Сокровище Беаты
– Нам, право, неловко обременять излишними заботами гостеприимных хозяев этого дома, – заговорил граф Готлиб. – Мы и без того доставили им столько хлопот. Герцогиня Ллойд резко прервала его:
– Не спорьте с лекарем. Вы мужчина и переносить все тяготы длительных переездов для вас, вероятно, не так утомительно, как для вашей супруги. Трястись по пыльным дорогам в душной коляске под палящим солнцем несколько суток – это серьёзное испытание для всякого человека, а уж для женщины тем более. Я настаиваю на том, чтобы вы задержались у нас и позволили миссис Готлиб набраться сил. Доверьтесь слову лекаря. Спорить с мнением господина Тёрнера – неумная и пустая затея. Пациентку вдруг охватило странное беспокойство. Услыхав фамилию лекаря, графиня посмотрела на него так, будто увидала призрака, и тут же резко отвела глаза в сторону. По её бледному лицу прокаталась едва заметная судорога. Чуткая герцогиня, уловив внезапную перемену в самочувствии гостьи, поспешила её успокоить:
– О, нет! Не нужно так волноваться. Мудрые люди говорят: «Тише едешь-дальше будешь!» Как только восстановите силы, мы вас подзаправим провизией и – в добрый путь.
Графиня, ничего не ответив, откинулась головой на подушку и закрыла глаза. Опытный лекарь тоже подметил странность в поведении дамы с восковым лицом и, быстро собрав свой саквояж, вежливо откланялся. Выйдя за дверь, он оставил кое-какие рекомендации, касающиеся здоровья пациентки и направился к выходу. Хозяин дома проводил господина Тёрнера до самых ворот, несмотря на то, что дождь не переставал лить, как из ведра. Забравшись в коляску, лекарь произнёс загадочную фразу:
– Ab aqua silente cave (Берегись тихой воды).
– Простите, не понял вас, – обратился к нему Ллойд.
– Это я так… о своём, – добродушно улыбнувшись, ответил Тёрнер. – Если вдруг состояние вашей гостьи ухудшится, прошу немедля меня оповестить. Желаю здравствовать.
Прошло три дня. Глория несколько раз порывалась призвать лекаря для подтверждения полного выздоровления графини, но та наотрез отказывалась от встречи с ним. За время пребывания постояльцев в замке две женщины так и не смогли сблизиться. Сабина Готлиб держалась холодно, отстранённо и неохотно вступала в разговор, чего нельзя было сказать об её супруге. Все эти дни граф старался не отходить от хозяина дома ни на шаг. Вместе они обсуждали текущие дела и назревшие бытовые проблемы. Дотошный Вильгельм Готлиб проявлял немалую осведомленность и практичность в хозяйственных вопросах. Он подолгу засиживался в кабинете герцога, ознакамливаясь с бумагами, затем отправлялся вместе с ним на совместные прогулки по окрестностям Валенсбурга осматривать владения. Сам Готлиб объяснял такое рьяное участие в делах четы Ллойдов своим желанием отплатить хозяевам за оказанный приём. И до того ловко у него это выходило, что всего за три скоротечных дня опытному глазу удалось в полной мере изучить положение дел в замке Каймангрот, в которых, увы, обнаружилось немало беспорядка и безотчётности.
– Ознакомившись с состоянием ваших дел на текущий момент, я пришёл к выводу, что учёт доходов и расходов до сих пор вёлся крайне небрежно, – сухим официальным тоном докладывал Вильгельм Готлиб герцогу. – Арендная плата за пользование земельными наделами предельно низкая, возвраты по долговым распискам просрочены, проценты за невыполнение обязательств не начисляются. Более того, долги порой вовсе не возвращаются. Торговые соглашения заключены на невыгодных для вас условиях. Словом, все те, кто считает возможным залезть в ваш карман, делают это беспрепятственно и, я бы сказал, не без удовольствия. Простите за откровенность, но при таких обстоятельствах вас скоро пустят по миру.
– Дорогой друг, я давно догадывался, что дела мои продвигаются не лучшим образом, – печально проговорил Ллойд. – Но что поделаешь… Ведь всё то, что вы перечислили, требует решительных ответных мер. А многие из тех, кого вы упомянули, и без того сводят концы с концами. И ужесточение условий по отношению к этим людям, вероятно, приведёт к их окончательному разорению.
