Сокровище Беаты

– Обойдя ваши владения, граф, я нигде не обнаружила цветочных клумб и горшков. Вы и ваша супруга не любите выращивать цветы?

– Мы считаем это нецелесообразным, – ответил Готлиб. – С эстетической точки зрения, конечно, вся эта флора добавляет интерьеру художественной привлекательности. Но для нас с супругой это занятие не более, чем пустая и бессмысленная трата времени. Как вы, наверное, успели заметить, мы стараемся жить скромно, без излишеств. И потом, растения ведь зачастую, помимо эстетического наслаждения, вызывают нежелательные, болезненные реакции в организме – простите, что употребил такую пикантную подробность за столом. Поэтому не менее важна и практическая сторона вопроса.

– Однако, как это предусмотрительно, – согласилась Королева. – Дело в том, что те самые болезненные реакции, о которых вы упомянули, я как раз наблюдаю у себя, от чего, признаться, безмерно страдаю. Не стану перечислять подробностей, ибо не ко времени, но пыльца полевых растений просто сводит меня с ума. Если нам в пути приходилось делать остановку, то я была вынуждена прикрывать лицо платком и даже это не спасало. Я буквально задыхаюсь при виде всей этой цветущей мерзости. – Брезгливо морщась, закончила она.

После слова «задыхаюсь» наследник склонил голову на бок, закатил глаза кверху, высунул язык и сдавил рукой горло, изображая висельника. Увлечённая повествованием о своём драгоценном монаршьем здоровье и, потому не замечавшая кривляний малолетнего отпрыска, Клотильда продолжала дознание:

– Ну хорошо. А как же другая эстетическая тонкость – неотъемлемая часть жизненного уклада аристократического сословия?

– Какая, ваше величество? – изобразил недоумение граф.

– Вы давеча показали мне огромную, пустующую залу. Неужели шумные балы и светские приёмы не трогают сердца вашей супруги. У меня сложилось впечатление, что зала пустует уже давно.

– Да, ваше величество, мы действительно не любители подобных собраний, – осмелилась подать голос графиня, несмотря на строжайший запрет супруга вступать в разговор. – Бывшие владельцы Каймангрота часто проводили разного рода светские мероприятия. Мы же с мужем всегда мечтали о тихом, уединённом уголке, где у каждого будет своя суверенная территория. Как говорится, ищущий да обрящет. И вот спустя годы нам удалось воплотить наш замысел.

– Дорогая, поверьте женщине, которая в политике не первый год: всё и всегда начинается с безобидного заявления о правах на личную свободу. И стоит однажды покориться этому: позволить кому-то выбирать, самостоятельно принимать решения, высказывать всё, что вздумается – вы не успеете заметить, как этот слепленный снежок, нацеленный в вашу сторону, сперва превратится в снежный ком, а затем в огромную лавину из претензий, критики и настойчивых требований. И вот тогда можно жестоко поплатиться за свою лояльность и беспечность. В такой ситуации остаётся только один выход – беспощадно подавить всякое инакомыслие. Меня этому учил мой предок, король Сигизмунд Шестой, приходившийся мне дедом по отцовской линии, чей прекрасный портрет я только что наблюдала в вашей передней. Я обратила внимание, что среди этих замечательных полотен представлено множество портретов с изображением моих прославленных родственников.

– И это неслучайно, ваше величество, – с видом всезнающего сноба подчеркнул граф, – я действительно восхищаюсь талантом и деятельным умом некоторых из них. Считаю этих государственных мужей примером для подражания.

– В таком случае поведайте мне, отчего же в этой почётной галерее я не вижу своего портрета, – вдруг выдала королева. – Или же вы считаете, что моя скромная персона не достойна того, чтобы занять место в плеяде выдающихся политиков рода Тюдоров.

Министры все разом уткнули свои физиономии в тарелки, втайне насмехаясь над провинциальным выскочкой и с глумливым наслаждением ожидая, как же тот будет выкручиваться. Но граф по-прежнему держался независимо и уверенно.

– Ваше величество, – сказал он, – я бесспорно считаю вас достойнейшим и гениальнейшим политическим стратегом современности. Однако же, не знаю ни одного художника, который смог бы достоверно передать всё очарование и благолепие столь мудрой правительницы, коей, повторюсь, вне всяких сомнений, вы являетесь. Опасаясь омрачить светлое настроение Королевы, я не дерзнул поместить на стену ни один из предложенных мне портретов, выполненных хотя и известными мастерами, но всё же, на мой взгляд, не передающих достаточно точно идеального сочетания вашей внешней красоты и острого интеллекта.

