с какой-нибудь ерундой.
Ненавижу светские беседы.
– О, замечательно! Мы уже полностью укомплектовали две фермы, а на подходе ещё три партии. Скоро мы произведем революцию в Африке! – Натаниель потирает руки в предвкушении. Наташа энергично кивает, поддерживая брата. – Осталось только решить вопрос со стартовыми двигателями и можно выводить фермы в рабочий режим.
– А что с ними не так?
– На данный момент они требуют слишком много неэкологичного топлива, – Натаниель вздыхает и поправляет сползающие на нос очки. – Но, уверен, мы скоро разрешим этот вопрос.
Последней фразой учёный явно убеждает себя в успехе. Чувствую, как неистово ему хочется представить миру своё творение.
Открываю рот, чтобы сказать что-нибудь ободряющее. Но в этот момент по залу разносится мелодичный звон серебряного колокольчика.
Виктор сейчас будет произносить приветственную речь.
– Ох, это что же, уже начинаются танцы? – Наташа нервно озирается. Натаниель сжимает ей плечо, выражая поддержку. Но у него самого такой вид, будто он совсем не против сбежать отсюда, не оглядываясь.
Не сложно догадаться, что людей науки мысль о предстоящих танцах повергает в неимоверный ужас. Отказаться от приглашения отца они не смогли. Но и подготовиться как следует тоже. Далёкие от светских развлечений, учёные вряд ли представляли, что их ждёт в Глион-Шале.
Разворачиваю Максимовичей к балкону и лестницам, спускающимся в зал. Говорю негромко, но так, чтобы могли слышать только они:
– Сейчас Виктор будет всех приветствовать. После этого начнётся вальс. Танцующих будет много. Если вы не желаете выходить на паркет, можете найти себе укромное местечко там, – рукой показываю на диванчики в нишах у противоположной стены.
Обрадованные учёные энергично кивают и по очереди жмут мне ладонь. Без лишних слов они продвигаются к диванам.
Снова остаюсь один.
Боковым зрением замечаю какое-то движение справа от себя.
– Господин Маркус, вам послание от мистера Эдварда, – один из помощников распорядителя протягивает небольшой листок, сложенный пополам. – Он сожалеет, что не может уведомить вас лично и надеется, что вы не сочтёте это непочтительным.
У дворецкого сейчас масса забот – организация праздника требует много внимания. Занятно, по какому поводу Эдвард шлёт мне записочки?
«Маркус, господин Виктор передаёт Вам честь быть первым кавалером Бала. Первая дама остаётся неизменной. Уверен, у Вас всё получится.»
Вот это новость! Перечитываю послание несколько раз. Это, действительно, честь. До сегодняшнего дня первым кавалером всегда был отец. Он задавал тон вечеру, подавая пример мужской грации и танцевального мастерства. А сегодня в этой роли буду выступать я.
Признаться, это несколько волнительно.
Так, стоп. «Первая дама остаётся неизменной.»
Вроде всё понятно, но чувствую какой-то подвох. «Неизменной» с какого, простите, момента?
Досадный ребус побуждает поискать глазами маму. Рядом с отцом её нет. Среди гостей тоже. Напрягаюсь. Эфириумом сканирую дом за пределами бального зала.
Она с Авророй. И обе идут сюда.
АВРОРА
Чем ниже спускаюсь, тем сильнее дрожат руки. Чтобы отвлечься, считаю ступеньки и злюсь на себя за несдержанность.
Что за дела?
Предвкушение грядущего наполняет до краёв, но что конкретно грядёт не имею ни малейшего представления.
Сильнее обхватываю мамин локоть, когда мы доходим до развилки. Ей нужно пройти прямо на балкон к отцу, мне – спуститься в боковую гостиную и коридорами выйти в бальный зал.
– Я надеюсь ты изменила своё желание не только для того, чтобы пощекотать нервы отцу и брату, – Кларисса подозрительно прищуривается, но её глаза горят озорными огоньками.
– Ну, вообще-то, только Маркусу, – признаюсь нехотя, но скрывать это от мамы не хочется.
Кларисса вздымает красивые брови, но никак не комментирует признание.
– Не переусердствуй, дорогая, – мама отстраняется и внимательно вглядывается мне в глаза. – Маркус более чувствителен, чем ты предполагаешь. Если предполагаешь вовсе.
Позволяю себе недоверчиво нахмуриться. Никогда не замечала за парнем тяги к проявлению каких-то глубоких чувств. Лично мне всегда доставались только тычки и ироничные насмешки.
– Хочешь удивить его своим появлением? – Кларисса заговорщицки склоняется к моему уху. – Я знаю способ поразить его в самое сердце.
– Какой?
Уровень любопытства взлетает до небес.
– Станцуй вальс на открытии.
Разочарованно поджимаю губы.
– Всего-то…
– Станцуй, – с непоколебимой убеждённостью мама сжимает моё плечо. – Я предупрежу Виктора об обратной рокировке первых дам.
Улыбнувшись напоследок, Кларисса уходит.
Что ж. Маркус уже наверняка знает, что я передумала пропускать Бал. В конце концов, я это сделала для того, чтобы отобрать его внимание у недостойных барышень. И менять «курс» не намерена.
Последую совету мудрой женщины.
Заявлю о себе всем на зависть.