– А вы не допускаете, что кто-то просто использует вашу доверчивость ради собственной выгоды?
– Конечно же, допускаю. Мне и супруга не раз об этом говорила.
– Женщины часто бывают неправы, но иногда и к их совету стоит прислушаться. Острый и находчивый ум моей супруги нередко был мне подспорьем в затруднительных обстоятельствах. Не хочу показаться самонадеянным, но, полагаю, мне удастся кое-что сделать для вас, дабы пресечь вседозволенность пройдох и вымогателей.
– Мне было бы неловко возложить на ваши плечи такую ношу, хотя, признаюсь, содействие опытного человека в подобных делах не помешало бы.
– Пусть это будет моей скромной платой за ваше гостеприимство. Я не привык оставаться в долгу.
– Безмерно рад вашему решению, друг мой. Однако, как же ваше предприятие?
– Торопиться нам некуда. Теперь мы не связаны никакими обязательствами. После пожара все наши работники разбрелись кто куда. Не думаю, что придворные вельможи короля Арнульфа ожидают двух бездомных чужеземцев с распростёртыми объятиями.
– Ну что ж, в таком случае остаётся только оповестить дорогих жён о принятом нами решении. А то ведь знаете как: мужья предполагают, а жены …
– Думаю, с моей стороны затруднений не будет. Сабина Готлиб достаточно благоразумна, чтобы не перечить своему мужу в том, что касается практической стороны нашей семейной жизни. Её советы выслушиваю охотно, но вздорный протест категорически не приемлю.
– Превосходно. В этом мы с вами едины. Однако… – Ллойд слегка стушевался. – Как бы это объяснить… Ваше нынешнее положение для человека с графским титулом…
– Вы хотите сказать, не будет ли оно для меня унизительным? – уточнил Готлиб. – Я начисто лишён предрассудков. Если дело стоящее, я не гнушаюсь и чёрной работой. И потом, в нашей ситуации привередничать глупо. Просто объявите вашей прислуге, что в доме новый управляющий.
– Думаю, это будет правильно, – немного поразмышляв, согласился герцог. – Тем более, присмотреть тут есть за чем…
Так в замке Каймангрот появился новый блюститель порядка, бдительное и неусыпное око которого не упускало из виду даже самую незначительную мелочь, будь то просыпанная горстка пшеницы или неверно взвешенный мешок овса. Буквально на следующий день прислуга, работные люди, а также торговцы, что доставляли всевозможные товары в замок, злоупотреблявшие излишней доверчивостью хозяина, ощутили на себе новые правила, установленные дотошным распорядителем, и вскоре проворачивать делишки за спиной герцога было уже некому. Те, кого уличали в мошенничестве, немедленно изгонялись со двора. При этом Готлиб накладывал на них денежное взыскание под угрозой огласки и судебного разбирательства. Мало-помалу дела семейства Ллойд пошли на поправку. Наконец, скинув с себя ненавистное бремя меркантильных расчётов, взыскания долгов и сбора арендной платы за пользование земельными наделами, герцог мог позволить себе уделять больше времени своей герцогине, чему та, конечно же, была несказанно рада…
Но вернёмся, однако, в жаркий летний день на базарную площадь, где Беата вместе со своим другом Николасом, оберегая цветочные корзины от снующих тут и там покупателей, проталкиваются через торговые ряды к стойбищу, где на привязи покорно дожидались своих хозяев запряжённые в повозки лошади. Старую клячу тётки Зельды можно было легко узнать среди множества разномастных кобыл в упряжи. Это была гнедая старушка с нестриженой гривой и длинным, мохнатым хвостом. Внешне она почти ничем не выделялась среди таких же грузных соседок, отмахивающих хвостом назойливых мух и рыскающих ноздрями в пыли в надежде раздобыть там что-нибудь съестное. Но была у неё одна отличительная примета, которая сразу же бросалась в глаза – бурое пятно неправильной формы с правого боку, как будто кто-то небрежно плеснул на него краской. Поговаривали, что в своё время эта кобыла была стройной, грациозной красавицей, за которой не могли угнаться даже самые резвые скакуны. Но из-за такой вот нелепости на правом боку, что так колоритно выделялась посреди равномерного красно-рыжего окраса, коллекционеры игнорировали молодую кобылицу, и потому блестящая состязательная карьера обошла её стороной.
