Иерусалимский православный семинар. Выпуск 4

Отель у Патриарших прудов. Михаил Король

Посетители Старого Города, направляющиеся от Яффских ворот по ул. Давида, минуя одноименную цитадель, к другим иерусалимским достопримечательностям, не могут не пройти мимо этого выразительного монументального здания с северной стороны улицы. Трехэтажный дом возведен в свойственном для иерусалимской архитектуры второй половины XIX века «европейском штиле», и ему присущи всякие замечательные «архитектурные излишества», такие как, например, зубчатые арки над окнами с использованием декоративного орнамента, называемого «собачьи клыки» (dogtooth),[40] или каменные урны-вазоны на крыше.

Ныне это гостиница «Петра», даже скорее не гостиница, а «хостел», популярный в среде европейских бэкпэкеров («свободных» путешественников, игнорирующим по финансовым причинам общепринятые туристические рамки).

Здание «Петры» построено как «семейный» дом еще в конце 1840-х гг. Йосефом Амзалегом (отцом Хаима Амзалега, знаменитого яффского предпринимателя), богатым еврейским купцом, приехавшим из Гибралтара в 1816 г. Биографические сведения о нем отрывочны, но известно, что был он личным другом Мозеса Монтефиори, который во время своих палестинских вояжей гостил у Амзалега.

Первый этаж занимали магазины. В доме помимо жилых помещений, кухни и грандиозного обеденного зала, находилась синагога и йешива. В некоторых комнатах полы были вымощены серым и черным мрамором. Во всем чувствовался размах восточного купца, преклоняющегося перед европейскими стандартами… Й. Амзалег уехал в Яффу в 50-е гг. XIX столетия, а здание было приобретено Греческой Патриархией для доходных целей. В те же годы здесь размещается отель «Mediterranean», управляющим которого стал еврей-выкрест Моисей Горенштейн. В 1957 г. среди постояльцев пользующегося популярностью нового отеля автор «Моби Дика» Герман Мелвилл (1819–1891). Под впечатлением от поездки им написана большая поэма «Кларель: Поэма и Паломничество на Святую Землю» (1876), где одна из главок полностью посвящена гостинице «Mediterranean». Мелвилла потрясло прежде всего расположение гостиницы, вознесшейся своеобразным маяком над противоречиями живого и мертвого города.[41]

В 1866 г. гостиница «Mediterranean» покинула здание Амзалега и перебралась в дом Виттенберга, недалеко Шхемских ворот на ул. Альвад (ныне здание известно как «дом Шарона»). Именно там останавливались Чарльз Уоррен и Марк Твен.

А в 1871 г. гостиница вернулась в дом Амзалега. В это время тут гостевал 18-й президент США Улисс Симпсон Грант.

В общем, к началу XX в. «Mediterranean» снискал популярность среди европейских туристов. Но истинный расцвет начался с 1903 г., когда хозяином отеля стал некто Ирахмиэль Амдурский (1876–1966). Он был младшим сыном Йосефа Амдурского, благочестивого еврея, приехавшего в Иерусалим из местечка Индура (на идиш Адмур) Могилевской губернии. В Иерусалиме Й. Адмурский был широко известен как реббе Йоске Могилевер, открывший в Еврейском квартале Старого Города благотворительную столовую и дешевый ресторан для еврейских паломников. В дальнейшем он расширяет свою деятельность и открывает постоялый двор с гостевыми комнатами. В 1895 г. реббе Йоске умер, и управление хозяйством перешло к 19-летнему Ирахмиэлю Амдурскому. Гостиница поменяла несколько адресов и, наконец, в 1903 г. переехала в дом Амзалега и стала называться «Гостиница Центральная – И. Амдурски» (она же «Центральная», «Центр», «Сентраль»). Среди ее гостей евреи составляли большинство, однако гостиница пользуется популярностью как среди христиан, так и среди мусульман.

Главной привлекательностью гостиницы была ее близость к достопримечательностям Старого Города, да и цены на жилье были ниже, чем в других еврейских гостиницах. Таковых, впрочем, было не так и много, но конкуренцию они составляли серьезную, особенно знаменитый «Каминиц» за пределами стен Старого Города, где, например, в 1898 г. останавливалась свита кайзера Вильгельма Второго…

Ирахмиэль Амдурский

Конечно, с крыши «Амдурски» вид открывался такой, что у далекого от поэзии человека просто дух захватывало, а более близкий к ней не мог не написать что-нибудь прекрасное. Что зачастую и происходило с постояльцами. В мае 1907 г. в гостинице останавливается русский писатель Иван Алексеевич Бунин со своей молодой гражданской женой Верой Николаевной Муромцевой. Изначально они живут в «Каминице», но бунинская душа рвалась к святым местам, и на второй день пребывания в Иерусалиме, во время прогулки по Старому Городу, Иван Алексеевич и Вера Николаевна принимают решение переехать сюда, прямо в «жерло» Иерусалима, на ул. Давида:

«– Вот где надо было бы остановиться! – воскликнул Ян. – В путеводителе указаны гостиницы внутри города и, кажется, именно в этой улице. На обратном пути зайдем и узнаем, если будут свободные номера, непременно переедем…

Возвращаемся из Храма тем же путем. Заходим в отель. Свободные комнаты будут через два дня, Мы просим оставить одну за нами. Радуемся, что будем жить в самом Иерусалиме».[42]