– Ах, как виртуозно вы выкрутились, граф, – промолвила довольная Клотильда, одарив его располагающей улыбкой. – В дипломатическом искусстве вам не было бы равных. Человек с таким талантом мог бы оказаться незаменимым советником. Рассуждая об искусстве, вы напомнили мне одну давнюю историю о моём придворном художнике-портретисте. Знаете, ему, как никому более, удавалось передать моё внутреннее состояние. Но однажды с ним случилось нечто, неподдающееся объяснению. Принято считать, что у монархов должна быть стальная выдержка, однако же, всему есть предел. Целый день этот фигляр понуждал меня позировать в образе полуобнаженной нимфы при жутком сквозняке. На ветру, видите ли, шёлковые лацканы развиваются и ему грезится, будто я – бегущая по волнам. Когда же к концу дня он закончил, и я взглянула на это, с позволения сказать, творение, возмущению моему не было предела: во всё полотно был изображён бушующий океан с пенящимися волнами и грозовые тучи с проливающимся на них дождём, а над этой безумствующей стихией парила маленькая, словно бабочка, нимфа, которую, если честно, я и не сразу-то разглядела. Но и это ещё не всё. В следующий раз он заставил меня потеть у пылающего камина, дабы запечатлеть в образе кающейся грешницы на дне адской бездны. И там, среди толпы томящихся узников Тартара, я пылала в огне больше, чем все остальные. И к чему бы этот намёк? Потом, когда этого чудака как следует отделали плетьми, он сознался в том, что с моего перекошенного от жара лица писал образ Вельзевула, а с откровенного декольте – вздымающиеся волны океана. Ну это уже ни в какие ворота… Словом, вместо двух ожидаемых картин, в первом случае я получила жуткий насморк, а во втором – опалённые ресницы и брови. Он же достойную оплату – пять лет каторжных работ на солеварнях.

Все собравшиеся за столом одновременно сорвались на дикий хохот.

– Справедливое решение, ваше величество, – дождавшись, пока стихнет смех, произнёс Готлиб. – Подобные легкомыслие и безответственность необходимо пресекать самым жесточайшим образом.

– Однако же, граф, не думайте, что я всегда бываю так резка и сурова по отношению к своим придворным. Такое случается лишь когда они допускают непростительную оплошность или намеренную, оскорбительную каверзу, подрывающие престиж государственной власти. К примеру, тот скандал, что учинил мой персональный кутюрье. Как-то, по случаю торжественного приёма иноземного посла в королевском дворце должен был состояться бал. Ни для кого не тайна, что, когда высокородные дамы заявляются на балы одетыми хотя и по моде, но в одинаковых нарядах, сие обстоятельство их жутко раздражает и потому смотреть на каждую из них в эту пору просто загляденье – они готовы испепелить друг друга одним только взглядом. Да я и сама, когда замечаю, что одна из моих фрейлин является на бал с причёской, похожей на мою, могу запросто общипать дерзкую на глазах у остальных гостей, дабы впредь и другим неповадно было соперничать с монархами. Для такой потехи у меня всегда припасены ножницы в потайном карманчике. И вот наш прославленный кутюрье, пролистав все последние каталоги моды, посоветовал своей Королеве очень красивое и элегантное платье, как нельзя лучше подходящее к случаю. Признаться, я сама пребывала в восторге от такого удачного выбора. Но каково же было моё изумление, когда на бал в таких же точно платьях заявилась целая дюжина приглашённых дам в сопровождении своих кавалеров. От стыда я не знала куда деться. Даже сейчас я ощущаю на себе насмешливые взгляды и ехидные ухмылки моих врагов и завистников. Когда это позорище закончилось, я приказала как следует выпороть недоумка-кутюрье и прогнать его прочь со двора. Возможно, тогда я была излишне резка с ним. Я ведь уже признавалась вам в том, что иногда проявляю чрезмерную горячность. Но тут дело не в личной обиде. Повторюсь, речь шла о государственном престиже. Никто не смеет насмехаться над священным престолом, ибо всякая власть от Бога. Словом, изгой решил поискать пристанища при дворе короля Эдмунда Воителя, правителя Лапидонии, моего заклятого врага и ненавистника, который приказал ему пошить форму для своей личной гвардии. Мой бывший портной блестяще справился со своей задачей и пошил прекрасные мундиры, видимо, решив таким образом снова досадить мне. Я вскипела от ярости: мало того, что этот негодяй выставил меня в дурном свете, и теперь вся знать потешается над своей королевой, так ещё и угодил моему заклятому врагу. Мною овладело неодолимое желание поквитаться с попирателями королевской чести, и я приняла решение готовить поход. Пусть моя гвардия на деле докажет своё преимущество, а вражьи мундиры окрасит их же кровью. Но мой министр по внешним сношениям, помня недавний шкандаль на балу, о котором я вам только что рассказала, посоветовал мне пошить форму на тот же манер, что носят гвардейцы короля Эдмунда, и обрядить в неё слуг при королевских конюшнях. Когда спесивому монарху доложили о том, что его гвардия одета точь-в-точь, как мои конюхи, он решил, что кутюрье надул его, и приказал высечь нахала. Вот только малость перестарался – несчастный не дотянул до окончания экзекуции и испустил дух. Поделом обоим. Хотя мудрецы утверждают, что мы, женщины, в своём желании отомстить не ведаем предела и, даже видя поверженного противника, наслаждаемся результатом мести, всё же лучше такая утончённая интрига, чем военный поход, который повлечёт за собой бессмысленные жертвы и огромные, неоправданные расходы. А зачастую сумасбродные правители, которым нанесли личное оскорбление, так и развязывают войны.

