Несмотря на разительную противоположность характеров его и Дарси связывала очень крепкая дружба. Бингли понравился Дарси за легкость, открытость и мягкость, хотя ни один характер не мог составить большего контраста с его собственным, своим же собственным характером он был полностью удовлетворен. Дарси пользовался глубочайшим уважением у Бингли и полным его доверием, а его суждения Бингли воспринимал как последнюю истину. Он безоговорочно принимал главенство Дарси. Бингли ни в коей мере не был несмышленышем, но Дарси был действительно умен. Но в то же время он был надменным, сдержанным в проявлении своих чувств и весьма щепетильным, а его манеры, хотя и полностью корректные, не вызывали симпатии. В этом отношении его друг имел огромное преимущество. У Бингли не было оснований сомневаться в том, что его любят, где бы он ни появлялся, Дарси же неизменно отталкивал людей.
То, как каждый из них отзывался об ассамблее в Меритоне, было достаточно характерным. Никогда в жизни Бингли не встречал более приятных людей и более красивых девушек, все были к нему очень добры и внимательны, не существовало никаких глупых условностей, никакой недоброжелательности; вскоре он чувствовал себя так, будто был знаком со всеми присутствующими в зале; а что касается мисс Беннет, то он не мог представить себе ангела прекраснее. Дарси, напротив, увидел толпу, в которой было мало красоты и отсутствовала изящность, ни к одному из присутствующих он не испытывал ни малейшего интереса, и никто не уделял ему самому надлежащего внимания, от общения с ними он не ожидал никакого удовольствия. Мисс Беннет он признал красивой, но она, по его мнению, слишком много улыбалась.
Относительно последнего миссис Херст и ее сестра допускали, что это было именно так, но, тем не менее, они отдавали должное ее достоинствам и считали милой девушкой, с которой они не прочь сойтись ближе. Таким образом, мисс Беннет была признана достойной леди, и Бингли почувствовал, что их мнение предоставляет ему свободу думать о ней так, как он сам пожелает.
Глава 5
Недалеко от Лонгборна проживала семья, с которой Беннеты были особенно близки. Сэр Уильям Лукас раньше занимался торговлей в Меритоне, где и заработал приличное состояние, а затем во время своего пребывания на посту мэра получил рыцарский титул, обратившись с прошением к королю. Такое возвышение, по-видимому, подействовало на него как-то слишком сильно. Он почувствовал отвращение к своему прежнему занятию и к месту жительства в маленьком торговом городке. Отказавшись и от того, и от другого, он переехал со своей семьей в новый дом примерно в миле от Меритона, который стал называть Лукас-лодж и в котором он мог отныне с удовольствием проводить время в ощущении своей значимости, а будучи свободным от дел, направил свою энергию исключительно на то, чтобы быть доброжелательным по отношению ко всем окружающим. Хотя его титул баронета и воодушевлял его, он не сделал его высокомерным, напротив, он оставался внимателен ко всем. Был он по своей природе безобидным, дружелюбным и любезным, а представление ко двору в Сент-Джеймсском дворце окончательно превратило его в человека в высшей степени учтивого и обходительного.
Леди Лукас была женщиной доброго нрава, но не настолько умной, чтобы рассматриваться достойной соседкой для миссис Беннет. У них было несколько детей. Старшая из них, рассудительная, умная молодая леди лет двадцати семи, была близкой подругой Элизабет.
Нет сомнений, было абсолютно необходимо, чтобы мисс Лукас и мисс Беннет встретились и поговорили о бале. Поэтому уже на следующее утро все мисс Лукас прибыли в Лонгборн, чтобы сообщить о своих впечатлениях и узнать, что думают по этому поводу их соседки.
– Начало вечера было прекрасным для вас, Шарлотта, – сдержанно оценила события миссис Беннет, обращаясь к мисс Лукас. – Вас первой выбрал мистер Бингли.
– Да, но, похоже, вторая партнерша ему понравилась больше.
– Да-да! Я полагаю, вы имеете в виду Джейн, потому что он танцевал с ней дважды. Честно говоря, мне показалось, что он восхищался ею … я даже почти верю в это, … я слышала кое-что об этом, … но едва ли знаю точно … что-то говорили о мистере Робинсоне.
