На часах 4:00

– Предлагаю альтернативу: диктофон, заметки? – протягивает мне смартфон, чуть выпучив глаза, – я как будто смотрю черно-белую комедию, по нему явно театр плачет, он забавный до умиления!

Даже не буду объяснять, что со смартфоном у меня все еще хуже, чем с картой. Все же надо было родиться век назад, когда рукопись была настоящей рукописью – чтобы пергамент, перья и заляпанные чернилами ладони. Вместо слов, беру его под руку, бросив на ходу:

– Идем дальше. Писательством я займусь вечером, прокручу назад все воспоминания, а диктофон – это точно не для меня.

Стоит нам выйти из зала, и я убеждаюсь в правоте Дамира: в парке действительно можно потеряться. Сколько здесь дорог и тропинок! Извивающиеся прогулочные аллеи петляют, каждый раз приводя к новому месту; многоуровневые площадки открывают обзор на все уголки парка – возникает ощущение, что он бесконечный. Влажные гроты, облицованные камнем; галереи точь-в-точь как римские акведуки; фигуры, составленные из непонятных на первый взгляд материалов; песок, зелень, деревья и… Гауди! А можно мне поставить палатку прямо в центре парка и остаться здесь на ночь?!

– На просторах интернета я читала статью, где автор называет его «парком-случайностью» и приводит цепочку фактов, маленьких, казалось бы, совсем незначительных событий, которые и повлекли за собой создание этого чуда Каталонии.

– В принципе, так и есть, – говорит Дамир, я мысленно рисую флажок гида-экскурсовода в его руках. – Землю приобрел Эусеби Гуэль, собственно, в честь которого и назван парк. Знакомство Гуэля с Гауди можно назвать чистой случайностью, которая перетекла в крепкую дружбу. Изначально планировали построить здесь поселок – эдакий город-сад в черте города с большой лесопарковой зоной и коттеджами-виллами, но у общественности не возникло к этому интереса, и тогда на замену пришла идея создания парка. Не поверишь, но он построен из камешков, битого стекла и керамики, и других промышленных отходов, которые сами жители приносили на стройку.

– Поверю, – я разглядываю многоуровневую площадку.

Изгибы, наклоны, витиеватые рисунки – лианы из камня, цветы и деревья из бетона – Гауди не принимал чужих стандартов, он создавал свои. Мозаика словно глина в его руках: она огибает, заламывается под любым углом, выходит из-за поворота и вновь прячется за другой. В руках этого мастера самые твердые материалы становились податливыми, реализуя его задумки, осуществляя мечты.

– Одной из ключевых идей было – максимально сохранить природу в исходном виде, оставить местный рельеф и уже на него нанизать все остальное. На мой взгляд, ему это удалось.

Действительно, все постройки, включая и прогулочные дорожки, словно огибают ландшафт, одна аллея перетекает в другую, та в грот, следующая в постройку, ты перемещаешься по цепочке маленьких возвышенностей и низин словно часть природы, ее друг и спутник, но никак не хозяин. Столь трепетное отношение к окружающей среде во все времена было редкостью.

После часовой прогулки сил во мне – только рухнуть на что-нибудь, можно даже не мягкое, и дать отдых ногам. Дамир замечает мою усталость, берет под руку и ведет в сторону дворца с колоннами, на его крыше расположилась смотровая площадка с еще одной местной знаменитостью – длинной, изогнутой скамейкой в виде морского дракона, ее изгибы напоминают форму человеческого тела, каждый из них украшен неповторимой мозаикой.

– Что нужно, чтобы начать писать? – неожиданный вопрос, стоит нам наконец присесть.

– Хм… – с наслаждением вытягиваю ноги, заваливаясь на каменную спинку. – Пожалуй, я процитирую Вирджинию Вулф: «Для того, чтобы писать, женщине нужна финансовая стабильность и своя комната»5. От себя добавлю – крепкий кофе и хороший маникюр. С плохим маникюром писать нельзя, просто невозможно!

Он смотрит на меня, потом на мой маникюр – короткие ноготки-лопаточки и лак цвета графит – потом снова на меня. В его глазах множество вопросов. Интересно, с какого он начнет?

– Значит, приехала в Барселону за вдохновением?

Удивляюсь. Сильно. Он начинает меня по-хорошему пугать.

