Император Александр III

Забота Александра III об обороне России

В великую эпоху на днях только ставшего минувшим царствования все государства Европы, не жалея никаких жертв, с лихорадочной поспешностью стремились к возможному увеличению своих вооруженных сил, боясь отстать в чем-либо от соседей. В этом отношении принимались все новые и новые меры, и мы почти ежедневно слышали о формировании повсюду новых войсковых частей, о постройке крепостей, о сооружениях стратегических железных дорог, о новом вооружении войск и пр. и пр., и о неизбежных следствиях этих реформ – об ассигнованиях новых кредитов под разными названиями, ложившихся тяжелым бременем на материальное благосостояние государств.

Быстрое и систематическое усиление наших соседей в военном отношении и необходимость поддержания международного значения России ни на минуту не упускались из виду покойным Государем. По Его указаниям произведен целый ряд реформ в вооруженных силах Империи, и в этом отношении Его царствование является замечательнейшим в истории России. Военные реформы минувшего царствования поражают полнотой и стройностью программы, последовательностью и благовременностью ее осуществления. Успеха, равного достигнутому Российской армией, не может отметить никакая другая: без шума, без ломки, без напряжения производительных сил страны, идя по предначертанному Державным Вождем пути, русская армия вполне обновилась и окрепла во всех отраслях своей боевой готовности.

Портрет П. С. Ванновского.

Фотограф Е. Мрозовская. 1902

«Отечеству Нашему, – писал почивший ныне Государь в Своем Рескрипте исполнителю Своих предначертаний по военной части, Военному министру П. С. Ванновскому, 22 июля 1890 года, по случаю пятидесятилетия службы в офицерских чинах, – Отечеству Нашему, несомненно, нужна армия сильная и благоустроенная, стоящая на высоте современного развития военного дела, но не для агрессивных целей, а единственно для ограждения целости и государственной чести России. Охраняя неоценимые блага мира, кои Я уповаю, с Божьей помощью, еще надолго продлить для России, вооруженные силы ее должны развиваться и совершенствоваться наравне с другими отраслями государственной жизни, не выходя из пределов тех средств, кои доставляются им увеличивающимся народонаселением и улучшающимися экономическими условиями».

Эти Высочайшие слова составляют сущность программы, которой неуклонно следовал Покойный Государь в деле развития вооруженных сил нашего Отечества, – и в настоящее время Россия может со спокойным сознанием своего могущества оглянуться на свои военные силы и на благой успех в их развитии.

Еще в царствование Императора Александра II почти все отрасли военного дела подверглись у нас коренным реформам, и наша армия, пересозданная на новых началах, с честью выдержала боевое испытание 1877–1878 годов. Но победоносная война эта обнаружила также и крупные недостатки по военной части – недостатки главным образом организационного характера. Было ясно и прежде, а после этой войны стало еще яснее, что в будущем Россия должна считаться с вооруженными силами целой коалиции соседей, почему наша армия должна быть поставлена в возможность, в случае тревоги, без особых импровизаций, значительно увеличивать свою численность до размеров, способных в достаточной степени обеспечить интересы России. А между тем запас обученных нижних чинов был ничтожный и далеко не обеспечивал могущей явиться потребности; запаса офицеров не было вовсе; вооружение армии заставляло желать весьма многого; часть пороха, во время войны, приходилось выписывать из-за границы, дабы не истощить своих запасов, а слабое развитие железнодорожной сети в значительной степени замедляло мобилизацию и сосредоточение армии. Наконец, наша западная граница была почти открытою для соседей, употреблявших до тех пор все средства, чтобы усыпить нашу бдительность в этом направлении; выяснилась крайняя необходимость привести в полный боевой порядок существующие и построить новые крепости и укрепленные пункты, с помощью которых можно было бы задержать наступающих врагов до сосредоточения армии.

Все это не могло, конечно, укрыться от Императора Александра II, осуществившего великие военные реформы, но для восполнения замеченных недостатков по военной части не доставало времени, а главное – нужны были значительные денежные средства, при бюджете, подавленном крупными хроническими дефицитами. Вот почему в 1881 году многие потребности армии оставались неудовлетворенными, и наша армия далеко не была готова к борьбе против возможной коалиции западных соседей.