– Возможно, вы имеете в виду, что я краем уха услышала разговор между ним и мистером Робинсоном, разве я вам об этом не говорила? Мистер Робинсон интересовался, как ему нравятся наши балы в Меритоне и не кажется ли ему, что в зале очень много хорошеньких женщин, а также спросил его, какая из них, по его мнению, самая красивая? И тот, не задумываясь, ответил сразу на последний вопрос: – О! Вне всякого сомнения, старшая мисс Беннет, на этот счет не может быть двух мнений.
– Однако! Что ж, это действительно совершенно недвусмысленно, пожалуй, это так, но, как знать, все может закончиться ничем, сами понимаете.
– То, что услышала я, было даже более определенным, чем твои предположения, Элиза, – решила Шарлотта. – Что там наговорил мистер Дарси, не заслуживает внимания, важнее, что говорил его друг, не так ли? – бедная Элиза! – разве что выслушать из вежливости.
– Умоляю вас, не внушайте Лиззи, что ей стоит расстраиваться из-за неделикатных слов мистера Дарси, ведь он настолько неприятный человек, что было бы большим несчастьем понравиться ему. Миссис Лонг рассказала мне вчера вечером, что он полчаса просидел рядом с ней, не вымолвив ни слова.
– Вы совершенно уверены, мадам? Не преувеличила ли она? – выразила сомнение Джейн. – Я определенно видела, как мистер Дарси разговаривал с ней.
– Так-то оно так, но это только потому, что она сама не выдержала и спросила его, нравится ли ему Незерфилд, и он не мог не ответить ей. Но она заметила, что он, кажется, был крайне недоволен, что с ним заговорили.
– Мисс Бингли рассказала мне, – вступилась Джейн, – что он никогда не говорит много, разве что в кругу своих близких знакомых. С ними он удивительно общителен и приятен.
– Я не верю ни единому ее слову, моя дорогая. Если бы он был действительно любезен, он бы поговорил с миссис Лонг. Но я могу предположить, как это было на самом деле. Все говорят, что им движет гордыня, и я полагаю, что он каким-то образом прослышал, что миссис Лонг не держит карету и приехала на бал в бричке.
– Я не имею ничего против того, что он не пожелал разговаривать с миссис Лонг, – сказала мисс Лукас, – но мне хотелось, чтобы он потанцевал с Элизой.
– В следующий раз, Лиззи, – продолжала стоять на своем ее мать, – я на твоем месте не стала бы танцевать с ним.
– Думаю, матушка, я могу твердо пообещать вам никогда не танцевать с ним.
– Его гордость, – сказала мисс Лукас, – не так сильно задевает меня, как это чаще всего бывает в подобных случаях, потому что ей есть оправдание. Неудивительно, что такой блестящий молодой человек благородного происхождения, обладающий значительным состоянием, то есть наделенный всем, что говорит в его пользу, может придерживаться высокого мнения о себе. Если можно так выразиться, он имеет право быть гордым.
– Это очень верно, – казалось, согласилась Элизабет, – и я легко могла бы простить его гордость, если бы он не унизил мою.
– Гордость, – вступила в разговор Мэри, претендовавшая на основательность своих суждений, – я считаю очень распространенным недостатком. Все, до сих времен мною прочитанное, позволяет мне верить, что это действительно очень распространенная черта у людей, что человек по природе своей особенно склонен к ней и что очень немногие из нас не питают чувства самодовольства по поводу того или иного обладаемого качества, реального или воображаемого. Однако тщеславие и гордыня – разные вещи, хотя эти слова часто используются как синонимы. Человек может гордиться, не будучи тщеславным. Гордость больше связана с нашим мнением о себе, тщеславие – с тем, что мы хотим, чтобы о нас думали другие.
– Если бы я был так же богат, как мистер Дарси, – воскликнул молодой Лукас, пришедший со своими сестрами, – меня не волновало бы, горд я или нет. Я бы держал свору гончих и выпивал бутылку вина каждый день.
– Тогда вы выпили бы гораздо больше, чем вам дозволено, – отреагировала миссис Беннет. – И, если бы я застала вас за этим, я бы сразу забрала у вас бутылку.
Юноша возразил, что ей не следует этого делать, она продолжала настаивать, что будет делать, и спор закончился только тогда, когда пришла пора гостям попрощаться с хозяевами.
