«Ты так смотришь, будто никогда не видел, как я ем.»
«А ты реагируешь так, будто тебя это смущает.»
«Меня? Да с чего это? Кстати, я тебе задолжала обед. Прими этот поднос в качестве компенсации.»
– Чтобы спасти меня от голодной смерти, одного подноса будет маловато.
Окинув меня снисходительным взором, Аврора дожёвывает эклер и возвращается за угол. Заинтересованный затеей сестрицы, следую за ней. Там она взбирается на одинокую лавку и пристально осматривает освещённую часть парка рядом с особняком. Взбираюсь следом.
– Маловато, говоришь? Сейчас организуем доставку.
Аврора концентрируется на одном из официантов, которые развозят еду и напитки гостям на улице. После короткого ментального монолога наблюдаю, как один из них сворачивает со своего маршрута и направляется в нашу сторону.
Одобрительно усмехаюсь сестриной находчивости и спрашиваю, шутки ради:
– Что ты ему пообещала?
С ироничной ухмылкой она спрыгивает на гравий и пожимает плечами:
– Поцелуй за расторопность.
Оторопело взираю на неё сверху вниз и ощущаю как где-то в глубине живота зреет негодование.
– Ты сейчас серьёзно?
– Маркус, какие бури сегодня угнетают твою разумность?
Чувствую себя идиотом. Пока в раздумьях чешу подбородок, официант доходит до Авроры, оставляет тележку, полную еды, и, поклонившись, удаляется обратно.
– Кушать подано.
Девушка толкает перед собой аэротележку, плавно скользящую по воздуху, до лавки, укрытой ветками. Рассматривая содержимое, она бросает в мою сторону взгляд исподлобья:
– Так и будешь столбом стоять? – в голосе слышу разочарование. – Я, вроде как, для тебя стараюсь.
– Да ты сегодня сама любезность, – говорю едко, скрывая радость от сестриной заботы.
Пробираюсь к лавке. На ходу снимаю смокинг и заворачиваю рукава рубашки. Усаживаюсь напротив тележки, разглядывая её содержимое. Чего тут только нет: горы каких-то рулетиков, пирожных, канапе, нарезок, конвертиков и, Космос знает, чего ещё. Снимаю пробу с каждого блюда. Всё настолько вкусно, что непроизвольно жмурюсь от блаженства.
Чувствую, Аврора не разделяет моих гастрономических восторгов, а суетливо шарит под пологом столешницы.
– Еды сколько угодно, а запить нечем, – разочарованно бубня, девушка звенит стеклом. – Зато есть, что выпить. Гляди, что нашла.
Она достаёт из-под стола две бутылки с янтарной жидкостью внутри. Виски – любимый напиток Сеомана.
– Давай сюда. Сейчас заценим, стоит ли это тех денег, которые за него просят.
Аврора с сомнением протягивает мне одну из бутылок.
– Ты разбираешься в элитном алкоголе?
В жизни не пробовал ничего крепче кефира.
– Когда-то же надо начинать.
Забираю бутылку из рук девушки. Верчу её с видом знатока, рассматривая со всех сторон. Аврора усаживается рядом и с невозмутимым видом вскрывает вторую бутылку.
– Эй – ей! Ты что, решила пуститься во все тяжкие?
– Тебе можно, а мне нет? С чего бы? – сорвав крышку, она проводит горлышком у носа и морщится как от нашатыря. – Если учесть, что у элогимов повышенный обмен веществ, то опьянеть у нас не выйдет. Как думаешь?
– Возможно, – задумчиво хмурюсь и откупориваю свою стекляшку. – Проверить можно только опытным путём.
Недолго думая, прикладываюсь к горлышку. Только нежелание прослыть неженкой удерживает порывы выплеснуть всё обратно. Совершив пару глотков, в отвращении утираю губы.
– Ну и пойло. Я бы за это не дал ни цента.
