Сокровище Беаты

– День добрый! – невозмутимо поздоровался Питер, снимая с натёртой шеи лямку. Похоже, визит незваного гостя ничуть не удивил его.

– Кому как, – со стыдливой ухмылкой отозвался Николас, признавая своё поражение. Питер частенько подменял свою тётку за прилавком пекарни, помогая обслуживать покупателей, и так как Николас регулярно захаживал в их заведение, они, случалось, пересекались, но при этом никогда не разговаривали. А не разговаривали по причине того, что на улице к худому поварёнку со стороны городской детворы сложилось определённое отношение, скажем так, пренебрежительно-насмешливое. Питер, с утра и до вечера загруженный тётушкой нескончаемыми заботами по хозяйству, не участвовал в дворовых забавах и спорах местных ребят, никогда ни с кем не дрался на улице, да и друзей у него не было, о чём он, конечно же, в глубине души искренне сокрушался. Уличные мальчишки, считая Питера слабаком, иронично прозвали его «рогаликом», возможно, за то, что он, не разгибая спины, по целым дням пропадал на огороде, а может быть, потому, что весь насквозь пропах сдобой. Поддавшись общему настроению, Николас сложил своё собственное представление о «хлюпике из пекарни» и относился к нему с той же порцией высокомерия.

– Хорош нынче урожай? – кивнув головой на торбу с ягодой, поинтересовался Николас с глуповатой бравадой на лице. – То-то тётушка порадуется.

Будучи застигнутым врасплох, ему ничего не оставалось, кроме как напоказ храбриться, дабы не уронить свой уличный авторитет,

– А у тебя, как я погляжу, сегодня небогатый улов, – ответил Питер.

Николас старался не подавать вида, что ему неловко, и продолжал держаться нарочито развязано.

– Никак джем варить собираетесь? – подковырнул он худого поварёнка.

– Не угадал – морс давить будем.

– Питер! – послышался голос тётки из-за угла. – С кем это ты разговариваешь? Иди-ка помоги мне закинуть ковёр на верёвку. Стара я уж для такой тяжести. Руки не держат. -Сейчас! – откликнулся Питер. – Ко мне тут приятель зашёл, мы вместе поможем.

Николас растерялся, не зная, как ему быть. Такого поворота событий он точно не ожидал.

– Пойдём, поможем, – спокойно предложил ему Питер.

Аккуратно пристроив торбу на дубовой бочке, перевернутой вверх дном, он направился во двор. Николас в замешательстве потоптался на месте и поплёлся следом. Встретившись взглядом с хозяйкой, невезучий разоритель огородов стыдливо опустил глаза и, путаясь в словах, попытался выдавить из себя привычное приветствие, с которым он всегда забегал в пекарню.

– А вот и постоянный клиент пожаловал, – узнав завсегдатая своего заведения, приветливо откликнулась тётушка. – Ну-ка, мальчики, раз, два – взяли!

Николас с Питером раскатали пёстрый ковер и на «раз-два-три» закинули его на бельевую веревку.

– Вот и чудно! – заключила довольная миссис Досон, отряхивая ладони, будто собственноручно закинула ковёр. – А то уж мне не под силу такие кульбиты. Питер, угостил бы приятеля спелой клубникой. – Обратилась она к племяннику. – Ягода нынче вон какая уродилась.

– Мне уже пора, в другой раз, я спешу, – скороговоркой протараторил Николас.

– Ну что ж, пора, так пора, – ответила тётушка, в недоумении пожав плечами. – Питер, тогда проводи приятеля и возвращайся. У нас ещё куча дел впереди.

Фраза эта прозвучала тоном, не терпящим возражений, словно приговор. Даже Николас, сам не зная зачем, послушно кивнул головой, будто эти дела имели к нему прямое отношение. Выйдя за калитку, он протянул руку Питеру:

– Спасибо, что не выдал. Честно говоря, я уже почувствовал лямку твоей торбы у себя на шее. Думал, не миновать мне огородного рабства. Заставит тётушка отрабатывать, чтобы впредь неповадно было по чужим садам шастать.