Таким образом, ставшему на страже интересов России Императору Александру III предстояло исполнить громадную и трудную работу – трудную тем более, что в общегосударственных интересах требовалось соблюдать, возможно, большую экономию. «Но сколь ни была трудна задача, поставленная почившим Государем, программа была блестяще выполнена, не потребовав от страны ничего подобного тем тягостям, какими вооружения легли на население в других государствах.

В настоящее время все полевые действующие войска наши, сведенные в однообразные по своему составу корпуса, организованы и расквартированы таким образом, что уже в мирное время входят большею частью в состав пограничных военных округов, управления которых приспособлены к тому, чтобы с объявлением мобилизации немедленно же превратиться в готовую действующую армию. Опираясь на целый ряд крепостей и укрепленных пунктов, большею частью возведенных вновь, эти армии способны по тревоге к немедленным активным действиям; а замечательно развитая стратегическая железнодорожная сеть дает возможность с чрезвычайной быстротой сосредоточить мобилизованные войска из внутренних губерний на театр военных действий. В мобилизационном отношении принят целый ряд замечательных мер, благодаря которым переход нашей армии из мирного на военное положение и сосредоточение на угрожаемой границе, невзирая на обширность нашей территории по сравнению с пограничными государствами, могут быть сделаны почти с одинаковой быстротой, как и у наших западных соседей.

С другой стороны, принят целый ряд мер к значительному увеличению числа чинов запаса и к улучшению их качественного состава; для чего производятся ежегодные учебные сборы, а для обеспечения быстрой мобилизации этих чинов установлены новые правила для их учета и призыва. В видах еще большего усиления армии, в случае надобности производятся учебные сборы ратникам ополчения. Затем в организации войска сделаны важные преобразования, имеющие главной целью сокращение числа нестроевых чинов и усиление, взамен их, боевого элемента. Комплектование армии офицерами и унтер-офицерами, их чинопроизводство и материальное положение поставлены на прочную почву. Для обучения войск даны новые указания, изданы новые уставы и инструкции по всем отраслям обучения. Далее, армия наша заканчивает свое перевооружение с половинными затратами против соседей; введена мортирная полевая артиллерия; вся регулярная конница обращена в драгун, соответственно боевым требованиям. Интендантская, военно-врачебная и военно-судная части сильно двинуты вперед и поставлены в уровень современных требований и пр., и пр.

Трудно и невозможно перечислить в газетной статье все сделанное покойным Государем для развития вооруженных сил России, так как пришлось бы касаться даже деталей, из которых многие сами по себе имеют существенное значение. Скажем только то, что в настоящее время Россия в военном отношении находится в таком состоянии, что в час тревоги наша армия, мобилизованная и сосредоточенная на границе, представит собой грозную силу, которая даже в численном отношении имеет полную возможность соперничать с армиями коалиций наших соседей, вместе взятых.

То же самое, если еще не большее, пришлось бы сказать и о флоте, созданном, можно сказать, почти заново. В минувшее царствование почти ежегодно русское общество с радостью узнавало о появлении новых военных судов, построенных большей частью в России, из русских материалов и русскими рабочими. Помимо того, состоялась коренная реформа всех положений, касающихся личного состава нашего флота. Вновь возродился наш доблестный Черноморский флот, погибший в Крымскую кампанию, – и возродился в таком виде и в такой силе, каких тут прежде никогда еще не бывало.

Долгий, великий и неусыпный труд потребовался для всей этой многосложной работы, зато результаты его дают возможность со спокойной совестью сказать, что Россия вступает в новое царствование с отличной организованной армией, способной дать надлежащий отпор врагам, если встретилась надобность, – и ни армия, ни флот, ни весь Русский народ никогда не забудут этих великих трудов Усопшего Самодержца для прочного обеспечения государственной обороны России и ее могущества, – трудов, столь высоко поднявших вес русского голоса в международных вопросах.

20 Октября

Здание Московской женской гимназии

Носитель идеала

В царствование Александра III России и всему современному миру дано было пережить исторический момент, всю важность, которую многие еще и не сознают. Император Александр III не был только выразителем идеи. Он был истинный подвижник, носитель идеала. Тяжкий крест всегда бывает уделом таких людей, являющихся лишь в минуты, когда ослабевающее человечество нуждается в особой помощи Провидения. Их миссия – не просто сказать, что уже не могут понять люди, но и показать, воплотить в своей личности то, что люди еще способны почувствовать, и этим путем возродить их способность понять утраченную истину.