– А вот и старушка Гельда, – приветливо сказала Беата, доставая из кармашка передника сладкий ранет.
Угостив лошадь, она водрузила корзины на повозку. Затем протянула одно яблоко Николасу и предложила ему угостить труженицу Гельду. Николас, расставив свои корзины по телеге, наотмашь шлёпнул кобылу по мощному крупу и властно приказал:
– Вези нас в Каймангрот, старая кляча!
Гельда встрепенулась, брезгливо фыркнула и с размаху стеганула обидчика по лицу своим мохнатым хвостом. Видя обескураженную физиономию приятеля, Беата не смогла удержаться от смеха.
– Тьфу! – сплюнул Николас. – А старуха-то с характером!
– Зачем ты так с ней, Николас? Она ведь хорошая, – жалеючи поглаживая гриву лошади, сказала Беата, – и очень красивая. Посмотри, какие у неё длинные ресницы. Ты же отвезёшь нас в замок, не так ли, милая? – ласково обратилась она к Гельде.
– Да уж, – проворчал Николас, вытирая ладонью лицо, – соблаговолите оказать нам эту неоценимую услугу!
– И где ты нахватался таких выражений? – поинтересовалась у приятеля Беата, усаживаясь в повозку.
– Слышала бы ты хоть раз, как разговаривает Питер с покупателями в присутствии своей тётушки. Он мне рассказывал, как миссис Досон мучила его этими словечками, пока не приучила любезничать с каждым. Слушай, а почему их зовут одинаково?
– Кого? – переспросила Беата.
– Хозяйку и кобылу.
– С чего ты взял. Хозяйку зовут Зельда, а кобылу Гельда.
– Зельда-Гельда… Что та целый день на базаре траву жуёт, что эта.
Взгромоздившись на телегу, Николас ухватился было за поводья, но Гельда наотрез отказалась слушаться. Она демонстративно игнорировала властные команды извозчика-грубияна.
– Смотри, какая упрямая! – возмутился Николас. – Такой же скверный характер, как и у всякой базарной торговки.
– Зря ты так, – укорила его Беата. – Её хозяйка совсем не такая. Тётка Зельда любит посплетничать, но характер у неё добрый и отзывчивый. Просто Гельда девочка и поэтому с ней надо ласково.
– Ха! Девочка! – усмехнулся Николас. – Скорее уж бабка старая!
Тут надо бы отметить, что Николас Флетчер ничем не отличался от сотен таких же городских мальчишек, претендующих на все щедрые привилегии детской поры, брызжущей здоровьем и жизнелюбием, и потому внушающей высокомерное презрение ко всякому старческому брюзжанию и занудному причитанию.
– Давай-ка, я попробую, – предложила Беата и потеснила приятеля в сторону. Она легонько коснулась поводьями натруженной спины Гельды и мягким голосом скомандовала:
– Н-но! Вперёд, милая!
Лошадь послушно подалась вперёд, натянув постромки, и телега, кряхтя всем своим дряхлым остовом, покатила по каменным мостовым на выезд из города. Оставив позади узкие и душные улицы Валенсбурга, друзья выбрались на простор долины Гринхиллс, где приблизительно в двух милях от кольцевой дороги маячила конусообразная крыша самой высокой северной башни Каймангрота, над которой трепетал нанизанный на высокий шпиль флажок с изображением фамильного герба Готлибов. Николас в своём развитом воображении представлял себе замок пиратским фортом на одиноком острове, а холмы долины – вздымающимися волнами океана, омывающими его каменные стены. Пока повозка тряслась по пыльной дороге, друзья коротали время беспечной болтовней:
– Ты уже бывала в замке, – первым заговорил Николас. – Там и в самом деле так… по-девчачьи?
– Что значит, по-девчачьи? – переспросила Беата.
– Ну там… цветочки-лепесточки…
– Это было давно, но я помню до сих пор тот цветущий сад. Столько цветов и все разные!
– Не понимаю… – с серьёзной задумчивостью произнёс Николас.
– Чего ты не понимаешь? – полюбопытствовала Беата.
