Катерина почувствовала что-то неприятное у себя внутри. Он положил руки ей на плечи и слегка сдавил их пальцами.
– Конечно, ни о какой оплате и речи быть не может, – добавил он, – но содержание, ночлег и питание – все за счет организаторов гастролей. – Он снова слегка сжал ее плечи, как бы делая акцент на своих словах: – Ты с такими условиями согласна?
Катерина растерянно и тихо произнесла: «Да». В ней боролось два намерения: первое – как можно быстрее скинуть его руки и уйти, и второе – остаться, чтобы не выглядеть психичкой, из-за непонятно откуда возникших страхов, и принять его заманчивое предложение.
– Я редко делаю подобные предложения, для тебя оно вполне может стать стартом твоей карьеры, пропуском в шоу бизнес, согласна?
– Да, – подтвердила Катерина, но радость куда-то улетучилась из ее души.
– Вот и отлично, – худрук хлопнул ладонями по ее плечам и убрал с них руки.
Катерина выдохнула, мысль, что она чуть не предстала ненормальной истеричкой, успела промелькнуть в ее голове, а он уже крутанул стул, разворачивая Катерину лицом к себе. Все произошло очень быстро, так, что она не успела ничего осмыслить. Секунда – и он коленом надавил ей на ноги. Прижимая их к стулу, а голову, схватив за волосы, откинул назад. У нее помутнело в глазах, дыхание перехватило, сердце стучало так, что вот-вот выпрыгнет из груди.
– Будь благодарной девочкой, – услышала она странным образом изменившийся голос худрука. Одной рукой он продолжал держать ее за волосы, а второй расстегивал ширинку брюк. Откуда у нее взялись силы, она не знала. Но так толкнула его руками, что он, потеряв равновесие, отлетел к полке, где только что пристраивал гитару. Одновременно с этим Катя вскочила и лишилась пучка волос, запутавшихся за его часы. Находящиеся на полке инструменты посыпались на пол, раздался грохот падающего стула. Катя рванула вперед, споткнулась, падая налетела лбом на косяк двери, но удержалась на ногах и под громкий мат преподавателя пулей вылетела из каморки. Она бегом пронеслась по коридору и выбежала на улицу.
По ее щекам катились крупные слезы, тело била мелкая дрожь, на ноге от удара об упавший стул через дыру в колготках сиял приличных размеров синяк, на лбу росла шишка, волосы не опрятно торчали. Прохожие с удивлением смотрели на рыдающую девушку. Катерина постаралась взять себя в руки. Она забежала в ближайший подъезд, зашла под лестницу и рыдая стянула порванные колготки. В крайней степени возбуждения и стыдясь своего внешнего вида, зашла она в метро. На входе через турникеты стояли два милиционера. Катерина, чтобы ни с кем не встретиться взглядом, понурила голову и не поднимая глаз прошла их. В спину она услышала, как один милиционер сказал другому:
– Наркоманка, что ль? Смотри какая-то шальная.
– Да плюнь, – ответил второй, – малолетка – возни больше. Катерина, пылая от стыда, бросилась бегом вниз по эскалатору. Ей казалось, что все тыкают в нее пальцами. Благо в вагоне поезда она смогла сесть на крайнее место в самом хвосте вагона. Она жила на конечной и из поезда вышла последней.
Мне не нужны няньки
У выхода из метро, на ее автобусной остановке, стоял Владимир. Он знал примерное время, когда Катя возвращается с занятий, и ждал ее так, словно случайно оказался в нужное время в нужном месте. Когда Катерина его увидела, слезы побежали с новой силой. Владимир сразу же перестал маскироваться и подскочил к ней с испуганным лицом. Пытаясь взять девушку за руку, он обеспокоенно выкрикивал:
– Что случилось? Что с тобой? Говори же? Что?
На них стали оглядываться люди.
– Ничего, – Катерина сдерживала слезы, – пойдем отсюда.
Пошел дождь, людей на улице было немного, и теперь ее слезы стали незаметны. Владимир молча шел с ней рядом. Катерина всеми силами пыталась успокоиться.
– Что случилось? Откуда синяк? – сделал вторую попытку Владимир.
– А, так под ноги не смотрю, споткнулась о бордюр и чуть столб не снесла, да еще не выучила домашку, и из ансамбля выгнали, – рассказать правду язык у Катерины не повернулся.
– Ну ты даешь! Стоит плакать, – неуклюже топчачсь вокруг нее, успокаивал он.
Катя молча зыркнула на него глазами.
– В другой пойдешь, – не зная, что еще сказать, произнес Владимир и снова попытался взять Катю за руку.
