– Понятно. Значит, вы думаете, он знает сердечные тайны своего друга?
– А как же! Если они так близки… Наверняка в курсе, с какими женщинами бывал Ветров, какие у него случались неприятности из-за них.
– Что ж, возможно, – согласился следователь. – Попробую поговорить с Турковым. Но захочет ли он посвящать нас в секреты Бориса?
Капитан пожал плечами:
– Попытаться все же стоит…
Гольст встретился с Турковым в студенческом общежитии. Это был высокий, слегка сутулый молодой человек со светло-голубыми глазами, которые он все время щурил, глядя на собеседника, видимо по причине близорукости, но очков при следователе не надевал.
Сначала Владимир Георгиевич спросил его, как давно он знает Бориса Ветрова, что их сблизило. Выяснилось, что до института они знакомы не были, дружба их возникла на втором курсе, когда оба записались в студенческое научное общество.
– Борис – это голова! – не скрывал своего восхищения Турков. – Его ждет большое будущее.
– Почему вы так считаете? – спросил Гольст.
– Мы, простые смертные, что называется, грызем гранит науки. А он все схватывает на лету.
– Круглый отличник?
– Круглыми отличниками бывают только зубрилы, – ответил Олег, – которые берут, извините, седалищем. А Борис – вот этим. – Турков постучал себя кулаком по лбу. – Да если бы он захотел иметь одни пятерки, это ему ничего не стоило бы. У нас многие закончили институт с «красными дипломами». Вон сколько портретов висит в вестибюле. А кто из них стал знаменитым? – патетически спросил Олег и сам же ответил: – Что-то ни о ком не слышно… А о Борисе еще узнают, даю голову на отсечение. – Он вдруг замолчал и долго смотрел на Гольста прищуренными глазами. – Не верите? Думаете, преувеличиваю?
– Почему же, – спокойно сказал следователь. – Все может быть. Что, Борис мечтает стать большим ученым?
– Он имеет на то все основания, – безапелляционно произнес Турков. – Уверен, так оно и будет! Борис никогда не смирится с прозябанием где-нибудь в поликлинике или заштатной больнице. Планы у него – ого-го! Правда… – Олег вздохнул, – не все понимают, какого это полета человек.
– Кто именно не понимает? – осторожно спросил Гольст.
– Да хотя бы в деканате… Это надо же было додуматься: Ветрова, представляете, Ветрова посылать на практику куда-то к черту на кулички! Да его надо в научный институт!
– Насколько я знаю, его оставили практиковаться в области, – заметил следователь.
– Это потому, что у него в семье несчастье. А то заслали бы точно. Ладно, он еще докажет.
– Что?
– Какой у него талантище.
– По-моему, талант может проявиться везде, – сказал Гольст. – Это не зависит от того, где работает человек – в обычной поликлинике или же в самом лучшем научно-исследовательском институте.
– Конечно, – вяло согласился Турков. – Для таких людей, как Ветров, не имеет значения место прохождения практики или работы после распределения. Борис добьется своего при любых условиях. Он ни перед чем не остановится. Но зачем создавать лишние трудности? Для чего гению растрачивать свой ум и энергию на пустяки?
«Вот тебе и „тень Ветрова“! – подумал Гольст. – Интересно, он высказывает свои мысли или же мысли самого Ветрова?»
А Олег продолжал:
– Обидно видеть, какие люди окружают Бориса, как ведут себя…
– Что вы имеете в виду? – спросил следователь.
– В каком он положении сейчас! Такое горе навалилось… Как он только держится, не представляю. А тут родственнички…
– Какие?
– Обыкновенные. Дяди, тети… Пользуясь случаем, тащат из дома вещи родителей и Бориса, даже заявляют права на дачу…
– Это говорил вам сам Ветров?
– Да нет, я видел. Одна тетя унесла шубу Надежды Федоровны, другая – туфли Александра Карповича, третья – фарфоровую вазу… А ведь Борису очень трудно материально. На стипендию далеко не уедешь. Да еще молодая жена… Иной раз не хватает на еду. Борис вынужден сдавать вещи в комиссионку.
– Свои?
– Да нет. Кое-что из уцелевшей одежды родителей. Я сам ему помогал.
– А что вы можете сказать о жене Бориса?
– Об Оле? Как жена – хорошая. Любит Бориса. Но… – Он замялся.
– Что «но»?
– Понимаете, как бы вам объяснить… Между нами, конечно… Честно говоря, я был удивлен, когда Борис на ней женился. Мне кажется, она ему не пара.
