– Друзья мои, вы не против, если я буду без церемоний, – обратился Вачовски к своим собеседникам, а затем пояснил в камеру, что они с Гордоном давно и близко знакомы.
Хозяин слегка кивнул.
– Отлично! Тогда начнём с того, что поговорим о вас с прекрасной леди Лоуренс. Как так получилось, что вам захотелось провести время в трансе?
Хозяйка с господином быстро переглянулись, её ресницы слегка дрогнули, и лорд спокойно ответил:
– Ты же знаешь, Ланс, что мы оба всегда отличались стремлением к новизне, к чему-то неведомому и захватывающему. Наверное, поэтому, – он расслабился и ослепительно широко улыбнулся.
Его крупное гладко выбритое лицо озарилось и стало ещё приятнее и светлей. Глаза златокудрой красавицы стали насыщенно голубого оттенка и засияли восхищением, чего не упустил ведущий оператор и взял крупный план.
– Что вы знали об этих опытах до встречи друг с другом? Почему именно транс, летаргия, сон? Что в этом такого? – расходился Вачовски, взяв тарталетку и бесцеремонно отправив в рот хрустящую корзиночку с красной икрой (звукооператору, должно быть, пришлось мгновенно поколдовать над идущим в эфир сигналом, чтобы зрители не слышали, как прославленный постановщик жуёт).
– Сон – это всегда что-то особенное. Тем более, если это похоже на путешествие в неведомый новый мир, – откликнулась леди Лоуренс, опустив глаза и затем умоляюще переведя взгляд на мужа.
Ей было неприятно смотреть, как их непричёсанный визави уплетает угощение, рассыпая мелкие крошечки по белоснежной фамильной скатерти. Никто из Лоуренсов никогда не был ханжой, но в поместье все прекрасно помнили, как этот самый университетский приятель господина на их свадьбе умудрился перепачкаться так, что пришлось в спешке искать этому бедолаге новый костюм. Похоже, за эти годы ничто не изменилось в его привычках и манерах. Да какие там манеры… Желая намекнуть ему о том, что руки можно вытирать и не о края скатерти, хозяйка поместья лёгким небрежным, едва уловимым движением взяла со стола салфетку и привычно положила её себе на колени, посмотрев прямо в глаза этому невеже и выскочке. Но тот, словно и не желал замечать тонкости этикета.
– На самом деле, всё просто, – начал сэр Лоуренс, поправив галстук и положив руку на подлокотник кресла.
Он сел поудобнее и, глядя на жену, продолжал:
– Мы оба интересовались возможностями осознанных сновидений ещё в юности, но попробовать на практике смогли только, когда встретились и поженились. Однажды у нас получилось весь сон, правда, довольно непродолжительный, гулять, держась за руки в диковинном саду с гигантскими растениями и разговаривать так, будто мы и не спим вовсе, а просто прогуливаемся у себя в парке. Но это точно был сон. У нас был маркер, который показывал нам, что мы спим.
– Интересно, интересно, – подхватил киношник. – Продолжай. Какой маркер? Что-то вроде волчка, как в фильме «Начало»?
– Извини, дружище, я не видел такого фильма…
– Точно, это было уже после того, как вы… – спохватился Вачовски. – Ладно, продолжай.
– Во-первых, мы настроили будильник, чтобы проснуться от звонка. А чтобы понять, что мы спим, Лора, – он запнулся, – извините, леди Лоуренс взяла в руку брошь.
Госпожа протянула левую руку над столом – на маленькой розоватой ладони красовалась букашка с золотистым брюшком и лапками, покрытая сверху красной эмалью, у неё была чёрная головка и крапинки на спинке.
Божья коровка. Крупный план. Многомиллионная аудитория у экранов зашлась умилительными стонами восхищения и восторга: «Какая прелесть…».
– Когда мы гуляли там, во сне, мы отметили, что брошь была прикреплена к платью супруги, но уже через мгновение её не стало. И, вообще, всё вокруг нас менялось довольно быстро, как будто мир был гуттаперчевым и крайне нестабильным. После резкого звонка мы проснулись. Брошка, по-прежнему, была зажата в руке леди Лоуренс. И мы оба помнили наш диалог слово в слово и все детали сна – будто мы просто переместились куда-то вместе и увидели, и услышали, и пережили равно одинаковые события.