Глава 6
Дамы в Лонгборне стали ждать ответного визита дам из Незерфилда, который не заставил себя ждать и прошел в соответствии со всеми канонами. Приятные манеры мисс Беннет были оценены еще выше благодаря благосклонному отношению миссис Херст и мисс Бингли, и, хотя мать оказалась невыносимой, а младшие сестры не заслуживали ни единого доброго слова, в отношении двух старших желание поближе познакомиться было выражено вполне определенно. Джейн восприняла такое внимание с величайшим удовольствием, а вот Элизабет по-прежнему ощущала высокомерие в их обращении со всеми, не исключая даже ее сестру, что не взывало ее симпатии; хотя их доброе отношение к Джейн, какой бы природы оно ни было, заслуживало внимания, поскольку возникло, по всей видимости, под влиянием восторгов их брата. Всякий раз, когда они встречались, было видно, как он восхищается ею, и для нее было столь же очевидно, что Джейн отдает ему предпочтение, продолжая испытывать симпатию к нему, возникшую с первой встречи, и даже все более увлекаясь, но она с удовлетворением понимала, что вряд ли это будет замечено остальными, поскольку Джейн сочетала в себе силу чувств со сдержанностью в их проявлении и неизменной жизнерадостностью манер, которые защищали ее от возможных подозрений и сплетен бесцеремонных людей. Она поделилась этим со своей подругой мисс Лукас.
– Может быть, это и было бы разумным, – ответила Шарлотта, – иметь возможность в подобном случае ввести в заблуждение общество, но иногда быть настолько осторожной – это недостаток. Если женщина с таким же умением скрывает свою привязанность и от объекта ее, она может потерять возможность побуждать его; и тогда будет лишь слабым утешением верить, что и весь мир также находится в неведении. Почти в каждой привязанности заключено так много либо благодарности, либо тщеславия, что пускать все на самотек небезопасно. Мы все можем завязывать необязывающие отношения – всегда возникают какие-то предпочтения, но очень немногие из нас имеют пылкое сердце, способное по-настоящему любить, не видя ответного чувства. В девяти случаях из десяти женщине лучше проявить больше влечения, чем она чувствует. Бингли, несомненно, нравится ваша сестра, но он, возможно, никогда не решится полюбить ее, если она не поспособствует этому.
– Но она поощряет его, насколько позволяет ее характер. Если я могу почувствовать ее симпатию к нему, то он должен быть совсем простаком, чтобы не видеть этого тоже.
– Помни, Элиза, что он не знает характера Джейн так, как ты.
– Но если женщина неравнодушна к мужчине и не пытается скрыть своей склонности, он должен это понять.
– Пожалуй что, он должен это понять, но только если ему предоставляются удобные случаи достаточно тесно общаться с ней. Бингли и Джейн встречаются довольно часто, но они ведь никогда не проводят вместе помногу часов; а так как они всегда встречаются в больших компаниях, у них нет возможности использовать каждую минуту для разговора друг с другом. Поэтому Джейн должна максимально использовать любые встречи, во время которых она может привлечь его внимание. Когда она будет уверена в его привязанности, у нее будет достаточно времени, чтобы влюбиться самой на столько, на сколько она посчитает необходимым.
– Твои наставления хороши, когда речь идет только о желании хорошо выйти замуж, – не согласилась Элизабет, – и будь я полна решимости получить богатого или хотя бы какого-нибудь мужа, я, пожалуй, должна была бы принять их всерьез.
Но это не то чувство, что испытывает Джейн – у нее-то нет определенных намерений. Пока что она даже не способна осознать ни степень своего увлечения, ни его обоснованность. Они знакомы всего две недели. Она станцевала с ним четыре танца в Меритоне, однажды она нанесла визит в его поместье и затем четыре раза ужинала в одном обществе с ним. Ей этого недостаточно, чтобы оценить привлекательность его характера.
– Не все так, как ты это представляешь. Если бы она просто поужинала с ним, она могла бы только узнать, хороший ли у него аппетит; но ты должна помнить, что к тому же целых четыре вечера были проведены ими вместе, а четыре вечера могут решить многое.
Да, эти четыре вечера позволили им убедиться, что блэк-джек им обоим нравится больше, чем покер; но что касается любой другой существенной черты характера, я не думаю, что они так много узнали друг о друге.