– В каком смысле?
– Не понимает, какой человек с ней рядом. Не тот у нее уровень… Возможно, Борис женился на ней с отчаяния. Просто, когда случилось горе, она оказалась рядом, а ему надо было на кого-то опереться… Боюсь, он разочаруется. И скоро.
– Есть признаки?
Турков несколько смешался и, внимательно разглядывая свои руки, ответил:
– Мне так кажется, – но тут же спохватился: – Это, разумеется, мои личные ощущения. В любом случае, будут они жить вместе или нет, Ольге надо поставить памятник при жизни лишь за то, что в самое тяжелое время она была с ним.
– А до Каменевой у Ветрова были девушки?
– Конечно, были. И какие! – воскликнул Турков. – Взять хотя бы Алису Макарову… Вам эта фамилия ничего не говорит?
– Нет, а что?
– Как же, Макаров – известный врач в Москве, член-корреспондент Академии медицинских наук.
– К сожалению, не слышал… Скажите, между Макаровой и Ветровым были серьезные отношения?
– Чуть не поженились. Это было летом. Борис ездил в Москву. Думали, вернется с невестой, то есть с Алисой. Или останется в столице. Но что там произошло, я до сих пор не знаю… Из Москвы он приехал один в середине августа. А вскоре пропала его сестра. А еще через десять дней, как вы знаете, – страшная гибель родителей…
Турков замолчал.
Гольст поинтересовался насчет других девушек, которыми увлекался Ветров. Турков назвал дочь заведующего кафедрой в их институте. На ней Борис тоже как будто хотел жениться, но быстро охладел. Как понял Гольст, видимо, потому, что появилась Алиса Макарова.
Что же касается женщин, относительно которых Ветров не имел серьезных намерений, но с которыми проводил веселые ночи на даче в Быстрице и в городской квартире (разумеется, в отсутствие родителей), о них Турков ничего сказать не мог. Или действительно не знал эту сторону жизни своего друга, или не хотел его компрометировать. Во всяком случае, Олег уверял, что не принимал участия в похождениях Бориса.
Закончив допрос, Гольст предупредил Туркова, чтобы содержание состоявшегося между ними разговора не разглашалось. Олег твердо пообещал молчать.
– Вполне возможно, что Турков действительно не в курсе амурных похождений Ветрова, – сказал капитан Самойлов, обсуждая с Гольстом допрос Олега. – Бывает… Борис держит его возле себя, так сказать, для души. Чтобы тот пел ему дифирамбы. А с женщинами он развлекается на пару с Полонским. Этот более подходит для такой роли.
– Возможно, – согласился следователь. – Вы узнали что-нибудь относительно Виктора Зубова, брата Марины?
– Узнал, Владимир Георгиевич. У него алиби. С пятнадцатого августа по восьмое сентября он был в доме отдыха под Одессой.
– Может, попросил отомстить за сестру кого-нибудь из дружков?
– Таких дружков у Зубова нет. Он не водится с сомнительными типами.
– Ну что ж, эта версия отпадает. Посмотрим, что даст встреча с Изольдой Романовой. Пока все не могу с ней встретиться: болеет. – Гольст заметил, что капитан слушает его рассеянно, и поинтересовался: – Вы еще что-то хотите сообщить?
– Думаю… Странно получается. Турков говорит, что Ветров бедствует, на еду не хватает. А Бориса в последнее время несколько раз видели в ресторане «Метрополь». В частности, позавчера. А ведь это один из самых дорогих ресторанов в городе.
– Да? – удивился следователь. – Может, его приглашают?
– Не его, а он. Сорит деньгами, словно купец. Заказывает икру, коньяк, шампанское…
– Откуда же у него деньги?
– Насчет комиссионки Турков сказал не всю правду. Борис перетаскал туда не кое-что, а всю одежду, которая осталась от родителей, вплоть до нижнего белья. Более того, продал весь хрусталь, ковры и даже кое-что из мебели.
– Кутит в «Метрополе» с женой? – спросил Гольст.
– Нет, она сидит дома. Он бывает там в основном с преподавателями из своего института. В частности, с неким Кирсановым. Это, говорят, правая рука ректора.
– Ну и порядки в их институте! – покачал головой следователь. – Пить в ресторане со студентами! Борис ничего, как известно, не делает просто так. Но они…
– Да, – кивнул капитан. – Ветров явно чего-то хочет.
