Когда просыпаются орхидеи
Но для начала необходимо забрать себе трон.
– Кстати. Мизория хочет предложить тебе своего красавца. – Матушка вежливо поклонилась очередной знакомой леди. – Дескать, давно считает, что нашим семьям стоит укрепить связи. Возможно, чувствует опасность. Хочет подослать шпиона.
Малврае вздрогнула, резче, чем следовало, оборачиваясь к леди Бризанне.
– Келтран?
– Келтран, милая, – промурлыкала матушка, сжимая ее плечо и почтительно кивая кому-то другому в соседней ложе. – Не снимай улыбку, будь добра.
– Простите, госпожа…
Мизория готова была отдать своего божественного сына в гарем Мэл? Дорогой подарок, возможно, куда дороже дэва. Это милость? Или хитрость? Больше походило на хитрость, матушка права.
Малврае вернула на лицо положенное выражение и посмотрела в сторону черной ложи. И снова вздрогнула, встретившись взглядом с паучьими глазами Келтрана. Его нельзя было назвать красавцем в привычном смысле слова. Длинные белые волосы – семейная особенность Релинаров, рубиново-алые радужки с черным зернышком зрачков, тонкие, аристократичные черты, серая кожа. Что-то красивое в нем определённо было, но эти паучьи глаза, неподвижные, блестящие, словно инкрустация из полированного обсидиана на безупречной глади лица… Отчего-то Мэл бросало от них в дрожь, хотя по всем правилам ей положено было восторгаться дарами Богини.
Сидящая позади Иллиам тихонько хохотнула, ударив Мэл по плечу сложенным веером.
– Осторожнее с долгими взглядами, сестричка, – шепнула она. Завитая прядка пепельных волос мазнула по обнаженному плечу Малврае. – Некоторые пауки умеют гипнотизировать жертву.
Мэл почтительно кивнула в ответ на легкий поклон Келтрана и медленно заговорила, обращаясь к Иллиам, но не глядя на нее:
– Как только жертва наступает на паутину, пауки-танцоры особой чередой движений создают вибрации. Они воздействуют на разум жертвы, и та впадает в паралич, замешательство и страх. Я всё это знаю, сестра, можешь не умничать. К тому же Келтран сейчас даже не двигается. Просто смотрит.
– Какой жрец Богини не знает ее танца?
Танец с чашами. Ритуальный танец, который знает каждая жрица и, очевидно, должен знать каждый жрец. Оттого, что жрецов у Богини было исчезающе мало, Мэл никогда не видела, чтобы этот танец исполнял мужчина. Она вдруг представила Келтрана в шифоновом одеянии, дымчато-алом, под цвет его глаз. В своей пурпурной мантии он казался очень худым, и Мэл поймала себя на мысли, что в исполнении такого изящного тела танец с чашами был бы особенно…
– Малврае, – матушка сжала ее ладонь, – начинается.
Мэл вынырнула из мыслей и устремила взор в центр зала, где жрицы уже вознесли руки к куполу и запели песнь Богине.
Месса длилась долгих два часа, и еще час все присутствующие провели в благостном трансе. Врата Плана Многих Удовольствий – потустороннего обиталища Баладай – раскрылись перед просящими, и подчиняющая, пленительная песнь любви текла из них, заполняя тела и души чувством счастья, и вместе с тем толикой опустошения – впрочем, приятного. После таких процедур ощущалась легкость и подъем. Мэл чувствовала, как магия Богини растекается под кожей, расслабляя все мышцы. Полет, нега, дар. Когда острота чувств схлынула, они с матушкой и Иллиам покинули серебряную ложу, неторопливо шествуя за процессией Релинаров, как того требовал этикет: Первый Дом впереди, все прочие – за.