– Конечно же, – подвела итог Шарлотта, – я от всего сердца желаю Джейн успеха, но думаю, если бы она вышла за него замуж завтра, у нее были бы такие же шансы на счастливый брак, как если бы она изучала его характер в течение года. Счастье в браке – это полностью вопрос случая. Даже если особенности характеров партнеров столь хорошо известны друг другу или они настолько схожи с самого начала, это ни в малейшей степени не способствует их счастью. Они продолжают развиваться в последующие годы по-разному и оставаться достаточно непохожими, и это может создавать опасность возникающего раздражения; пожалуй, лучше знать как можно меньше о недостатках человека, с которым тебе предстоит провести свою жизнь.
– Твои рассуждения, Шарлотта, не могут не вызвать улыбку, и они не выглядят убедительными. Ты ведь понимаешь, что это слишком дидактично, и что сама ты не поступала бы так никогда.
Увлеченная наблюдением растущего внимания мистера Бингли к своей сестре, Элизабет и не подозревала, что она сама стала объектом интереса в глазах его друга. Мистер Дарси поначалу противился тому, чтобы признать ее хорошенькой; на балу он рассматривал ее без восхищения и когда они встретились в следующий раз, он взглянул на нее лишь для того, чтобы подтвердить свое неблагоприятное мнение. Но как только он убедил себя и своих друзей, что в ее лице едва ли найдется хоть единая приятная черта, он вдруг обнаружил, что благодаря прекрасным, выразительным карим глазам она производит впечатление необыкновенно умной. За этим открытием последовали другие, для него столь же обескураживающие. Хотя, имея взгляд критический, он и приметил отсутствие совершенной симметрии в ее фигуре, он был вынужден признать ее изящной и привлекательной; и хотя он поначалу утверждал, что ее манеры не полностью соответствуют светским, его пленила легкая игривость в ее поведении. Она же об этом даже не подозревала, для нее он был всего лишь человеком, который никогда не старался произвести приятное впечатление и который не счел ее достаточно красивой, чтобы потанцевать с ней.
Ему захотелось узнать о ней больше, и в качестве первого шага в сближении с ней он стал следить за ее разговорами с другими. Его поведение не осталось незамеченным. И вот что произошло у сэра Уильяма Лукаса, где собралась большая компания.
– Что задумал мистер Дарси, прислушиваясь к моему разговор с полковником Форстером? – обратилась Элизабет к Шарлотте.
– На этот вопрос может ответить только сам мистер Дарси.
– Но если он еще раз позволит себе что-либо подобное, я обязательно дам ему понять, что я все вижу. У него слишком ироничный взгляд на все, и если я не начну дерзить ему, то, пожалуй, сама начну его побаиваться.
Когда вскоре после такого признания мистер Дарси приблизился к ним, хотя, по-видимому, и без намерения заговорить, мисс Лукас не преминула втянуть свою подругу в разговор, затронув весьма важную тему развлечений, что немедленно привело к тому, что Элизабет повернулась к нему и спросила:
– Не считаете ли вы, мистер Дарси, что я сейчас поступила крайне удачно, когда шутливо подтолкнула полковника Форстера к мысли устроить для нас бал в Меритоне?
– Вы проделали все весьма энергично, но это предмет, который всегда делает дам энергичными.
– Вы не слишком снисходительны к нам.
– Настает момент подразнить и тебя, – с улыбкой вмешалась мисс Лукас. – Я собираюсь открыть инструмент, Элиза, и ты знаешь, что должно произойти дальше.
– Странно проявляется твое дружеское отношение ко мне! Ты всегда желаешь, чтобы я играла и пела везде и перед всеми! Если бы мое тщеславие распространялось на музицирование, твои усилия были бы неоценимы, но на самом деле я бы предпочла не играть для тех, кто, должно быть, привык слушать самых лучших исполнителей.
Однако, подчиняясь настойчивости мисс Лукас, она добавила:
– Хорошо, если тому суждено, то пусть так и будет, – и серьезно взглянув на мистера Дарси добавила, – есть прекрасная старая поговорка, которая, конечно, всем здесь известна: – Выдыхай сильней, чтобы каша остыла; вот и я поступлю так же, но для того, чтобы песня моя прозвучала достойно.
