Выбирают имя из калейдоскопа
Всех живых и мертвых, связанных обетом
Возвращения. Там, где случается магия выбора,
Реальность раскалывается катаклизмом.
Лунные доктора над городом-призраком
В рукописной книге имена отлистывают;
И из огромной вселенной щели,
Распахнувшей мир от неба и до горизонта,
Приходят в реальность прозрачные дикие звери,
Безвестных времён архонты.
Их время медленнее цивилизаций,
За один только шаг города вырастают и
Обращаются в прах: государства и нации
Порастают быльём и себя забывают.
Лунные доктора с конца читают имя,
Времени снега? берег Леты заметают.
Часовые стрелки застывают – между ними
Призрачные звери медленно шагают.
[четвертое говорение – желтые партизаны]
Желтые партизаны, галактические менестрели
В пространственных джунглях вселенного океана —
Перемещаются по дуге горизонта, следуя солнцу, на
Орбитальных радужных зверях.
В их ладонях – пыль звёзд, весна.
Лунные доктора выписывают от смерти рецепты:
Сироп из детских грёз, к звезде пса вектор.
Здесь расстояний нет, но человек – волна.
Младший Иаков живет в кроне,
На самой вершине, к млечному пути птиц ближе.
Считает звезды, коллекционирует качели, жестяные крыши,
Сам – ветер, эхо. И всё, что кроме.
В его карманах – осколки снов, в укроме;
Горы и реки, осенних электричек рельсы.
И тихий голос, ты услышишь, если
Глаза зажмуришь в полдень, летом, в пустом доме.
Послушай голос, он расскажет,
Где дремлет камень, под которым ключ от двери
Закона: каждому – по вере.
И всё, что происходит дальше.
Есть те, кто остаётся в мире за порогом:
Мудрейшие из рыб, питающие космос Леты,
Трёхглазые медведи, сфинксы, знающие все ответы,
Забывшие вопрос. И каждый, слывший богом.
Меж ними ты… есть продолженье эха.
В стремлении понять великую гармонию
Так часто склонен к повторению
Границ, навязанных любому человеку.
[пятое говорение – Лунные доктора приходят на землю]
город-сад, город-скит.
Куцые улицы.
Такие одинокие.
И так гулко отзывающиеся шагам.
Есть воды времени. А есть океана воды.
Глубокие.
И также исхоженные телами прошлыми —
Вдоль и, пополам,
Вглубь,
туда, где чешуя рыбья рябью серебрится.
Где, отзываясь на изломанные толщей воды солнечные лучи,
В небе над городом,
Садом,
Скитом
черная точка птицы
Застыла. Недвижимая висит.
И уходит в зенит.
С неба спускаются в полночь мира то ли ангелы,
То ли бесы с лицами белыми,
точно мраморными.
Они,
Ангелы то ли бесы,
могли быть прекрасными,
Странными.
Но они чужды этому миру и потому
холодны.
Как холоден воздух в округе,
как снегом вымыты;
Выстужены,
словно застывший в ладони лист,
Растерявший все буквы – на выдохе, паром, инеем
На стекле окон, смотрящих на улицу
точно
пара бойниц.