– Это самое «что-то» разгадать, по-моему, нетрудно. На носу распределение. Метит попасть в аспирантуру или же получить теплое местечко в городе.
– Точно, – подхватил Самойлов. – И еще, Владимир Георгиевич. Ветров нанял адвоката, чтобы тот помог ему получить в сберкассе вклад, положенный родителями на имя Ларисы.
– Любопытно… Но как же так? Жива сестра или нет, неизвестно, а он уже тянется к ее денежкам. Сумма большая?
– Тысяча рублей. Но и это не все. После смерти родителей Борис подал заявление о признании его наследником их имущества, в частности, дачи.
Как вы знаете, положенный законом срок для установления наследников – шесть месяцев – еще не прошел. А тут поступает еще одно заявление на право наследования – от матери Надежды Федоровны.
– То есть родной бабушки Бориса, – уточнил Гольст.
– В том-то и дело, что не родной, – сказал капитан. – У Надежды Федоровны, так сказать, мачеха. Более того, с отцом Надежды Федоровны их брак не зарегистрирован. Но фактически она воспитывала ее с двенадцати лет. И Борис это знает. Как только он проведал, что бабка претендует на часть дачи, тут же подал заявление в суд, чтобы ее претензии были признаны незаконными.
Та, в свою очередь, тоже обратилась в суд, требуя признать ее законной наследницей. Не знаю, сама надумала или кто-то посоветовал… Словом, заварилась каша. Чем все кончится, неясно.
– В суде разберутся, – задумчиво произнес Гольст. – Выходит, Борис был уверен, что завладеет дачей один?
– Во всяком случае, очень бы хотел. Хватка у него, как у родителей. Не желает выпустить из рук ни копейки. Уже имеет покупателя на дачу. Деловой!
– Не по годам, – заметил следователь. – Знаете, о чем я вас попрошу? Если можно, разузнайте, почему расстроилась женитьба Бориса на Алисе Макаровой.
– Это которая дочка московского врача-светила?
– Совершенно верно, – кивнул Гольст. – Выясните, какая кошка между ними пробежала.
– Можно, – сказал Самойлов. – Но отсюда выяснять трудно. Вернее, не так быстро…
– Съездите в Москву, – предложил Гольст.
– Это очень важно? – на всякий случай полюбопытствовал инспектор.
– Как знать, – улыбнулся Гольст. – Смотря какие сведения вы привезете оттуда.
И они стали обсуждать, что именно должен был выяснить капитан Самойлов у несостоявшейся невесты Бориса Ветрова.
Вернулись из Кисловодска Цыплаковы, те самые, чья дача находилась рядом с ветровской. В роковую ночь на первое сентября они не спали, дежуря у постели больного человека. Их показания о времени, прошедшем между двумя выстрелами, имели исключительно важное значение.
Правда, другие соседи, Бобринские, уже назвали интервал – 3–4 секунды.
Однако Бобринские были разбужены выстрелами. А, как известно, разбуженный человек находится в заторможенном состоянии и не сразу может разобраться в происходящем.
И вот Цыплаковы на допросе категорически заявили: выстрелы со стороны дачи Ветровых прозвучали один за другим с интервалом не более чем 3–5 секунд. Показания соседей совпали.
Сомнительно, чтобы Александр Карпович за эти секунды выстрелил в жену, успел обойти кровать, лечь, накрыться одеялом, перекинуть через приклад веревку, привязанную к спусковому крючку, и убить себя. Был проведен следственный эксперимент, чтобы выяснить, возможно ли такое. Он показал, что нет. Для всех этих операций пяти секунд было явно недостаточно.
Продолжая изучать фотографии с места происшествия, Гольст обратил внимание на еще одно важное обстоятельство. Как следовало из первого заключения судмедэкспертов, во время выстрела в А.К. Ветрова срез дульной части ружья находился от его головы на расстоянии 4–6 сантиметров. Следовательно, если бы он стрелял в себя сам, то одной рукой держал бы ружье за дульную часть ствола, причем у самого среза. Попали бы в этом случае брызги крови на руку? Остались бы следы пороховой копоти? На фотографиях ни того, ни другого видно не было. В протоколе осмотра места происшествия эти детали тоже не были зафиксированы.
Чтобы внести ясность в этот вопрос, Гольст вынес постановление о назначении повторной судебно-медицинской экспертизы (для этого требовалось эксгумировать труп А.К. Ветрова), которую поручили группе авторитетных специалистов.
