Танец Смерти. Воля свыше. Часть третья
Лита с усилием оторвалась от книги и надрывно вздохнула, словно вынырнувший с глубины ныряльщик. Чёрные цветы – символ их мести. Догадка озадачила её. Богиня намекала на что-то страшное, угрожавшее не городу, а чуть ли не целому миру. Что за угрозу могут нести решившие отомстить брат и сестра. Впрочем, когда-то и она, движимая местью, смогла сделать практически невозможное. Правда, не сама, с посторонней помощью…
Лита спрятала книгу и легла в постель. Чарред тут же повернулся и, прижавшись лбом к её плечу, засопел.
«Ну вот, допустим, угроза найдена», – подумала женщина, закрыв глаза. – «И что я смогу сделать? Мало того, что я только-только начала немного ходить, да и то при помощи костылей, так ещё все события развернулись там, куда больше не попасть. Сила покинула медальон».
Всё это глупость, просто совершенная глупость. Нелепая шутка богини, вернее сказать – наказание. Натворила бед – теперь либо мучайся от ночных кошмаров, либо смотри в Золотой книге на дело рук своих. Лита тихо всхлипнула. От нахлынувшей жалости к себе на глаза навернулись слёзы.
Она лежала с открытыми глазами до рассвета, рассматривая потолок. Лишь когда первые лучи солнца осветили сквозь окно спальню, Лита уснула спокойным, глубоким сном.
После завтрака Чарред и Виктория ушли на прогулку к ручью. Отец посадил дочку на плечи и бодро зашагал к лесу, провожаемый завистливым взглядом жены.
– Ничего, девочка моя, – проговорил Стрижевский, склонившись к её уху. – Скоро и ты сможешь ходить туда вместе с ними. Ты быстро, удивительно быстро идёшь на поправку.
– Поскорее бы, – вздохнула Лита.
Иван Сергеевич покатил коляску в сторону комнаты, где стояло оборудование для физиотерапии, на ходу рассказывая, что завтра Саша и Таня переедут в город, поскольку ей уже подходит срок. Через две-три недели в этом небольшом посёлке появится ещё один очаровательный малыш, на этот раз, судя по показаниям УЗИ, мальчик.
Лита переоделась за ширмой в пижаму и, опираясь о плечо Стрижевского, сама, осторожно делая шаги, дошла до кушетки.
– Молодец, просто молодец, – расплылся тот в довольной улыбке, помогая ей лечь.
Она почувствовала, как к пояснице прикоснулся электромагнит. Прибор включился, негромко загудел, и спину обволокло приятным теплом.
– Я пойду, если что, зови, – Иван Сергеевич, как обычно, собрался оставить её одну.
– Нет, не уходи, – неожиданно попросила его Лита.
– Что-то случилось?
Он присел так, чтобы его было видно сквозь прорезь в кушетке, куда обычно опускали лицо. Лита взволнованно кусала губы, собираясь сказать нечто важное, но слова застряли в горле.
– По глазам вижу – о серьёзном хочешь поговорить, – встревожено проговорил Стрижевский. – Это тяготит твою душу, мешает обрести спокойствие.
– Три года назад, в Крендиле, когда я бросилась в окно… – дрожащим от волнения голосом начала она.
– Нет, не надо. Забудь, что было в прошлой жизни…
– Тогда богиня снова пришла ко мне и дала новый дар.
– Стоп! Что за дар? Ну-ка, расскажи, – Иван Сергеевич выключил прибор, усадил Литу, а сам сел напротив. – Рассказывай, что за дар такой в этот раз дали тебе. А то предыдущий оказался бедой для всех. Не дай бог, в этот раз опять окажется что-то непотребное.
– На этот раз дар может причинить вред лишь моему рассудку, – Лита улыбнулась бледной, вымученной улыбкой.
– Ты меня совсем не успокоила, скорее наоборот. Расскажи и ничего не утаивай.
– Мне дано в дар умение читать Золотую книгу.