Аврора, внимательно наблюдающая за моей реакцией, с сардонической улыбкой делает то же самое. Но насмешка быстро сползает с её лица, сменяясь гримасой отвращения.
– Согласна на все сто.
Заедаем горечь закусками. Пока жуём, переглядываюсь то с Авророй, то с бутылкой.
– Всё, «опытный путь» подошёл к завершению? – девушка хитро прищуривается и подносит бутылку к губам для следующего глотка.
Это же вызов, не иначе.
– Ещё чего. Я только начал.
Делаю большой глоток. Горло обжигает огнём. Еле сдерживаюсь, чтобы не закашляться. Аврора пьёт понемногу, но в большем объёме. Видя это, повторяю всё заново. От крепости напитка передёргивает. Отставляю бутылку, чтобы заесть нестерпимую горечь. Чувствую, как начинает пылать лицо.
Сестра же, продолжает цедить дорогое пойло. Осушив бутыль наполовину, она резко выдыхает алкогольные пары и уминает с тарелок остатки канапе и тарталеток. Вижу в этом повод её подначить – не сводя взгляда с её лица, заливаю в себя разом всё, что осталось. Но вскоре понимаю, что, если продолжу, мой вечер окончится в кустах. Аврора издаёт короткий смешок и через силу пьёт ещё. С трудом сглотнув остатки, она ставит свою бутылку возле моей. В ней оказывается на два глотка меньше.
– Это тебе за обеденный финт. Если оценивать, кто выпил больше, то я победила, – девушка выдыхает себе на ладонь и, сморщившись, отмахивается от запаха. – Но больше на такое не подпишусь.
– Мда. Это была не самая умная затея.
– Наши затеи разве бывают умными?
Переглянувшись, катимся со смеху.
– Как себя чувствуешь? – успокоившись, Аврора аккуратно утирает слёзы с уголков глаз.
– Так же, как и всегда, – уперев руки в бока, встаю отдышаться. – А ты?
– И я, – девушка тоже поднимается на ноги и выбирается на дорожку под лунный свет. – Эксперимент завершён. Резюме – алкоголь в количестве трёх четвертей пьянящего эффекта на элогимов не оказывает.
Выбираюсь вслед за Авророй и встаю рядом, задрав голову и рассматривая яркую луну. Вдыхая летние ароматы, ощущаю, как по телу разливается приятная расслабленность и уютное тепло. Если это не от алкоголя, тогда от чего?
Внезапно в лицо прилетает холодная струя. Не успев протереть глаза, чувствую, что становлюсь мокрым со всех сторон. Ну конечно – автополив в этой части сада никто не выключал. Потому что не предполагал, что кому-нибудь придёт в голову залезть в такие дебри.
– Мокрые портки популярностью не пользуются! – взвизгнув, Аврора убегает от дождя, теряя на ходу туфли.
Сопровождаю её взглядом до первого поворота, за которым она скрывается, блеснув платьем. В уме прикидываю, где могу перехватить девушку, и, не мешкая, пробираюсь напрямик сквозь стройные заросли самшита, тиса, олеандра и гортензий. Автополив щедро орошает листву и мою одежду. Прятаться или убегать уже смысла нет – я вымок до нитки.
За очередной зелёной стеной журчит фонтан. Если я всё правильно рассчитал, то Аврора пройдёт здесь прямо сейчас.
Укрываюсь всеми известными эфирными блоками. Даже дышать стараюсь едва-едва. До слуха доносится еле различимый шорох осторожных шагов. Сквозь листву наблюдаю, как крадётся Аврора: как в её волосах бриллиантовой россыпью искрятся капли, а светлая кожа сияет в лунном свете.
Опомнившись, выпрыгиваю из укрытия, намереваясь поймать девушку и окатить её водой из фонтана напротив. Чтоб неповадно было.
Хватаю её за руку и притягиваю спиной к себе, лишая возможности бежать.