Скрипели носилки леди Мизории, звонко стучали каблуки женщин Алеанурден. Ровные спины, сдавленный кашель, блаженные улыбки, кровь на платке. Иллиам что-то шепнула матушке на ухо, и та тихо посмеялась. У выхода из собора процессия Первого Дома резко остановилась, повинуясь взмаху руки леди Мизории. Один из ее младших сыновей сбежал по ступеням вниз, к экипажу, дабы открыть дверь перед матерью, но матриарх Релинаров снова взмахнула рукой, и мальчик замер на полпути.
– Не ты, – хрипло сказала она, а потом произнесла громче, не оборачиваясь: – Леди Бризанна!
Матушка вскинула голову.
– Я здесь, леди Мизория, – отозвалась она, снова надевая на лицо благожелательную улыбку – одну из самых лучших в своем арсенале.
– Окажите мне честь, леди Бризанна. Придержите дверь.
Иллиам тихо выругалась. Малврае скрипнула зубами, но сдержалась. Завуалированная насмешка. Просьба придержать дверь, что обычно делает слуга или самый младший из сыновей. Унизительный приказ, подвязанный красивой ленточкой с надписью: «Окажите мне честь».
– С превеликим удовольствием, – отозвалась матушка, не единым звуком не выказав неудовольствия. Она чинно обошла процессию семейства Релинар и спустилась по ступенькам в почти полной тишине – только звуки бодрствующей Юдоли, да поскрипывание ногощупалец двух гигантских пауков, которыми был запряжен экипаж. Леди Бризанна чуть склонилась, изображая слугу, и открыла дверцу экипажа. Во взгляде матушки была любезность, в глазах Мизории – превосходство. Все наблюдали за этим действом, как за сложным акробатическим представлением арлеток в цирке, почти затаив дыхание. Матриарх Релинар при помощи своей тщедушной дочери поднялась с носилок и медленно заковыляла к распахнутой двери. Шаг, пауза, шаг, пауза… Всё это время их матушка терпеливо ждала.
– Благодарю, дорогая, – улыбнулась Мизория, погружаясь в экипаж. Леди Бризанна закрыла за ней дверцу, и на этом представление было окончено.
– Она хотела показать свою власть? – спросила раскрасневшаяся от злости Иллиам, когда госпожа-мать вернулась к ним.
– Да. Но показала свою слабость. Идем, дитя. – Леди Бризанна взяла Мэл под руку и повела в сторону малой ритуальной залы. – У нас еще есть дела в соборе.
К досаде Иллиам, ей было велено дожидаться старших женщин Алеанурден в экипаже под охраной Дуррада. Услышав приказ матриарха, командир верных едва заметно дёрнул уголком рта. Со скуки Иллиам любила донимать Дуррада каверзными вопросами, и вообще могла болтать без умолку, что действовало на нервы даже такому стойкому солдату.
Малврае удивлялась, как у столь величественной женщины, как ее мать, могла родится такая беспечная бестолковка, как Иллиам. Интересно, кем был ее отец? Явно не тот же, что и у Мэл – об этом говорила, как разница во внешности, так и в темпераментах. Малврае была темноволоса, а Иллиам унаследовала материнский пепел. Мэл была сдержана в проявлении эмоций, Иллиам же разбрасывалась ими, как арлетки – хлопушками и лентами на день Баладай. Об отцах своих детей матушка предпочитала не распространяться. Поговаривают, что не все они переживали ночь любви с леди Бризанной. Поговаривают, что матушка их съедала после соития, как самка паука, или приносила в жертву. Те же, кто переживал любовь матриарха, оставались с ней навсегда. Кто целиком, кто по частям…
Словом, в матриархальном мире Юдоли не столь важно, кем был твой отец, сколь важно, кто есть твоя мать. А мать Мэл – одна из могущественнейших женщин царствия тёмных, и это единственное, о чём ей стоит знать и помнить.
– Готова, милая? – Матушка улыбнулась, открывая дверь малой ритуальной залы.
– Конечно.
– Уверена? – улыбка леди Бризанны стала хитрой. – Твоё первое клеймо госпожи… Это довольно болезненная процедура.