– Золотую книгу? Это, случаем, не тот сундучок, в котором спрятаны золотые листы с летописями монахов этой гадины… Лабека.
– Он самый. Но это не летописи, всё гораздо сложнее. Дар мне дан не просто так. Богиня предчувствует беду, но не может понять, в чём суть угрозы, и не может воспользоваться даром, подобным моему – всё это какие-то нелепые правила игры, придуманные этими, – Лита ткнула пальцем вверх.
– А ты, стало быть…
– Книга показывает мне прошлое, настоящее и будущее того мира.
– И что за беда грозит тому миру, если… хм… богиня разволновалась так? И смысл тебе этим заниматься? Путь туда закрыт навсегда.
– Вот и я так думаю. Мне кажется – всё это в качестве наказания. А что за беда – пока не поняла. Книга прекрасно показывает прошлое – я даже посмотрела во всех деталях Фарнадскую битву, более-менее сносно настоящее. Но будущее… Я вижу какие-то образы, абстрактные образы. Трактовать их – дело неблагодарное.
– И что там?
– Последнее время я чаще всего вижу Азулахар и думаю, что некая угроза исходит оттуда. Я вижу брата и сестру, им лет по четырнадцать-пятнадцать. Судя по всему – они пострадали от набегов мародеров, девушку изнасиловали. Вот вам и мотив для мести. Но что же это за месть, которая напугала богиню.
– А ты как-то рассказываешь ей об увиденном?
– Если ты о том, говорю ли я сама с собой или с призраками – отвечу, нет.
Стрижевский поднялся, прошёлся вокруг кушетки, задумчиво теребя бородку.
– Чарред знает?
– Нет, не хочу его беспокоить.
– Правильно, пока не надо ему ничего говорить. И сама старайся не волноваться, да и забудь лучше про эту книгу. Давай утопим её во фьорде.
– Нет, не надо, – встрепенулась Лита, и Иван Сергеевич заметил в её глазах страх.
– Это ещё почему?
– Если я долго не смотрю книгу, ночью мне снятся жуткие кошмары. Помогает только она.
– Опять сны, – Стрижевский вздохнул. – С них начались все наши приключения. Хорошо, тогда смотри свою книгу, только не принимай всё увиденное близко к сердцу. Мы всё равно ничем не сможем помочь – медальон мёртв. А теперь давай-ка, ложись, продолжим процедуру.
Иван Сергеевич снова помог Лите лечь, расположил диск прибора над её поясницей.
– А сама что думаешь? – вдруг спросил он. – Что такого страшного могут сотворить два подростка?
– Если только соберут из оставшихся в Азулахаре войско и пойдут войной на лесные общины. Может, богиню беспокоит, что обиженные обитатели Асула перебьют всех её служителей?
– Думаешь, так? Как-то мелочно. Сколько там жрецов – тысяча, может две. Из-за такой ерунды давать этот дар?
– Две тысячи живых душ – ерунда? – Лита скосила взгляд туда, где стоял Стрижевский, но увидела лишь потёртые кроссовки на его ногах.
– Я не это хотел сказать. Смерть даже одного человека – трагедия. Я говорил про то, что опасность должна быть очень серьёзна.
– Так какую беду могут принести мальчишка и его сестра? Я назвала самое вероятное – на что-то большее Азулахар уже не способен, там же почти не осталось жителей.
– Расскажи-ка лучше, какие ты видела образы?
– Ну, видела чёрные цветы, видела сломанную белую розу, видела ребёнка с бобовым зерном в руке, видела шакалов, которых убили чёрные цветы. Пока всё.
– Не густо. Знаешь что, девочка моя. Рассказывай мне, что видела. Вместе постараемся догадаться, что же за беда грозит Арриго.
– Хорошо, попробуем.