– Мудрое решение, ваше величество, – согласился граф. – Я всегда полагал, что большим политикам должно быть свойственно чувство юмора.

Очевидно, высокочтимой гостье пришёлся по душе такой комплимент, и она снова удостоила хозяина дома своей благосклонной улыбкой.

– Оцените, граф, кулинарные таланты моего повара, – неожиданно сменила тему королева.

– Вне всякого сомнения, ваше величество, это лучшее из того, что мне доводилось когда-либо вкушать за этим столом. Однако, чувствуется некая симпатия королевского повара к восточной кухне. Его стиль приготовления кулинарных блюд весьма своеобразен.

– Граф, да вы настоящий гурман, – с неподдельным удивлением произнесла Клотильда. – Мой повар и в самом деле имеет тамошние корни.

– О нет, ваше величество. Просто в своё время я достаточно попутешествовал по миру и кое-что повидал. Что же касается всевозможных лакомств и деликатесов, тут мы с супругой достаточно аскетичны, поэтому удовлетворить наши гастрономические запросы не так уж сложно. По этой причине здешние кулинары особо не ломают головы, как бы им угодить своим хозяевам.

– А я, признаться, люблю почревоугодничать. И хотя порой коришь себя за эту слабость, но сами посудите, как можно совладать с собою, когда ваш повар такой кудесник и всякий раз выдает подобное изящество. Ведь каждое его блюдо – это произведение искусства, по-своему уникальное. Оцените хотя бы это – мою любимую вигну с мясом цыпленка. – И королева указала рукой на большое, круглое блюдо из голубого фарфора, накрытое серебристым колпаком.

Лакей с напыщенным видом, бесшумно, словно по воздуху, приблизился к столу и осторожно приподнял блестящий колпак. И вот тут произошло нечто, повергнувшее в шок всех сидящих за столом: в самом центре плоского блюда лежал усыпанный спаржей, зажаренный цыплёнок, на золотистой корочке которого, словно остерегая свою добычу, восседал огромный, мохнатый паук. Он растопырил чёрные лапки, невозмутимо взирая на обедающих гостей скопищем всех своих крохотных, сверкающих глаз. На краткий миг в помещении воцарилась мёртвая тишина. И тут паук слегка приподнял свою шерстяную тушку, впившись коготками в хрустящую кожицу цыплёнка. В следующее мгновение раздался жуткий, оглушающий визг. Фрейлины одновременно повскакивали со своих мест, и, опрокидывая стулья, бросились к дверям. Одна, так и не успев подняться, лишилась чувств. Следом повыпрыгивали из-за стола министры. Мохнатое чудовище, видимо, само испугавшись учинённого людьми переполоха, соскочило с тарелки и, быстро перебирая изогнутыми ножками, побежало по белоснежной скатерти, огибая столовые приборы, в ту сторону, где сидели хозяева дома. Графиня вцепилась острыми ногтями в бедро супруга, при этом лицо её сделалось того же цвета, что и скатерть. Сам же граф, оцепенев, молча наблюдал за перемещением непрошенного гостя по накрытому столу.