Мэл вздернула подбородок.
– Не обижайте меня, госпожа. Я не боюсь боли.
Матриарх тихо засмеялась и легонько поцеловала Мэл в висок.
– В этом вся моя дочь.
В зале уже всё было готово для клеймения. Первая жрица, долженствующая петь песнь благословения, вторая, уже заготовившая плетение – над обеими ее раскрытыми ладонями зависло по магической петле. Одна для Мэл, вторая для дэва. Дэв тоже был здесь, сидел на полу у ног жриц, заключенный в ритуальный круг. Он настороженно переводил взгляд с Мэл на ее мать. Малврае недовольно сощурилась. Ей не нравился этот взгляд. Дерзкий. Невзирая на демонстрируемое смирение и молчание, что тоже можно было принять за покорность, дэв смел смотреть в глаза женщинам Юдоли, словно был им равным. Ну ничего. Не всем с рождения дано послушание. Мэл достался породистый, но своевольный питомец, и его еще предстоит воспитать. И в этом ей тоже нельзя упасть в грязь лицом. Матушка будет наблюдать, сравнивать, делать выводы. Малврае должна показать, что достойна.
– Дитя ночи, – заговорила первая жрица, и вторая протянула Мэл ладонь с хозяйской меткой. – Готова ли ты принять власть над этим созданием?
– Готова.
– Готова ли ты даровать ему свой удар, когда то будет нужно, и свою похвалу, когда он того заслужит?
Только если заслужит, подумала Мэл, строго глядя в синие глаза дерзкого дэва. Что-то подсказывало ей, что ударов им предстоит куда больше, нежели похвалы.
– Готова.
– Тогда прими эту хозяйскую метку, дева Алеанурден.
Мэл взглянула на протянутую ладонь. Узелок магического плетения пульсировал в ней, переливался лиловым свечением – цветом Богини. Ее любимый оттенок ночи, как гласят писания. Это довольно болезненная процедура, сказала матушка… Не медли, сказала она сама себе, и решительно сжала ладонь жрицы, к своему удивлению – не почувствовав боли. Неужели леди Бризанна просто подшутила над ней?
Первая жрица воздела руки к малому куполу и запела. Вторая жрица закрыла глаза, и паучья метка на внешней стороне ее век вспыхнула сиянием пурпура. Петелька, зажатая меж ладонями, запульсировала чаще, начала жечь и словно бы увеличиваться, прорезаясь в руку Мэл.
Голос первой нарастал, как шум ветра в узких коридорах подгорных пещер. На высокой ноте ладонь второй жрицы сжала руку Мэл крепче, впиваясь в кожу ногтями. На следующей высокой ноте ладонь с заготовленной рабской меткой схватилась за плечо дэва, и он впервые за долгое время издал хоть какой-то звук – болезненно зашипел. Шипение перешло в крик, когда голос первой жрицы достиг оглушающих высот, и тогда Мэл поняла, о чём говорила мать.
Магическая метка разрывала ее плоть, обвивала руку до локтя и выше к плечу, прорастала в грудину, цепляясь за мышцы и жилы. Заныла челюсть – так сильно Малврае сжала зубы, чтобы не вторить крику слабого дэва. Сквозь пелену боли, она видела, как плетение прорастает и в него, раскалывая скульптурную гладкость кожи, крепко обвиваясь вокруг покрасневшей от натуги шеи, испещренной дорожками напряженных жил. В руку госпожи прорастала плеть, на шее раба – вечный ошейник. Спустя мгновение все стихло, и плетение истаяло, впиталось, словно прячась под кожей. Мэл ощутила, как вдоль ее виска медленно стекает капля пота.
– Была – дева, теперь – госпожа, – шепнула матушка, сжав обеими руками ее плечи. – Поздравляю, дорогая.
Синеглазый раб смотрел на нее снизу-вверх, щурясь от боли. Этот раздражающе прямой взгляд… Он хочет что-то сказать, внезапно осознала Мэл, всё это время он будто бы хочет что-то ей сказать. Но и в этот раз дэв ограничился только взглядом.