– И после этих опытов вы решили попробовать нечто большее, верно? – лукаво поглядывая в камеру, подгонял Вачовски.
– Да.
– А как вы входили в это состояние? С помощью медитации?
– Совершенно верно. Особую медитативную практику, я обнаружил, занимаясь переводом древнего языка ниллитов на пергаментных свитках, которые мой отец привёз из Великого Похода.
– Почему ты не обнародовал своё открытие, если тебе удалось расшифровать эти свитки? Это же похоже на утаивание ценной информации от человечества, тебе не кажется?
– Я передал переводы в Королевский музей истории и археологии сразу же, как мне удалось найти основные ключи к пониманию. Но, к сожалению, я разобрал не более одной трети текста, остальными исследованиями заняты специалисты. Очевидно, работа настолько трудоёмкая, что до сих пор нет новых сведений.
– Тогда каким же образом вам удалось открыть для себя это новое состояние? – не понимал режиссёр.
Сэр Лоуренс с гордостью взглянул на жену и пояснил:
– Вот тут мне и помогла необычайная интуиция леди Лоуренс. Она смогла довести ритуал до полного совершенства, что и дало нам шанс испробовать нечто невероятное.
– Отлично, – режиссёр потёр руки и продолжил тему по намеченному плану. – Так, теперь мы попросим прокомментировать семейного доктора состояние мистера и миссис Лоуренс. Всем телезрителям, наверняка, интересно, не повлиял ли этот необычайно долгий сон на ваше общее здоровье, простите господа, но и на психику тоже.
К лоснящемуся и сияющему ведущему в студии присоединился семейный врач четы Лоуренс, доктор Адамс.
– Что скажете, доктор, – пропищал ведущий, по обыкновению кривляясь. – Как себя чувствуют Ваши пациенты? Насколько мы можем судить по хроникам двадцатилетней давности, они совершенно не изменились внешне. И это ли не восхитительно! – шоу-попугай захлопал в ладоши, как дитя.
Строгий морщинистый человечек в маленьких круглых очках и старомодном коричневом костюме потёр суховатые руки с сильно выделяющимися тёмными венами и хрипловатым голосом отметил, что господа чувствуют себя вполне здоровыми, и на их физическое и психическое состояние сей феномен не повлиял отрицательно. Если не сказать вернее, – он омолодим их и укрепил иммунитет. Все показатели даже более чем в норме. При таком здоровье чета Лоуренс могла бы спокойно отправиться на рандеву в космос.
Эфир моментально заполнил крупный план того, как господа за столом многозначительно переглянулись.
Доктор Адамс с самого первого дня транса следил за состоянием своих доверителей. Он, пара островитян и семейство Эбботт, служившее в поместье Золотая Орхидея с незапамятных времён, – вот список тех немногих посвящённых, кто знали о том, что чета Лоуренс не «путешествует по миру», а спит чуть ли не летаргическим сном на необитаемом острове в океане.
Киношник не на шутку подготовился к интервью. Для фильма потребуется научно обоснованный материал, пояснял он перед эфиром, поэтому в качестве консультантов он пригласил учёных, которые проявили живейший интерес к «феномену Лоуренс» и могли дать страстно охочему до всяких сенсаций режиссёру какие-то зацепки по научно-фантастической канве будущего блокбастера. Поэтому-то на прямом включении со студией были специалисты по нейрологии и физиологии мозга доктор Барнем и профессор Эдельман из Королевского университета мозга и сознания, а также популяризатор науки доктор физико-математических наук профессор Минковский.
Доктор Барнем, тучный, улыбчивый, со смешинками в уголках глаз сидел у себя в рабочем кабинете, откинувшись на спинку стула и сложив руки на большом выпуклом животе, обтянутом местами потёртым вязаным свитером. Рядом с ним за столом расположился тощий и бледный профессор Эдельман, всё время сильно раздувавший ноздри. Он постоянно поправлял сползающие с носа громоздкие очки, одёргивал рукава рубашки и откашливался, чем сильно раздражал звукорежиссёра в импровизированной операторской, которой служило помещение за большим банкетным залом в поместье.
