Общество Медины в эпоху пророка Мухаммада
Иудеи нашли себе в Ясрибе лучшего помощника для противостояния Посланнику Аллаха (с) среди лицемеров, к которым принадлежал и ‘Абдаллах б. Аби[463]. Возможно, они увязывали надежду на продолжение своего влияния с возможностью для ‘Абдалла-ха б. Аби стать царём над жителями Йасриба[464].
Из-за патриотических принципов, к которым призывали лицемеры, и считали их истиной из истин, относится их требование, чтобы власть была у них, а не у Мухаммада (с) и тех, кто был с ним[465], продолжая утверждаться в Медине, и чью силу укреплял непрерывный поток многочисленных мухаджиров из всех племён. Именно это позволило ансарам овладеть незначительным большинством[466]. По этой причине произошёл раскол ‘Абдаллаха ибн Аби с лицемерами, которые были с ним во время битвы при горе Ухуд. Их число составляло 300 человек[467].
Как мы говорили выше, первой проблемой лицемеров было отсутствие истинности их веры[468], в противном случае исламский дух возобладал бы над их племенным и языческим образом действия. Мы можем убедиться в низкой степени их веры и их сомнениях по речи одного из них (Хусайн б. На-мир ал-Ансари), когда он набросился на сухие финики – милостыню – и украл их. Посланник (с) сказал ему: «Горе тебе! Что тебя подтолкнуло к этому?» Он ответил: «Меня к этому подтолкнуло то, что я думал, что Аллах не известил тебя об этом. Так как Аллах тебя известил об этом, то я узнал это, и я свидетельствую сегодня, что ты Посланник Аллаха. И я совсем не верил в тебя до этого часа достоверно»[469].
Лицемеры, угождая своим родственным, патриотическим и племенным со времён джахилийи чувствам, стали строить мечеть, известную под названием «ад-Дарар», похожую на мечеть Бану ‘Амр ибн ‘Ауф в Куба’ и мечеть Посланника Аллаха[470]. Они там собирались и порицали Пророка (с), высмеивали [его][471]. Мечеть строили двенадцать человек: Хаддам б. Халид из Бану ‘Убайд ибн Зайд, Са‘лаба б. Хатиб из Бану Умайа б. Зайд, Му‘тиб б. Кашир из Бану Даби‘а б. Зайд Абу Хабиба б. ал-Аз‘ар и ‘Убад б. Хайф из Бану ‘Амр б. ‘Ауф и Джабир б. ‘Амир, а также его сыновья Муджамми, Зайд, Фатил б. ал-Харис, Мухридж, Муджад б. ‘Осман. Семеро из них были из Бану Даби‘а, Вади‘а б. Сабит из Бану Умайа б. Зайд[472].
Лицемеры участвовали вместе с мусульманами в военных походах. Их побудительной причиной были добыча и нажива. По этому поводу сказал один из них (Мугис ибн Башир) в битве у рва: «Я пообещал Мухаммаду, что захвачу крепости персов, византийцев, Йемена. Ни один из нас не испражняется в пустоту с седла, и Бог – ложный. Его последователи в этом – группа людей из лицемеров»[473].
Посланник (с) в отношении лицемеров продолжал придерживаться позиции задабривания и гибкости. Оказалось так, что большинство их поверило, и он объявил об их раскаянии[474]. Всевышний Аллах открыл Посланнику (с) их тайны и дал ему знание о них в суре «Ат-Тауба» («Покаяние»)[475] (См. Коран, 9. – Ред.).
Во время нашего изучения биографических книг таких авторов, как Ибн Хаджар («ал-Исаба»), Ибн Кудама («ал-Истибсар») с жизнеописаниями сподвижников из ансаров нам отрылась черта, характерная для ансаров в большей степени, чем для других. Это их тяга к поискам знания, их горячее стремление к изучению закона в области фикха – веры [фикх – мусульманское право. – Пер]. Эта черта сформировалась у них в результате длительного совместного проживания с иудеями – обладателями знания и Писания. У ансаров было искреннее желание превзойти иудеев и победить их в этом.