Из залы Малврае вышла опустошенной и в то же время преисполненной. Необходимость сдерживать крик боли отняла у нее силы, однако приобретённая власть пьянила. Теперь она лучше понимала матушку и каждую старшую женщину Юдоли, имеющую в своём распоряжении хотя бы одну живую душу. Она в самом деле может делать с ним всё, что захочет. Клеймо связало их. Теперь дэв полностью зависел от своей госпожи. Если погибнет она, погибнет и он. Если попытается сбежать, сгорит в лиловом пламени гнева Богини. Если попытается навредить хозяйке, его ждет что-то похуже смерти, как и при попытке навредить самому себе. Власть щекотала ей руку, под кожей которой теперь покоилась метка госпожи. Волнение исходило от кончиков пальцев и бежало вверх, к самому сердцу, вводя в почти мистический трепет.
– Госпожа Малврае? – Мэл дернулась в сторону окликнувшего ее голоса, едва удерживая при себе ругательства. Негоже было скандалить в Великом соборе, но как же некстати говоривший отвлек ее от удивительных новых чувств, почти священного благоговения. Обернулась и замерла, пойманная взглядом пятью внимательных глаз.
Келтран.
– Госпожа Малврае, позволите обратиться к вам? Разумеется, с позволения матриарха Алеанурден.
Божественный склонил голову перед ее матушкой. Леди Бризанна улыбнулась:
– Почему бы и нет? – Матриарх подмигнула ей и отошла к экипажу.
Они остались наедине. Малврае задумалась – как ей к нему обращаться? Келтран был мужчиной, и это бесспорно шло ему в минус. При этом он был сыном матриарха Первого Дома, да еще и благословленным Богиней. Исключение из правил. По всему, выходило, что его положение выше положения Мэл. Однако он всё равно низко кланялся ей, не смотрел в глаза и терпеливо молчал, в ожидании ее ответа, как вели себя обычные мужчины, не наделенные ни благословением, ни саном. Что ж, займем нейтральную позицию, решила Мэл и произнесла ни холодно, ни слишком уж тепло:
– Слушаю.
– Полагаю, вам известно, что матери обдумывают возможность нашего с вами… союза.
Малврае не сдержалась и удивлённо посмотрела в сторону экипажа, за дверью которого только что скрылась ее матушка. Значит, уже обдумывают возможность? Она снова взглянула на своего собеседника.
– Наслышана. – Всего раз и вскользь, но что же теперь…
– Союз между нашими семьями усилит Юдоль, вы так не считаете?
– Возможно…
– Для меня было бы честью стать… вашим. Надеюсь, вы тоже сочтете меня достойным.
Он едва заметно улыбнулся, и это первый раз, когда Мэл увидела улыбку на лице Келтрана. Он и правда желает этого? Или просто разыгрывает желание? «Хочет заслать шпиона», – вспомнила Мэл слова матушки.
– Возможно, – снова сказала она, будто бы не знала иных слов.
– Благодарю за то, что уделили мне время, госпожа. Благословенна ночь.
– Благословенна ночь.
Он ушёл, так ни разу и не подняв головы. Мэл вошла в экипаж, где ее ждали скучающая сестрица и матушка с немым вопросом во взгляде.
– Он сказал, что хочет стать моим. И что вы с матриархом Мизорией «обдумывали возможность»… этого.
Леди Бризанна усмехнулась, постучала по крыше экипажа, и тот тронулся в сторону их особняка.
– Не тушуйся, милая. Давай подыграем им. Хочет войти в твой зарождающийся гарем на правах первого возлюбленного? Что ж. Изобрази интерес к его кандидатуре. В конце концов, когда мы свергнем Релинаров, ты и так сможешь забрать его себе.
Иллиам фыркнула, с недовольным видом скрещивая руки на груди.