Профессор Минковский сидел спокойно, скрестив руки на плотной груди в окружении книг в университетской библиотеке. Его круглое лицо с выцветшей рыжеватой бородкой, окаймлявшей выпуклые щёки и подбородок, выражало уверенность и интерес. На нём была белая рубашка и элегантный тёмно-синий вельветовый костюм. Когда он надел очки, чтобы взглянуть в записи лежащего перед ним листа бумаги, очевидно, со сценарием беседы, он стал невероятно похож на знаменитого композитора и музыканта сэра Джона, магистра Голубой Подвязки. Его манеры и жесты были так похожи, что создали весьма колоритную картинку на экране, и всё это не могло не привлечь дополнительное внимание публики.
Вачовски следил за всеми поступающими в эфир кадрами на специальном планшете. Он остался доволен картинкой и пошёл в атаку.
– Леди Лоуренс, а это правда, что вы с Гордоном прожили тысячу жизней во время транса?
Златовласка в этот момент рассматривала свою любимую крохотную брошь и от неожиданно обращённого лично к ней вопроса слегка вздрогнула. Но тут же собралась с мыслями и спокойно ответила:
– Не совсем так, Ланс. Видите ли, мы ощутили себя, словно живущими в каких-то иных мирах и, таким образом, будто прожили некоторое время другими людьми. Но это была не тысяча жизней, как пишут везде, а всего лишь семь. И я не целиком всю жизнь другого человека проживала, а лишь на некоторые эпизоды моё сознание переносилось в другую личность, если можно так выразиться. И мой супруг так же, – она взглянула на мужа, и тот одобрительно кивнул. – Это очень сложно объяснить. Всё-таки это только сон, полагаю. Хотя… истории этих людей весьма поучительны…
– О, это же то, что нужно! – возбудился киношник, предвкушая сенсацию. – Сейчас как раз это «перенесение сознания» нам попробуют объяснить господа учёные из Королевского университета мозга и сознания. Профессор Эдельман и доктор Барнем у нас на прямом включении. Профессор…
Эдельман в который раз натужно откашлялся и сипло, монотонно растягивая слова, отвечал:
– Что такое сознание? Mano, muta, meltia? Одна из фундаментальных проблем философии и психологии. Сегодня это наиболее перспективная ветвь исследований нашего университета, – профессор снова поправил очки и откашлялся. – С позволения господина и госпожи Лоуренс несколько лабораторий Центра исследований высшей нервной деятельности нашего университета, в частности Лаборатории исследований взаимодействия психики с материей мозга, а также мозговой активности и анализа структурных компонентов центральной нервной системы провели тщательное изучение четы Лоуренс. Мы пришли к потрясающим заключениям, которые отчасти поставили нас в тупик…
Эдельман умоляюще зыркнул на коллегу, тот, понял, что профессору нужно глотнуть водички, и включился в беседу, со страстностью увлечённого своей работой учёного и добродушием, очевидно, свойственным его характеру:
– На самом деле, не всё так страшно, – широко расплываясь, поползли в стороны уголки тонких губ на маленькой круглой физиономии доктора Барнема. – Анализ исследований нашего Центра Мозга, как мы его называем, показал, что в случае с мистером и миссис Лоуренс мы имеем дело с возможно новейшим проявлением эволюции мозга человека.
Вачовски ликовал – это точно сенсация – «эволюция мозга»! Он не удержался от реплики:
– А в чём проявилась эта самая эволюция? Не хотите ли Вы сказать, что мои друзья стали суперлюдьми или что-то в этом роде? На вид они такие же, как и были двадцать лет назад, что, безусловно, удивительно. Но ведь такое явление известно и подробно описано в исследованиях летаргического сна.
Барнем тоже радовался возможности пожать некоторые лавры вместо простуженного в конец профессора. Без сомнения, они заранее договорились, что Эдельман, едва сдерживающий «кашлевый лай», будет только намечать контуры научного дискурса, а всю остальную работу выполнит он, Барнем, всё-таки это его монография на эту тему через пару недель выйдет в университетском издательстве, разумеется под редакцией профессора А. Эдельмана. Об этом уже говорили в новостях.