Это желание началось со стремления к знанию и изучению закона в вере [мусульманского права] после того, как они просили Посланника (с), когда он был ещё в Мекке, чтобы он прислал к ним учителя, который обучал бы их Корану и наставлял бы в вере[476]. Многие из них проявляли большой интерес к изучению Корана и занимались собиранием его текстов в эпоху Посланника Аллаха (с)[477].
Посланник (с) посылал из их числа отдельных лиц и группы людей в племена, чтобы наставлять тех в вере и читать им Коран[478]. При выполнении своей задачи они сталкивались с преследованиями и многочисленными затруднениями, как, например, в событиях, произошедших при битве у Би’р Ма‘уна, а также в случае с племенами ‘Адал и Карат Кибла[479](в местности ар-Раджи‘а, вскоре после битвы при горе Ухуд, племена ‘Адал и Кара объявили о принятии ислама и просили прислать им учителей для наставления исламу, но когда к ним прибыли десять мусульман для обучения основам веры, они вероломно призвали на помощь против мусульман хузайлитов, во время сражения с которыми семеро присланных мусульман были убиты, трое других также впоследствии погибли. – Пер.).
Абу б. Ка‘б ал-Ансари считается одним из законоведов из среды сподвижников, он читал им Книгу Всевышнего Аллаха[480]. Также Асйад ибн Худайр б. Самак ал-Ашхали принадлежал к числу лучших по голосу чтецов Корана, он был одним из высоко интеллектуальных и совершенных мыслителей («людей мысли»)[481].
Среди ансаров была известна группа людей, которая посвятила себя изучению Корана, они же обучали других чтению[482]. Религиозная работа и учёные интересы не отвлекали их от необходимости приобретать пропитание своими руками. Днём они занимались заготовкой дров, ночью сообща изучали Коран[483].
Научные устремления ансаров не освобождали их от служения Посланнику Аллаха (с) и вере в ислам мыслями и делами. Поэты и проповедники ансаров были лучшим защитниками Посланника ислама (с). Делегация «Тамим» свидетельствовала в пользу подобных [деятелей] [их] превосходством и внушительной силой. Они говорили: «Воистину проповедник (хатыб) этого народа более красноречив, чем наш проповедник, а их поэт более искусен в стихах, чем наш»[484]. ‘Абдаллах ибн Раввах ал-Ансари, известный поэт, писал для Пророка (с) [т. е. возможно писал то, что диктовал Пророк, или стихи в честь него] и оставил много свидетельств о военных походах. Посланник (с) послал ему тридцать всадников в Хайбар. Мухаммад (с) был прекрасным человеком[485]. Также он тайно послал Башира ибн Са’да ал-Ансари в Фадак[486].
Некоторые из ансаров были известны своей отвагой и смелостью во время сражения[487], были сильны в военном деле и знали его до тонкости. Посланник (с) видел этот дар и ценил это в них[488]. Также они обладали знанием путей, например, они были проводниками в места боёв и на другие территории[489].
В дополнение к нашему рассказу об ансарах приведём некоторые сведения об их союзниках среди арабов. Ансары считали своими союзниками людей из племён ал-Аус и ал-Хазрадж[490]. Основу их союза составляли договор и соглашение о взаимной помощи и поддержке, а также соглашение о соблюдении единства и верности в общем деле[491], что представляло собой своего рода общественные отношения. Редко случалось, чтобы какое-либо племя отклонило такой союз, ведь именно в нём была сила. Ищущий союза часто был замешан в действиях, связанных с пролитием крови в своём племени и бежал в другое племя в поисках союза и защиты[492]. Союз выражал силу племени и демонстрировал его независимость. Рассказывали, что Хариса ал-Аквас был набожным человеком, который совершает обход вокруг храма, где находился их идол. Ему сказали, что в Мекке есть Дом, которому поклоняются его обитатели и все приходившие туда арабы. Он ответил: «Это самый первый из таких Домов, куда я непременно пойду». Они сказали: «Ты сможешь оставаться в нём только в том случае, если принесёшь присягу его обитателям». И он направился туда, и когда пришёл, заключил союз с Умайа б. ‘Абд аш-Шамсом[493].