Спускаюсь. Преодолеваю коридоры, переходы и через пять минут оказываюсь перед гостеприимно открытыми дверьми в эдем. Благоухание цветов, реки шампанского, блеск драгоценностей, роскошь нарядов и великолепие антуража опьяняют издалека. Танцы ещё не начались, а я уже ощущаю накал праздничной лихорадки.
Расправив плечи, вхожу. Быть незаметной даже не пытаюсь. Наоборот, хочу собрать как можно больше взглядов, для чего целенаправленно шагаю прямо, заставляя людей расступаться перед собой. Кто-то недовольно отходит с моего пути, кто-то смотрит, разинув рот, кто-то тут же фабрикует сплетни – равнодушных к моему появлению не остаётся.
Бальный зал вмещает две тысячи танцующих. Он огромен и роскошен и поражает великолепием даже меня, привыкшую к изобилию. Изящные хрустальные люстры, живописные картины, драгоценные фрески, посуда из золота и серебра, паркет из чёрного и амарантового дерева, статуи из цельного мрамора – и это только одно из помещений нашего дома.
Продвигаюсь вглубь, выискивая в толпе Маркуса.
Обычным взглядом я буду искать его слишком долго, поэтому призываю Эфириум и концентрируюсь на эфирном ви́дении. Нахожу брата сразу же. В Эфире он, как и отец на балконе, ярко пламенеет среди людей. Мощь его энергий одновременно манит и отталкивает окружающих. Одни слетаются как мотыльки на его свет, другие шарахаются, как от огня. Люди не способны понять, почему так происходит. А мы, элогимы, видим земные и космические энергии, которые пронизывают всё сущее. И силой своего волеизъявления, называемой Эфириумом, управляем их потоками.
Ориентируясь на положение Маркуса, продолжаю продвигаться к нему сквозь толпу. С удивлением замечаю в Эфире ещё одно яркое пятно.
Ну наконец-то!
Это дорогой дядюшка освободился от мегаважных дел и своим присутствием почтил наше скромное торжество.
Как я рада, что Саймон здесь! Мы не виделись почти год, и я ужасно по нему соскучилась.
От нервного возбуждения начинает потряхивать.
На балконе появляются отец с мамой. Родители мгновенно приковывают взгляды, а зал наполняется ликующими аплодисментами.
– Приветствую вас, дамы и господа, мои дорогие гости! Я безмерно рад видеть всех вас, – звучный голос отца заполняет огромное помещение. – Сегодня мы позволим себе немного расслабиться и насладиться прекрасным летним вечером. Многие из вас преодолели тысячи километров, оставили ответственные посты; многие прибыли с надеждой на лучшее будущее, как и многие – из лучшего будущего, которое нам уже удалось построить, – Виктор говорить неспешно, расставляя акценты на каждом слове. – Каждый из вас оказался сегодня здесь, в Глион-Шале, для того, чтобы сделать мир прекраснее. А всё прекрасное начинается с нас самих. Когда мы счастливы, здоровы, энергичны, когда наполнены высокими чувствами, мы способны творить чудеса. Я хочу, чтобы каждый из вас сегодня ощутил благостную радость и преисполнился любовью, – внезапно отец останавливает взгляд на мне. – Мы здесь именно для этого.
Зал наполняется одобрительным гулом. К этому моменту достигаю Маркуса и тихонько встаю у него за спиной. Улыбнувшись мне, Виктор отводит глаза и, обняв, стоящую рядом Клариссу, широким жестом обводит собравшихся:
– На этом с превеликим удовольствием объявляю Летний Бал открытым!
Глава 4
МАРКУС
Публика взрывается аплодисментами.
Оркестр начинает наигрывать лёгкие этюды. Но мама спускаться на паркет будто не собирается.
Забавно.
Мне подняться самому или дождаться её внизу?
Что делать и как себя вести не знаю. От этого очень злюсь. Чувствую себя простофилей, а не первым кавалером.
Внезапно ощущаю на себе чей-то пристальный взгляд. Поворачиваю голову в сторону, откуда исходит энергия чужого внимания, и натыкаюсь на внимательный изучающий взор Сеомана Колиньяра. Вот так сюрприз. Никто не сказал, что он вернулся в Республику. И о его намерении присутствовать сегодня на Летнем Балу я тоже ничего не слышал. Только дядя умеет избегать лишнего внимания так, что даже мы с Авророй не можем уследить за его перемещениями.
Вот и сейчас: он сидит на диванчике в тени ниши и смотрит мне в лицо. На мгновение возникает неприятное ощущение, которое не поддается описанию. Но наваждение проходит, как только понимаю, что Сеоман смотрит совсем не на меня.
Почувствовав знакомое присутствие, резко оборачиваюсь. Взглядом и едва ли не носом упираюсь в Аврору, стоящую напротив.
Поразительно красивую и широко улыбающуюся.
АВРОРА
Боюсь себе признаться, но я безумно рада увидеть Маркуса одного. Ещё радостнее становится, когда он оборачивается и ошалело оглядывает меня с ног до головы.
«Скучаешь в одиночестве?»
Становлюсь рядом и, намеренно игнорируя вопросительные взгляды парня, разглядываю отца.
Виктор сегодня шикарен под стать жене. Высокий, статный брюнет с волосами до плеч, собранными в пучок, он одет в парадный тёмно-синий мундир с аксельбантами и золотым шитьём. Царственный вид и проницательный взгляд притягивают к нему всеобщее внимание – пока он с Клариссой спускается с балкона на паркет, у подножия лестницы собирается знатная толпа из желающих, если не пожать руку, то поглазеть на хозяев праздника.