– Еще один божественный… это уже почти коллекция. Госпожа Малврае.
Мэл усмехнулась.
Завидуй, сестрица. Завидуй громче.
Глава 3. Камень и чувственность
– Я не умею петь, – первое, что сказал Малврае ее новоиспеченный раб.
Дэв сидел на отведенной для него тахте в хозяйской спальне, символически прикованный к кольцу на стене золотой цепью. В ней не было острой нужны, ведь сбежать или навредить своей госпоже раб больше не мог. Всего лишь символ, эстетический атрибут его положения, как плеть – атрибут власти матриарха. С той лишь разницей, что атрибут матриарха все же нередко пускался в дело.
– Тогда какая от тебя польза? – Мэл скрестила руки на груди, возвышаясь над дэвом и всем видом демонстрируя раздражение.
– Я и правда паладин Пастыря. Тебе… вам, должно быть, известно, что мы не просто священники, но и воины.
Голос у него и правда был весьма приятный. Низкий, но не слишком, и в то же время мелодичный. В книгах о поверхности из библиотеки леди Бризанны говорилось, что дэвами наземники называли божественных Пастыря. Эти белокрылые юноши, всегда только юноши, – его благословенные герольды, чьи голоса должны вдохновлять на священную битву. Они звучат громогласно, и «по яркости своей и проницаемости подобны солнечному свету в день самого чистого неба». Малврае никогда не видела неба поверхности, и оттого сравнение это в книге вызвало в ней опасливую дрожь. Словом, трактаты говорили одно, а ее раб совсем иное. Интересно, могут ли дэвы лгать, или за это их карает Пастырь?
– Ты лжёшь мне. В книгах о вас говорят другое.
– Зачем мне лгать? Я знаю, чем это грозит. – Он потёр плечо, под кожей которого пряталась метка раба. Мэл был знаком этот его жест, у нее тоже периодически покалывало в ладони. – Я могу произнести вдохновляющую речь, но едва ли вам это понравится. Для таких, как вы, это может быть довольно… болезненно.
Он обращается к ней уважительно. Это хорошо. Но недостаточно.
– Усвой, – Мэл схватила его за подбородок, – я – твоя госпожа. Не забывай вставлять это слово в свою речь, когда обращаешься ко мне.
– Я научусь. Госпожа.
Малврае довольно хмыкнула, отпуская его лицо. Слушается. Славно. А прямой взгляд… Что ж, это даже может стать его изюминкой.
– Встань, паладин. Хочу тебя рассмотреть.
Дэв поднялся с тахты, звякнув своими игрушечными цепями. Пожалуй, для его тела они и правда были игрушечными… Выше своей госпожи больше, чем на голову, значительно шире в плечах, крепче в ногах и явно сильнее в руках, при том, что Малврае с самого детства, как только научилась ходить и твердо держать в руках меч, неустанно тренировала искусство битвы на парных клинках. Мэл была крупнее и выше практически всех детей Алеанурден, исключая нескольких старших братьев, уже служащих в стане верных под командованием Дуррада. Но этот дэв… Он был поистине гигантом. Возможно, повстречайся ей такой противник в схватке, Мэл даже поостереглась бы бросаться на него первой.
Она протянула руку и коснулась его волос. Мягкие, как у девицы, надо же. Еще эти глаза, сапфирово-синие. Очень редкий цвет для жителей Юдоли, столь редкий, что появляется разве что у полукровок, детей грязного смешения крови тёмных и крови наземцев. Красивый цвет, хоть и цвет врага.
– Назови своё имя, – велела Мэл, опуская руку.
– Алактир. Госпожа.
Алактир… что-то знакомое… могло ли оно встречаться ей в книгах? Едва ли, это хроники древних времен, а дэвы так долго не живут.
– Откуда я могу знать твоё имя?
Дэв замялся, отводя взгляд. Не хотел говорить. Но придется, иначе она заставит. Будто услышав ее мысли, он всё же сказал:
– Это имя древнего героя Калистрии – Священного града Пастыря. Меня назвали в его честь.