Союзник назывался по имени своих союзников. Валид Хазифа б. ал-Йаман ал-‘Аббаси оказался связанным с действиями, отмеченными пролитием крови. Он бежал в Медину и вступил в союз с Бану ‘Абд-ал-Ашхал. Его народ называли йеменцами, так как он был союзником ал-Аус, племени из Йемена[494].
Вступление в родство путём брака за пределами племени было одним из предлогов для заключения союза. Именно это произошло у Самры ибн Джандаба ибн Хилала ал-Фазари, к которому пришла его мать после смерти отца. На ней женился мужчина из ансаров и стал для них союзником[495]. Одной из причин создания союза между людьми из какого-либо племени с другим были соседские связи и желание искать возможности для лучшей жизни. Об этом говорят наблюдения о множестве союзниов ал-Аус и ал-Хазрадж из Бали и Джухайны. Ибн Хаджар[496] упомянул среди них около пятидесяти асхабов (сахаби, мн.ч. асхаб – сподвижник Мухаммада; в русском языке соответствующее существительное образовано от арабской формы мн. ч. – Пер.) из Бали и Джухайны. Причём более двадцати из них было из Бали и примерно такое же число – из Джухайны.
Ибн Зуббала рассказывал, что среди тех арабов, которые были вместе с евреями в Йасрибе ещё до ансаров, можно назвать Бану Аниф, клан из Бали[497]. Говорят, что Бану Аниф происходят от Валида Джушама б. Тамима б. ‘Ауза Манати б. Таджа из Бали[498]. Считалось, что Бану Аниф принадлежали к ансарам, заключившим с ними союз[499].
Родство Джухайны с Бали можно встретить в ал-Хафи б. Куда‘а[500]. Их жилища находятся на берегу Красного моря к югу от домов Бали вплоть до Янбу‘[501].
Бали и Джухайна примыкали среди многих союзников к племени Ашджа. Среди них было около двадцати асхабов[502]. Ашджа были из Гузман б Кайс ‘Илан[503]. Их дома находились в предместьях Медины[504].
Ибн Хаджар упомянул в книге «ал-Исаба»[505] ряд имён арабских племён, в которых были люди, вступившие в союз с ал-Аус и ал-Хазрадж. Это следующие племена: Музайна, ‘Аббас, Тамим, Баджила, Фазара, Азд, Шануа, Асад б. Хузайма, Гатафан, Джузам, Салим, Бахран, Кинда, Джуза‘а, Куда‘а, Аслам, Хамир, Хадрамаут, Курайш, Са‘д ал-‘Ашира, ‘Акал. Среди тех людей из разных племён, кого упомянул Ибн Хаджар, не насчитается приблизительно и десяти человек.
4. Ал-Маула и рабы
В обществе Медины в эпоху Пророка маулы (маула – друг, господин, хозяин, помощник, защитник; человек, который творит хорошие дела и т. д., в данном случа раб-вольноотпущенник, мн. ч. мавалин – вольноотпущенники. – Ред.) составляли большой общественный класс[506]. Рассказывают, что Пророк (с) сказал: «О, собрание маула! Вред от вас – в заключении браков с арабами»[507]. Даже не будучи уверенными в достоверности этого рассказа, мы должны сказать, что он даёт ясную идею об отличии класса маулов в обществе Медины. Большинство их не было из арабов. Также, по нашему мнению, это высказывание остаётся в рамках существовавшей ситуации в организационном и общественном отношениях, что требуют условия этого периода, чтобы предупредить оправдание [браков], но оно не имеет значения запрета по причинам национализма или расизма. Посланнику (с) говорили: «Маула такой-то женился среди ансаров». Посланник (с) сказал: «Ты доволен?» Ему ответили: «Да». И Посланник (с) наградил его[508]. Также Коран подтверждает отсутствие классовости в мусульманском обществе в его отвратительном смысле и в обычном узком понимании[509].