– Сегодня она ещё в благодушном настроении, – поделился Питер.

– Слушай, как освободишься, ближе к вечеру приходи на озеро к старой иве. Я тебя кое с кем познакомлю.

– Я бы с радостью. Может, удастся улизнуть. Сегодня у нас заказ от госпожи Льюис – у её дочери именины. Сперва доставлю его, а потом…

– А что заказали? – полюбопытствовал Николас.

– Бисквитный торт.

– А может, с тортом сразу к нам? К тому же этой пампушке Льюис не мешало бы похудеть.

– Ты её знаешь?

– Я всех знаю в нашем городе.

– Как-то неудобно. Заказ ведь оплачен.

– Да расслабься, я же пошутил. Стало быть, по рукам!

Пожав друг другу руки, они простились до вечера. Вот с этого самого момента и завязалась тесная дружба двух приятелей, которой ещё предстояло в недалёком будущем преодолеть серьёзные испытания на прочность…

Скрипучая повозка, гружённая цветочными корзинами, неторопливо катилась по просёлочной дороге, оставив позади нагретые городские улицы. Престарелая кобыла Гельда под сноровистым управлением Беаты Эклунд являла собой образец послушания.

– Помнишь, тот день, когда я познакомил тебя с Питером? – спросил Николас.

– Да. И с тех самых пор он не перестает меня баловать сладостями своей тётушки, чему, признаться, я очень рада, – улыбаясь, ответила Беата.

– Видишь, я умею заводить полезные знакомства. – Николас остался доволен тем, что ему удалось-таки отвлечь подружку от тягостных воспоминаний. – Тот вечер был каким-то особенным. – Добавил он задумчиво.

– Я тоже его часто вспоминаю. Мы тогда жгли костёр, потом пекли в золе картофель. Разговаривали о том, кто кем хотел бы стать, когда вырастет…

– А ты в тот день рассказала Питеру о Каймангроте, о его доброй хозяйке, о тех куклах в детской комнате… Помнишь?

Беата в ответ только молча кивнула. «Опять я что-то не то ляпнул. Вот же ботало без костей! – корил себя в душе Николас. – Стоит только напомнить ей про замок, как она тут же замыкается в себе и из неё уже не выудишь ни слова. И кабы не этот приказчик, Беата ни за что бы не согласилась туда вернуться». Он предпочёл больше не трепаться и оставшийся путь друзья ехали молча, каждый размышляя о своём. Наконец, повозка подкатила к воротам замка и Николас, проворно соскочив с телеги, громко постучал большим железным кольцом по запертой двери. Спустя минуту ставень смотрового оконца отвалился и в нём замаячила смуглая, запечённая на солнце физиономия стражника. Время неумолимо неслось вперёд, сменяли друг друга времена года, менялась мода, менялись люди, менялись рельеф и ландшафты долины Гринхиллс, и только одно оставалось незыблемым – одутловатая, вечно заспанная ряшка охранника Каймангрота. Со временем она стала неотъемлемым атрибутом этого замка, как тавро на лошади.

– По какой-такой надобности? – сердито вопросил он.

– По требованию господина Меро доставлены цветы с базара, – громко отрапортовал Николас.

Охранник приоткрыл ворота.

– А-ну, помоги! – прокряхтел он. – Проклятые петли снова заржавели.

Николас пристроился рядом и принялся толкать тяжеленные ворота. С близкого расстояния было очень заметно, что проржавелые доспехи с пятнами-рыжиками, сидевшие в натяг на упитанной туше охранника, мягко говоря, не подходили ему по размеру, и как этот боров натянул их на себя, оставалось неразрешимой загадкой. Очевидно, новый хозяин Каймангрота, по причине своей скупости и расчётливости, не желая избавляться даже от такого старья, решил использовать старые железяки по назначению. От толстяка сильно разило чесноком. Отдышавшись, он недовольно спросил:

– Как зовут?