– Как можно было превратить настоящую боевую крепость в цветочную оранжерею. Если б я был хозяином Каймангрота, я бы в каждой бойнице установил пушку. Отец рассказывал, что во время сражения из одной такой бомбарды можно было запросто уложить десяток воинов на расстоянии 500 ярдов! А в стенах замка их 8 штук. Видно, тот, кто его построил, чего-то сильно опасался. Может быть, разбойников, которые покушались на его несметные богатства.
– Не знаю. Внутри он не казался таким грозным. Напротив, там всё было мило и …
– Мило?! Да, если хочешь знать, этот замок когда-то называли «Склепом», потому что в его подземелье была самая настоящая темница, куда сажали непокорных рабов – тех, кто отказывался подчиняться злому хозяину. Старики рассказывали, что он во время приёма знатных гостей заставлял своих слуг вымазываться белилами, забираться на камни и изображать статуи. Так они и стояли целый день в застывших позах на жаре, пока гости не улягутся спать. А на утро опять. А если кто шелохнётся, и хозяин это заметит, того после приказывал высечь плетью. Говорят ещё, что есть в замке тайный подземный ход, который сторожат призраки замученных рабов. Если кто попадёт туда, то уже никогда не сможет выбраться наружу, потому что призраки запутают его. Будут водить по подземелью до тех пор, пока он не выбьется из сил и не сгинет без следа во мраке. – Николас взглянул на улыбающуюся подружку. – Думаешь, я всё это придумал? – спросил он.
– Нет, не думаю, – ответила Беата. – Просто, когда ты окажешься внутри, сам всё поймёшь. То, что увидела я, совсем не похоже на зловещее царство теней, которое описал ты.
– Но ведь это было давно… – Николас вдруг умолк.
– О чём ты думаешь? – спросила Беата.
– Вот, к примеру, взять подушку, – неожиданно выдал он.
– При чём здесь подушка?
– Она набита пухом, на ней мягко спится.
– Да ну?! И что?
– А то, что пух этот ощипали с гусей и уток, которым вначале отрубили головы. Так и этот замок. Он был построен на крови замученных рабов, а все, кто жили в нём после, просто пользовались его удобством.
– Здорово! – выслушав странное умозаключение приятеля, произнесла Беата. – Ты всё-таки добился, чего хотел. Теперь я не смогу спать на своей подушке, потому что мне будут сниться кошмары: призраки ощипанных гусей с отрубленными головами, летающие по комнате.
– Ага! – потирая руки, обрадовался Николас, довольный тем, что удалось зацепить подружку. – А то «цветущий сад», «как мило»…
– И как тебе такое сравнение в голову пришло? – недоумевала она.
– Сам иногда удивляюсь, – пожал плечами Николас. – В эту бестолкову порой такое залетает. – Он постучал кулаком по темечку. – Знаешь, сколько я ни думал, всегда возвращался к одной и той же мысли: все беды в нашем городе из-за этого проклятого замка. К слову, стоило тебе один раз оказаться там и напасти одна за другой сразу же посыпались на вашу семью. Как будто те самые призраки, что обитают в подземелье, преследуют всех, кто однажды переступил порог Каймангрота. И название какое-то чудаковатое…
– Хватит! – вдруг оборвала его Беата. – Я не желаю больше говорить об этом!
Николас понял, что хватил через край. Он знал, как болезненно его подружка переживала любое упоминание о пропавшем отце. Ему вдруг стало стыдно за свою несносную гордыню, которая часто пробуждала в нём неодолимое желание повыпячиваться. Нужно было как-то исправить неловкую ситуацию, ибо она так некстати омрачила их дружеское общение.
– Хорошо, что у нас есть телега, – выждав паузу, сказал Николас, – а то ещё, чего доброго, наткнулись бы на двурогую бестию старухи Сайл Кнокс. Эта облезлая шельма совсем одичала: подкарауливает прохожих и нападает из-за кустов. А уж если отвлёкся ненароком и сообразить не успеешь, как она насадит тебя на свои кривые роги.
– Занят, говоришь? – хитро посмотрев на приятеля, проговорила Беата, как будто напоминая ему о чём-то. – Уж не клубничными ли грядками миссис Досон?