Вместе с тем, это не означает отсутствия разных групп в мусульманском сообществе, хотя они и не направлены против этого равенства. Рассказывали, что ал-Акра ибн Хабис ат-Тамими, которого назначил ибн Хасан ал-Фазази, а также другие явились и нашли Пророка (с) сидящим вместе с Билалем ал-Хабаши (эфиопом) и Сахибом ар-Руми (византийцем) и ‘Омаром ибн Джанибом среди людей из числа «слабых» мусульман. И когда они увидели их вокруг него, то возненавидели их. Они тогда подошли к Пророку (с) и сказали: «Нам нравится, когда ты устраиваешь для нас у себя заседание, признавая этим в нас арабов и наше преимущество. Делегации арабов приходят к тебе, и нам стыдно, что ты видишь нас, арабов, с этими рабами»[510].
Посланник (с) посватал дочь своей тётки по отцу, Зайнаб бинт Джахаш, к Зайду ибн Хариса, который был из маулов, но она пренебрегла им и сказала: «Я выше, чем он по знатности»[511].
Присутствие маулов в обществе Медины было общественной необходимостью, которой нельзя было пренебречь[512], поскольку их широко использовали для выполнения многих работ и служб, которые было бы трудно делать мухаджирам из-за их занятости в военных походах и в распространении ислама[513]. Вместе с тем, были маулы, которые участвовали во многих военных походах и проявили превосходное искусство в бою перед Посланником Аллаха (с). Среди них были те, кто присутствовал в доме двадцати мамлюков (мамлюк (араб.) – «принадлежащий», «находящийся в собственности», «раб», купленный или переданный в составе налога или дани невольник, но не раб по рождению. – Ред.)[514]. Среди них был Шукран, мамлюк Пророка (с), которому он ни в чём не давал участвовать. Он был на положении пленного, и его мог вознаградить любой человек, у которого был пленный, и он мог получить больше, чем обычный человек[515].
Пленение было одной из причин рабства в эпоху Пророка (с). Пленные были в большинстве своём из арабских племён, которых Аллах возвратил к своему Пророку (с)[516]. Захват этих арабов в плен был не только ради их порабощения, ставилась цель их освобождения от гнёта. Возможно, им мешали принять ислам внутри их племён. Поэтому можно видеть, что к ним были хорошие человеческие отношения. Не разлучали мать с сыном[517] или её же с мужем, если они хотели быть вместе[518].
Пророк (с) и большинство его асхабов часто даровали этим пленным свободу после их прибытия в Медину[519].
Во времена Абу Бакра арабским пленницам назначалось приданое (калым) в том же размере, что и арабским женщинам[520]. Возможно, это было принято также и в эпоху Посланника (с) и в близкий к ней период времени в подражание сунне Посланника (с) со стороны асхабов (сунна – совокупность хадисов (рассказов) о деятельности Мухаммада; досл. «обычай», «практика», «предание». – Пер.).
Продажа и торг также могли быть одной из причин рабства среди арабов, что получило наибольшее распространение незадолго до хиджры, когда человек предлагал свою родственницу и продавал её тому, кто её покупал[521]. Большое количество их было в Медине[522].
В Медине обитала группа маулов, известных под именем муваллади, которые соотносились со своими странами или племенами. Говорилось следующее: муваллади Хасми[523], муваллади Мекка (Макка)[524], муваллади ас-Сирра[525], муваллади Музайна[526]. Их продавали, как любого другого раба[527]. Среди них были люди, которых предлагали Посланнику Аллаха (с) в качестве рабов в подарок[528].