– Меня зовут Николас Флетчер.

– Да не тебя, а девчушку.

– Меня зовут Беата, – ответила она тонким голоском.

– Тебе назначено господином Меро?

Беата утвердительно кивнула.

– Ну, тогда соблаговолите проследовать в замок Каймангрот, госпожа цветочница, – язвительно проговорил охранник, пропуская вперёд повозку.

Николас взялся за поводья, чтобы сопроводить Беату во двор, но охранник выхватил их из рук мальчишки и преградил ему путь:

– Только девочка. А ты останешься за воротами.

– Но, господин стражник, кто-то должен помочь ей разгрузить эти корзины. Одна она не справится.

– Тебя никто не спрашивает. Сказано, одна девочка. Не задерживай!

Охранник дёрнул за уздцы, и Гельда послушно тронулась с места. Проводив лошадь во двор, он вернулся и снова навалился всей своей тушей на ворота, теперь уже снаружи, пытаясь их закрыть.

– Ну-ка, подмогни! – кряхтя и потея, выдавил из себя рыхлый толстяк.

– Щас, разбежался! – съёрничал Николас.

– Ах, ты обмылок! – злобно накатил на него охранник, возмущённый до самой глубины своего ненасытного чрева таким хамским поведением. – А ну, проваливай отсюда. Чтобы духу твоего тут не было!

Ворота захлопнулись прямо перед носом раздосадованного Николаса. Наверное, он сам не понимал, что его огорчило больше: то ли упущенная возможность побывать внутри замка, то ли неудачная попытка уболтать толстяка. Уж что-что, а подобные номера в его исполнении всегда выходили виртуозно…

Итак, Беата Эклунд спустя несколько лет снова очутилась в замке Каймангрот.

– При такой жаре на этих чёртовых латах можно запросто яичный омлет приготовить, – с опышкой произнёс охранник, вяло ёрзая в помятых железяках, как черепаха под панцирем. – До того они нагрелись, что кишка внутри закипает. Стой пока здесь, а я доложу о тебе управляющему.

Он удалился, а Беата, спрыгнув с повозки, подошла к лошади и ласково погладила её волнистую гриву. Она медленно обозрела широкий двор, который изменился до неузнаваемости. Некогда цветущий сад исчез без следа. Теперь на его месте уродливо распластался вытоптанный лошадиными копытами пустырь. Новый хозяин замка граф Готлиб занимался разведением породистых скакунов и поэтому почти весь двор представлял из себя просторный вольер для выгула и тренировок лошадей. Бывший сад был поделен на две части высокой каменной перегородкой, возведённой, очевидно, не так давно. По всей её длине тянулся тенистый клуатр. Маленький двор по ту сторону перегородки оказался весь застроен многочисленными складами и амбарами под тяжёлыми навесными замками. Там, где когда-то произрастали роскошные висячие сады герцогини Ллойд, теперь выстроились в ряд конюшни. Все плодовые деревья, заслонявшие своей тенью мраморные статуи и прогулочные аллеи, были вырублены под корень. Фонтан так же исчез без следа. Не слышны были голоса птиц и журчание струившейся воды. От прежней красоты пышного, цветущего сада не осталось ни единого упоминания. Впрочем, посреди всей этой унылой картины один фрагмент сохранился нетронутым: та самая скамейка под могучим стволом старого дуба, что предназначалась для наблюдения за фонтаном, на которой Беата и познакомилась с бывшей хозяйкой замка. Слегка накренившись, то ли от старости, то ли под тяжестью своих раскидистых ветвей, этот здоровяк с молчаливым покорством застыл в почтительном поклоне, как бы приглашая всех желающих укрыться под сенью его шелестящей листвы. Резная скамья потемнела и потрескалась от времени. Пристально всматриваясь в укромный уголок из недавнего и одновременно такого далёкого прошлого, Беата вдруг совершенно отчётливо вспомнила тот самый день, когда она впервые отправилась на прогулку с миссис Ллойд. Воображение снова перенесло её в дивный, благоухающий сад, где раздавались звонкие птичьи трели, журчали золотистые струйки прохладной воды в узорчатой чаше фонтана, ровными рядами вдоль тропинок растянулись подвязанные кусты белых роз, а виноградная лоза, сползающая с плетённой крыши веранды, развесила свои наливные гроздья.