– А мокрые платья популярностью пользуются?
Аврора реагирует мгновенно: босой ступнёй больно наступает мне на ногу в туфле. От неожиданности шагаю назад. Небольшой просвет между телами ослабляет захват и позволяет ей вырваться. Но далеко убежать не получается, потому что я всё ещё держу её за левую руку ниже локтя. Девушка пытается выкрутить мне запястье, но длинная юбка не позволяет резко развернуться, не порвав её. Если бы не красивое платье, она бы уже давно пнула меня каким-нибудь изящным способом.
Засмотревшись на покрытое каплями плечо, запоздало замечаю, как промеж рёбер летит сестрин кулак. Рефлекторно уворачиваюсь и перехватываю разящую руку Авроры. Теперь они обе зажаты в моих ладонях. Она пытается освободиться, но безуспешно. Вместо продолжения она прищуривается и вызывающе глядит мне в глаза:
– Мокрые рубашки тоже никому не нравятся.
Не сдерживаясь, усмехаюсь попытке задеть моё самолюбие.
– А мне кажется, наоборот.
Осматривая меня с головы до пояса, Аврора наполняется деланным возмущением:
– Они пачкают наряды. И…
Чувствую, ей хочется завершить фразу, но не хочется произносить вслух то, что вертится на языке.
– … сбивают с толку.
Последние три слова Аврора почти выдыхает. По коже расползаются мурашки. И вовсе не от холода.
Внезапно меня настигает понимание: в Сеомане я сегодня увидел себя. Того себя, каким бы я хотел быть рядом с Авророй. Не братом. Не другом.
Я приревновал собственную иллюзию к девушке, которую не замечал восемнадцать лет. К единственной, рядом с кем я ощущаю себя на своём месте, таким, какой я есть. Потерять которую для меня будет равнозначно лишиться дома.
Я хотел бы быть её частью.
Под впечатлением от осознаний выпаливаю первое, что приходит на ум:
– Что нужно сделать, чтобы ты захотела поцеловать кого-то?
Аврора оторопело смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Она не понимает, что происходит. Как и я.
Поддавшись необъяснимому порыву, склоняюсь к её лицу и решительно целую девушку в губы.
Миг безвременья оглушает звенящей тишиной.
Пространство проявляется многомерностью, расширяя сознание и позволяя ощутить своё ничтожество одновременно со своим величием.
От новых ощущений захватывает дух. Причём не только у меня.
Сердце бешено колотится, сбивая дыхание. Кровь стучит в висках, заглушая все мысли. Аврора приходит в себя первой и, резко вырвавшись, отскакивает, как ошпаренная. Она хочет что-то сказать, и уже было открывает рот, но тут же его закрывает, не произнеся ни звука. Так и стоим в темноте, ошалело глядя друг на друга.
– Ну наконец-то! – с воплем облегчения из-за спины девушки показывается Эдвард. – Я вас обыскался, молодые боги!
Размахивая моим смокингом в одной руке и туфлями Авроры – в другой, дворецкий подходит ближе и в ужасе ширит глаза:
– Что вы?!… Зачем вы?!… Как?! – мужчина заикается от негодования. – Живо в особняк – приводить себя в порядок!
Сердито сверкнув глазами, Эдвард подталкивает меня к переходу и нетерпеливо манит Аврору за собой. В глазах девушки вижу облегчение и страстное желание убраться подальше. Не встречаясь со мной взглядом, она догоняет дворецкого и, не оборачиваясь, торопится выбраться из сада.
Вздыхаю и, тряхнув мокрыми волосами, следую за ними.
***
В абсолютном молчании пересекаем сад. По боковой дорожке выходим к заднему входу в дом, где на крыльце уже нас ждёт Виктор.
Украдкой гляжу на Аврору: взгляд сосредоточен, брови нахмурены, а весь вид говорит о том, что она в уме решает какую-то сложную задачку.