– Выходит, прочили тебе славную судьбу пастырьского героя? – Малврае усмехнулась. – А ты угодил в рабство. Какое, должно быть, разочарование для твоих родителей.
Дэв вскинул голову, снова устремив в нее этот свой раздражающе прямой взгляд, но промолчал.
– С кем сношаются людские женщины, чтобы родить дэва? – Мэл взялась за сустав его крыла, попыталась поднять и разогнуть, но оно оказалось слишком тяжёлым. – С птицами?
Дэв отдернулся, отступая на шаг. Теперь он смотрел на нее с опаской, как будто боясь удара. Ударить, возможно, и стоило бы, но пока Мэл решила обойтись словами:
– Ты не отходишь от меня без разрешения. Иначе боль, которую ты испытал при клеймении, покажется тебе лаской.
На бледных скулах прорезались желваки, глаза сузились, впервые выказав злость, но ненадолго. Словно бы проглотив ее, дэв произнес, все еще глядя на госпожу исподлобья:
– Я научусь.
– Научишься. А сейчас – иди за мной. – Она сняла с него цепь и оставила ее висеть на кольце. – Хочу посмотреть, на что ты годен, как воитель.
В зале для тренировок сегодня упражнялся ее младший брат Хестин. Как и всегда, с лучшим мечником Дома Алеанурден – Дуррадом. Юркий маленький Хестин заметил Мэл сразу, как она вошла – парировав выпад наставника, он проскользнул под рукой Дуррада и, оказавшись за его спиной, радостно отсалютовал сестре рапирой.
– Мэл! Ты пришла посмотреть на меня?!
За свой хитрый, но неосторожный, прием Хестин был награжден атакой со спины, которую у него не хватило сноровки отбить, отчего в итоге мальчишка и оказался на полу.
– Ох…
– Щегольство, недостойное воина, – заметил Дуррад, хмурясь.
– Простите, наставник… – виновато проговорил Хестин, поднимаясь и отряхиваясь, а потом охнул, когда из проёма двери, чуть склоняя голову, чтобы не биться ею о потолок, вышел дэв. – Ого…
– Госпожа. – Командир верных поприветствовал Малврае скупым кивком, проследив внимательными глазами за дэвом. – Освободить зал?
– Нет. Хочу, чтобы ты испытал его боем на настоящих клинках. Называет себя воином.
Дуррад снова осмотрел ее раба и сухо констатировал:
– Одежда не подходит.
Мэл обернулась, окинула наряд дэва изучающим взглядом. Да, об этом она не подумала… Амулет да белые шаровары. Она так и не переодела своего питомца, оставив всё то, во что его «упаковал» даритель-наземник. Подвижности такая одежда не помешает, но Дуррад явно боится не этого. Не хочет попортить красивую шкурку.
– Ничего страшного. – Мэл пожала плечами. – Если ты убьешь его, значит он паршивый воин, и поделом.
– Слушаюсь. Клинки?
Малврае требовательно взглянула на дэва, тот хмуро кивнул:
– Да… клинки подойдут.
Дуррад взял со стойки настоящие мечи, одним молча указал дэву в центр зала, а другим Хестину – в сторону. Не сводя заинтересованного взгляда с Алактира, мальчишка шустро припустил к сестре, с разбегу запрыгнув на перила смотровой площадки.
– Гигантская человекоподобная птица! – восхищенно шепнул Хестин. – Можно мне потрогать его крылья?
– Потом, – улыбнулась Мэл, взъерошив его волосы, от природы забавно вьющиеся. – Может быть.