После процедуры они вышли прогуляться по набережной. Ярко светило солнце, отражаясь в спокойных водах фьорда сияющим пятном. Вдоль берега дул лёгкий, приятный ветерок. Лита закуталась в плед – северное лето совсем не похоже на пекло в Арриго. Здесь недолго и простуду схватить, особенно с разогретой спиной. Рядом раздался крик чаек – две белоснежные птицы кружили рядом, выпрашивая подачку.
– Прилетели, – довольно ухмыльнулся Стрижевский и, достав из кармана несколько кусочков хлеба, высоко подкинул их в воздух.
– Знакомые?
– Вроде того.
Запах смолы и моря кружил голову. За проведённое здесь, на берегу фьорда, время Лита ещё не успела привыкнуть к этому дурманящему сочетанию. Она откинула голову на подголовник и закрыла глаза.
– Когда гуляю по набережной, всегда клонит в сон.
– Поспи, а я покатаю тебя.
Лита не заметила, как провалилась в некое подобие сна. Перед глазами появилась уже знакомая ей бесконечная пустота, и кроме мерцающего силуэта женщины здесь больше ничего не было.
– Богиня? Я, случаем, не умерла?
– Нет, Лита, просто пришло время поговорить.
– О Золотой книге?
– О том, что ты увидела в ней.
– Я видела кое-что. Но всё это лишь непонятные образы.
– А юноша и девушка?
– Так значит, нет необходимости рассказывать всё по второму разу?
– Нет, я читаю твои мысли.
– Объясни мне – к чему мне это знание, если тот мир для нас более недоступен. Своего рода наказание?
– Может и так, – Лите показалось, что богиня улыбается. – Но, в конце концов, кому я могу доверить прочесть Золотую книгу, находящуюся в совсем другом мире? Только тебе.
– Но мне пока не чем похвастаться. Я не могу понять – какую беду могут принести эти подростки?
– А разве подозревал Магадхи, чем обернётся для всех твой побег из дворца? Из малой искры может разгореться огромный пожар. Гляди в оба, Лита. Беда близко, я чувствую, я слышу плач, я вижу зарево погребальных костров. И я не хочу, чтобы тот мир, мир, созданию которого я отдала свои силы, мир, которому я посвятила вечность, опрокинулся во тьму…
Сон внезапно прервался, и Лита обнаружила, что лежит на кровати, а рядом, посапывая на ухо, прикорнула Виктория.
– А я гадаю, проснёшься ты к обеду или нет, – послышался голос Чарреда.
– Проснулась, – Лита потянулась и осторожно вытащила из-под дочки затёкшую руку.
– Иван говорит, ты скоро сможешь ходить? – Чарред нежно погладил её бедро, и она закрыла от удовольствия глаза. – Если так, скоро вместе обойдём все окрестности. Здесь много интересного. Надо будет только попросить его купить фотоаппарат.
– Все на обед! – раздался снизу голос Стрижевского.
– Идём, – Лита щёлкнула мужа по носу, а потом разбудила девочку.
Виктория непонимающе захлопала глазками, задавая немой вопрос – зачем меня разбудили. Но когда услышала, как её любимый дед позвал всех обедать, сама встала с кровати и поспешила к столу.
– Нагуляла аппетит, сама побежала, – засмеялась мать.
– Пойдём и мы, – Чарред легко поднял жену на руки и спустился с ней на первый этаж.
6
– Бэудиша! Бэудиша, я рыбу принёс! – позвал сестру Нишерле.
Он выложил из заляпанной холщовой сумки зубатку длиной в локоть и положил на стол. Ему снова повезло – такую добычу удавалось приносить домой не каждый день. За дверью раздались осторожные шаги, и в кухню вошла Бэудиша. Она куталась в тёплый плащ, хотя здесь было совсем не холодно, скорее наоборот. Стыдливо опустив глаза в пол, девушка быстро шагнула к столу и принялась чистить рыбу.
– Сестрёнка! – у Нишерле защемило сердце от жалости.
Он бросился к ней, повернул к себе за плечи и крепко обнял её. Бэудиша уткнулась в грудь брата и тихо заплакала. Юноша почувствовал, как рубашка намокла горячей влагой, на мгновение отстранил от себя сестру, посмотрел на бледное, залитое слезами лицо и обнял снова.