Тем временем Владимир Георгиевич получил наконец возможность встретиться с еще одной свидетельницей, Изольдой Романовой, и допросить ее.
Девушка выглядела неважно после только что перенесенного воспаления легких. Когда Гольст сказал, что хочет поговорить с ней о Борисе Ветрове, на ее бледных худых щеках выступил лихорадочный румянец.
– А при чем здесь я? – волнуясь, спросила она.
– Вы близко знали его? – в свою очередь задал вопрос следователь.
– Близко? – почти с испугом переспросила Изольда. – Нет… Впрочем… Ну, встречались с ним. Два или три раза. В компании.
– Где именно?
– Ну… У одного моего знакомого… Дома…
Она не знала, куда девать руки.
– Не надо так волноваться, – успокоил девушку Гольст. – Постарайтесь вспомнить, когда это было, кто еще присутствовал при этом.
– Хорошо, – тихо произнесла девушка. – Это было… в декабре прошлого года… Да, в декабре. Я тогда встречалась с другом Бориса Ветрова.
– Фамилия друга?
– Полонский. Его тоже Борисом зовут. Мы слушали музыку, танцевали. Ветров был со своей девушкой, Леной. Фамилию не знаю. Вскоре у нас с Полонским произошел разрыв, поэтому с Ветровым я больше не виделась. Вот и все…
– Все? – повторил следователь, внимательно глядя на девушку.
Она опустила глаза и не ответила.
– А у нас есть сведения, что в январе этого года вы имели с Борисом Ветровым какие-то отношения. Так?
– Нет! – воскликнула девушка. – Нет! Не могла же я с ближайшим другом Полонского…
Она замолчала, нервно хрустя пальцами.
– Я прошу вас рассказать всю правду, – мягко сказал Гольст. – Это очень важно. Весной у вас были неприятности, верно?
Изольда молча кивнула.
– Вам было очень плохо, – продолжал следователь. – Даже жить не хотелось…
Девушка тяжело вздохнула.
– Ветров имел отношение к этому?
– Не Ветров. Полонский, – с трудом выдавила из себя Изольда и добавила: – Впрочем, Ветров тоже.
– Так в чем же дело? Я понимаю, вам трудно говорить. Это, вероятно, очень личное… Но, поверьте, я спрашиваю об этом только по долгу службы.
– Хорошо. Я скажу… – Девушка некоторое время молчала, прерывисто дыша. – Скажу… Полонский обещал жениться на мне… В общем, я забеременела от него. И тут выяснилось, что он и не собирается жениться. Я узнала, что он со многими поступал так. Уверял, что женится, а потом бросал… Кстати, Ветров не лучше. Правда, у него другой способ…
– Способ чего? – не понял Гольст.
– Чтобы переспать с кем-нибудь… Полонский как-то проболтался. Ветров обычно подсыпал в вино снотворное.
«Так, наверное, произошло и с Мариной», – подумал следователь, вспомнив показания Зубовой.
– И многих девушек соблазнил Ветров? – спросил он.
– Не знаю.
– Ладно, продолжайте, пожалуйста, о себе.
– Я поняла, что с Полонским у нас все кончено. Но как быть с беременностью? Если это дойдет до моих родителей, я не знаю, что они сделают со мной и с Полонским. – В голосе Изольды послышались слезы. – Я вас очень прошу…
– Успокойтесь, пожалуйста. От нас никто ничего не узнает.
– Ну, я встретилась с Полонским, попросила его помочь мне избавиться от ребенка. Ведь он будущий медик. Он пообещал что-нибудь придумать. А через несколько дней позвонил мне и сказал, что договорился с Борисом Ветровым, который сделает все, что нужно. – Изольда замолчала. Из глаз ее закапали крупные слезы. Она вытерла их ладошкой и продолжала: – Мы с Ветровым поехали к нему на дачу. Там никого не было… Борис сказал: «Я сделаю тебе три укола, но при одном условии… После каждого укола…» Ну, чтобы я легла с ним… Я была в таком отчаянии… Короче, согласилась… А Ветров обманул меня. Уколы не помогли. Я уверена, что он вводил дистиллированную воду, а не лекарство. Позже все равно пришлось обращаться в больницу. С трудом уговорила сделать аборт: времени-то сколько прошло… Сама, дура, виновата! – вдруг с иронией сказала девушка. – Надо было думать, с кем имеешь дело! Вы даже не представляете, как я зла на Ветрова. Низкий, грязный подлец! Ничего, ему это аукнулось! – уже со злорадством закончила Романова. И спохватилась: – Вы не подумайте, что я о несчастье в его семье. Не дай бог! Я о жене…
– Ольге Каменевой?
