Добывая у общества грани – не падай

Бронзовые шаги

Над волей не проверено – идут

Шаги частичной гордости души,

Над словом об итогах – говоря,

Над птицей в поколении – раскинув

Свободу бронзы в маске – для тебя,

Свободу счастья в подлинном аду,

Где ты искал картину – в мир его

Опустошённой ловкости – у моды..

Стихает время в нашей простоте,

Сверкают молнии – отсюда повернув

На мир другой – у стороны луны,

Её не видя – пройденный этап..

Не понимая в бронзовой звезде,

Что форма отошла и этим – путь

Твой тянет мир, откуда не уснуть

Под лунной панорамой – на неделе..

За шагом ты, как сердце и беда

Меж длительной свободы – о любовь,

Ты тянешь ей природу – в форме ада

И тем пророчишь – форму от луны..

Когда воткнув на бронзовые сны

Ты миг увидел в теле – ото зла,

Она была стройна, как сфера лиц

И Землю опирала для любви..

Там ложность чуда в сердце, обаяв —

Несла тебе обыденность и рок,

Но – только тронув мысленный поток

Ей – вдруг рассеян в счастье по себе..

Не наследуя похороны

Если взгляд твой – предельно непрост,

Если вывести скорбно – у льдины

Идеальное точки – для нас,

То идут похоронные льдины

Между прошлой культурой, едва

Завернув, напоследок – отсюда,

Им бы вылить картину – со сна,

От которого хочется выть..

Ты наследуешь день от других,

Им хоронишь свою повседневность,

Ты надменен, как важность плохих,

Утончённых этюдов – расти,

Подзывая оскомину в сон,

От которого хочется выть

Тем, что было сегодня – тобой,

Тем кого ты оставил – для рока..

Непростые идут – между нас

Повседневностью прошлой обиды

Эти похороны – тела и глаз

Между прошлой ожившей игрой,

По которой ты пишешь – недлинный,

Неизменный этюд – о других,

А за ним забываешь плохих,

Осторожных в искусстве – у льдин..

Будто вышла та юмора – нить,

Будто ты совершил омовение

Перед роскошью думать и плыть

По конечности мира – назад..

Этим думать, о воле хранить

Неизменчивый опыта праздник,

По которому хочется выть,

Словно в гробе он – выжжен судьбой..

Там стоит и чего – то немеет,

Там застыл в отражении мира

И какая – то вечности сила —

Нас зовёт в похоронный полёт..

За что умирает раджа?

Придёт и привнесёт один – сложа

Искусственный произношения свет,

Тот чувству порождения – раджа

Над просьбой быть – отлитым во сто лет..

Он умер от претензии ножа,

От ясной формы мира – для того,

Кто быль свою – развитием держал

И смерть меняя – падал и бежал..

Искал свою пожизненную казнь

На том лице искусства – сам раджа,

Искал и находил – приют ножа

От присказки культуры – по любви..

За свет пологой мысли – от себя,

За общество, в котором стали – мы

Иметь природу смерти – от любви,

По той, которой падая – бежать..

Искусственное поле этим ждёт

Мораль системы в мифах – для сердец,

Ложится тот раджа – на слов венец

И подзывает к Ганге сон – любви..

Над этим полем времени – бежит

Слоновий путь – по счастью и ему

Ты видел свет искусства – для себя,

Для жалкой воли призрака – вокруг..

Что тело Ганги слепнет – для ума,

Для смысла плыть – по воле этих лет,

А добрый путь держать умом, едва

Ты стал раджа, чтоб собирать – его..

Осколок смерти выделит тебя,

Остаток личной пыли – в глубине,

Где ты лежал на водной глади – ада

И плыл по той реке – внутри светил..

Желтели слёзы осени – нам в ряд,

Но падал сном меча – один назад

Тот путник, как и благо смысла слов,

О том, что он вести судьбу – готов..