– Я до сих пор не верю, что это ты предал их такой жестокой казни, – вдруг сказала она.
– А они не заслужили иного, – глухо ответил он. – После того, что сделали эти мерзавцы, было бы излишне милосердно давать им лёгкую смерть.
– Мне страшно, Нишерле. Эти были первыми, но они не будут последними. Многие захотят поживиться сокровищами Азулахара.
– Перед смертью разбойники сказали, что наместник Фахтар собирает армию, которая придёт сюда за золотом.
– Они не пощадят нас.
– Я знаю это, Бэудиша. Нам надо скорее выбираться отсюда.
Бэудиша тихонько высвободилась из объятий брата и продолжила чистить рыбу, яростно отскребая ножом серебристую чешую.
– Я боюсь, дедушка не перенесёт такой дороги. Ему нужно лежать, – проговорила она.
– Я к нему, – мрачно ответил Нишерле и выбежал из кухни.
Поднявшись на второй этаж, юноша вошёл в комнату старика. Тот сидел, облокотившись на наваленную у стены гору подушек, и что-то читал. Взглянув на внука из-под кустистых бровей, он снова направил взгляд в книгу и зашевелил запёкшимися губами, вчитываясь в каждое слово. Нишерле осторожно подсел рядом, с интересом изучил обложку. Но на старой, потёртой коже, которой была обтянута деревянная обложка, не было ни одного слова.
– Пить хочется, да пока нельзя много, – старик вздохнул и, взяв со столика кубок с водой, ополоснул рот, позволив лишь нескольким каплям попасть в желудок, а остальное выплюнул в бронзовую чашу.
– Как ты, дедушка?
– Не очень, дружок. Ранение неудачное. Не знаю, заживёт ли. Так что, если захотите покинуть Асул, оставьте меня. Я не вынесу дороги, а здесь за мной присмотрят.
– Сюда придёт армия, придут и другие мародеры. Пока в городе есть хоть крупинка золота, нас не оставят в покое. И они уничтожат всех, кто встанет между ними и сокровищами. Оставить тебя здесь, значит тоже обречь на смерть, – горячо воскликнул Нишерле.
– Вот оно что, – старик задумался, на мгновение оторвавшись от книги. – Но почему ты так решил?
– Пленники сказали перед смертью. Думаю, они не врали.
– А мне, кто навещал, ничего такого не рассказали. Не хотели волновать, получается. И ты прав – вряд ли нас пощадят. Слишком много злости накопилось у тех, кто живёт за пределами Фаджула, по отношению к нам. Мне, правда, сказали, что нихайа пропала на далёком острове. Но и те, кто сейчас у власти, не проявят к нам милосердия.
– Что же нам делать?! – юноша вскочил, сжимая кулаки в бессильном гневе, и принялся ходить по комнате из конца в конец.
– Не надо, не мельтеши перед глазами, – дед сморщился. – Сядь, так ничего хорошего в голову не придёт.
Нишерле сел, кулаки разжались, и он, закрыв глаза, несколько раз глубоко вздохнул, усмиряя свой гнев. Старик снова уткнулся в книгу и продолжил чтение, не обращая внимания на парня. Тот попытался заглянуть в страницы, но разочаровано вздохнул. На пожелтевшем пергаменте струилась рукописная вязь незнакомых ему букв.
– И ты это понимаешь? – спросил он унылым голосом.
– Это старинное письмо, ходившее в Азулахаре три века назад. Им пользовались целители и травники для записи своих секретов. Непосвящённый никогда не сможет прочесть этих слов.
– Зачем прятать от людей рецепты лекарств?
– Это то, как раз и не прятали, Нишерле. Скрывали те знания, которые могли бы нанести вред.
– Здесь написано про такое? Ведь так?