Хестин был ей ближе всех в семье. Непоседливый, но послушный, живой, но не такой раздражающий как Иллиам. Они с Мэл даже внешне были похожи – оба темноволосые, с кожей серо-лилового оттенка. Разве что глаза у Хестина были столь глубоко пурпурные, что почти черные, в отличие от ярко-лиловых глаз Мэл, унаследованных от матери. К слову, почти черные глаза были и у Дуррада, что давало большую почву для слухов о том, что Хестина леди Бризанна родила от командира своих верных. Поговаривали, что она до сих пор ложится с ним в постель, как с самым близким любовником. Обычно такие слухи сильно занимали любопытную Иллиам. Мэл даже подумывала, что сестричка и сама положила глаз на Дуррада, очень уж она любит его общество. На вкус же самой Малврае, командир верных был слишком стар, хотя, как у всякого тёмного, возраст почти не сказывался на нём внешне. Выдавал только взгляд.
– Илли сказала, что он теперь твой, – затараторил Хестин, беспокойно болтая ногами. – Это правда?
– Правда, – рассеянно кивнула Мэл, наблюдая за тем, как Дуррад совершает выпад за выпадом, пока ее дэв предпочитает занимать оборонительную позицию.
– А зачем ему клинки? Для этого же есть верные!
– Раб должен приносить хоть какую-то пользу. Этот, – Мэл указала на дэва, – явно крепкий и сильный. Будет моим личным стражем.
– Но Мэл! – всплеснул руками братишка. – Я ведь для того и учусь, чтобы стать твоим стражем!
Малврае улыбнулась, разглядывая его возмущенную мордашку.
– Ты знаешь, что матушка не даст тебе стать верным.
Хестин мгновенно погрустнел.
– Угу. Проклятый дар…
– Не проклятый! Редкий и ценный. Он возвысит тебя среди прочих мужчин. Если будешь хорошо учиться.
Братишка щелкнул пальцами, создавая на ладони лиловый огонёк, принявший форму ночной орхидеи. Она выглядела как настоящая, со всеми деталями, прожилками, изгибами стебля и рисунком лепестков, но, когда мальчик коснулся цветка другой рукой, мираж рассеялся.
– Ну вот… никак не могу воссоздать… плотность.
– То, что ты делаешь – уже больше того, что могу я.
Хестин просиял.
– Выхо-о-одит, – протянул он не без лукавства в голосе, – я в чем-то опережаю тебя?
Мэл поморщилась.
– Не будь как Иллиам.
– Ладно. Извини. Смотри! Конец птичке!
Малврае обернулась, но было уже поздно. Самого приема она не увидела, только брызги крови на голой груди Алактира, клинок Дуррада прямо у его горла, заслоняющий, вероятно, страшную рану…
– Достойно, – сухо констатировал наставник, опуская меч и демонстрируя неглубокий порез вдоль ключиц дэва. – Лучше многих. Но знай, в настоящей схватке этот удар вскрыл бы тебе глотку.
Высокая похвала от лучшего мечника Дома! Не хотелось признавать это, но Мэл была восхищена и даже немного взбудоражена. Стоит тоже как-нибудь сойтись с дэвом на клинках, ощутить то, что ощутил Дуррад, испытывая его. И победить. Конечно же, победить.
– Хороший воин, – продолжил командир верных, когда Мэл подошла к ним, а следом вприпрыжку и Хестин. – Но тело нужно поддерживать. – Дуррад похлопал дэва по плечу и икрам, указывая на требующие внимания мышцы. – Если госпожа хочет сделать из него воина, а не постельного мальчика, нужно постоянно тренироваться.
– А что хочет сам пернатый герой? – Мэл усмехнулась, уперев руки в бока. – Постельный мальчик или воин?
Раб нахмурился, переводя взгляд с Мэл на Дуррада и обратно.
– У этого вопроса нет правильного ответа, верно? Госпожа.
Смышленый.
– Верно. Потому что решать буду всегда я.
– Мэл! – воскликнул мальчишка за ее спиной. Малврае обернулась, выражая взглядом неудовольствие его вмешательством. Хестин виновато сгорбился. – Прошу прощения, госпожа. Могу ли я потрогать вашего раба?