Ее игра была приятной, хотя и не совершенной. После одной-двух песен, прежде чем она успела уступить просьбам некоторых из слушателей продолжить пение, ее с готовностью сменила за инструментом ее сестра Мэри, которая, будучи не столь красивой, как остальные сестры, компенсировала этот недостаток трудолюбием в приобретении знаний и обретении полезных навыков и всегда стремилась использовать шанс, чтобы продемонстрировать их окружающим.
У Мэри, увы, не было ни способностей, ни вкуса, и хотя честолюбие способствовало ее прилежности, оно также наградило ее скучным обликом и тщеславными манерами, которые навредили бы и при более высокой степени совершенства, чем демонстрировала она. Элизабет, непринужденную и раскованную, слушали с гораздо большим удовольствием, хотя она играла и вполовину не так хорошо, но и Мэри в конце длинного концерта получила свою порцию похвал и благодарностей за шотландские и ирландские мелодии, сыгранные по просьбе своих младших сестер, которые с подружками из сестер Лукас и двумя или тремя офицерами с удовольствием проводили вечер, танцуя в другом конце комнаты.
Мистер Дарси, оказавшийся рядом, наблюдал за ними с явным неодобрением такого времяпрепровождения, исключающего всякую беседу, и был слишком поглощен своими мыслями, чтобы заметить, что к нему приблизился сэр Уильям, пока тот не обратился к нему:
– Какое это очаровательное развлечение для молодежи, мистер Дарси! В конце концов, нет ничего более привлекательного чем танцы. Я считаю их одним из важнейших элементов собраний изысканного общества.
– Безусловно, сэр; и у них есть еще и то достоинство, что они пользуются популярностью и в среде менее цивилизованных народов. Каждый дикарь способен танцевать.
Сэр Уильям только улыбнулся.
– Ваш друг танцует восхитительно, – продолжил он после паузы, увидев, что к веселящимся присоединился Бингли, – и я не сомневаюсь, что вы сами изрядно преуспели в этой науке, мистер Дарси.
– Думаю, вы видели, как я танцевал в Меритоне, сэр.
– Конечно, и получил от этого зрелища немалое удовольствие. Вам часто приходилось танцевать в Сент-Джеймсе?
– Ни разу, сэр.
– Вам не кажется, что это стало бы достойным украшением этого места?
– Это именно то, чем я никогда не украшу ни одно из мест, если смогу этого избежать.
– Я так понимаю, у вас есть дом в городе?
Мистер Дарси кивнул, подтвердив догадку.
– Когда-то у меня была мысль поселиться в столице, потому что я люблю высшее общество, но я не был вполне уверен, что лондонский воздух подойдет леди Лукас.
Он сделал паузу в надежде получить ответ, но его собеседник не был расположен продолжать разговор, и тогда он обратил свое внимание на Элизабет, приблизившуюся к ним, не найдя ничего более обходительного, чем обратится к ней:
– Моя дорогая мисс Элиза, почему вы не танцуете? Мистер Дарси, вы должны позволить мне рекомендовать вам эту молодую леди как очень привлекательную партнершу. Я уверен, что вы не сможете отказаться от танца, когда вам предоставляет шанс такая красота. И, взяв ее руку, он хотел передать ее мистеру Дарси, который, хотя и был крайне удивлен, не стал отказываться, протянув свою, но Элизабет тотчас же отпрянула и с некоторым смущением сказала сэру Уильяму:
– Вы знаете, сэр, у меня нет ни малейшего намерения танцевать. Прошу вас не думать, что я подошла, чтобы найти себе партнера.
Мистер Дарси со всей серьезностью тут же попросил удостоить его этой чести, но тщетно. Элизабет была полна решимости, и сэр Уильям ничуть не поколебал ее намерений, уговаривая изменить свое решение.
– Вы так великолепны в танце, мисс Элиза, что жестоко отказывать мне в счастье наблюдать за вами, и хотя джентльмен не одобряет этого развлечения, я уверен, что он не будет возражать против того, чтобы уделить ему полчаса.
– Мистер Дарси – сама любезность, – сказала Элизабет, улыбаясь.
– Это действительно так, но, учитывая то, с кем ему предлагается станцевать, моя дорогая мисс Элиза, мы не станем удивляться его снисходительности – ведь кто будет возражать против такой партнерши?