Старик посмотрел в загоревшиеся мстительным огнём глаза юноши, на мгновение задумался, словно принимал некое, очень важное решение, и сказал:
– Да, это так. В этой рукописи достаточно тайн, способных принести много несчастий.
– Тогда нужно…
– Нет, не нужно! Месть, о которой ты грезишь, поражает не только того, на кого направлена, но и мстителя. Вспомни нихайу Сеитэ, да чего её довела месть?
– Значит, пусть приходят, пусть убивают, насилуют?! А мы будем терпеть и рассуждать о саморазрушении? Только не говори, что любой из нас может покинуть Азулахар, спрятаться в каком-нибудь Пешрафе или Ааре. Это не выход.
Старик вдруг скривился от боли, приложил руки к животу, и Нишерле разом опомнился, забыл о своей гневной тираде.
– Что такое? Тебе плохо?!
– Нет… нет, сейчас пройдёт. Немного разволновался, вот и заболела рана.
– Ох, прости, прости, дедушка! Я совсем забылся.
Боль немного отпустила, и раненный, облегчённо вздохнув, откинулся на подушки. Руку юноши ласково сжала его сухая, горячая ладонь. Старик улыбнулся слабой, вымученной улыбкой и проговорил:
– Я понимаю тебя. Ты молод, ты полон стремлений, ты ищешь справедливости и мести. То, что они делают с нами, с нашими женщинами, не должно оставаться безнаказанным…
– Тогда расскажи, что в этой книге такого, если она написана тайными символами?
– Дай мне время подумать, Нишерле. Я не могу вот так, сразу, решиться вложить в твои руки это оружие. Слишком много сложностей, слишком много опасностей, особенно для тебя.
– То есть, ты уже не против того, чтобы наказать наших врагов?
– Не торопи меня, Нишерле. Тебе и Бэудише я желаю только добра, поэтому должен крепко подумать.
Юноша склонил голову в знак согласия. Но любознательная натура не давала покоя, он хотел попросить деда хотя бы намекнуть, что же это за оружие, которое позволит отомстить за Азулахар и Бэудишу, но в этот момент дверь открылась, и в комнату вошла сестра с подносом в руках.
– Иди, ешь. Не мешай дедушке, – шикнула она на брата и, сев на кровать, принялась аккуратно кормить деда маленькими кусочками варёной рыбы.
Нишерле встрепенулся, хотел рассказать Бэудише, что у деда есть страшные тайны, при помощи которых можно наслать на недругов множество несчастий, но старик, словно почувствовав это желание, строго посмотрел на внука и показал глазами на дверь. Юноше ничего не оставалось, как спуститься вниз, где его ждал приготовленный сестрой обед.
В послеобеденный час, когда солнце палило землю, жизнь в Азулахаре замирала. И без того обезлюдевший город в это время мог показаться совсем вымершим. Редко кто без крайней нужды решался покидать дом.
Старик отложил в сторону книгу и закрыл глаза. Нещадно ныл желудок, мешая сосредоточиться. Даже несколько крошек рыбы разбередили рану. Пока внучка кормила его, он держался, старался улыбаться, пересиливая боль, чтобы не расстраивать её. Но когда Бэудиша ушла, несчастный весь сжался и едва сдержал рвавшийся из груди стон. Сейчас немного отпустило, по крайней мере, боль стала не такая иссушающая.
Ему, всегда твёрдо принимающему решения, на этот раз было тяжело. Он колебался, раздумывая о том, стоит ли посвящать детей в тайны этой книги. Имеет ли он право вложить в их руки смертоносное оружие возмездия. Если сделавший записи его предок, между прочем, как говорят, посвящённый Тёмной богиней в знания, ничего не напутал и не привирает, бед это оружие принесёт гораздо больше, чем вся армия нихайи Сеитэ.