Катерина отскочила как ошпаренная.
– Отвали со своей жалостью, – бросила она ему и ускорила шаг. Дождь тек вперемешку со слезами. Но Владимир не отваливал, а продолжал идти за ней. Не выдержав, она резко остановилась и, со всей накопившейся обидой и злостью спросила:
– Ну что ты привязался? Чего-тебе-то от меня надо? Не видишь, у ребенка горе? – прорыдала она и с издевкой добавила: – Идите-ка, дяденька, домой, пока воспаление легких не подхватили.
– Я никуда не пойду, – своим противно-спокойным голосом произнес Владимир, – тем более пока ты в таком состоянии.
– Мне не нужны няньки, – злобно огрызнулась Катерина. «Ну что за идиот, – думала она, – и поплакать спокойно не даст».
Но случившееся с ней потихоньку отступало на второй план, ее мозг и чувства переключились на Владимира.
– Ну что мне сделать, чтобы ты оставил меня в покое?! Ты меня достал! Понятно тебе?! – вздрагивала всем телом насквозь промокшая Катерина.
– Я не уйду, – Владимир стоял напротив нее.
И она со всей злостью за полученное от худрука унижение влепила пощечину Владимиру.
– А так?! – прокричала Катя, таращась бешенными глазами на оторопевшего парня.
С ней случилась истерика.
– Я не уйду, пока ты в таком состоянии, – повторил Владимир как можно спокойнее.
Так они и стояли друг напротив друга под дождем. Вова молча смотрел на нее, а она смеялась и плакала одновременно. Наконец совладав с собой, Катя молча отвернулась и спокойным шагом пошла в сторону дома. Он так и шел за ней чуть позади, как баран на веревочке. Дойдя до подъезда, она обернулась и виновато произнесла:
– Извини, я не хотела. И спасибо. – И зашла в подъезд.
Теперь по воскресеньям Катерина полностью свободна.
Следующую неделю никто из них друг другу не позвонил. Катерина страшно смущалась пощечины и истерики, а Владимир не понимал, хочет ли он после произошедшего хоть каких-то отношений. Катерина ничего ему так и не объяснила. Катерина вообще никому ничего не сказала, она чувствовала стыд, как будто это она сотворила что-то недостойное. И стараясь побыстрей стереть воспоминания о случившемся, она с утроенной силой занялась игрой на фортепиано.
Ну что вы, не стоило
Учебный год подходил к концу. И мама Катерины, как и всегда к праздникам и перед летними каникулами, поехала к преподавательнице музыки отблагодарить ее за занятия дефицитным набором. Набор состоял из флакона французских духов, коробки шоколадных конфет, баночки с красной икрой и бутылки «Советского шампанского». А под приятный повод обсудить летние занятия и перспективы будущего поступления.
Преподавательница встретила ее очень доброжелательно, пригласила пройти и присесть, предложила воды. Мама перегнулась через стол и поставила сумку с благодарностью между столом и окном так, чтобы ее было не видно от входа.
– Вероника Петровна, это наша скромная благодарность за ваш нелегкий труд. Вы столько для нас делаете, – сопроводила мама стандартной речью передачу сумки.
Вероника Петровна, скромно опустила глаза, как и всегда, произнесла:
– Ну что вы, что вы, не стоило, это моя работа.
– Каждый труд должен быть достойно оплачен, – сказала мама, соблюдая ритуал, и продолжила: – Вероника Петровна, ну что, как мы с Катериной моей поступим, как она заканчивает? Вы ею довольны? Как вы летом – сможете с ней позаниматься? Последний год остался?
– Катерина прекрасная ученица, показывает постоянный рост, и, конечно, мы ждем ее в нашем институте, – обнадежила маму учительница и, немного понизив голос, добавила: – За дирижерский пять, за исполнительский восемь.
Мама недоуменно смотрела на преподавательницу, она правильно расслышала? Вероника Петровна продолжила:
– Желательно бы еще рекомендациями пары преподавателей заручиться и институту чем-то помочь, но это не так важно, если я порекомендую, то, конечно, возьмут, но я же не одна буду решать…
– Восемь чего? – чувствуя себя крайне глупо, уточнила мама. Вероника Петровна нарисовала на листе бумаги цифру восемь с тремя нулями и значок американского доллара. Потом разорвала лист на мелкие кусочки и положила их в карман.
Для Катиной мамы сумма была космическая. Взять такие деньги, конечно, было негде. Квадратный метр в новых домах в их районе стоил тогда триста долларов, получалась почти цена однокомнатной квартиры. Мама еле сдержалась.