– Беатрис! – вдруг послышался знакомый женский голос. – Я тебя повсюду ищу. Стоило мне ненадолго отлучиться, а ты уже снова ухватилась за лейку.

Из-за розовых кустов показалась стройная фигурка герцогини в элегантном летнем платье. Своей скользящей походкой она подошла к воспитаннице.

– Ты сейчас поливаешь вербены и флоксы.

– Я что-то не так сделала? – застенчиво спросила Беата.

– Ты всё сделала правильно. Но эта лейка – она же огромна! Да ещё поди полная воды. – Миссис Ллойд заглянула в овальное отверстие пухлой лейки. – Так я и думала.

– Она вовсе не тяжёлая, – возразила Беата. – И воды в ней не больше половины.

– И всё же, милая, оставь эту заботу садовнику. Поверь, наш старый ворчун очень не любит, когда кто-то за него выполняет его работу, – сказала герцогиня и, приложив ребром ладонь к краю губ, тихонько добавила: – Лучше, чем он сам.

Внезапно цветы и лейка растаяли, и вот уже воспоминания перенесли Беату в беседку, увитую плющом, где когда-то они с хозяйкой завели добрую традицию пить чай со сладостями из пекарни Макбет Досон, которые доставляли в замок с посыльным для маленькой воспитанницы «по личному распоряжению герцогини Ллойд».

– Знаешь, моя девочка, – сказала как-то она, – очень важно, чтобы в твоей жизни была любовь. Любовь взаимная. Что проку, если ты любима человеком, но твоё сердце безмолвствует и по-прежнему бьётся ровно. А душа остаётся безучастной и немой к проявлению чьей-то сердечной привязанности. Заполнить эту пустоту ничем уж не получится. Огромное счастье – быть любимой, но ещё большее – любить самой. В жизни людей так мало любви взаимной. Наверное, поэтому так мало и счастливых. Последние слова она произнесла с какой-то отрешённой задумчивостью, пристально вглядываясь в пустоту…

– А вы когда-нибудь любили по-настоящему? – нерешительно спросила Беата, сама не зная зачем, от того и раскраснелась, как спелый помидор. Она вдруг почувствовала неловкость от такой доверительной и откровенной беседы со взрослой женщиной.

– Да, милая. Но это было очень давно, – печально улыбнувшись, ответила миссис Ллойд.

Память Беаты отчётливо запечатлела тот коротенький эпизод и удивительно точно воспроизвела ту грустинку в голосе герцогини, с которой были сказаны эти слова. И снова воспоминания перенесли нашу героиню в иное место, а именно, в просторную бальную залу, где строгая наставница под аккомпанемент приглашённого маэстро Теодора Гримса обучала её танцам. Вот миссис Ллойд делает изящный реверанс, и внимательная ученица точь-в-точь повторяет за ней этот приветственный жест. Затем, расположив перед собой согнутые в локтях руки, как бы держась за воображаемого партнера, Глория, кружась и пархая, словно невесомая бабочка, скользящими и плавными движениями устремляется в танце по паркетному полу вдоль залы.

– Смотри внимательно на мои ступни, – приговаривает она на ходу. – Видишь, как я переставляю их в такт музыке: раз-два-три, раз-два-три…

И Беата пристально следила за каждым шагом наставницы, а потом, переставляя свои носочки под её ровный счёт, так же кружилась по бальной зале, чувствуя, как в груди бьётся сердце в такт удивительной мелодии, которую виртуозно извлекал из своего инструмента маэстро, неуловимо перебирая пальцами струны и безжалостно терзая их смычком.

– У тебя получается! – радостно подбадривает Глория ученицу. – Не останавливайся! Тео, посмотри, как чудесно она танцует.