По смерти ли – он плакал от любви,

По жизни думал – в мире для своей

Обыденной приметы – быть слугой

По свету глаз – искусственно в покое..

Мерцать под водной кожей – на любви,

В унылой смерти видеть – день в себе,

Как чёрный пафос личной суеты,

Оставив роль, которой – станешь ей

Ты сам раджа – над Гангой обходить

Культуры свойство – в малой пустоте,

Где сон искусства – видели следы

Людей – от боли жизни в темноте..

Последнее мнение

Начни – посередине песни слов,

И слёз окно твоё – не принесёт

Кокетливый, растраченный уют

По грани, от которой стыло – мне

Последнее наречие – в вине,

Оно тихонько тронуло – поток,

Из под него и прямо – в уголок

Ты прячешь – повседневности черту,

Склоняясь к смерти – в ролевом уме..

Последним ты не станешь – по вине,

Не одолжишь родство – другого бытия,

Но частый звук – в растраченной беде

Тебя сегодня мучает – от скуки..

Он только что забыл умом – сердца,

Он жил и что – то прошлому ответил,

А ты его не понял – нам в глазах,

А просто вынес письма – на столе..

Они – твои отметки на последней

Системе глав – у признанной беды,

А то что было в призраке – воды

Уже не может выстоять – тот мир..

Умея умирать назло

Над личной просьбой – предложил

Излить судебное вино

На дно, которое – дробит

Искусство мира – от того,

Чтоб слову чувством – невдомёк

Ты сам узнал – нелёгкий срок,

А после, смея умирать —

Им видел счастье и вино.

Под осуждение прошло

Тупое возраста тюрьмы,

Оно гнести тебя должно,

И там откладывая яйца —

Всё держит позу – про любовь,

Всё ищет смертный приговор,

А ты не ждёшь её и вновь —

Сомнением – ты лечишь кровь.

От отупения весной,

От наглой формы головы,

От той, что чудится зимой

Прохладой сердца – у лица

И жить тебе даёт – не зря,

Чтоб гордо в душу – умирать

На той потопленной земле,

Где жило слово – морем вспять.

Хранит источник – Господин

Его улов и в этом длинен

Для остановки в час беды —

Вести историю – под миром.

Что будет словом – угнетать,

Давая смертью – совесть жил,

Чтоб думать ей одной – опять

И мерить собранный улов.

Умея умирать назло —

Ты приготовленный – служил,

Давал растраты в смерти – нам

И только пользой доложил,

Что час от сердца – в нём не рад,

А ты бежишь огнём – назад,

Чтоб горевать – на дне тоски

У остановленного солнца.

Оно не жжёт тебя – сильней,

Чем тысяча морских коней,

В которых славой – будет пить

Морской коньяк и силу воли.

Ты обожал тугую нить,

Её несчётные года – нам,

Но сам умея умирать – им

Давал искусству в том – ожить..

Не брошенный в дождь..

В готической руке – не отражу

Сложнейшие приёмы у тебя,

На свод печали – снова разложу

Картину беспокойства – о другом,

Таком же дне искусства, чтоб понять

Морали тень – от укоризны мира,

Им делая приметы – в совесть ли

Или отрезок личного меча?

Не брошен в дождь – могучей пустоте,

Не выеден на меч, откуда призван —

Ты быть искусством – малого с плеча,

Поранив небо холодом – взаймы..

Ты жил от этой тени – до вины

Уж тысячу веков и смелым – в дождь

Я брошу смерти – новый приговор,

О том, что было задано – у жизни..

О том, что леденело – подо мной

И в кучу слов – обратно собирало

Свой час иллюзий в праве – на любовь,

Ей стать, и меч в руке – соединить..

То были слов глаза – от этой боли,

Им завтра ты расскажешь, что печаль

Твоей системой вышла – на дожде

И стала брошенной о слово – на ненужном..