Такие носители идеала редки в истории, но, появляясь в мире, они становятся путеводным маяком на целые века.

Никто не понял Императора, когда Он явился. Теперь, по кончине Его, можно лишь с грустью о ничтожестве человеческом вспоминать, как Его встретили, как тогда судили о Нем. С тупым упорством непонимания встречают каждого носителя идеала, но Он своими деяниями и обаянием своей личности принудил признать себя. Он начал свое служение с работы над самим собой и выдержал самый тяжелый искус: победил в Себе все, что могло бы мешать Его исторической миссии. Пришлось затем признать в Нем неутомимое трудолюбие, мужество, хладнокровие, независимость. Пришлось признать в Нем мудрого правителя. Все трудности, какие можно представить, становились на Его царственном пути, как будто нарочно для того, чтобы со всех сторон осветить Его. Смута, измена, расстройство государственной казны, голод, мор, опасности, казалось, неминуемой войны, – все одно за другим попеременно вставало перед Ним. Все побеждал Он, все умиротворил, благоустроил, нашел средства борьбы и с голодом, и с эпидемией, не допустил войны и сделал из тринадцати лет Своего царствования эпоху неслыханного благоденствия, тишины, довольства и славы.

В последние годы своей недолгой жизни Он уже победил все и всех. Весь мир признал Его величайшим Монархом своего времени. Все народы с доверием смотрели на гегемонию, которая столь очевидно принадлежала Ему по праву, что не возбуждала ни в ком даже зависти.

В этом величавом образе, который столь неожиданно вырос перед миром, Россия почувствовала нечто идеальное и вместе родное, близкое к сердцу. На Него смотрели с любовью, и все, что замечали в Нем, было так светло, так отрадно. Как Супруг, как Отец, как Патриарх своего Царственного рода, во всем являлся Он высоким примером. Его твердость была такова, что исчезала даже мысль о сопротивлении Ему. Но и доброта Его стала славною по всему миру. Прощение личных обид доходило у Него до такой христианской высоты, которая была бы удивительна даже у подвижника, спасающегося в пустыне. Его правдивость поражала в наш изолгавшийся век. Никогда еще, даже и при таком царе-работнике, как Петр Великий, не слыхали мы о столь самоотверженном истощении всех сил Царя на государственное служение. Почти четырнадцать лет Он посвящал сну не более четырех часов в сутки. Его хладнокровное пренебрежение опасностей не раз приводило в страх окружающих. «Пока я нужен России, до тех пор не умру», – говорил Он с глубокой верой в промысел Божий. Жил Он – для России. Он весь был в Своем долге.

И среди этих великих трудов Он не был ни суров, ни мрачен. В редкие минуты отдыха Он любил добродушно пошутить, посмеяться добрым смехом. Не по вкусу Его были шумные забавы. Он отдыхал тихими радостями семейной жизни. Его обожали дети, толпой окружавшие Его во Фреденсборге, не знавшие высшей радости, как веселая игра вокруг «Дяди Саши». Так называла Его молодая толпа разноплеменных отраслей родственных королевских домов. Все было в Нем так царственно-величаво и так человечески-прекрасно, чисто и симпатично, что все сердца привязывались к Нему любовью детей к Отцу, никогда не теряя чувства почтительного страха.

Это были счастливые годы России, но, чтобы поняли люди Избранника Божия, предстояло еще тяжкое испытание, подвиг смерти, раскрывающий смысл жизни.

И вот сразу, неожиданно, нестерпимо больно оборвались годы счастья. Не Богатырь, ломающий подковы, явился уже перед взорами, а человек больной, ежедневно слабеющий, едва двигающийся. Смерть подходила к Нему шаг за шагом. И тут только поняли мы, как дорог Он нам, тут только осознали, что живем Им. Чувствовалось, как будто солнце потухает в мире. Быть может, никогда еще ни о ком так не молилась Россия – и слышалось во всенародной молитве прошение, что уж если нужно наказать нас, то пусть лучше Бог пошлет другие бедствия, только не это. В эти томительные дни созналось в сердце русском все Им созданное.