Подходим к отцу. Дворецкий уважительно склоняет перед ним голову и, развернувшись, чопорно произносит:
– Через двадцать минут начнётся котильон. Вы, господа, – заглавная пара вечера. Не опаздывайте.
Удовлетворившись коротким кивком главы дома, Эдвард скрывается за дверью.
– Я надеялся, у вас хватит ума не намокнуть.
По спокойному голосу и бесстрастному лицу отца сложно понять, насколько он сердит или что-то ещё. Не знаю, покаяться или расслабиться. Решаю просто молчать и не выделываться.
Молча посмотрев на обоих, Виктор Эфириумом испаряет лишнюю воду с одежды, кожи и волос. Чувствую себя глупейшим образом и досадую, что не додумался до этого сам. А отец только загадочно щурит уголки глаз.
– В ближайших уборных вы найдёте всё, чтобы придать себе должный празднику вид. Поторопитесь.
Не сказав ни слова более, Виктор тоже уходит в дом, оставляя нас вдвоём.
Поворачиваюсь к Авроре, но произнести ничего не решаюсь. Она всё также игнорирует меня и с особым интересом разглядывает маникюр больших пальцев. Оставляю попытки заговорить с ней и шагаю вслед за отцом и дворецким. Захожу в первую попавшуюся уборную. Иду сразу к зеркалу оценить, насколько плохо выгляжу. Если не считать помятой рубашки, растрёпанной больше обычного причёски и глупой улыбки, выгляжу отлично.
Открываю кран, чтобы умыться. Журчание воды вызывает в памяти вкус поцелуя в саду – сладкого миндаля с корицей и нотками персика. Отряхиваюсь от наваждения и, выкрутив до упора вентиль, подставляю под ледяную струю пылающее лицо.
Короткий стук в дверь ставит на паузу головокружительную мыслемешалку и заставляет напрячься. Вроде прошло не больше трёх минут… сканирую Эфириумом гостя за дверью. Мама. С облегчением наспех вытираюсь и открываю дверь.
– Маркус, привет. Кажется, тебе нужна смена костюма, а твоей причёске – пара женских рук.
Подмигнув, Кларисса заходит внутрь с полным комплектом свежей одежды на плечиках и парой сухих туфель. Она аккуратно раскладывает аксессуары на столешнице, вручает мне вешалку с костюмом и выходит со словами:
– Позови, как будешь готов.
Если бы мама знала, насколько мне не хочется возвращаться в зал, она сочла бы меня прихворавшим. На всю голову.
Такое со мной впервые.
Озадаченный, вздыхаю и начинаю переодеваться.
АВРОРА
Я, наверное, сплю. Ибо происходящее просто не может быть явью.
Пока Мия моет мне ноги, стараюсь унять бушующие эмоции и остановить галопирующие мысли.
Что произошло в саду?
И как я это допустила?
Возмущение стоит комом в горле и не находит выхода. Не могу решить, что возмущает больше: то, что Маркус совершил или то, что мне понравилось, что он совершил.
Немыслимо.
Но разве я не хотела этого?
Мия вытирает чистые ступни полотенцем. В этот момент в уборную входит мама.
– Аврора, всё в порядке?
Не обладая Эфириумом, она с порога чует, что-то не так. Или это написано у меня на лице. Бросаю взгляд в зеркало и точно – оттуда глядит посмертная гримаса. Ужаснувшись, стараюсь расслабиться и улыбнуться.
– Да, мам. Не волнуйся. Это я так переживаю за платье.
– С платьем всё в порядке, – внимательно оглядывая, Кларисса обходит меня по кругу, – а над причёской нужно поколдовать.
В четыре руки мама с Мией укладывают волосы в ракушку. С оголённой тонкой шеей и выпущенными сбоку прядями выгляжу старше.
– Дорогая, женственность – твоя вторая натура. Посмотри, как идёт тебе эта причёска! – с искренним восхищением Кларисса любуется моим отражением.