Теодор, улыбаясь, кивает головой и играет ещё громче. А Беата так увлеклась, что не заметила, как у неё закружилась голова и, внезапно потеряв равновесие, приземлилась на паркет. Миссис Ллойд от всей души рассмеялась:

– Ничего, девочка моя, со всеми это случается. Просто я вспомнила себя. Когда я впервые пыталась освоить эти повороты, то так шандарахнулась затылком о подоконник, что услышала пение канареек в своих ушах.

И они обе закатились звонким смехом…

Беата очнулась от милых сердцу воспоминаний. Она посмотрела на запертые изнутри двустворчатые дубовые ворота, обитые железом. Сколько раз добрая госпожа провожала свою подопечную до этих самых ворот, где её дожидался экипаж со сладкими угощениями внутри. Хозяйка всегда нежно прощалась с воспитанницей, и под честное слово, что та непременно посетит её дом завтра, благословляла кучера в дорогу… Что же было дальше? Что случилось потом? Почему всё в одночасье изменилось? Подул сильный ветер, принеся с собою ненастье. На небе сгустились свинцовые тучи. По окнам звонко застучали крупные капли дождя, а ещё через мгновение хлынул косой ливень, скрыв плотной завесой от взора Беаты калитку, на которую она смотрела с надеждой вот уже битый час, сидя за кухонным столом, подперев ладошками подбородок. Проливной дождь стеной прошёлся по улицам города и его окрестностям, прибив дорожную пыль, омыв зелёные луга и остудив раскалённые крыши домов. В воздухе повеяло прохладой и свежестью. В кухню вошёл отец, от которого пахло смолой, древесной стружкой и дымом – он только-что вернулся из своей мастерской.

– Смотри-ка, – сказал он, кивая на распахнутое после дождя окно, – вроде и не предвещало ничего. Дороги, поди, размыло – никакая повозка не проедет.

– А это надолго? – спросила его Беата.

– На ветру-то быстро просохнет.

Дождь ещё немного покапал, опорожнив до дна свои опустевшие лейки, а затем и вовсе перестал. Быстрый ветерок подхватил рваные тучи и унёс их куда-то за горизонт. Небо снова прояснилось. А Беата всё сидела возле окна в ожидании экипажа, который непременно должен был заехать за ней. Но время шло, а экипажа всё не было. «Может и правда карета застряла в пути? Или миссис Ллойд решила дождаться, когда просохнет дорога, чтобы не подвергать меня опасности, – терзала себя догадками Беата. – Противный дождь, нарушил все планы!» А ведь именно сегодня настал тот долгожданный день, когда она должна была, наконец, увидеть своё бальное платье, которое герцогиня заказала для своей воспитанницы в швальне портного Томаса Майера. Он снял с клиентки мерку и теперь только оставалось дождаться, когда заказ будет готов. Маленькая танцовщица буквально грезила новым нарядом. В ночь перед примеркой он даже привиделся ей во сне. На утро Беата вся извелась, глядя на стрелки настенных часов. Время до полудня тянулось невыносимо долго. А когда капризная погода отодвинула час грядущего свидания, её охватило отчаяние. Спрыгнув с подоконника во двор, потерявшая терпение Беатрис босиком пробежала по мокрой траве к калитке и распахнула её настежь. Улица была пуста. В дорожных впадинах дождевая вода собралась в лужицы, и торопливый ветерок своим прикосновением будоражил их мутную гладь мелкой рябью. В этих лужицах плавали сбитые дождём розовощёкие ранетки. Беата захлопнула калитку и вернулась в дом. Нацепив свои домашние чоботы, она зашла в цветочную оранжерею, где матушка протирала насухо полы от натёкшей сквозь потолочные щели воды. Увидев дочь, она отжала тряпку, и, повесив на крюк сушиться, тихо сказала:

– Надо же… И лил-то всего с полчаса, а сколько дел натворил.

Она почему-то всегда в своём цветнике разговаривала тихо.