А Царственный Страдалец тихо догорал, прикованный к ложу смерти. Но в Его слабеющем теле все ярче сияло величие Его бессмертного духа. Он умирал бестрепетно, без жалобы, все время думая лишь о близких сердцу и о Своем Царском служении. А когда останавливал Он мысль на Себе, это была мысль о душе Своей и о Боге, пред которым Он готовился предстать. До неузнаваемости истощенный, с больными, отекшими ногами, Он подымался на молитву, Он преклонял колени и молился так пламенно, как молятся пустынные подвижники, со слезами сердечного умиления, с верой, доступною лишь такому чистому сердцу.

Воистину, Благочестивейший Государь умирал перед нами кончиной праведника, без страха или уныния. Он сам объявил, что чувствует приближение смерти. Этот день, 20 октября, был единственным днем царствования, когда Государь уже не работал для страны Своей. Еще накануне Он давал Свои решения на вопросы правления, и на бумагах 19 октября потомство увидит сделанные Его рукой пометки: «Читал». 20 числа Государь объявил о предстоящей кончине Своей. Он успокаивал Свою плачущую Супругу: «Будь покойна. Я совершенно спокоен», – говорил Он. Немногим посылается такая кончина. Никакие предсмертные ужасы не смущали Его. Еще раз Государь приобщился Св. Тайн. Он помолился с отцом Иоанном, соборовался святым елеем. Со всеми простился Он, никого не позабыл. Медленно надвигалась торжественная минута, и Государь, все время в ясности сознания, уже созерцал оба мира, на рубеже которых находился. Вот оживился слабеющий взор, забилось ослабевшее сердце… Что увидал Он перед собой? Только вера открывает нам тайну последнего вздоха, и верует православная Русь, что светлые ангелы вознесли чистую душу к престолу Божию.

Не стало нашего Государя. И тут как бы пелена спала с глаз, и во весь рост явился перед нами величаво-пленительный образ Носителя идеала, созревший для бессмертия.

Как в картине великого художника, чем более всматриваешься, тем более поучаешься, так и в Нем еще много лет и много умов будут открывать все новые поучения. Но и теперь уже мы с ясностью видим нечто Им освященное.

Предоставим Монархам изучать в Нем то, что особенно важно в их служении. Обратить внимание на то, что особенно важно понять народам, которые также должны способствовать деяниям монархов своих.

В каком состоянии умов застал мир Александр III?

Все движения умов современности, весь ход политической жизни привели европейский мир, и все находящееся под влиянием его, к полному падению идеи монархии. Только в самодержавии эта идея доразвивается до своей полной высоты, но превратности исторических судеб направили европейскую монархию на дорогу «абсолютизма». Два великих человека положили начало христианскому государству: Константин и Карл Великий. Но история задушила создание одного и исказила создание другого. Нашему времени суждено было увидеть третьего Государя, объясняющего миру идею двух первых.

«Какой тяжкий крест жизнь моя», – говорит в легенде Карл Великий, находясь на вершине власти и славы. Эта идея христианского «подвига» монарха все больше падала и заменялась идеей простого абсолютизма, то есть сосредоточения власти и, еще хуже, поглощения государем государства, выразившихся в прискорбной ложной формуле: «L’Etat c’est moi». Вместо «подвига», вместо «креста» является le bon plaisir короля. Это искажение монархического идеала, данного христианством, должно было повести монархию к неизбежному падению.

Падение идеи было столь полно, что даже забылся смысл ее, забылось ее значение как вечного принципа. Монархия стала рассматриваться как форма правления, свойственная лишь одному периоду развития нации. Даже те, кто любовался красотой этого принципа, в прошлом не могли отдалиться от ложного убеждения, будто это уже не для нас, будто это нечто уже «пережитое» и к современным условиям не применимо. Это ложное убеждение стало распространяться даже и у нас.

Неизвестный художник.

Александр III с Марией Федоровной в коляске. 1883

Оно придало особый оттенок всему политическому творчеству так называемого «реформенного» периода, когда, начиная делать безусловно необходимое, мы портили свое дело, постоянно подгоняя его к предполагаемому в будущем ограничению Самодержавия и подготовлению народа к предполагаемому в будущем народовластию. Убеждение в том, что идея монархии есть нечто «пережитое», еще больнее было видеть у самих монархистов, которые при Императоре Николае Павловиче боялись допускать всякое сравнение своего принципа с чужим. И в наши дни сколько проницательных умов, любя монархический принцип, не могут представить его себе вне непременно «древней» и средневековой обстановки и через это портят свой светлый идеал будущего стремлениями к невозможному возврату назад.