– Ну, довольно! – властным голосом оборвала пронзительный визг напуганных фрейлин королева и по-мужицки ударила увесистым кулаком по столу, при этом паук настороженно замер, притаившись за фарфоровой супницей. – Распищались, словно комариная стая. Ричард, это была твоя затея? – устремила она свой тяжёлый взор на сына.

– А я думаю, куда он запропастился? – изобразив недоумевающую мину на лице, пробормотал принц.

Он поднялся из-за стола, протянул руку и шевелением пальцев поманил паука. Мохнатое чудовище, так же быстро перебирая ножками, засеменило к своему хозяину. Минуя все препятствия, паук забрался принцу на ладонь и присмирел. Одна из фрейлин снова боязливо пискнула и ту же умолкла. Видимо, ужас и отвращение, которые вселяло это жуткое насекомое, меркли в её глазах перед гневом королевы, раздражённой хулиганской выходкой наследника.

– Унеси его отсюда. Немедленно! – строго приказала мать сыну. – А потом у нас с тобой состоится персональный разговор.

– Прошу простить меня, господа, – поглаживая своего питомца, с выражением скорби на лице извинился перед гостями Ричард. – Видите ли, я всегда держу моего Тристана в банке. А тут ненадолго выпустил его подышать свежим воздухом после долгого путешествия. Я же не думал, что он тайком проберётся на кухню и надумает полакомиться любимым цыплёнком моей матушки.

Фрейлины, брезгливо кривя губы, испугано расступились в стороны, пропуская к выходу принца.

– Прошу садиться, господа, – пригласила к столу обескураженных гостей слегка оттаявшая графиня. – Однако же, как всё удачно разрешилось. Я ведь подумала, что это вина недобросовестной хозяйки дома. – Приложив руку к груди, она добавила. – Клянусь, мы никогда не допускали подобного беспорядка на кухне.

Принцесса опустила глаза и плотно сжала тонкие губы, едва сдерживая рвущийся наружу смешок. Королева окинула грозным взглядом дочь и та, ощутив кожей гневные флюиды, исходящие от матери, в одно мгновение преобразилась в благовоспитанную леди со строгостью на лице и смирно скрещенными ладонями на коленях. На её чистеньком, только что переодетом платье вновь «красовались» расплывшиеся алые пятна. Очевидно, когда гости повскакивали с мест, кто-то случайно опрокинул соусник и забрызгал принцессу густым табаско.

– Ну вот что, милая, – в очевидном раздражении обратилась королева к дочери, вероятно, истощив остатки терпения, – вы сегодня оба наказаны и потому будете лишены прогулки. Ступай в свою комнату и пусть тебя переоденут. А затем вместе со своим братом ты будешь штудировать латынь до самого вечера, пока не пригласят к ужину.

– Но, матушка, это же не моя вина?! – попыталась возразить возмущённая принцесса. -Вот вечером ты и расскажешь мне об этом. На латыни! Не задерживай. Ты и так уже привлекла к себе достаточно внимания.

Амелия поднялась из-за стола и, обиженно сомкнув губы, быстрым шагом вышла из столовой. Следом за ней, откланявшись, удалился и принц с мохнатым чудовищем на руке, который, по всей видимости, и не подозревал, что именно он своим непрошенным вторжением вызвал такой переполох в почтенном обществе. Как только за их спинами захлопнулись двери, Ричард торжествующе протянул сестре свободную пятерню, и та пренебрежительно хлопнула по ней своей ладонью.

– Чего ты сердишься? – спросил принц. – Всё же получилось, как ты планировала: матушка вне себя от ярости, все гости в ужасе. Видела бы ты лица этих зануд Готлибов! Или тебе жаль заляпанного платья? Брось, у тебя весь сундук завален таким барахлом.

– Меня дважды выставили неряшливой грязнухой. И один раз перед какой-то замарашкой, к тому же поставив её мне в пример, будто я сама безродная холопина.

– Ты об этой горничной? Она-то тут причём?