Элизабет лукаво взглянула на Дарси и удалилась. Ее отказ не вызвал у нее никакого сожаления относительно джентльмена, да и он продолжал думать о ней, находясь в состоянии вполне благодушном, когда мисс Бингли обратилась к нему:
– Я могу угадать направление ваших размышлений.
– Думаю, не можете.
– Вы думаете о том, как невыносимо было бы проводить многие вечера подобным образом, в таком обществе, и я вполне согласна с вами. Я никогда не была более раздосадована! Безвкусица и одновременно претенциозность, ничтожность и вместе с тем самомнение всех этих людей! Много бы я дала, чтобы услышать ваши иронические комментарии по их поводу!
– Ваше предположение совершенно неверно, уверяю вас. Мои мысли были заняты более приятными вещами. Я размышлял о том огромном удовольствии, которое может доставить пара прекрасных глаз на лице красивой женщины.
Мисс Бингли тотчас же впилась взглядом в его лицо и пожелала, чтобы он сообщил ей, какая дама имеет честь вызвать такие размышления.
Мистер Дарси ответил с большим бесстрашием:
– Мисс Элизабет Беннет.
– Мисс Элизабет Беннет! – воскликнула мисс Бингли. – Я в полном изумлении. С каких это пор она стала вашей любимицей? И когда же мне, скажите на милость, будет позволено пожелать вам счастья?
– А вот это именно тот вопрос, который я ожидал от вас. У женщин воображение работает очень быстро: от восхищения оно перескакивает к любви, от любви к супружеству – все это в одно мгновение. Я был уверен, что вы пожелаете мне счастья.
– Уж если вы настолько серьезно относитесь к этому, я буду считать, что вопрос окончательно решен. У вас к тому же будет очаровательная теща и, конечно же, она всегда будет оживлять вашу жизнь в Пемберли.
Он слушал ее с совершенным равнодушием, пока она продолжала развлекаться таким образом, и поскольку отсутствие реакции с его стороны убедило ее, что ей ничего не угрожает, она еще долго упражнялась в остроумии.
Глава 7
Собственность мистера Беннета почти целиком состояла из поместья, дававшего доход в две тысячи фунтов годовых, которое, к несчастью для его дочерей, за неимением наследников мужского пола переходило к дальнему родственнику, а состояния их матери, хотя и достаточного для удовлетворения повседневных нужд, едва ли хватило бы для поддержания их жизни в отсутствие поместья. Ее отец был адвокатом в Меритоне и оставил ей четыре тысячи фунтов.
У нее была сестра, вышедшая замуж за некоего мистера Филлипса, который в свое время был клерком у их отца и сменил того в делах, а их брат жил в Лондоне, будучи почтенным коммерсантом.
Местечко Лонгборн находилось всего в одной миле от Меритона, что было весьма удобно для молодых леди, которым трудно было противиться искушению появляться здесь три-четыре раза в неделю, чтобы одарить своим вниманием тетушку и галантерейную лавку, расположенную неподалеку. Особенно часто такое внимание оказывалось двумя младшими членами семьи, Кэтрин и Лидией – их головы были более пусты, чем у их сестер, и, когда ничего лучшего не предлагалось, у них возникала необходимость прогуляться до Меритона, чтобы занять утренние часы и подготовить рассказ на вечер, и как бы мало новостей ни было в окрестностях, им всегда удавалось узнать кое-что от своей тетушки. В настоящее же время, они были переполнены и новостями, и счастьем благодаря недавнему прибытию полка ополчения. Полк должен был квартироваться всю зиму в окрестностях, а штаб-квартира разместилась в Меритоне.
Их визиты к миссис Филлипс теперь обеспечивали семейство самыми интересными сведениями. Каждый день расширял их знания именами офицеров и сведениями об отношениях тех между собой. Места, где офицеры проводили время, недолго оставались тайной, и вскоре они начали заводить знакомства среди них. Мистер Филлипс посетил их всех, и это открыло его племянницам невиданные ранее источники восторгов. Они не были способны теперь говорить о чем-либо, кроме как об офицерах; и даже большое состояние мистера Бингли, упоминание о котором так воодушевило их мать, уступало в их глазах мундиру прапорщика.