Нужно было появление великого человека, чтобы показать истинный смысл вечного принципа. Это сделал наш незабвенный Государь. Он показал всему миру, что и теперь, безо всякого возвращения назад, безо всякой «реакции», без какого бы то ни было нарушения «современных» потребностей, – так же, как и в старину, возможен Самодержец, что и ныне, как всегда, представляет он высшую форму власти, наиболее мудрой, наиболее благодетельной и наиболее понятной для сердца христианских народов.

Мы должны понять всю цену этого указания. Александр III не только дал тринадцать лет благоденствия своему народу. Он указал не только то, что мы имеем наивысшую форму Верховной Власти. Он дал понять нечто несравненно большее, и не одним нам, а всему миру.

Дело в том, что забвение смысла монархии делает ее невозможною для мятущихся народов Европы. А невозможность ее именно ныне, именно в современных условиях, прямо угрожает разложением наций и падением европейской культуры.

Действительно, если невозможна монархия, если невозможна власть высшая, стоящая вне и выше власти народной, то становится неизбежным стремление к такому устройству общества, при котором было бы возможно народоправление. К этому и направляются повсеместно все усилия.

Но народ, нация по природным условиям не есть нечто однообразное. Это сложное целое, составленное из различных слоев, из множества групп. Все они необходимы, все это разнообразие и расслоение неизбежны и необходимы для жизни, и чем выше культура, тем резче и замкнутее они становятся, тем более способны они вступать между собой в борьбу. Но и жить порознь они не могут. Им необходимо национальное объединение в чем-либо едином, ни с чем не враждующим, ко всем интересам одинаково внимательном.

Народоправление побудит объединить страну в парламентах. Попытка жалкая, быстро терпящая крушение. Вместо единения она перенесла в сосредоточие власти всю вражду, всю борьбу, какая только есть в нации, и чем лучше осуществляется идея представительства, тем более позорные рыночные сцены переносятся в центр власти; чем больше интересов представлено в парламенте, тем больше разъединение является в самой власти, смысл которой только в объединении.

Если для падения идеи монархии на Западе потребовались века, то для падения идеи представительства достаточно было несколько десятилетий. Все пробы были сделаны. Единства нет. И вот совершенно неизбежно явилась в мир мысль уничтожить в самой нации ту сложность состава, которая дает жалкие и позорные сцены парламентского бессилия. Идея всеуравнения охватывает весь Запад. Все должно быть одинаково. Так гласила сначала либеральная демократия, которая неизбежно должна была перейти в демократию социальную. Все должно стать равным, одинаковым без различий…

Да, тогда, конечно, наступило бы единство. Но тогда наступит только и культурная смерть. Опасность эта уже сознается. На Западе не видят никакого другого пути и с лихорадочною поспешностью торопятся весь свой «прогресс», все свои реформы направить туда, где ждет их последний конец.

Вот среди какой прискорбной работы самоуничтожения увидел мир перед собой Александр III, а с Ним – и смысл осуществленного Им идеала.

Сколько недоразумений падает при одном взгляде на это великое царствование! Как много забытых истин оно открывает. Монархия – не диктатура, не простой «абсолютизм». Диктатура есть единоличное исполнение назревшей народной воли, абсолютизм есть ее отрицание. Монархия в своем Самодержавном идеале может иногда сделать то, что делает диктатура, может, если нужно, выступить и с отвержением народной воли. Но сама по себе она стоит выше, чем какая бы то ни было народная воля. Монархия есть идея подчинения интересов и желаний высшей правде.

В монархии нация ищет освещения всех проявлений своей сложной жизни подчинением правде. Для этого нужна единоличная власть, потому что только личность имеет совесть, только личность несет ответ перед Богом. Нужна власть неограниченная, ибо всякое ограничение власти Царя людьми освобождало бы Его от ответа перед совестью и перед Богом. Окружаемый ограничениями, Он уже подчинился бы не правде, а тем или иным интересам, той или иной земной силе.

Однако неограниченность и единоличность решения есть не существо монархии, а лишь необходимое условие для того, чтобы все социальные интересы, всю их вражду и борьбу приводить к соглашению перед одинаковою над всеми властью правды.

Вот почему носитель идеала и пришел в мир, по высказанному в последние дни всем миром убеждению, как Царь правды и мира. Он должен был быть именно таков, ибо сущность Монархии и состоит в примиряющей силе высшей правды.