Имелись основные источники поставки рабов, которые обеспечивали разные отрасли работ в Медине и способствовали тому, чтобы в ней «крутились колёса жизни». К числу самых известных источников относились Персия[529] и Эфиопия[530]. Присутствие в Медине персидских маулов восходит к эпохе, предшествовавшей Хиджре[531]. Одной из причин их рабства было похищение, когда они приезжали в Аравию с торговыми или религиозными целями и их захватывали в плен, а затем продавали в Медине[532].
Что касается маулов коптов, то они были известны в Хиджазе незадолго до Хиджры[533]. Среди них был и Абу Рафи’ ал-Кибти (копт), который был маулом ал-’Аббаси ибн ’Абд ал-Мутталиба и принял ислам до битвы при Бадре, но не был при ней, а был свидетелем битвы при Ухуде[534]. Затем Йа‘куб ал-Кибти (копт), маула Бану Фахр ал-Куршийин. Говорили, что он был среди тех, кого ал-Мукаукис послал с Марией к Пророку (с)[535].
Нубия считалась одним из известных источников притока рабов в Медину[536] из арабских племён, например, Бану Са‘лаба[537] и Бану Ханифа. Хауза ибн ‘Али ал-Ханифи подарил нубийца Посланнику Аллаха (с) и тот его отпустил[538]. Пророк (с) подарил своей дочери Фатиме невольницу нубийку, которая разделяла с ней работу по дому – месила тесто, рубила для неё дрова[539].
Когда Мухаммад (с) осаждал крепость ат-Та‘иф, группа рабов наряду с маулами вышла из крепости к Пророку (с). Их было десять человек[540]. Они приняли ислам, и он освободил их. Также в Медине были маулы из жителей Йемена[541].
Маула – это несвободный человек, принадлежащий кому-либо[542]. Так же называли раба, которого отпустили на волю (вольноотпущенник)[543]. Посланник Аллаха (с) сказал: «Опека тому, кого отпустили»[544]. Жители Медины обычно использовали словосочетание маула фулан – «маула такого-то» и предпочитали его в своей речи: ‘Абд Фулан – «раб Фулана»[545]. Они также говорили рабу: гулам Фулан – «мальчик Фулана»[546]. Среди маулов могли быть «маула для производства» (работы) и «маула для союза», но не «маула-раб»[547].
Люди смотрели на маула как на человека, у которого нет ни прав, ни обязанностей[548], это при том условии, что его господин – мусульманин. Поэтому Мухаммад (с) вернул принявшему ислам Гилану б. Саламе ас-Сакафи опеку над рабом, убежавшим некогда от него к Посланнику (с) (тогда Гилан ещё был язычником[549]). Посланник (с) выразил порицание словам Рашида аль-Фариси, мауле Бану Му‘авии из ансаров, в одном из военных походов, когда он ударил одного из язычников: Возьми её, а я гулам ал-фариси («персидский мальчик»). На это Посланник Аллаха (с) сказал: Разве ты не скажешь – возьми её, а я гулам ал-ансари («мальчик из ансаров»)?[550] Это также показывает, насколько были сильны узы опеки между господином и маулой. Упоминается, что маула-раб после смерти своего хозяина возвращается в наследие господина среди его прочего имущества[551]. Имеется указание также на то, что некоторые мусульмане отпускали своего раба на свободу и не извлекали никакой выгоды от него, даже посредством опеки[552].
Незадолго до хиджры в городах Хиджаза осуществлялась торговля рабами. Известные арабские рынки считались наиболее подходящим местом, где выставлялись на продажу рабы[553]. Цена мальчика порой доходила до 400 дирхемов[554].
Область Йасриба в то время рассматривалась как притягательное место для продажи рабов. Цена мальчика из Персии была примерно 300 дирхемов[555].
В пророческую эпоху в Медине продолжала процветать торговля рабами, причём в этой торговле действовал подрядчик по продажам, известный как сахиб ар-ракик, то есть «обладатель рабов»[556]. Пророк (с) покупал у них много рабов и оказывал им благодеяние, отпуская на свободу[557]. Асхабы подражали Посланнику Аллаха, покупая рабов и также отпуская их на свободу[558].