Старик вздохнул, закрыл глаза. В памяти снова всплыли мёртвые тела их соседей, раздувшиеся от жары и обезображенные, испуганные лица женщин и детей Азулахара, сотрясающаяся от рыданий несчастная Бэудиша, гибнущие от сабель врага, вставшие на защиту своего дома мужчины. Но и там, на другой чаше весов, кроме негодяев, жаждущих протянуть свои руки к богатствам Асула, есть ни в чём не повинные люди – старики, женщины, дети. Какая участь ждёт их, если он позволит страшному демону вырваться на свободу?
Старика вдруг осенило, он снова взялся за книгу, открыл её, и с самого начала принялся читать, уделяя внимание лишь самому важному. Коричневый, узловатый палец медленно скользил по пожелтевшему от времени пергаменту вслед стремительной вязи букв.
…Название недугу – джуммэ – я дал не случайно. В тот день, на редкость тёплый для выдавшейся в этом году прохладной зимы, соседи, семейство благородного купца Шамфиха, позвали меня для того, чтобы показать внезапно заболевшего младшего сына. По словам его отца, болезнь эту он получил после игры с верблюжонком, привезённым из Азулахара. Небольшое государство в оазисе Фаджула всегда славилось этими чудесными животными, но никто никогда не мог купить их. Запрет на продажу верблюдов за пределы Фаджула вынудил Шамфиха прибегнуть к услугам охотников. Северо-западный угол оазиса, рядом с горной грядой, считался местом тихим, безлюдным. Там можно было поймать верблюжонка незаметно для глаз грозного правителя.
Недуг развился стремительно. Жар обрушился на несчастного малыша, он метался в бреду и постоянно повторял: «А у меня бобовые зёрнышки». Я заметил нечто, похожее на чёрную фасоль «Джуммэ», выращиваемую в Ааре, на сгибах рук, на подмышках, рядом с пахом. Судя по всему, мальчик заразился от верблюжонка неизвестным паразитом…
…Через четыре дня несчастный мальчик умер. Последние два дня он сильно кашлял, разбрызгивая вместе с мокротой капельки своей крови. А в день похорон, когда тело его везли в семейный склеп на берегу Яраны, умер и его отец. Ещё вчера он жаловался на головную боль, ломоту, и все, в том числе и я, считали это следствием переживаний за судьбу сына. Но сейчас, в траурной процессии, когда я подошёл, чтобы осмотреть его тело, то заметил на его руках такие же бобовые зерна. Таинственный джуммэ не был паразитом…
…Не знаю, что спасло меня. Быть может милость давшей мне знание богини, а может и то, что я утром, днём и вечером принимал горячую ванну и окуривал свой дом целебными травами. А вокруг царила смерть. Весёлый, полный жизни Аррикеш превратился в склеп. Люди умирали сотнями. Здоровые, сильные мужчины уходили утром работать, а вечером многих из них находили мёртвыми. Женщины падали замертво, готовя своим мужьям ужин. На улицах больше не было слышно детского смеха.
Загадочная джуммэ теперь часто не оставляла на теле следов в виде чёрных бобов. Я произвёл несколько вскрытий умерших без видимой причины и обнаружил, что грудная клетка погибших, их органы дыхания сгнили заживо и наполнены чёрной сукровицей. Мне приходится закутывать себя с головы до ног в одежду, оставляя лишь щёлочку для глаз. Потом одежда сжигалась, а я обтирался крепким горячим вином и регулярно мылся. Дом мой настолько пропах благовониями, что я не знаю, смогу ли когда-нибудь избавиться от их запаха…
…Слухи о страшной болезни докатились до нас из Феюса. Видимо, купцы или кто-то другой принесли её туда из нашего несчастного города. Сегодня меня призвал к себе солнцеподобный Махди. Мне пришлось идти следом за гонцом через наполненный смертью город, задыхаясь от ужасающего зловония. Во дворце, о спасибо мудрому Заху, дворцовому лекарю, меня обтёрли горячим вином, омыли в настоянной на травах горячей воде и поставили перед взором правителя.