– Скажи, у тебя какая-то особая связь с космосом? Как тебе удается читать мои мысли?

– Назовем это интуицией, – мягкое пожимание плечами и все та же очаровательная улыбка с ноткой самодовольства.

– Считай, ты меня убедил, – сильнее откидываюсь назад, подняв взгляд к небесам. – Нет, не за вдохновением. Как и ты, я приехала за ответами. Сегодня утром, во время завтрака, много думала об этом. Кажется, мой маленький внеплановый отпуск принесет с собой ответы не только на те вопросы, которые я сама задаю себе, но и на те, о существовании которых даже не подозревала… Точнее, где-то в глубине догадывалась, но не позволяла им выйти наружу. Как-то так.

– Хорошее начало приключения, – на мою откровенность он мог ответить все что угодно, но сказал именно то, что было нужно.

Приключение. Действительно, другим словом и не опишешь то, что сейчас происходит.

– Я заметил вчера, что мы чем-то похожи, – выдает Дамир мои собственные мысли. – Думаю, наши внутренние миры движутся в параллель.

Параллель, да? Неужели можно понять, прочувствовать это, пообщавшись с человеком меньше суток? Я знаю ответ и на этот вопрос, как и то, что иногда нужно не думать, а просто отдаться потоку.

Подул легкий ветерок с его стороны в мою. Ловлю аромат… Тот самый, что я слышала в нашу первую встречу. Только не снова! И все же что это за сладость такая знакомая? Наклоняюсь ближе, глаза сами закрываются, погружаясь в мнимый сон, обостряя все остальные чувства, делаю глубокий вдох – кажется, я нащупала нить… Да! Вот оно – кенийская свежеобжаренная арабика и… яблоки. Да, именно яблоки! Еще один глубокий вдох, аромат наполняет мои легкие, переходит в кровь и там, насыщая ее, по скоростной магистрали проносится по всему организму – он во мне, в каждой частичке меня.

Перед глазами всплывают воспоминания из далекого прошлого: одноэтажный дом из серо-красных кирпичей. Три спальни, с длинным залом, на стенах которого рисунки в виде колонн от пола до потолка, а окна так высоко, что не дотянуться подростку, деревянный пол иногда скрипит под весом пробегающей детворы; кухня, прачечная, большой шкаф для хранения хлеба – все это в маленькой пристройке к дому, на голой земле; двор, усыпанный щебнем, характерно похрустывает под ногами и колесами машин. Мы в деревне, дома у дедушки и бабушки, – место, которое всегда было для меня самым близким, самым родным. Моя любимая бабуля сидит на низкой скамеечке, широко расставив ноги. На ней халат на пуговичках и простой передник с двумя карманами, а в руках механическая кофемолка – она прокручивает обжаренные зерна, и запахом наполняется весь двор. И яблоки! Яблоки с любимого дерева в середине большого сада – маленькие, с кулак ребенка, с одной стороны красные, словно отмеченные поцелуем, с другой – зеленые, на вкус кисло-сладкие, а семечки мягкие-мягкие. Вгрызаешься зубами, сначала всасываешь сок, не убирая зубов, чтобы не потек по подбородку, и только потом смачно откусываешь. Чувствую на языке эту кислую сладость – вкус счастливого детства.

Наш дом всегда был полон смеха и шуток, когда собирались все дети и внуки. Мы носились по саду, огороду, помогая каждому взрослому: собирали овощи и зелень к завтраку; держали брезент, пока дядя, забравшись на абрикосовое дерево, раскачивал ветки – и спелые плоды падали вниз; мыли огурцы и картошку для продажи; помогали бабушке печь хлеб, – а на самом деле ждали, когда она достанет горячий круг, и быстро съедали его, сдобрив жирным сыром и закусывая помидорами с ближайшей грядки. Поливали друг друга из шланга, пытаясь остудиться в жару плюс сорок; играли в прятки, карты и шашки; наблюдали, как дядя жарит мясо, распространяя аромат на всю деревню на километр вокруг и без слов приглашая всех к столу. Я помню вкус коньяка – обжигающий, от которого все тело резко вздрагивает – и следом наступает полное расслабление. Дяди и тети, которые всегда относились с любовью ко всем детям семьи, – их забота, их опека, их наставления – я помню все. У бабушки было всегда тепло и уютно. Она никогда ярко не проявляла свои чувства – не было бесконечных слов любви, беспричинных объятий и поцелуев, – она любила сдержанно, но преданно и искренне. Каждый раз, когда она расчесывала мои непослушные волосы, приговаривая: «Что за ужас!» – она делала это осторожно, боясь причинить мне боль. Нежность в ее руках, в ее взгляде, в ее улыбке украдкой. Эта безусловная любовь, которую может подарить именно бабушка.