Она намекнула Николасу на одну давнюю историю. А было это так. Макбет Досон выращивала в саду собственную клубнику, из которой потом варила свой знаменитый на весь город клубничный джем. На ухоженных грядках, что тянулись вдоль длинного огорода, из-под бархатных зелёных кустиков красовалась спелая, сочная ягода, обольстительно подставляя свои румяные бока любопытному взору притаившегося за изгородью непрошенного гостя. Дом, где проживала хозяйка огорода со своим племянником Питером, был спрятан за густой листвою яблонь, поэтому в голове Николаса Флетчера созрел дерзкий план: незаметно перебраться через изгородь и полакомиться спелой клубникой, тем более что у Досонов её было неприлично много. Перед тем, как осуществить налёт на грядки, Николас прикидывал, в каком именно месте ему будет легче перемахнуть через забор. Исследуя дощатую изгородь, он обнаружил, что одна доска надломлена в области сучка на уровне его колена. Задача заметно упростилась, так как теперь это место можно было приспособить под удобную лазейку. Преимущество такого лаза было в том, что обе части сломанной доски легко соединялись, так что, при случае им можно было воспользоваться снова. Подступив вплотную к забору и пристроившись к узкой щёлочке правым глазом, Николас внимательно изучил обстановку в саду. По счастью, хозяйка не держала дворовой собаки, но всякий раз, когда обнаруживала поредевшую клубничную грядку или опустевший куст малины, грозилась завести сторожевого пса. Кроме того, она была близорука и даже иногда носила очки. Питер Досон ненавидел огород и в тайне дико радовался очередному налёту городских мальчишек на плантации его тётушки – всё меньше спину гнуть. Ведь всякий раз, когда наступали погожие летние денёчки, вместо того, чтобы отправиться с приятелями на прогулку, запустить в поле воздушного змея, покружиться на канатных качелях или же просто поваляться в густой, душистой траве, надоедливая тётушка вешала на шею горемыке плетёную торбу и отправляла в огород на сбор урожая. Поскольку сам Питер не обладал волевым характером, чтобы противостоять суровому нраву властной опекунши, разорённые грядки были для него своеобразным способом отмщения за все свои лишения. Как ни прискорбно, но в такие минуты ничего, кроме злорадства, он не испытывал. Зная об этом от дворовых приятелей, Николас без малейших опасений и
– Да что ж такое? Вот же трещина, – досадно процедил сквозь зубы Николас.
Марго, видимо, разгадав манёвр противника, решила опередить его и, протяжным блеянием издав свой боевой клич, стремительно бросилась в атаку. Николасу ничего не оставалось, кроме как спасаться бегством от подлой козы. Он кинулся наутёк вдоль забора, но обо что-то споткнулся и упал ничком, зарывшись головой в куст бузины. Вскочив на ноги, он даже не успел оглянуться, как вдруг ощутил сзади сильный толчок, будто кто-то тяжёлой ногой отвесил ему наотмашь хорошего пенделя. Николас с воплем ухватился за обе раненные половинки своего мягкого места. Марго приготовилась нанести прицельный удар повторно, но, упредив её очередной выпад, невезучий разоритель огородов мёртвой хваткой вцепился руками в изогнутые рога козы. Тогда рассвирепевшее животное стало напирать своей упрямой головой, прижимая жертву к забору.
– Ну что я тебе сделал, зараза?! – завопил сквозь слёзы Николас.
