Вот завет мой: довольно на месте сидеть,
Собирайтесь вы в путь, да берите с собой
Слово Бога живого и веру в него,
Да идите в народ Божье слово нести! –
Старцу Тихон отвесил поклон до земли.
Распрямился, а старца и след уж простыл,
Только сокол летит в облаках высоко
Над Ветлугой-рекой, устремляясь на юг…
Тут огарок свечи уж совсем догорел,
И с подсвечника жгучий оплавленный воск
Капнул прямо на палец монаха, и тот
Пробудился. Он долго сидел в темноте,
Размышляя о сне. А потом быстро встал,
Взял икону и вышел из кельи своей,
Аккуратно прикрыв крепко сбитую дверь.
10. Таинство ночной встречи
Чёрным бархатом небо укутала ночь,
По нему самоцветы кругом разбросав.
Яркий месяц на землю глядит свысока,
Бледный свет проливая на крыши домов,
На деревья, на крест колокольни, на храм.
В эту ночь не ложился ещё на постель
Настоятель игумен, тревожил его
Мыслей грузный поток о былых временах,
И о будущем, и о служенье своём:
«Чуден промысел Божий. Деянья его
Не постигнуть без веры… и с верой, увы,
Не всегда познаём мы дел истинный смысл.
Чуден мир. Чудеса объяснить нелегко.
Сколько лет я уже во служении здесь!
Сколько слышал чудес! Сколько видел чудес!
Но и ропот сомнений я слышал не раз
И от стойких весьма, и от искренних душ:
Почему, мол, Всевышний кому-то даёт,
А другого, достойного более в том,
Почему он обходит вниманьем своим?
Даже старцы… Я помню, покойный Мирон
Перед смертью мне исповедь, полную слёз,
Говорил. Он в служении с юности был.
Верен делу Христа, верен слову его.
Для аскезы последние несколько лет
Даже спал он всегда в деревянном гробу
В тесной яме под кельей унылой своей,
Как земля отходила от стужи зимы.
Перед смертью спросил он меня: почему,
Хоть провёл он и праведно всю свою жизнь,
Бог предвиденья дар иноверцу вручил?
И ещё: почему же Савватий, что был
И убийцей, и вором, взял огненный крест
И руки не обжёг? И в вопросах его