– Видите ли, Ланс, мы имеем дело не совсем с летаргией, точнее совсем не с ней. Наши исследуемые… простите господа… – Барнем слегка склонил голову перед камерой, обращаясь к чете Лоуренс. – Наши исследуемые провели эти долгие годы не просто в обыкновенном сне, в который люди входят помимо своей воли, по велению их мозга, ибо во сне совершается огромная работа по обработке, поступившей во время бодрствования информации, перевод событий из кратковременной памяти в долгосрочную и т.д. Наши испытуемые сознательно вошли в состояние транс-сна, полностью контролируя когнитивные события, происходящие внутри него. Это уже совершенно другой сон, отличный от медленно-волнового и парадоксального. Осмелюсь предположить, что это ещё одно, пока неизвестное науке, состояние сознания.
– Это сенсация! – вырвалось у мало что понимающего ведущего в студии.
Всё это время Киллтаун сидел с полуоткрытым ртом от изумления, потому шеф-редактор программы больше не показывал публике это малоэстетичное зрелище. Но, кажется, звукооператор забылся – всё происходящее в поместье так захватывало воображение, что все будто провалились в историю, которая разыгрывалась на экране. Микрофон у ведущего студии никто не приглушил, и вот, пожалуйста, – эфир прорезал писклявый срывающийся возглас.
Вачовски встрепенулся и многозначительно посмотрел на Лоуренса: киношник явно не был в курсе подобных новостей и хотел показать, что слегка обижен на друга, ведь тот не посвятил его в такие уникальные подробности. На самом деле, его мало интересовали научные теории, гораздо важнее было задать самый неудобный, но самый будоражащий воображение вопрос:
– Так что же всё-таки вы там пережили во время этого удивительного состояния?
4.
«Он знает то, что неизвестно…
Он видит всю Вселенную насквозь…»
Южная Америка, Убежище Кукулькана, 1 июля 2168г.
«…В транспортных катастрофах характерны травмы шейного отдела позвоночника – хлыстовые повреждения. Чаще всего они вызваны резким сгибанием шеи и таким же резким откидыванием головы назад при неожиданном торможении на большой скорости. Тяжесть такого рода травм часто не соответствует степени повреждений транспортного средства. Хлыстовые поражения чаще всего встречаются у женщин вследствие более слабой шейной мускулатуры. Место расположения в транспортном средстве значения не имеет…»
– Если бы только это… – процедил бледный молодой человек с копной разметавшихся золотисто-медовых волос.
Не мигая, он уставился на кружащие в воздухе светящиеся цветные облачка, – под воздействием поля от интерфона на его правой руке, они сгущались в изображения, как будто на невидимом мониторе. Голограммы в световом луче от интро демонстрировали анатомические, медицинские и технические сведения, большинство информации поступало прямо в мозг.
– Атлант… – бормотал он. – Небо на плечах…
Парень судорожно сжимал кулак левой руки и тихонько постукивал им по дивану, погружаясь в медицинский справочник. Белки его глаз покраснели от напряжения последних часов колоссального душевного волнения, взгляд ещё недавно ясно-голубых глаз мутился, подёрнулся пеленой сероватого тумана.
Строение позвоночника. Атлант. Первый шейный позвонок, не похожий на все остальные. В названии явно заключена метафора, этот позвонок очень важен, он держит голову, как мифический герой – небесный свод.
«Лопающийся перелом атланта происходит, когда ломаются и расходятся его дужки в результате сильного удара или падения на голову. При сильном смещении возможно повреждение продолговатого мозга с гибелью пострадавшего на месте происшествия…»
– Уммм… – сдавленный возглас вырвался из разгорячённой, ходившей ходуном груди, парень тяжело дышал, едва сдерживая подступивший к горлу болезненный комок.