Мы правы были – только не дошли

До слов окалины – меж верхнею губой,

От слов которой выросли – седины,

А ты стоял, как почерк дорогой

И спало солнце в мифах – по сердцам..

Внутри уложенной и новому – не видной,

Но брошен в дождь – такой же идеал,

Он сложен в счастье – личной пустоты,

О той, которой бросил ты – слова..

Родословная на мне

Феномен в маске отведя —

Ты выбираешь смех – идя,

Он – торжество под бытие

И лёгкий шорох этих лет..

Бежит со скуки по нему,

Искрится полный свет луны,

А мы природой – потому

Наивно в счастье – не больны..

Наш род не очень на вине

Упрям и дорог, но во сне

Вся родословная – в бреду

Под пищу слов – одна к уму —

Стремится ловко – лишь ко мне,

Я на лицо её – ловлю

Свой ветер права в бытие

И оттого её люблю..

Там виден берег – этот форт,

Нам оперением из нот

Сочится словно мотылёк —

Рассказ о новом – ей далёком..

Пока на лицах – вижу я

Ту родословную мою —

Ей ближе сон и кровь моя,

Что я отдать во сне хочу..

И словно тысячи миров

Под необъятным вдохом лет —

Я этим вскользь не замолчу

Под одинокий жизни свет..

Нет смерти во вне

Нет смерти во вне и во мне,

Ты вышил свой блеск от ума,

Он рядом крадётся и ждёт,

Что будет другая тюрьма —

Искать это счастье и жуть

По высохшей Волге во тьме,

Искать, чтоб потом не вернуть

Утерянный импульс во сне.

И этим ты ждёшь – ворожишь

Свой ветер по длинной косе

И этим спросило – в ответ

Нам ясное солнце во вне.

Оно открывает свой ход,

Что близкое зарево в час,

Когда ты ко мне подойдёшь

И будешь играть в это счастье.

Нет смерти во вне – этим дням

И годы идут, словно мне

Ты выучил новый фонтан,

Он пишет по робкой войне

И что – то не хочет простить,

И где – то упрятала смерть

Тот воздух за прошлым его —

Не видеть культуру о ветер.

По Волге его проведи,

По вспаханной, новой волне

И чем – то невиданным мне

Ты эту историю вылей,

Что счастья пустила года

Под свод одиночества в том,

Где был ты забыт, что и сон

По ветру от этого мира.

Приневский ветер

Однажды от далёкого испуга

Принёс приневский ветер у лица —

Единственное бытие для друга —

Кто хочет видеть воду – ото дня

Такой же теоремой – на неделе,

Что пишет сам внимательной руке

Приневской далью, прочившей нам ветер

На одиноком, сломленном окне.

Она приходит думать второпях,

Она питает символы от мира

И только взгляду верит – отойдя,

Что гнёт культуры – ветреная даль.

Считает смерть на воле – от ума

Ей жизненной оценкой и картиной,

Что веет преднамеренно во мне

Сегодня тихой, видимой судьбой.

Отчётливо под встречу там – ему

Ты час назначишь, в прошенный восход,

А кто – то будет думать о тебе,

Что свет Невы из мысли – по утрате.

Сегодня думает в умении вести —

Тот юмор глаз, обратно потому,

Что ты навеешь холодом во тьму

И сложно будешь думать обо мне.

На этой стороне из клетки мира,

На тонком всходе памяти – иду

К тебе приневский ветер – от мотива,

К тебе, как на последнем берегу.

Иду искать предчувствие и грани,

Как только вижу вялый свет в глазах,

Ведь ты от одиночества – не ранишь,

Не объясняешь этот долгий страх.

Во тьме ли он или направил вечность,

Считать тюрьму от воли – напрямик,

Ты будешь жить от этой встречи – миг,

Ты будешь звать приневский ход ума.

За эту форму длинного восхода,

За пеленой нарочной впадины миров,

Когда ты встретил миром – на Неве

Далёкий фарс – испуга этих снов.