Воспоминания не останавливаются. Они накрывают меня одно за другим бурным, безостановочным потоком, я ощущаю их силу, мне тяжело вдохнуть, как вообще дышат? Я будто забыла… Первый крик, первый вздох, первые шаги. Я забыла, кем была. Внучка, дочь, племянница, сестра – безрассудная девчонка, которая всегда шла вперед, даже когда было страшно, больно и обидно. Я чувствовала себя любимой и благодаря этому могла вновь подняться. А сейчас… А что сейчас? Словно после долгого блуждания, после глубокого сна я открываю глаза и вижу путь. Путь домой.

– Лилу…

Этот голос. Я снова в настоящем. Бросаю быстрый взгляд на наручные часы – слишком поздно, у них глубокая ночь, завтра, завтра первым делом я позвоню, чтобы услышать бабушкин голос.

– Лилу, – сильное беспокойство в его словах. – Что-то не так?

Дом… Почему именно рядом с ним я вспомнила о доме моего детства? Почему почувствовала теплые руки бабушки?

– Ты как-то странно влияешь на меня, – произношу осипшим голосом. – Я словно погружаюсь в транс, вспоминаю то, что было давно забыто. Все это странно.

– Пугает?

– Нет. Просто… Прости, пока сама не понимаю.

– Наверное, мне нужно ответить откровенностью на откровенность, – его очередь откинуться на спинку скамейки, устремив свой взгляд куда-то вдаль. – Ты даже не представляешь, как сама сумела повлиять на меня меньше чем за сутки. Вчера вечером я сделал то, что, наверное, не делал никогда. Мне просто не приходило в голову, что настолько важно – искренне поговорить с собой. В последние полгода меня часто одолевали сомнения. Твой вопрос: «Счастлив ли я в окружающей меня действительности?» застал меня врасплох. Честный разговор расставил многое по своим местам.

Хочется закричать в голос: «Ура, я не странная! Мы оба такие!» Конечно, я не стану этого делать, но в душе испытываю сильное облегчение.

– Значит, у нас взаимное влияние, да?

– Похоже на то.

– Что ж, тогда предлагаю не зацикливаться на этом, а двигаться дальше. Посмотрим, что еще нам откроется, – встаю, сладко потягиваюсь, будто только проснулась, и проснулась в очень хорошем настроении, – день только начинается!

– Итак, мистер Гид…

– Да-да, – он сценическим движением поправляет на переносице невидимые очки. – У нас плотный график. Перекусим по дороге, и надо поторопиться, подъем на башню храма строго по времени, впереди Temple Expiatori de la Sagrada Familia.

Брускетты, кофе – и мы готовы продолжать наш тур.

– А-а-а! Я хочу туда, где меньше народу! Ну пожалуйста! – взрыв моего отчаянья при виде длиннющей очереди в храм Святого Семейства. – Вот поэтому я не люблю «туристическую Европу». Тут такое количество людей, что даже в переполненном токийском вагоне метро в час пик толпа меньше.

– Вспомни дзен, дыши, дыши! – ласково приговаривает он, и я слышу насмешку в голосе.

Саграда Фамилия, Искупительный храм Святого Семейства, строительство которого охватывает три века нашей истории и длится уже более ста двадцати лет, – визитная карточка Барселоны, квинтэссенция всей Каталонии в одном здании. Храм связывает поколения людей, целые эпохи, и сегодня любой может приобщиться к его созданию. Это самый большой, самый главный проект Антонио Гауди, так и не завершенный при его жизни, он стал последним в истории великого архитектора. Гауди в буквальном смысле жил в храме, думал только о нем, дышал и существовал только ради него, сорок три года жизни накрепко сплелись со строительством. И я должна была увидеть это своими глазами, несмотря на толпу туристов, медленное продвижение и вездесущее щелканье фотоаппаратов.