Его глаза застилал влажный туман. Обхватив голову руками, он сидел на диване в огромной гостиной в своём мегапривате в Убежище Кукулькана на Гвианском нагорье, а мыслями тянулся за океан, в другую часть света. В голове, будто тянул тревожную ноту древний набатный колокол. За этим гудящим звуком стояла немота и глухота пространства. Ни один звук не мог прорваться сквозь эту завесу. Так оглушает внезапное горе. Рядом на журнальном столе были аккуратно разложены обычные для делового человека бумаги, без которых несмотря на все технологии, не обходится никакое делопроизводство, тем более, юридическое и банковское. Парень резко развернулся и неловко, в несвойственном его статусу и характеру порыве сбросил всё на пол:
– Пропади оно пропадом…
Рывком он вскочил с дивана, ринулся к окну, простиравшемуся во всю стену, задел ногой массивный стул с подлокотниками, который подлетел вверх, как мяч, парень поймал его за выгнутую ножку и поставил на пол, выпрямился, отдёрнул золотистого цвета портьеру, дёрнул ручку, распахнул окно и вдохнул струю влетевшего искусственного ветра. В апартаментах круглые сутки работало кондиционирование, но парню, как будто не хватало кислорода, он тяжело дышал, по телу бежала мелкая дрожь. Стойкое ощущение дежавю мелькнуло в сознании, и потом его заволокло воспоминанием, – всего каких-то два месяца назад, а ныне, будто в прошлой жизни, произошло нечто подобное, только с другим человеком…
Летний день отдавал свои последние распоряжения, по небу тянулся розоватый шлейф всполохов заката.
Молодой человек стоял у окна в мегапривате одного из лучших городов-убежищ мира, среди великолепия, изящно воплощённого в дизайне. Ещё бы, до него здесь жили божественные особы, медиа-знаменитости и президенты Альянсов. Кто-то из служащих говорил об этом, подчёркивая высочайший уровень обслуживания в апартаментах S-класса, но он, как водится, не обратил на эти услужливые заверения никакого внимания. Этот рослый, хорошо сложенный молодой человек не нуждался в такой информации, ведь он бывал и в более роскошных местах, превосходящих и отделкой, и убранством самые фешенебельные дома мира. Бывал он и там, где после Великой Катастрофы уже и вовсе не ступала нога человека, и мог неделями жить в палатке на горном склоне, ни в чём себе не отказывая.
Белая измятая рубашка взволнованного молодого путешественника была полурасстёгнута, правый рукав подобран до локтя, ворот топорщился и мешал движениям головы. Золотоволосый медленно поправил воротник, расстегнул рукав и на левой руке и начал его закатывать, но постояв мгновение бездвижно, оставил всё, как есть, напрочь забыв, что он хотел сделать. Светло-серые брюки с серебристым отливом идеально сидели по фигуре, такого же цвета кожаные ремень и туфли Бертолини ненавязчиво подчёркивали, что их обладатель далеко не простой прожига-горожанин.
С высоты мегапривата на девятом этаже тёмно-зелёные очертания огромного парка расплывались, расходились бурыми пятнами, растворяясь в городском клокочущем бульоне. По привычным маршрутным линиям спешили авто. Внизу копошились боты-уборщики, сновали боты-техники и множество других механизмов. Синие тени главного городского купола слегка смягчали атмосферу. Привычная для глаз перспектива лежащего внизу пейзажа города-убежища с его пирамидальными и многоступенчатыми жилыми и административными комплексами и освежающий искусственный ветер на считанные мгновения расслабляли натянутые до предела нервы. Душевная боль сдавливала горло, раздирала грудную клетку, стискивала черепную коробку. Казалось, мозг лопнет от напряжения.
«Почему они… почему она… объясниться… надежды нет… какой-то идиот не справился с управлением… какой-то… – будь он трижды… боги, что я несу… но как…»
Мысли носились бешеным вихрем. За что? Почему? Что делать? По кругу. До полного изнеможения. Он истязал себя, понимая, что готов скупить всё медицинское оборудование мира, оплатить лечение в Центре Жизни самого дядюшки Асклепия – да хоть у чёрта на рогах! Лишь бы помогло, лишь бы они поставили её на ноги, живую и здоровую, с невероятным розовым румянцем на шелковистых щеках, с сияющими кристаллами умных серых глаз, с обезоруживающей улыбкой и задорным смехом. Всё потускнело, поблекло, весь мир опустел с осознанием того факта, что она лежит сейчас в интенсивной терапии бездвижно, без признаков сознания… Изломанная, израненная, изуродованная…
Вечерело. Дневные краски города всё больше разводила тёмной тушью закатная тень. Зажигались огни. Вконец измотанный страдалец расстегнул нижние пуговицы на рубашке и сбросил её на подлокотник стула. С тех пор как ему стало всё известно, прошло не многим более двух часов, а казалось, что в этом промежутке времени пролегла целая вечность, бездонная пустота и немота. В миллион сто первый раз он прокручивал момент, когда узнал о трагедии.