На мгновение Марго как будто ослабила свой напор и исподлобья посмотрела в заплаканные глаза двуногого недотёпы, загнанного ею в ловушку. Вид у бедняги был настолько жалок, что даже у безжалостной фурии, похоже, сдали нервы. Глядя на поверженного противника, она, судя по всему, решила на этот раз отказаться от победоносного шествия под триумфальной аркой покосившегося домика старухи Кнокс. Николас, почувствовав, что коза слегка ослабила натиск и прекратила давить рогами на его чрево, попытался высвободиться, отступив на шаг назад. Но в ту же секунду коварная Марго снова ринулась в наступление. Под напором рогатой головы он попятился назад и ударился спиной о деревянный забор. Позади что-то с треском надломилось и Николас провалился в узкую щель между занозистых досок. Может быть, на удачу доска оказалась трухлявой, а может, кто-то до него соорудил такую же тайную лазейку – в любом случае сейчас Николас благодарил судьбу за спасение и проклинал тот час, когда ему пришла в голову злополучная идея позариться на чужое. И теперь он болезненно ощущал свою вину обоими полушариями чуть ниже спины. Нахальная Марго, явно не желая отступать, протиснула сквозь образовавшуюся щель любопытную морду, чтобы убедиться, сможет ли она пропихнуть и свои облезлые бока. «Ещё не хватало пустить козла в огород, – подумал Николас, потирая сзади. – Что же делать?» Для того, чтобы заткнуть отверстие, нужно было сперва вытолкнуть голову козы. Неподалеку находилась овощная грядка. Там из-под увядшей ботвы желтели огромные, перезрелые огурцы. Быстро сообразив, что к чему, Николас подскочил к ней, сорвал два увесистых овоща и, как следует прицелившись, запустил поочередно оба «снаряда» в рогатую мишень. Первый точно приземлился на левый рог дебоширки, и, прокрутившись на нём, неподвижно повис, а второй угодил ей прямо в лоб, с треском и брызгами разлетевшись в стороны. Ошалелая Марго на миг замерла, затем тряхнула головой и противно задребезжала. При этом угрожающий тон её блеяния сменился на досадливый. Коза попятилась назад и, выбравшись наружу, побрела в сторону кустарника, откуда и возникла. Огромный жёлтый огурец, болтавшийся на левом роге Марго, клонил её сумасбродную голову набок. Николас осторожно подкрался к забору, подобрал выломанную доску и заделал ею щель. Потом приложил ухо к изгороди и прислушался. Снаружи снова раздался противный дребезг. Он заглянул в тонкую щёлочку: над зарослями кизильника, удаляясь, маячил пожелтелый овощ. Николас решил, что выбираться тем же маршрутом, каким попал сюда, не стоит. «Эта короткохвостая шельма хитрая, – размышлял он, провожая взглядом пузатый огурец на голове Марго. – Кто знает, что взбредёт в её рогатый котелок». Оставался только один путь – через парадный вход. Возможно, ему бы удалось незаметно проскочить через ворота. Наверняка, мадам Буланже и её племянник сейчас трудятся в пекарне. Не хотелось бы попадаться им на глаза. Ведь тогда дорога в излюбленное заведение была бы ему закрыта раз и навсегда. А такое испытание заядлому сластёне было не по силам. И вот, пристально всматриваясь в узкие просветы пышной листвы садовых яблонь, ветви которых тяжело кренились до самой земли, Николас, переступая через грядки, стал медленно пробираться к хозяйскому дому. Притаившись за широким стволом дерева, он, как опытный набежчик, сперва прислушался к звукам снаружи и внутри дома: не скрипит ли крыльцо, не переговариваются ли тётка с племянником… «Вроде бы всё тихо», – подумал Николас и снова потёр больное место. Нагнувшись, он прокрался «на мягких лапах» под окном, и так, шаг за шагом, подобрался к летней террасе. Впереди располагался небольшой дворик, за которым виднелась спасительная калитка. Прильнув к стене и выглянув из-за угла, Николас обнаружил, что двор пуст, а, стало быть, проход открыт. У него отлегло на сердце: «Ну хоть в чём-то повезло!» И только он это подумал, как калитка распахнулась и во двор вошла Макбет Досон, держа в руках пустые корзины. Она свалила их под дерево, отёрла рукавом пот со лба и взяла со скамьи здоровенную деревянную отбивалку. Николас прижался к стене, затаив дыхание. «Да что ж за день такой сегодня! – закатив глаза, запричитал он в мыслях. – И всё из-за какой-то паршивой клубники. Сперва рогами под зад получил, теперь ещё отбивалкой по загривку съездят. А потом ославят на всю округу». Миссис Досон и впрямь слыла в городе известной болтушкой. И вот теперь, когда угроза разоблачения была так близка, Николас ощутил всю безысходность своего положения. Как же такое могло случиться? Ведь никто из друзей-приятелей не мог сравниться с его ловкостью и быстротой. Во всех уличных играх, состязаниях и прочих забавах ему не было равных. А тут как будто мышеловку захлопнули, не оставив и малейшего шанса. Впрочем, можно ещё было вернуться назад и попытаться покинуть огород через дыру в заборе. Но все эти искромётные соображалки в его голове испарились при появлении Питера, племянника миссис Досон. Он раздвинул ветки смородинового куста, что рос напротив окна и, цепляясь за них широкими штанинами, выбрался наружу. На шее у него висела плетёная торба, полная чёрной смородины. «Всё! Теперь точно приплыл», – обречённо подумал Николас, глядя на хозяина клубничных плантаций.