Вход в здание идет через фасад Рождества, и тут я просто «зависаю» – по-другому не скажешь.

– Бог мой!

– Единственный практически завершенный фасад при жизни архитектора, – Дамир продолжает урок истории, но я его не слышу, кажется, я не слышу ничего.

Я вижу, как в одно целое соединились природа, звери, библейские персонажи, они дополняют, поддерживают друг друга, я словно смотрю на тончайшее кружево с вышивкой в технике трапунто – кажется, что, прикоснувшись, почувствую под ладонью гладкость ткани, а необтесанные камни – пальцами зароюсь в мягкость волн, бережно касаясь складок, и под ними услышу стук сердца живого, смотрящего на меня человека.

Людской поток заводит нас внутрь, не давая в полной мере насладиться фасадом, от отчаянья хочется кричать в голос, но не успеваю и рта открыть, как останавливаюсь на месте. Весь мир остановился вместе со мной, дыхание тихое, и стука сердца не слышно, – вокруг жизнь и полная пустота, гул голосов и тишина. Лес каменных деревьев приглашает затеряться среди них.

– Лилу!

Дергаюсь от неожиданного прикосновения, – это Дамир взял меня за руку и тянет в сторону, говоря что-то про время. Какое время? Слышу еле уловимый скрежет металла: в углу зала небольшая очередь, а перед ней лифт.

– Башня. Помнишь? – отвечает Дамир на мой вопросительный взгляд.

Точно, башня! Стоп! Лифт в храме? Оу, как необычно, думала, мы будем подниматься по лестнице. Пока несемся ввысь, мистер Гид рассказывает про ходы, тайные лестницы внутри башни и неожиданно как бы между делом спрашивает, страдаю ли я клаустрофобией. Нет, не замечала за собой, но стоило оказаться наверху, засомневалась. Это еще что?! Узкая каменная лестница без поручня спиралью ведет вниз к подножью башни, оставляя круглый просвет – стоило глянуть в него, как ножки задрожали. Голос в голове уверяет, что я не провалюсь – моя попа даже не протиснется в этот просвет – и все равно рефлекторно, из чувства самосохранения, прижимаюсь спиной к стене, стараюсь двигаться медленно и очень аккуратно. Сразу вспоминаются все прочитанные книги про Средневековье – секреты, десятилетиями спрятанные ото всех, тайные проходы внутри замков и храмов, истории, пропитанные кровью и местью. Это место идеально подошло бы как визуализация лестницы, ведущей в библиотеку-лабиринт аббатства Умберто Эко6. Так и вижу Вильгельма с лампой, тихо крадущегося в запретное место под крышей. Дамир идет впереди, держа меня за руку, – это успокаивает.

Зал встречает меня органной музыкой, она плывет меж людей и колонн, гонимая эхом. Она радуется мне, так же как я сама рада вновь оказаться здесь. Лес колонн-деревьев то стоит неподвижно, то будто кружит хороводом, создавая уединенные уголки. Корни великанов зарыты глубоко под полом, крепкий сильный ствол идет ввысь и там расходится ветвями – они тянутся к солнечному свету, через множество маленьких окон, он протягивает свои тонкие ручки, словно пытается дотянуться, ухватить и не отпускать. И вновь я маленькая девочка, играю в прятки, бегая среди деревьев бескрайнего сада. Дотрагиваюсь до ближайшей колонны – камень, и все равно хочется забраться вверх, сесть на ветку у самой макушки и, весело болтая ногами, наблюдать за тщетными попытками других найти меня. Где еще я могу спрятаться? Извивающиеся балкончики, идеальная спираль винтовой лестницы и много света – проходя через витражи, он озаряет храм цветными огнями, они переливаются внутри, отражаясь от камня, и оставляют полутень в потайных местах, идеальных для игр в прятки.

Какая мощь таится в этих стенах! Не выдержав, прижимаюсь спиной к каменному дереву. Меня как маятник швыряет из прошлого в настоящее, из моего прошлого в прошлое храма и обратно. Я чувствую энергию людей, с которых снимали слепки для фасада; людей, на чьи пожертвования строился храм; людей, что сейчас заполняют этот большой каменный лес. Я как будто слышу голос храма, его песнь – как ласковая колыбельная, и сразу голос бабушки, которая украдкой протягивает мне конфету со словами: «Только тс-с-с, матери не говори, будет ругать нас обеих».