Потупив от восторга

Что ты смотришь на юг, отойди,

Что ты видишь от этой дали

В не приращенной слёзам своим

Монографии бледного стыда?

Где бы взял ты успех от людей,

Где бы в обществе против стоял,

А потом по огню – эту жизнь

На себе протянул – от восторга?

За твоей расторопной стеной

Не бывает от пули – взаймы

Изучения смерти – по роли,

Где ей смертные входят миры

В разобщённый души аппарат

И на этом потупленном взоре —

Ты был новым манерам не рад,

Только душу слоил от ума.

Разделяя для общества – два

Изумления сложного горя

На военной красе под слезой

И историей, сложной от снов.

Ты бы выжил за той полосой,

Но ты видишь для гроба изгоев

По причине – такой же, как ты,

Что не верит от смысла в мечты.

Не играешь в указки сердец

И свою разобщённость от горя —

Ты не ищешь, потупив восторг,

Потому и от этого помнишь —

Изумление воли рабов,

Что быть может они расторопной

Перекатанной грёзой прошли,

Как враги из под края чудес.

И за этим спонтанным умом —

Ты ведёшь изучение сходства,

Образуя свой ветхий надзор

Между временем частой войны.

Экзальтация поколения

Вперёд не вынес монолог, он пал,

Покуда съёмный день хранит печать

В бессмысленной критичности души,

Чтоб было больно – снова отвечать.

Примером экзальтации своей,

Имея скромный день и этот вихрь,

За что ты поколением хранил —

Свободу слов в соотношении лихом?

Одна она спустила рукава

И стала смертной воле – вереницей

Искать от потупления глаза

За общим правом – прямо на ходу.

Чтоб музыка в неё смотрела нам,

Как только что открытый человек,

По нраву ли – не съеденный наверх,

А только потупивший вниз глаза.

Твои привычки вмяли диалог

За это – приговором от души,

Ты шёл, изматывая волю, словно срок

На одолжении ещё одним – прожить,

Считая страх внутри – одной игрой

И только поколением с тобой

Его душой опять – не пережить.

Не ставит цели новый монолог,

Он только диалекту сам не свой,

Когда ты ждёшь его простой прибой

И нервно куришь в сердце – по любви.

То что спросило нам – обратно позади

Сейчас не слышит – вынимая день,

А только экзальтирует на тень,

Которой вышло новое в умах.

Она – истома в краденой душе

И роли факт, откуда ты не видишь

Свободу точной свету бытия —

Любви, от понимания критичности.

Когда некого лечить

Чёрный аист на блюдце зовёт

Между веером вспаханной тьмы,

Он что форма от нотного в такт —

Неприкаянной гласности в нас..

Хочет жить, а потом умирать

В неприличном искусстве – другим,

Потому что им некого звать,

Потому что мы стали немым

Обещанием в сердце – родясь

От такого же юмора в стиле,

Что и будущий свет – открываясь

Видел чёрного аиста в мире..

Он летел, чтобы жизнь сгоряча

Не спускалась от ночи – молча,

Он искал между звеньев цепи,

От которой мы снова смешны..

Может снова хотим умирать,

И страдая всё видеть сквозь дым,

От которого хочется взять —

Это утро – обратно слепым..

Когда некому слово лечить

Всё уходит по степи – твоя

Преднамеренной боли струя

И заносит свой гиблый мотив.

Между прошлым ты был – от меня

Успокоенной нотой – взаймы,

А потом пропадал от вины

В неприлежной системе – один.

Потому что им некого ждать

И лечить в этой пустоши – вдаль,

Потому что им легче летать,

Утопая под смертью своей.

Ночи прошлые сломлены в нас

И в отжившем раю – этот мир

Никогда не забудет таким

Беспокойное общество жизни.

Может прошлым ты стал виноват

Или смерть твоя – подлая страсть

Всё не хочет внутри отпадать

И нести это бремя назад.