– Как можно нас сравнивать? Разве мы ровня? А матушка при всех говорила так, будто у этой чернавки есть какое-то превосходство передо мной. Так опозорить наследницу престола! Жаль соусник опрокинулся раньше, чем я за него ухватилась. Сейчас не я, а она переодевалась бы.

Наследник с ужасом посмотрел на родную сестру.

– И ты бы осмелилась выплеснуть соус на маменькино платье? А если бы она заметила? Ты представляешь, чем бы это обернулось для нас обоих?

– Зато она бы раз и навсегда уяснила, что я давно не дитя и могу за себя постоять. Это только ты, как трусишка, научился убегать и прятаться от неё и считаешь это победой. А я могу достойно ответить на любую обиду.

– А почему ты говоришь о себе, как о наследнице престола? Ведь это я наследный принц, и корона по праву принадлежит мне.

– Тебе-тебе, успокойся. А вот и наша старая знакомая.

Из-за угла показалась Беата. У неё в руках была маленькая, лохматая кисточка, которой она старательно смахивала пыль с настенных плинтусов.

– Подыграй мне, – тихо сказала принцесса брату.

– Как подыграть? Что ты задумала?

– Как обычно: поддакивай мне, соглашайся со всем, что я скажу, или просто молча кивай головой.

Амелия решительно направилась к горничной, которая, присев на корточки, так увлеклась своей работой, что не заметила появления наследников.

– В этом доме и правда столько пыли, что её постоянно необходимо стряхивать тут и там, или же это придирчивые хозяева так измываются над собственной прислугой, – изображая сочувственный интерес, справилась она у домработницы.

Беата от неожиданности вздрогнула и подняла глаза. Увидев рыжеволосую принцессу, она распрямилась и поправила передник.

– Нет, ваше высочество, я просто решила скоротать время с пользой, пока гости обедают.

– Скажи, пожалуйста. И кто же тебя научил этому?

– Мой папа. Он всегда так делал.

– В таком случае не откажи мне в любезности. Как видишь, моё платье сильно пострадало из-за неприятности, случившейся за обеденным столом. Мне необходимо переодеться. Как ты сама понимаешь, попросить о помощи своего брата я не могу. Окажи мне эту маленькую услугу, и я отблагодарю тебя.

И снова Беата уловила те самые неприятные нотки в голосе принцессы, которые та силилась скрыть за своим учтивым обхождением.

– Я к вашим услугам, – согласилась она и тайком взглянула на юного принца, который, стоя за спиной сестры, как-то странно ухмылялся.

Беата предположила, что, возможно, его насмешил нелепый чепчик, который ей всучила миссис Хадзис. Эта мысль окончательно её смутила, и она густо покраснела.

– Проводи меня до нашей комнаты, – сказала принцесса и уступила домработнице дорогу. Подойдя к дверям, ведущим в их покои, Амелия обернулась и указала брату место: – Жди нас здесь.

– И сколько же мне ждать? – недовольно поинтересовался Ричард.

– Я позову тебя.

Принцесса сама открыла дверь и вошла в комнату, Беата проследовала за ней. Ричард шагнул вперёд, пытаясь проникнуть внутрь, но сестра с размаху захлопнула дверь прямо перед его носом. Раздражённый неудачной попыткой, принц шумно выдохнул через ноздри. Чуть поразмыслив, он огляделся по сторонам, присел на корточки и прислонился ухом к замочной скважине. Дверь оказалась толстой, к тому же с мягкой обивкой с другой стороны, поэтому подслушать разговор не удалось. Очутившись внутри, Беата сразу же узнала ту самую комнату, в которой когда-то герцогиня Ллойд открыла ей целый сказочный мир, и где среди множества нарядных кукол она выбрала для прогулки прекрасного принца, которого так и не смогла вернуть обратно. Разве могла тогда малютка с городской окраины предположить, что спустя несколько лет судьба сведёт её с настоящим принцем, и вот так запросто они будут стоять друг напротив друга и разговаривать. «Неужели так бывает, – размышляла Беата, – что, когда о чём-то сильно мечтаешь, это непременно приходит в твою жизнь. Почему он так смотрел на меня? Может, его улыбка мне лишь показалась недоброй. А если он улыбался мне, потому что… С чего бы это?»

– Я хочу переодеться вот в это, – прервала её мысли Амелия. Она сняла с вешалки лёгкое платье из красного ситца и, расправив, приложила к себе. – Как тебе кажется, оно не слишком яркое для вечерней прогулки?