– В музей или хочешь еще походить в зале?

Тяжело говорить, тяжело дышать… Это место слишком сильно́, ощущение, что я тону в глубине океана, а в баллоне закончился воздух, и меня все сильнее тянет вниз – облокотившись, сползаю к полу. Какой-то жуткий гул в ушах, перед глазами все плывет.

– Вам нехорошо?

Поворачиваюсь на голос, дается это сложно, на голове будто башня из кирпичей. Силуэт девушки… Как бы я ни пыталась сфокусироваться, не получается… Черные волосы, закутана в темную одежду до самого горла – водолазка?

– Прошу прощения.

За что она извиняется? Холодная ладонь трогает мой лоб – как приятно! Спускается к шее, останавливается там, где отчетливо слышен пульс. Дальше к затылку – делает сильные круговые движения, надавливая подушечками пальцев, под их напором тяжесть уходит.

– Юто, дай воды!

Имя? Азиатское, кажется.

– Думаю, это из-за духоты. Ей нужно на воздух, и заставьте выпить все, бутылка новая, еще не открывали. Если в течение пяти минут щеки не порозовеют, сразу обратитесь к сотруднику у двери. Насколько я знаю, здесь есть дежурный врач.

– Понял. Спасибо большое.

Напряжение в голосе Дамира немного расстраивает – и почему я каждый раз заставляю его волноваться? Никудышный из меня компаньон по приключениям. Берет меня под руку, помогая подняться. Крепкие, нежные прикосновения – ему я могу доверить себя.

Выходим через фасад Страстей Христовых. Сделав шаг в сторону, опускаюсь на корточки, прижимаясь спиной к ближайшей стене. Медленный, глубокий вдох – легкие наконец наполняются, напряжение отпускает, пальцы дрожат. Почему они дрожат? Голова… Как бы ее удержать? Или это руки слишком слабы?

– Ты как? – протягивает мне бутылку воды.

Кажется, я залпом выпила почти все. Откашливаюсь – слишком быстро глотала. Он мягко похлопывает по спине.

– Норм?

– Норм, – моя улыбка сейчас точно выглядит вымученной, разлепляю ресницы, его лицо совсем близко. – Уже лучше, честно. Спасибо, и прости, не знаю, что со мной случилось.

Как объяснить то, чему ты сама не находишь разумного объяснения?

– За что ты извиняешься? Знаешь, сколько раз мне было плохо в метро и приходилось выходить, чтобы подышать? Думаю, виной всему духота – сегодня здесь оживление больше обычного, еще и после спуска по той лестнице.

– Да, наверное.

Духота? Я ощутила, как сильное тепло сомкнулось вокруг, словно меня нежно обнимает тысяча рук. Этот храм будто пропитан солнцем, словно сама радуга вдохнула в него жизнь, и теперь ее цвета, отражаясь от стекла и камня, наполняют людей… Может, действительно духота?

Дамир продолжает нежно гладить меня по спине – хотя его глаза полны растерянности, а брови сведены в одну линию от беспокойства, он стойко держит себя в руках.

– Теперь все в порядке, – улыбаюсь ему виноватой улыбкой, похоже, это немного помогло – его бровь снова превратилась в две. – А девушка?

Только сейчас вспомнила о ней. Ох, черт! Озираюсь по сторонам: а вдруг она где-то поблизости? Даже не поблагодарила – ну что я за человек!

– Я сказал спасибо, не переживай. Дай мне знать, если почувствуешь себя плохо, – помогает мне подняться. – Пошлем к черту наш план и засядем в каком-нибудь баре с кондиционером.

– Хорошо, мамочка, мы так и поступим! Я чувствую себя нормально, честно. Но если вдруг что, я сразу скажу. – И тут же быстро добавляю: – А теперь давай взглянем, где мы.