Он слышал обо мне, как о мудром, талантливом целителе, поэтому и позвал меня. Приказ его был ясен, как летний день – найти лекарство от страшного недуга. Знал он или нет о моих опытах, в которых я пытался победит болезнь – не имею ни малейшего представления. Но ни один из опытов ещё не принес желаемого результата…
…Смерть царила повсюду. Благословенная земля Тэхо медленно умирала в объятиях джуммэ. Почти каждый день до нас, оставшихся в живых, доходили вести об ещё одном вымершем городе. Умирали не только люди. В полях лежали погибшими огромные стада, табуны прекрасных лошадей умирали в несколько дней. В заводях, среди тростника, лежала мёртвая птица. Трупный яд отравил воды рек, и рыба, отвратительная и гниющая, плавала кверху брюхом, наполняя воздух ужасающим зловонием. Но я заметил, что некоторые переболевшие, у которых не были затронуты лёгкие, выживая, больше не заболевали. Я вскрывал их отвратительные гнойники и лечил компрессами из горячего вина и отваров целебных трав. Выживали единицы, и я не знаю, моя ли в этом была заслуга, или это милость беспощадной Смерти. Но для меня важным было то, что они могли без вреда для себя ходить по городским улицам…
…Странный человек нашёл меня утром. По виду – коренной азулахарец, худой, если не сказать истощённый, чёрный, словно земляная смола. Глядя на него, нельзя было сказать о возрасте гостя. Что-то от тридцати до шестидесяти. На мой вопрос, как он не побоялся отправиться в столь далёкое путешествие в такое время, он лишь загадочно улыбнулся. Меня он нашёл по рекомендации Заха для того, чтобы передать очень старый манускрипт. Сейчас, когда я смотрю его, не устаю поражаться мудрости лекарей древности и своей необразованности. Четыре века назад Азулахар едва не погиб от того, что я назвал джуммэ, а написавший рукопись мудрец – «Чёрная смерть».
Болезнь пришла в город точно так же – охотники привели из долины у скал на северо-западе оазиса разных животных для развлечения правителя. Пришла вместе с на редкость прохладной зимой. Но самое важное для меня было то, что я нашёл рассказ о том, как целители Азулахара боролись с недугом. Как оказалось, джуммэ не любит жары. Жаркое лето сразу убьёт заразу. Так же, безопасными становятся горячая вода и вино. Хорошо помогал чеснок. Хотя это и не лечило болезнь, но защищало человека от заражения. Но самое интересное – азулахарцы научились спасать от смерти уже больных, причём выживали не единицы, а много больше половины, даже три четверти заболевших.
Лекарством служила вытяжка из крохотных оранжевых грибочков, растущих порой в наших подвалах на чём-нибудь подгнившем. Но особым искусством было получение лекарства из крови больного. Хвала богам, все методы были описаны очень подробно, и мне лишь оставалось собраться с силами для схватки с джуммэ…
…Заболевшие стали выздоравливать. Раньше избегало смерти двое-трое из сотни, а теперь умирало лишь двое-трое из сотни. Мои лекарства помогли людям выжить, а пришедшая летняя жара окончательно победила болезнь. Но нам ещё долго приходилось исправлять причинённые ей беды. Тысячи погибших, и людей, и животных ещё лежали и в городах, и в полях. Их находили и сжигали. Предали огню и разрушению семейные склепы на берегу Яраны…
…Теперь, если болезнь придёт снова, у меня есть чем встретить её. Я научился хранить достаточно долгое время и вытяжку из грибов, и лекарство из крови. Но, думаю, это не понадобится. Долину в Асуле объявят запретным местом. Как пишет целитель из Азулахара, «Чёрная смерть» живёт там: в земле, в траве, в цветах, в животных. Странно, но есть такие звери, которые не замечают этой угрозы и спокойно живут с текущей в их крови смертью. Отныне ни один здравомыслящий человек не рискнёт охотиться в этих местах. Увидевший с каменистых холмов покрытые прекрасными цветами равнины должен со всех ног бежать прочь, ибо на них властвует джуммэ…