Отмечаю изящную линию плеч и ярко горящие глаза. Пожалуй, в этом есть правда. Теперь я вижу.
А что видит Маркус?
Зачем он сделал то, что сделал?
И последует ли продолжение?
Намереваясь это выяснить, обуваю новые туфли.
Идти в этот опыт страшно. И нужно ли? Но любопытство сильнее.
Благодарю своих помощниц и, пряча дрожащие от волнения руки, отправляюсь искать ответы.
Вдруг найду.
Глава 6
МАРКУС
– … вот так. Идеальная лохматость, – Кларисса убирает со лба чёлку и ещё раз проводит по волосам, распределяя средство для укладки. – Хаос тоже явление управляемое. Особенно, если это твои волосы.
Довольная результатом, мама показывает большой палец вверх. Трясу головой. Убеждаюсь, что форма причёски от этого не меняется.
– Супер. Спасибо, мам.
Целую её в щёку. В ответ она обнимает меня за плечи и, любуясь, заглядывает в глаза:
– Гости Летнего Бала ещё не видывали настолько фантастичной пары, как ваша.
– Я бы сказал, что ты мне льстишь, но вижу, это не так, – издаю короткий смешок. – Однако, сомневаюсь, что мы способны затмить тебя и Виктора.
Кларисса вздымает брови и опускает глаза, многозначительно улыбаясь. Тыча мне в грудь, она уверенно произносит:
– Не сомневайся. Способны.
Ободрённый непоколебимой верой матери в своё достоинство, расправляю плечи и, подмигнув ей, подставляю руку.
– Ну тогда пойдём убедимся в этом.
АВРОРА
Брожу по залу, избегая знакомых людей и шумных разговоров. Никогда не любила компании сверстников. А бесполезную болтовню не переношу вовсе.
Кожей ощущаю любопытные взгляды и желания отдельных персон навязать своё знакомство. Ничего не выйдет, голубчики.
У восточной стены, за которой начинается парк, замечаю Виктора в компании незнакомых людей, похожих на русских. С каких пор Империю интересует какая-то Европейская Республика? Или им наскучило игристое вино, и они приехали отведать шампанского? Любопытно. Пока наблюдаю за необычной компанией, к отцу присоединяется Кларисса.
Значит, Маркус тоже здесь.
Отправляюсь на поиск парня и прочёсываю окружение Эфириумом. Он здесь, но точное расположение определить не могу. До тех пор, пока не натыкаюсь на двух известных светских львиц, купающихся в мужском внимании, но постоянно косящихся налево. Прослеживаю их взгляды и убеждаюсь: элогим без пары и чёрного платка – самый желанный трофей вечера.
И у вас ничего не выйдет, голубушки.
Злорадно потираю ладони и разворачиваюсь в направлении брата. Но внезапно путь мне преграждает неизвестный мужчина в богатом тёмно-зелёном мундире с белыми пуговицами. Один из тех русских, которые только что разговаривали с отцом.
– Мисс, вы уже определились с кавалером?
Досадую на препятствие, учинённое незнакомцем. Вместе с этим ощущаю нарастающее любопытство: кто он и зачем пожаловал? Неопределённо пожимаю плечами и выглядываю из-за мужчины. Но Маркуса на прежнем месте уже нет.
– Будем знакомы, – с бесхитростной улыбкой русский протягивает руку. – Я Александр Симонов – посол государства Российского.
Медленно перевожу не него взгляд. Какой ещё «посол», если в Республике нет русских посольств? Или есть? Точно нет. Тогда что дипломат делает здесь, а не в столичном дворце правительства?
– Аврора Гард, – пожимаю ладонь Симонова, – дочь хозяина этого дома.
Обычно с людьми я разговариваю вежливо и доброжелательно, как учили. Но сегодня хочется говорить всё прямо и беззастенчиво, как есть.