Фасад Страстей Христовых – авангард в полном смысле этого слова. Если фасад Рождества будто обволакивает тебя мягкостью тканей в камне, тонкостью линий во взгляде, во взмахе руки, в нежном прикосновении – тихий праздник, что громче колокольного звона, – то фасад Страстей Христовых просто режет тебя без ножа. На гладком, словно обнаженном камне экспрессивно, жестко, болезненно автор показывает всю трагичность истории – я вижу искаженные лица людей, вижу боль в их позах, передо мной изломанные фигуры, а вместо мягкости – острые грани. Не сразу понимаю, в какой хронологии расположены события, приглядываюсь внимательнее – вот Тайная вечеря в левом углу… Теперь понимаю, автор выложил события в виде латинской буквы S. Как хочется забраться наверх и разглядеть все вблизи, а потом отойти шагов на двадцать и увидеть общую картину в целом.

– Жузеп Мария Субиракс.

– Что?

– Автор скульптурного оформления фасада – Жузеп Мария Субиракс.

– Надо познакомиться с его творчеством!

«Я вернусь. Вернусь в Барселону, вернусь в храм, чтобы медленно пройтись по нему, чтобы рассмотреть все фасады и прогуляться по парку, раскинутому вокруг. Я вернусь!» – это было обещание, данное себе и храму. В сувенирном магазине покупаю закладку для книги, на ней изображена криптограмма: разделенный на ячейки квадрат 4х4, в каждом ряду по вертикали и горизонтали четыре цифры, сумма которых дает тридцать три – возраст Христа. Смотря на нее, я вновь проговариваю про себя данное только что обещание. Интересно, для какой книги я тебя купила?

На часах 11:00.

Голова хоть и болит, а все равно соображает – странно, положа руку на сердце, я думала, после вчерашнего будет гораздо хуже. Залпом выпиваю цитрусовый сок – попросила смешать в одном стакане лимон, апельсин и грейпфрут. Эта кислая смесь бодрит покруче крепкого кофе – хотя его тоже закажем, иначе я так и не смогу вспомнить все, что произошло накануне. Рисовая каша на воде с сушеными травами успокаивает желудок, потом кофе и круассан с шоколадом – диетолог и гастроэнтеролог во мне неодобрительно фыркнули. Теперь попробуем отмотать примерно часов на двадцать назад.

После посещения la Sagrada Familia, прихватив в близстоящем фургончике пластиковый стакан с нарезанными фруктами, мы отправились на поиски паэльи – не в буквальном смысле, конечно: Дамир заранее запланировал, в каком именно ресторане мы пообедаем. Хотя, если честно, я бы предпочла багет с хамоном и томатами, наверное, паэлья просто не мое.

Потом мы гуляли по городу, рассматривая снаружи дома, спроектированные Гауди: дом Бальо, с его знаменитыми балкончиками в виде театральных масок (хотя его прозвали Домом Костей: колонны на фасаде ассоциируются со скелетом, а балкончики – с черепами, но мне они все-таки больше напоминают театральные маски); дом Мила (наполовину жилой), напоминающий природный грот; дом Висенс, в виде избушки с резьбой и прямыми линиями. Они такие разные, у каждого своя неповторимая индивидуальность – хочется стоять и смотреть, словно под гипнозом, они как дивные акценты, украшающие город, и я понимаю, почему у каждого стоит толпа туристов. Я отказалась стать частью длиннющих очередей, необходимых, чтобы попасть внутрь, и все же исключением стал дом Бальо: любопытство взяло верх над усталостью.

Сейчас, медленно попивая кофе и вспоминая посещение этого места, могу уверенно перевести мысли в слова, описав свои впечатления. Находясь в плену стереотипов, мы оцениваем что-либо как нормальное или ненормальное, исходя из того, к чему привыкли, что для нас понятно, то есть «безопасно». В архитектуре мы привыкли к квадратным, прямоугольным помещениям с четко обозначенными углами и стенами, но Гауди стирает острые грани, и делает это с такой легкостью и грацией, что тебе остается только восхищаться. Переступив порог, я будто оказалась в зеркальной комнате, не понимая, где пол, где потолок, где входы, где выход – комнаты без углов, стены уплывают вверх, сливаясь с потолком, а одно помещение плавно перетекает в другое, словно река, входящая в море, а то и в океан , который мягко омывает подножье лестницы, переносящей тебя на крышу, – сказочный домик из аниме-сериала, только настоящий, живой! Вся «нормальность» до этого была лишь иллюзией, в мире нет четких границ – и это остро ощущается здесь!