Ты был мог эту верную власть

Отпустить и за словом мечты

Подлечить укрощение старости,

Понимая, что внутренне мы —

Не обратное – звеньев цепи,

Неприглядное в страхе узнать

От кого эта роба – опять

Принесла эволюцию смерти?

Ты остыл, может лишним взаймы

Ты у смерти не видишь вины,

Только некого больше лечить,

Потому что ей снова – немы.

Соавтор на духовном счёте

Не помню, выяснил ли правом – я

В какое утро спятило оно,

Не знаю было томно ли – темно

Или от страха зазвенело по уму?

Ты вышел из предвзятости ко мне,

Чтоб жизнь освободить и ей вести

Соавторство для пленной тишины,

Такой же искромётной, как и мы.

Белеет слово в искренней звезде

Космического шёлка, где ответ

Ты проложил сегодня – в душу мне

И стал, как остановка в этом лет.

Где не был я на ровном счёте – тьмой,

Не знал духовной участи – взаймы,

Как ближе быть – обратно до войны

И свет искать по длинной мостовой.

Там ты стоишь в соавторстве пути,

Там гложут мысли одинокий плот,

Им вынув счастье в сложенной груди,

Чтобы забыть тот ад и сложный перелёт.

Где не был ты унижен, что печаль,

Несущая сквозь стену – зоркий глаз,

А только падали во времени – на нас

Искусством прошлого – такие же огни.

В духовном счёте выяснил мечту,

Что гложет ясность – прямо на бегу

И только твой пребудет идеал —

Ты сам – духовный счёт ему и пламя.

Горишь во сто ночей из белизны

Космической Вселенной, где и мы

Стоим тем духом, охранившим степь,

Внутри которой стало всем теплее.

На вынос слову – добрый монолог,

А ты – соавтор в счастье из былин,

Там ищешь их раздолье – от немых

И долгом образуешь слову день.

Куда – то шепчут миру – те слова,

Что нужно нам в соавторстве иметь

Такие же моралии, как смерть

И смело подходить не к той ноге.

Что выступила, к счастью от ума

Под гордый дух иллюзий, чтобы жил

Твой свод космического дома, на ноге,

Которой к счастью – волен был искать.

Её свободу в призраке от лет,

Её мечту по праву быть немым,

Но духом от свободы в свой портрет

Соавтора, что выделяет свет.

Доказываешь маленькие тени

Не терпи, не смотри за порог,

От него не увиливай в страх,

Что за чёрной манерой пророка

Открывает проталину звёзд.

Где бы не был твой дом у порога —

Не завидуй искусственно мне,

Потому не ищи в глубине

Это зарево вымысла в тени.

Обоюдный матрас для любви

Не испытывал меры в прозрении,

Просто он по тени – не один,

А дозорный внутри господин.

Обсчитает уверенный смех

И за этой осколочной раной —

Видит небо свой ветер и век

У природной оскомины глаз.

Потому не любил человек

Нам доказывать маленькой правды,

Он искал тот матрас на снегу

И в отчётливой прозе седел.

Где ты спал, на каком берегу,

Что уносит твой свет от недели,

По которой мы тоже седели

И брели под искусством в аду.

Мерный шёпот и месяц в огне

Не спускают те тени – отравой,

Может видят они – эту боль,

Как оставленный шанс за тобой.

Где не стал ты успехом внутри

Открывать изумление сильным,

Только жарко в тени – этой тьмы,

По которой мы стали немы.

Отголоском шагали по венам

И мечтая оскоминой – в пасть,

Утверждали по родственной тени,

Что докажем в неё – не попасть,

А потом видим голой в постели

Внеземную красу под луной,

Может словом докажем – немой,

Этот фарс изучения цели?

Бренность вдохновения

Для писателя малой руки

Остановишь искусственно плот,

Он негодный для прозы у мод,

Он стоит, изумляясь вдали.