– Нет, ваше высочество, по-моему, оно чудесно, – любуясь нарядом принцессы, искренне ответила Беата.

– Послушай, я не люблю всех этих дворцовых церемоний. Называй меня по имени. Ведь мы ровесницы, и я неслучайно заговорила с тобой на «ты», хотя мне, как принцессе, положено обращаться ко всем на «вы». Так меня воспитывали мои нудные педагоги, старые придворные перечницы, которые просто выбешивали своими причитаниями на занятиях по этикету. К чему здесь это важничанье, не понимаю.

Беата улыбнулась, вспомнив про свою привычку мысленно давать прозвища взрослым, если те вдруг начинали докучать ей своими ворчливыми наставлениями.

– Или нет, – изучая свой пёстрый гардероб, засомневалась принцесса, – возможно, зелёный цвет более подходящий. – И она сняла с вешалки очередное платье. Затем, повертев его в руках, с недовольной миной отбросила на кровать. – Или может… вот это? – на сей раз её внимание привлекло бежевое кружевное. – Поразительно: столько платьев, а надеть, как всегда, нечего. У тебя когда-нибудь бывало такое?

Беата ничего не ответила.

– Ах, да, – опомнилась Амелия, объяв снисходительным взглядом невзрачное облачение служанки. – Я как-то не подумала.

Она перебирала на вешалке одно платье за другим, пока весь разноцветный ряд не закончился. Затем принялась передёргивать снова, но уже в обратном порядке. И с каждым разом её движения становились всё резче и раздражительнее. Так продолжалось до тех пор, пока хлипкая, старинная вешалка не начала ходить ходуном, рискуя развалиться и опрокинуть на пол весь гардероб своенравной модницы.

– Нет, это немыслимо! – упавшим голосом произнесла Амелия и, собрав в охапку половину своих нарядов, метнула их на кровать.

– Позвольте, я помогу вам, – послышался позади застенчивый голос горничной.

Беата подошла к вороху скомканной одежды и стала бережно её разбирать. И тут ей попалось в руки платье из сиреневого бархата. Оно как-то сразу привлекло её внимание своим переливающимся оттенком, совсем как у фиалок, что топорщились из горшочков в оранжерее матушки, нежно прижимаясь друг к другу.

– Тебе понравилось это? – удивилась Амелия.

Беата в знак согласия молча кивнула головой и протянула платье принцессе.

– Что ж, пожалуй, ты права… Оно и в самом деле подходит для вечернего бала.

– Простите, вы сказали «бала»? – несмело переспросила Беата.

– Да. А разве ты не слышала, что в честь приезда моей матушки, граф, м-м-м… в общем, хозяин этого замка устраивает бал с праздничным фейерверком. Ты когда-нибудь была на балу?

– Нет, не была, – ответила Беата, вспоминая свою давнюю мечту. – Но однажды я была приглашена. Правда, этот бал так и не состоялся.

– Интересно, и кто же мог тебя пригласить?

– Одна герцогиня.

– Но ты же наверняка не умеешь танцевать?

– Эта госпожа была добра ко мне и преподала несколько уроков. Она даже заказала у портного бальное платье для меня.

– И что же случилось дальше?

– Судьбе было угодно распорядиться иначе.

Беата опустила погрустневшие глаза в пол. Видя опечаленный взгляд горничной, Амелия выдержала паузу, видимо, что-то решая, а затем неожиданно предложила:

– А хочешь, я тебе его подарю?

Беата, в замешательстве не зная, что ответить, замотала головой, наотрез отказываясь от щедрого подарка.

– Это ваше, – сказала она и протянула платье принцессе.

– Не понимаю, – недовольно скривив губы, ответила та, – оно же тебе понравилось. Так или не так?

– Да, очень, – проговорила Беата. – Но куда я его надену?

– А что, если я проведу тебя на бал, как свою подружку, и никто ни о чём не догадается. Все подумают, что ты дочь какого-нибудь местного аристократа. Ты даже сможешь станцевать с моим братом. Он очень хорошо танцует.

У Беаты снова зарделись щёки.

– Давай ты для начала примеришь его, а то вдруг не подойдёт. – И Амелия приняла платье из рук служанки. – Ступай за ширму и сними свои вещи, а я тебе его подам. Беата, по-прежнему чувствуя сильное стеснение, осталась стоять на месте.