– Да-а, – печально протянула Беата, – и дороги, наверное, развезло. Ни пройти, ни проехать.

– Думаешь, миссис Ллойд из-за дождя отменит очередной урок? – глядя на расстроенную дочь, спросила матушка.

– Не знаю, – пожала в ответ плечами Беата. – Она должна была прислать за мною экипаж, но его всё нет и нет. Сегодня же примерка.

– Ах, да. Я и забыла. Может и впрямь погода виновата? Ливень-то нынче какой. Не захотела подвергать тебя опасности…

Беата отвернулась, скрывая дрожащие на глазах слёзы.

– Вот и славно, что ты заглянула, – подхватила матушка, видя, что её дочь вот-вот разразится водопадом обиды на свою наставницу, на коварную погоду и вообще на весь белый свет. – Заодно поможешь мне подрезать стебельки. Ведь завтра базарный день, надо бы успеть к утру всё приготовить. Одна я не управлюсь. Поможешь мне?

Беата согласно покивала головой и без особого усердия принялась за работу. Сперва она наискосок подрезала стебли всех цветов, приготовленных на продажу, и привычно расставила их по вазам. Затем прорыхлила лопаткой грунт в длинных глиняных горшках и полила его водой. В мастерской отца она подмела деревянную стружку и утромбовала её в большую корзину. Так завершился этот долгий день томительных ожиданий и неисполненных обещаний. За ужином матушка заметила, что Беата ела вяло и неохотно, лениво помешивая ложкой пшённый кулеш с курятиной. Родители украдкой поглядывали на то на дочь, то на тарелку, понимая, что в такой ситуации любые слова будут лишними. Нет ничего более оскорбительного, чем обмануть пустым обещанием наивное сердце ребёнка, свято верящего в каждое слово, оставленное взрослым человеком. Беата всегда с восторгом делилась с родителями подробностями своего пребывания в замке и с удовольствием показывала новые танцевальные приёмы, разученные на очередном уроке. Но в этот вечер, не обронив ни слова, она поднялась по крутой деревянной лестнице в свою комнатку и больше уж из неё не выходила. А на следующий день снова лил дождь, но теперь уже долгий и нудный. Беата сидела на кухне, облокотившись на стол, и безотрывно смотрела в окно. Вода, как и прежде, монотонно отбивала барабанную дробь по стеклу, размывая очертания двора. Дождик перестал только под вечер, когда тучи были выжиты до последней капли. Унылую хмарь понемногу развеяло и небосклон окрасился в багровые тона, что по местным приметам сулило на завтрашний день ясную погоду. Примерно через час Беата услышала скрип калитки. Она накинула на босую ногу свои шлёпки и выбежала во двор, где встретила матушку, только что вернувшуюся с базара.

– Ну-ка, помощница, хватай и неси в оранжерею, – сказала она дочери, указав на корзину с непроданными цветами, – а я пока разгружу остальные. Тётка Зельда согласилась подвести, неудобно её задерживать.

Беата быстро отнесла корзину и вернулась во двор. Матушка стояла у распахнутой калитки и о чём-то вполголоса судачила со своей соседкой по торговому ряду. Увидев её, женщины, словно сговорившись, одновременно умолкли, скоро попрощались и Зельда, развернув Гельду, поспешила восвояси.

– Что-то случилось? – видя встревоженное лицо матушки, спросила Беата.

– Нет, милая. Просто сегодня на редкость неудачная торговля, – проговорила в ответ матушка, подбирая с земли горшки с цветами.

– Не такая уж это и редкость, – проворчала в ответ Беата.

– Из-за проклятого дождя все попрятались по домам, и я почти ничего не продала. Отвратительная погода. Даже миссис Маклейн напугала эта промозглая сырость. Ты ведь знаешь, как она любит наши жёлтые розы.

– Наверное, миссис Ллойд тоже напугал этот гадкий дождь, – с надеждой произнесла Беата. – Папа говорил, что когда закат ярко-красный, то на следующий день непременно бывает солнечная погода. Значит, завтра дождя не будет и, возможно, она пришлёт за мной экипаж.