Цена раба в пророческую эпоху доходила до 800 дирхемов[559].
Цена держалась на этой цифре до эпохи ‘Османа ибн ‘Аффана, причём цена здорового и невредимого раба достигала 1500 дирхемов[560].
Если были возожности, то для маула приобретался раб (мамлюк)[561].
У Посланника (с) был маула, которому он купил брата, мамлюка. Посланник Аллаха (с) сказал: «Я отпустил его, когда приобрёл его»[562]. Продавали раба при необходимости по его цене или для исполнения [предписаний] веры[563]. Маулы практиковали некоторые низкие профессии и ремёсла, которыми арабы гнушались заниматься[564]. Одним из таких ремёсел было пускание крови[565]. Абу Забийа, маула Бану Байа-да, пустил кровь Посланнику Аллаха (с), и он приказал принести ему два са‘а еды (са‘а – мера сыпучих тел), а Бану Байада попросил, чтобы ему облегчили налог[566].
Некоторые маулы практиковали лёгкие ремесла, как изготовление мечей[567], заточка стрел[568]. Многие маулы имели прозвище (нисба) по профессии или ремеслу, например, Йахнис Наббал (лучник)[569], Мухрис ибн Кассаб (мясник)[570], Абу Рафи‘ ас-Са‘иг (ювелир)[571], Майсим ат-Таммар (продавец фиников)[572], Са‘д ал-Кирз, который торговал в Кирзе[573], Ибрахим ан-Наджжар (плотник)[574].
У маула не было большого влияния на городское общество во время эпохи Пророка (с), если не считать того, что в домах среди женщин отдавалось предпочтение службе евнухов[575]. Этот обычай был завезён, по-видимому, из Египта и распространился в Медине, когда Мукаукис подарил Посланнику (с) коптку Марию. С ней был евнух, который входил к ней, разговаривал с ней и служил ей[576].
Хотя до ислама службу в домах выполняли преимущественно невольницы или [выходцы из народа] кайан[577], предпочтение в мединском обществе евнухов для этих целей и редкое привлечение невольниц, или кайан, для службы в домах в эпоху Мухаммада, как нам кажется, объясняется сокращением этих обязанностей и стремлением изъять соблазны для мужчин (закрыть «врата испорченности» для мужчин), у которых, как рассказывали, в эпоху джахилиййи была практика сексуального использования своих рабынь. У некоторых из невольниц были специальные флаги (райа – «флаг, знамя»), установленные на арабских рынках. К ним шли люди, чтобы распутничать[578]. Рассказывали также, что для племени Калб на рынке Думат ал-Джандал Кан (совр. ал-Джауф) в домах или лавках было много подобных рабов. Это вызывало отвращение, к ним приходили ради распутства[579].
Рассказывали, что ’Абдаллах ибн Аби владел двумя невольницами, которые не терпели распутства. Поэтому Господь Всевышний ниспослал такую речь: «Не принуждайте своих девушек к распутству. Если желают выделить нам на долю, то поистине хотят показать жизнь земного мира. Кто ненавидит это, то тому Господь даст милостивое прощение по размеру их ненависти»[580].
Пребывание маулов в Медине оказывало некоторое влияние и на занятие пением. Пение было одним из видов искусства, в котором преуспели маулы Медины незадолго до хиджры[581], в особенности певицы[582]. Когда Посланник (с) пришёл в Медину, рассказывали, что эфиопка (имеется в виду женщина-маула из Эфиопии), играла на своём хирабе от радости, что он пришёл[583]. Также вышли невольницы из Бану ан-Наджжар, ударяя в бубен и распевая песни[584].
Некоторые современные исследователи считают, что евреи Медины использовали пение в богослужении так же, как использовали его при орошении и при жатве[585].
Однако ориентирование мусульман в пророческую эпоху на военные походы и распространение ислама почти привело к исчезновению в Медине влияния маулов в области пения. Похоже Посланник (с) запрещал пение и характеризовал его как песнопения сатаны[586].