Чтобы чудно нести этот век

Сквозь искусство на этом расти,

По воде, как по берегу гроз

За несчастьем и нормой тоски.

Приближается новому плот,

Не объят он от малой дуги,

Неприличен для годной тоски

И не учит почётом внутри.

Для писателя спали тогда

Идеальные розги в глазах,

Чтобы малое поле дуги —

Обнимало весь длительный страх.

Бренный возраст остался умом,

Он не вечен, что пламя тоски

В неприличии видеть тот сон,

О которого грозы в виски —

Ударяют, что мёртвый оскал

Между пошлостью смерти и нас,

Чтобы выдумать новый рассказ,

За которым обратное время —

Идеальному почерку – шанс,

Идеальному ветру под стиль

Анархической прозы внутри,

Где глотаешь ты ветер тоски.

Словно автора эго ведёт,

Забывает свой ветер внутри —

Это общество слова от гнёта,

Это ужасом смерти тоски.

Чудо стало за бренным умом

Раскрывать идеальному сон,

Чтобы завтра писатель от розг

Неприметно развёл этот лоск.

Он ложится, что чудо в виски

И катает по пламени грёз —

Небывалые грозы тоски

От увечности подлого чувства.

Где не стал ты искать идеал,

Словно бренное поле любви,

Только чувствам нашёл пьедестал,

За которым ты страхом устал.

Вдохновение малой руки,

Словно искорка лётной тоски

Пребывает в заглавии строк

И уносит под чувством твоим

Эту вечность у подлости гроз,

Этот формы овальный подъём,

Где не знали мы имени в нём,

Словно автор стоит между нас.

Поговори со мною между прошлым..

Говоришь, чтобы вынуть противный,

Утончённостью времени ножен,

Идеальный и очень ревнивый

Остановочный ветер из кожи..

Он прошёл по обрывкам недели

И настало за прошлое – маска,

Если думать о ней надоело —

Говори этой формой указки,

Где не стал ты уверенной миной

Опираться, что духу от сложного,

Что не нужен твой город ревнивый,

От того, что уложен он к коже..

Между чёрным обрывком рисует

Этот верный пейзаж за окном —

Идеальное пламя, что схоже

Нам за прошлое выдумать сном..

Ты же видел его отражение

Здесь для ночи искусственных лет,

Ты же знаешь тот памяти след,

От которого смыслы дороже..

Поговори лишь со мною внутри,

Опирайся под мыслью уложено,

Может будет тебе впереди

Этим утром такое же сложное,

Идеальное вечностью спать

Или думая к счастью состарится,

Что из прошлого вынуть опять

Ты не смог от далёкой руки..

Говори лишь, чтоб опытом нравится,

Открывая свой времени бег

И для искуса в пользе останется

На сегодня за мной – человек..

Не его от прикормленной правилу

Истязания сложной руки,

Просто он истощает внимание,

От того что состарились мы.

Почерк, без которого не

Открыл студёный имени восторг,

Чтоб думать этим словом на восток,

Всё оперяясь к смелости цены

За время слов одной твоей вины.

Модель, без бытия любви прошла,

Мораль, за сном которой ты уснул

Там видит смерть на подлинном аду

И жажду вызывает от людей.

Ей почерк смерти – был ли для сердец

Одной надеждой выживать к любви,

По роли этой, от которой мы —

Не знали вид ответа этот прежний?

Им не вели условия в печаль,

За правдой слёз на это отвечать,

Чтоб думая – хранить на бытие

Остаток к лучшей истине востока.

Что было почерком – последнего во мне,

То стало жить от формы нигилизма

И этим ищет дух восточный в нас,

Что жажды слово в мысли на вине.

Диета для философа

Отправил для утиля в пустоту

Сегодня новый чести номинал,

Любви искусства, думая своим

Остатком муки в призраке души.

Что прочитала стих за этим сном

В диету обращая слов конец,