Матушка растерянно забегала глазами, но ничего не ответила. Вдвоём они перенесли все горшки и корзины в цветник, а затем приступили к наведению чистоты. Впрочем, внутри и так царил идеальный порядок, но отчего-то матушка решила, что этого недостаточно и поручила дочери целый перечень важных дел. Беата всегда безропотно помогала матери. Она тщательно протирала пыль на полках, подметала и мыла полы, умело обрабатывала молодые побеги, поливала их из лейки, рыхлила грунт, перемешивая его с удобрением, прореживала куртины. Словом, миссис Эклунд не могла нарадоваться на свою старательную помощницу. Но сегодня Беата снова пребывала в апатии, казалась замкнутой и неразговорчивой.

– Мы же всё это делали недавно. Я не вижу здесь никакой пыли, – недоумевала она, проводя ладошкой по стеллажу с цветочными горшками.

– И всё же, здесь должно быть безупречно чисто, – настаивала на своём взволнованная матушка. – Кроме того, нам ещё предстоит уборка в мастерской.

– Ого! С каких это пор? Папа же никому не разрешает наводить у себя порядок. И всегда любит повторять, что чисто не там, где убирают, а там, где не мусорят.

– На этот раз он нам разрешил, детка. Просто у папы срочные дела, а так он, конечно же, управился бы сам.

– А что такого случилось на этот раз?

– Возможно, в скором времени нас посетят гости.

– Какие гости?

– Слишком много вопросов, – вдруг сердито оборвала её матушка, но тут же опомнилась, поняв, что напрасно вспылила и, серьёзно посмотрев на дочь, добавила: – Пойми, нам нужно убедить этих людей в том, что твой отец добросовестный работник.

– Но об этом и так знает весь город, – сказала Беата, начиная подозревать, что случилось что-то неладное.

– Нашлись люди, которые думают иначе.

Беата догадалась, что матушка чего-то не договаривает и всячески пытается скрыть от неё какой-то секрет. Ей мучительно хотелось узнать правду и вместе с тем, до глубины души возмущало, что к подросшей дочери до сих пор относились, как к несмышлёному младенцу, в то время как обязанности по хозяйству она уже давно выполняла наравне со взрослыми. Вскоре вернулся отец. Он был чем-то сильно озабочен и потому, войдя в дом, не отпустил традиционного шутливого приветств ия, что совсем не было похоже на мастера Эклунда. Достав из шкафчика табакерку, хозяин набил сухим ароматным табаком свою трубку, нервно почиркал огнивом и, раскурив её, жадно затянулся. Затем, хлопнув дверью, вышел во двор, так и не сказав ни слова. Беата обратила внимание на то, как у отца дрожали руки при попытке разжечь трубку. Когда матушка уложила дочь в постель, несмотря на строгий запрет подниматься с кровати, она все же тайком подкралась к двери и попыталась прислушаться к разговору родителей на кухне. Снизу доносились то хриплое покашливание отца, то судорожное всхлипывание матери. Из всего разговора Беата смогла разобрать только несколько слов. Ей показалось, что речь шла о герцогине Ллойд. Затем прозвучало что-то невнятное о городском лекаре и управляющем Готлибе. Через какое-то время всё стихло. Беата снова запрыгнула в кровать под тёплое одеяло и ещё долго потом ворочалась, пытаясь заснуть. Несмотря на все потуги, сон бежал от неё. Она сомкнула глаза, когда уже было далеко за полночь… Утро и в самом деле оказалось солнечным. За завтраком Беата так и не решилась спросить матушку о тревожном ночном разговоре. Чуть позже заходил отец Николаса, Генри Флетчер. Когда-то они с Ларсом Эклундом работали в одной артели, там и завязалось их тесное знакомство. С тех пор две семьи сошлись в крепкой дружбе: отмечали совместно праздники, помогали друг другу в нужде и горе. Собственно, так Беата и познакомилась с Николасом.