– Господин посол, позвольте уточнить: вы посланы сюда, или оттуда?
Русский задумчиво хмыкает и, сдерживая улыбку, отвечает вопросом:
– Для вас это имеет значение?
– Несомненно.
Посол позволяет себе задорный смешок, озадачив меня саму.
– Скажем так: я послан оттуда сюда станцевать с вами парой. Без этого успеха обратно меня никто не ждёт.
С недоверием смотрю на мужчину, но ощущаю, он говорит правду. Ладно.
Русский думает, что я ему не откажу?
– Спешу разочаровать вас, господин посол. На ближайший год вам придётся подыскать резиденцию в Республике, так как с кавалером я определилась ещё в начале вечера.
– Какая досада. Очевидно, стоит задержаться в вашем доме до следующего солнцестояния, – Симонов вздымает брови и ловко снимает фужер с подноса пробегающего мимо официанта. – Это лучшее место из возможных. И еда у вас превосходная.
Не знаю как отреагировать, чтобы не спровоцировать международный скандал. Неопределённо мычу и, завидев Маркуса позади дипломата, делаю книскен4.
– Прошу извинить меня, господин посол. Рада была познакомиться.
Русский поднимает бокал и отвечает льстивым полупоклоном:
– Это взаимно. Я всё же надеюсь, вы подарите мне пару кругов своего внимания.
Хитро улыбнувшись, Александр Симонов разворачивается, освобождая проход. Смериваю его молчаливым взглядом и направляюсь к месту сбора танцующих, возле которого мелькал брат.
– Блистательные дамы, великолепные господа, – торжественный голос Эдварда разлетается над головами, – прошу вас освободить центр зала. Мы начинаем завершающую часть нашего прекрасного вечера.
Дворецкий стоит на возвышении у подножия балконной лестницы и, воздев руки к публике, приглашает всех занять места на танцполе.
– Милости прошу вас на паркет!
Людская масса приходит в движение: одни бегут к диванам, другие наоборот – в центр зала. Женщины тянут мужчин, мужчины приглашают дам. Пробираюсь сквозь суетливый поток, озираясь, в поисках Маркуса. Но чем ближе подхожу к дворецкому, тем яснее ощущаю: сводный брат стоит рядом с Эдвардом – распорядителем бала – и терпеливо ждёт.
Меня.
Запнувшись от нерешительности, замедляю шаг. Перевожу дух, расправляю плечи, гордо поднимаю голову и, устремив взгляд вперёд, шагаю ему навстречу.
Народ расступается, не сговариваясь. Уже на середине пути Маркус ловит мой взор, который приковывается к нему какой-то неизвестной силой и не позволяет никому вклиниться между нами.
В полном молчании он подаёт мне руку. Встаём на своё место – в самое начало круга. Оркестр взрывает воздух высокими вибрациями. Брат кладёт руку мне на талию и прижимает к себе. Крепче, чем в начале вечера. Наблюдаю и никак не реагирую на изменение. Опускаю ладонь на его плечо, сосредотачиваюсь на призрачной точке поверх, глубоко вдыхаю и срываюсь с ним с места в такт музыке.
Первый тур вальса проходим легко и в одиночестве. На втором к нам присоединяются остальные. Маркус даже не пытается выделываться. Он просто молчит и, как я, наблюдает.
Стараюсь отстраниться от происходящего и погрузиться в ощущения.
Приятная музыка. Красивый партнёр. Сильные руки. Горячие ладони.
Чувства обостряются до предела, отчего в местах прикосновения к парню даже через одежду ощущаю вибрирующее покалывание.
Никогда не чувствовала ничего подобного.
Это пугает и воодушевляет одновременно.
Маркус молчит, но по лицу вижу, что он переживает то же самое.