– Ну да. Ветров думал, что женится на дочке проректора института Петрякова. Дудки! Ольга никакого отношения к Петрякову не имеет!
– Погодите, я вас не очень понимаю, – сказал следователь. – Объясните, пожалуйста, подробнее.
– Ну, поговаривали, что Ольга Каменева – незаконная дочь Петрякова. И якобы он очень любит ее, опекает, помогает деньгами и прочее… А Борис Ветров ради карьеры готов пойти на что угодно. Еще бы! Отхватить дочку такого человека! Ветряков очень влиятельный в институте и вообще в медицинских кругах… Выходит, Ветров остался с носом!
«Вот оно в чем дело, – подумал Владимир Георгиевич, вспоминая, как они гадали, почему из всех невест Ветров остановил свой выбор на Ольге. – Но, может, Романова просто хочет очернить Бориса? Из чувства мести?»
– Простите, – сказал он, – а откуда вам это известно?
– Так все знают! Знакомые, друзья Ветрова. Спросите у кого хотите, подтвердят, – заявила девушка.
– Кто конкретно?
– Да хотя бы Полонский. Я видела его месяца полтора назад. Поинтересовалась, как там Борис. Ну, он и рассказал мне… Можете узнать у него.
Гольст и сам хотел встретиться с Полонским: как-никак один из ближайших друзей Ветрова. Но тот находился на практике в другом городе.
– По-моему, это несерьезно, – заметил следователь Ворожищев, когда Владимир Георгиевич ознакомил его с показаниями Изольды Романовой. – Жениться на девушке только потому, что она, по слухам, внебрачная дочь проректора…
– Принимая во внимание принципы Ветрова… – начал было Владимир Георгиевич.
– То, что Ветров готов из чего угодно извлечь выгоду, – да! – перебил его Сергей Михайлович. – Но не такой он человек, чтобы поступать опрометчиво. Обязательно разузнал бы, убедился, действительно ли будущая жена – дочь Петрякова. Хоть и молод еще, но расчетлив.
– Да, в этом Ветрову отказать нельзя, – согласился Гольст.
– Сдается, Владимир Георгиевич, тут кроется что-то другое… Может, ему удобно иметь такую супругу? Все разрешает, на все согласна. Пусть муж гуляет по ресторанам, пусть даже ходит на сторону, лишь бы был с ней. Встречаются ведь такие?
– Встречаются, конечно. И все же отношение Ветрова к Ольге Каменевой для меня окончательно не ясно, – заключил Гольст.
…Вернувшись из Москвы, инспектор Самойлов сразу же встретился с Владимиром Георгиевичем.
– В столице я, можно сказать, попал прямо с корабля на бал, – докладывал следователю капитан.
– В каком смысле? – заинтересовался Гольст.
– Ну, прибыл по нужному адресу. Неподалеку от Калининского проспекта на Арбате. Подхожу к подъезду, а тут как раз выходят из дома невеста с женихом и садятся в «чайку», увитую лентами. Народу – масса. Еле разместились по такси и поехали. Целый кортеж…
Я не очень-то внимательно рассматривал всю эту кутерьму, так, мельком. Поднялся на второй этаж, позвонил. Открыла старушка. Спрашиваю: Алиса Макарова дома? А она мне: только что в ЗАГС отправилась. Вот думаю, незадача! У человека такое событие, а я с расспросами. И о ком? О бывшем женихе…
– Да, действительно положение щекотливое, – улыбнулся Владимир Георгиевич.
– Но, – развел руками Самойлов, – работа есть работа… Прихожу на следующий день. Открывает мужчина, спортивный такой, в джинсах, водолазке. Оказался сам Макаров, член-корреспондент. Вежливый, попросил войти в дом. Ну, я представился и деликатненько поинтересовался: можно, мол, побеседовать с его дочерью? Но оказалось, что дочка вчера после банкета сразу в аэропорт – и в свадебное путешествие. На целый месяц. Растерялся я, конечно. Не лететь же к морю? А с заданием как быть? Беседовать о Ветрове с папашей? А вдруг у Бориса с Алисой были тайные отношения? Положеньице, не правда ли?
– Затруднительное, – кивнул с усмешкой Гольст.