В этот злополучный день, первый день июля, приёмный сын президента Bricks Corp, как нашаливший мальчишка, впервые улизнул от охраны, чтобы пообедать в одиночестве и просто побродить по коридорам и закоулкам одного из центральных зданий города – «Золотой пристани неба». Он надеялся смешаться с немногочисленной толпой высокопоставленных постояльцев, одет он прилично, но вполне заурядно для своего круга, значит, его никто не приметит и не потревожит. В отличие от божественного лика опекуна-отца, мелькавшего на каждом мониторе в новостном потоке, физиономия опекаемого не светилась нигде. Высокий уровень дезагенации и стопроцентная ПЦ (полная цена личности), дарованные опекуном, давали преимущество – свободу действий.
Но последние месяцы проходили под неусыпным надзором безмерно верного Мерного, в прошлом майора Интерпола, а ныне начальника охраны, лично сопровождавшего главу крупнейшей корпорации. Брик-младший за это время морально измотался и, несмотря на присущие ему спокойствие и рассудительность, граничащую порой с чрезмерной рассудочностью, стремился избавиться от тотального контроля добросовестных охранителей. Его не покидало ощущение, что это не он контролирует ситуацию, а некто «за углом». Только оставаясь в своих личных апартаментах, молодой человек мог расслабиться. Но ему надоедало сидеть взаперти. Стены давили на мозг.
Его убежище располагалось где-то между теми тремя верхними этажами, которые были забронированы для них с отцом на несколько дней. Цель их визита в крупнейший южно-американский город-убежище, конечно же, была деловой. Брика-старшего все знали, как одного из самых успешных Божественных последнего десятилетия.
Когда величественный магнат с опекуном и вооружённой охраной заселялся в апартаменты «Божественных и Бессмертных», служащие обгоняли друг друга, лишь бы оказаться чем-нибудь полезными, а потом в коридорах и барах бойко обсуждали новость дня. Брик заплатил космическую сумму персоналу за то лишь, чтобы до конца их визита никто из служащих не покидал свой пост. Батлеры и горничные, бармены и мойщики, охрана и техники – все до единого шушукались, недоумевали, злились, но терпели. Получить на счёт после пары-тройки трудодней «пятую часть от полной цены» – такое не привиделось им и в самых радужных грёзах Святого Джона!
По тому, что средства связи перестали ловить сигналы, было ясно, Великий и Ужасный настроен решительно. В экстренной ситуации связаться со службами спасения можно было бы только по рации. Скорая электронная помощь, встроенная в систему жизнеобеспечения этого уровня, была наивысшего качества. Беспокоится было не о чем. У служащих не оставалось ничего, кроме как перемывать Брику и его семейке косточки, тем не менее, все сошлись во мнении, что он, похоже, самый крутой после своего отца бизнесмен последнего столетия.
Не удивительно, ведь именно Bricks Corp, а в дни Первой Федерации, когда всем заправлял Альберт Максимилиан Брик, прославленный отец этого самого Великого и Ужасного, Генрика Максимилиана Брика, это ещё просто фамильное предприятие «Брик и сыновья» восстановило банковскую систему, ввело новые стандарты учёта и делопроизводства, а также систему идентификации и оценки личности. В дальнейшем они взяли под свой контроль передовые отрасли экономики – энергетику, драгметаллы, связь. Не брезговал магнат и пищепромом, и строительством, и даже водоснабжением. Хотя на фоне происходящих мировых событий и он оказался всего лишь пешкой в умелой руке «хозяина мира», – не далее, как пару дней назад Брик-старший передал контроль над возглавляемым им супергигантом новому деловому партнёру. Мировые медиа взорвала новость, ошеломляющая своей банальностью и зияющей пустотой неопределённости: «Последняя свободная корпорация сдала бразды правления Goldbridge Enterprise». Всем было интересно, чем это Голдбридж схватил Брика за жабры, чем это уложил на лопатки, какую такую грязную историю нарыл в его «безупречно дезагенированной репутации». Как бы то ни было, Брик удерживал лидирующую позицию в мире большого бизнеса, и куда бы он ни прибыл, – все до единого пресмыкались перед ним, как послушные псы перед главным егерем.