Завершаем второй тур вальса и заводим всех на «встречу» – первую фигуру котильона. Выстраиваемся в две шеренги: дамы напротив кавалеров. Я – с одной стороны, Маркус – с другой, начинаем заводить шеренги в улитки, после чего снова перестраиваемся в две ровные линии, перпендикулярно исходной позиции.
Снова оказываемся напротив друг друга. И снова молча наблюдаем.
Берёмся за руки и лёгкими шагами в ритме музыки проходимся между шеренгами. Стройные вереницы танцоров тянутся следом, переплетаясь, разворачиваясь, рисуя затейливые узоры на паркете.
Музыка меняется, а помощники Эдварда выстраиваются по краю танцпола с мягкими стульями в руках.
– «С веером»! – распорядитель объявляет следующую фигуру.
В голову приходит дерзкая идея испытать чувство гордости Маркуса. И заодно – прояснить его намерения.
Оборачиваю разум ментальным коконом, скрывая мысли, и направляюсь к ближайшему стулу. Беру с сиденья приготовленный для фигуры веер, разворачиваю его и присаживаюсь, расправив по-царски юбку и закрыв лицо.
В этой фигуре дама открывается только тому кавалеру, с кем она желает танцевать. С Маркусом хочет танцевать каждая, но подходит он только ко мне.
Затаив дыхание, игнорирую его приглашение, потому что жду другого партнёра. Сквозь веер не вижу, но чувствую, как сильно он злится. Закусив губу, терпеливо сижу. Пусть побесится. А то привычка сражать девушек наповал одним лишь взглядом сильно урезает его мыслительные способности и расширяет масштабы чванства.
Женский ряд быстро редеет. Остаюсь я и две девушки. На паркете начинается мазурка. Ощущаю, как соседки нервно подёргивают ногами в такт музыке. Сижу расслабленно и, расширив зрение до эфирного, наблюдаю, как в вихрях пространства неспешно направляется ко мне знакомый сгусток энергий в сильном трёхвековом теле.
Саймон останавливается в шаге от меня и в полупоклоне протягивает ладонь. Опускаю веер с довольной улыбкой и с удовольствием подаю руку.
– Ожидая меня, ты бы сидела здесь до конца вечера? – дядя смеётся, помогая встать.
– Если бы тебе потребовалось столько времени, чтобы меня заметить, то да.
Мало кто осмелится предъявлять двусмысленные претензии искушённому мужчине в почтенном возрасте. Но мою дерзость наставник принимает как проявление глубокой принципиальности и твёрдости характера.
Исполняю реверанс и, влившись в общий строй, пускаюсь в пляс, ведомая опытной рукой.
Стройные звуки скрипок, виолончелей, флейт, труб, клавикордов пронзают пространство слой за слоем, наполняя его душевной благодатью и восторженным счастьем.
Можно было бы насладиться моментом, но наблюдать за сменой эмоций брата увлекает сильнее. Злость сменяется досадой. Его досадливое созерцание моей спины греет эго и приводит Маркуса в полное недоумение. Исподтишка смотрю на него через танцпол. Он исполняет изящные пируэты в паре с мамой, но сосредоточен отнюдь не на них. Ощущаю, сумятицу в его мыслях и незнакомое доселе чувство.
Жгучую ревность.
Озадаченная отстраняюсь от энергий брата. Испытываю неловкость от вторжения в интимные чувства, которые он явно не собирался демонстрировать. Поспешно отгораживаюсь от парня ментальным блоком и сосредотачиваюсь на себе.
За семнадцать лет впервые ощущаю себя хозяйкой паркета: говорю, двигаюсь, улыбаюсь сегодня так, как хочу. Кружась в танце, ловлю восхищённые взгляды и мужчин, и женщин. Они с интересом следят за мной, повторяют движения и излучают готовность идти следом в любую фигуру.
А всего лишь стоило понять, что выгодная роль жертвы не позволяет вырасти и почувствовать свою значимость.
– «Крест кавалера и дамы»!