– Короче, решил-таки я заговорить о Борисе, – продолжал капитан. – Макаров, как только услышал его фамилию, нахмурился. Говорит: этот ваш Ветров еще тот деляга. Откуда только берутся такие? Слово за слово, и вот что выяснилось. Борис приезжал летом в Москву, официально просил руки Алисы, но… Поставил кое-какие условия!
– Интересно, интересно, – все больше зажигался следователь.
– Во-первых, – капитан начал загибать пальцы на руке, – будущий тесть должен устроить Ветрова после окончания института в ординатуру в Москве. Во-вторых, отдельная квартира для молодых. В-третьих, подарить автомобиль. Борис не прочь иметь «Волгу», но согласен и на «жигули» последней модели. Губа не дура, а?
– Весьма… Но неужели Ветров прямо так все и выложил? – удивился следователь.
– Разумеется, не прямо в лоб, а намеками. Но вполне понятными. Что совершенно возмутило член-корреспондента, так это разглагольствования Ветрова насчет того, что сейчас девушке трудно выйти замуж, особенно если внешность не яркая…
– А как она? – поинтересовался Гольст.
– Алиса? – Инспектор подумал, вспоминая. – Высокая, худая. Бесцветная какая-то. Впрочем, смотря на чей вкус…
– И все же странно, – заметил Владимир Георгиевич. – Вести себя подобным образом с отцом…
– Насколько я понял, мамаша, то есть жена ученого, поддерживала Бориса. Наверное, обворожил ее чем-то. Очень хотела его в зятья. И Алиса была сильно влюблена… Скажем прямо, Ветров может вскружить голову…
– Так почему же их женитьба расстроилась? – спросил Гольст.
– Отец уперся, Макаров. Сказал, что сразу раскусил Бориса. Не дочка ему нужна, а папаша. Вернее, его положение. А он мужик, видать, крутой. Ну и дал Ветрову от ворот поворот. По словам Макарова, Борис, когда уехал, тут же отписал большое покаянное письмо. Мол, что его не так поняли, что любит Алису без памяти и согласен жить с ней хоть в шалаше…
– Письмо сохранилось? – поинтересовался Гольст.
– К сожалению, нет.
– Если, как вы говорите, Алиса была сильно влюблена в Ветрова, почему же так скоропалительно вышла замуж за другого? – спросил следователь.
– Кто знает, – развел руками Самойлов. – Говорят, иногда клин клином вышибают.
– Кто муж?
– Инженер. Старше Алисы на пять лет. Да, – вспомнил капитан, – когда Борис был в Москве, то каждый день заявлялся к Макаровым с цветами. Лучший букет – матери. – Заметив усмешку Гольста, спросил: – Вы что, Владимир Георгиевич?
– Ну и хлюст! Знает, кого надо обхаживать. Между прочим, здесь мы тоже кое-что интересное узнали. Помните, вы раздобыли сведения, что Ветрова несколько раз видели в «Метрополе» с преподавателем института Кирсановым?
– Помню, конечно.
– Так вот, от старшего Ветрова остались золотые часы. Борис сделал на их крышке дарственную надпись и попросил Кирсанова передать подарок ректору института.
– Не теряется парень! – воскликнул капитан. – Кирсанов-то с ректором, как говорится, вась-вась.
– Вот именно.
– Ну и как? Принял ректор подарочек?
– Насколько нам известно, часы пока у Кирсанова. На днях пятидесятилетие ректора. Возможно, тогда и презентует.
То, что предполагали Гольст и его коллеги по расследованию дела Ветровых, подтвердилось и выводами экспертов.
Заключение посмертной судебно-психиатрической экспертизы Ветрова-старшего было категорическим. Александр Карпович никогда не страдал психическим заболеванием.
Сказали свое слово и члены комиссий, проводивших судебно-медицинскую и баллистическую экспертизы.
Вот к каким выводам они пришли.
Во-первых, если бы А.К. Ветров стрелял в себя сам, то на руке, которой он держал дульную часть стволов ружья, обязательно должны были остаться следы пороховой копоти и брызги крови.
Но ни крови, ни копоти не было видно на фотографиях, не было зафиксировано в протоколе осмотра места происшествия и не было обнаружено на кожных покровах трупа при эксгумации.
Во-вторых, ранение Александру Карповичу было нанесено в левую скуловую область. Эксперты отметили, что при таком направлении выстрела Ветрову было бы крайне неудобно стрелять в себя и после выстрела он обязательно принял бы другое положение в кровати.