Семена этого влияния оставались почти полностью в скрытом виде («почти в полузасаде») до эпохи Омейядов, и только тогда они вырвались из засады[587]. Му’аббид, маула Бану Махзум, считался в то время выдающимся певцом и знатоком пения среди жителей Медины[588]. Му’аббид был лучшим певцом среди них, самым превосходным по мастерству и с самой хорошей глоткой[589].
Жители Медины достигли настолько большой известности своим пением и возможностями его влияния, что ал-Валид ибн Йазид ал-Умави говорил: «Что даёт силы совершить хаджж?» Ему сказали: «Как это?» Он ответил: «Меня встретили жители Медины голосом Му‘аббида – это крепость, пальмы и соединение их обоих»[590].
Что касается влияния маулов в области языка, то мы находим в благородном Коране слова, иностранные по происхождению, даже арабизованные. К ним относится например слово кафл (по-эфиопски «слабость»)[591], слово касвара, или по-эфиопски «лев»[592], саджил, или «геена огненная», арабизован-ное персидское слово[593].
Что касается влияния маулов на манеру одеваться, то ат-Табари говорил в своём толковании речи Всевышнего: «О, Пророк! Скажи своим жёнам, и дочерям, и жёнам правоверных – пусть они сближают на себе свои покрывала (т е. плотнее опускают на себя свои покрывала), это лучше, чем когда их узнают, и не испытают они оскорбления»[594]. Вот слова Всевышнего: «О, Пророк! Скажи своим жёнам, и дочерям, и жёнам правоверных: “Не уподобляйтесь рабыням в своей одежде, когда выходите из своих домов по своим делам. Вы открываете свои волосы и свои лица, однако вы унижаете их своими джильбабами, иначе вы показываете им порочное, если стало известно, что они свободные женщины, с болью в голосе”»[595]. Из того мы делаем вывод, что до ниспослания этого айата некоторые женщины в Медине при выходе из дома были похожи в своей одежде и внешности на рабынь, то есть открывали волосы. Дело было ясным и важным и требовалось ниспослание этого айата, чтобы оздоровить существующую в то время обстановку.
5. Курайшиты и Сакифиты
В нашей работе мы говорили об объединении племён Курайш и Сакиф, поскольку между ними были тесная связь и старинные отношения, способствовавшие формированию почти единого организма на личностном уровне.
Эти отношения восходят к доисламскому периоду. Первым союзом, в который вступили курайшиты, был союз между обоими сыновьями ’Илладжа. Это были Шарик и ’Омар, сыновья ’Илладжа из племени Сакиф[596].
Эти отношения касались не только политики, но порой переходили в сферу общественных интересов и были связаны с вопросами переселения. У верхушки из курайшитов в Та’ифе было имущество, необходимое для обработки и возделывания земли и производства[597]. Экономические и торговые интересы Сакиф и Курайш стали почти едиными и совпадали во многих областях[598]. Когда они нападали на Ка‘абу в Мекке, на политической арене действовал эфиопский царь Абраха (он в 534 г. захватил власть и создал в Южной Аравии государство, в котором правили эфиопы. За время своего правления совершил по крайней мере один поход в Центральную Аравию (по мусульманской традиции, в 570 г., но, возможно, в 547 г.; потерпел поражение во время похода на Мекку. – Пер.). Для него это дело было трудным, и он не мог отделить Мекку от Та’ифа, пока против него не вышел Мас‘уд ибн Му‘тиб ас-Сакафи и не сказал ему: «Этот дом – не тот дом, который ты хочешь [заполучить]. Тот дом, который ты хочешь – самый большой дом, который построили его жители, это то, что они построили перед тобой»[599]. Это наводит на мысль о том, что существовало сходство между религиозными и политическими постройками у сакифитов и курайшитов и до определённой степени у них был [уважаемый] статус среди арабов[600].