Выбор был сделан в пользу гостиницы «Амдурски», второй знаменитой еврейской гостиницы в городе. Воистину, еврейское счастье преследовало Бунина! Благодаря курьезному стечению обстоятельств, Иван Алексеевич и Вера Николаевна были зачислены турецкими пограничными бюрократами не в категорию «русских православных паломников», а в группу еврейских туристов, которым взамен паспортов выдавали специальные «красные билеты», ограничивающие как срок пребывания на Святой Земле, так и географию путешествия. Например, владельцы этих пропусков не имели права передвигаться по Самарии и для того, чтобы побывать в Галилее, им приходилось совершать морское турне через Бейрут. Кроме того, различные русские странноприимные заведения оказались для возлюбленных закрытыми. Но возможно, это и к лучшему: не пришлось лезть в унизительные объяснения по поводу семейного статуса… И самое главное, Бунину удалось увидеть то, что неминуемо ускользало от взора «классических» паломников и в Иерусалиме, и в Вифлееме, и в Иудейской пустыне, и в Галилее…

Вид на бассейн царя Езекии с крыши дома Амзалега (конец XIX в.)

Что ж, отправимся вместе с Буниным и Муромцевой в новое жилье на Святой Земле, в этот «высокий узкий дом», где «на его крыльце – смуглый, быстро глазый еврей, хозяин нашего отеля».[43]

Вера Николаевна вспоминает: «В новом отеле публика была уже иная, чем в прежнем пансионе, больше всего было магометан в фесках и чалмах, у которых вокруг чалмы зеленый шелк – отличие побывавших в Мекке. Правоверные едят руками, не признавая ни вилок, ни ножей.

Вечер мы провели на крыше нашего отеля. И до чего там было хорошо!».[44]

«И до чего же там было хорошо!» – это ключевая фраза. Именно эта гостиница смогла стать основным сюжетным стержнем бунинского путешествия, точкой пересечения воспоминаний…

Главная особенность открывавшегося с крыши ландшафта – гигантский каменный бассейн с северо-восточной стороны отеля, так называемый «бассейн царя Хизкияху (Езекии)», или «Патриаршие пруды» (по принадлежности Греческой Патриархии). Практически увидеть этот водосборник в полном панорамном объеме больше, как с крыши этой гостиницы, неоткуда.

Первым отразил в литературе этот водоем, высеченный Иродом во время воздвижения верхнего дворцового комплекса, надо полагать, Иосиф Флавий в «Иудейской войне»:

«…На этом, составленном из глыб массиве, находилось вместилище для дож девой воды двадцати локтей глубины; над ним возвышалось еще двух этажное жилое здание, вышиною в двадцать пять локтей, разделенное на различного рода покои и увенчанное маленькими двухлоктевыми башен ками и трехлоктевыми брустверами» (5:4:3).[45]

Вышеупомянутый Мелвилл в своей поэме тоже не преминул заметить:

Гостиница «Амдурски» в 1910-е гг.

А у Бунина и вид с крыши, и сам бассейн кочуют из произведения в произведение. В новелле «Иудея»:

«Иду по внутренним и наружным лестницам, на одном повороте останавливаюсь: за окном подо мной – громадный «водоем пророка Иезекии», темно-зеленая вода которого стоит прямо среди домовых стен с решетчатыми окошечками, пробитыми как попало – и очень высоко, и очень низко. Медленно спускается из одного такого окошечка кожаное ведро на веревке…

Солнце на закате. Я выхожу на крышу, снимаю пробковый шлем, и по голове моей дует с запада сильный и прохладный ветер. Небо глубокое, бледно-синее, без единого облачка. Я на темени Иудеи, среди волнистого плоскогорья, лишь кое-где покрытого скудной зеленью. Все мягкого, но очень определенного серо-фиолетового тона. Застывшие перевалы, глубокие долины, куполообразные холмы… За мной, в закате – оливковые рощи и раскиданные по холмам здания: католические приюты, школы, госпитали, виллы. На севере, на горизонте, – четкий известковый конус, гора Самуила. На востоке, за Кедроном и горой Елеонской, – Иудейская пустыня, долина Иордана и стеной нежно-фиолетового дыма заступивший полнеба, ровный и высокий хребет от века таинственных Моавитских гор. Прямо же подо мною плоской, голой кровлей желто-розового цвета лежит каменная масса небольшого аравийского города, со всех сторон окруженного глубокими долинами и оврагами».[47]

В стихотворении «Иерусалим»:

В новелле «Камень»:

«Открыв глаза, почему-то с особенной радостью увидал я нынче открытое окно своей холодной каменной комнаты… В тишине слышен плеск бурдюков, опускаемых из окон в зеленую воду водоема, еще полного густой тени; слышен зычный крик водоносов, бегущих по крытым уличкам базаров, говор и дробный стук копыт на площади возле цитадели».[49]

А вот что пишет Муромцева:

«Внизу подо мной водоем, в котором Давид увидал купающуюся Вирсафию. Я вижу, как из одного окна опускается в него кожаное ведро.

Затем думаю об Яне, которого я еще вполне не понимаю. Слишком он ни на кого не похож, и часто ему не нравится то, что я привыкла считать чуть ли не за непреложную истину».[50]

Налицо явление, имеющее отношение к «иерусалимской экстраполяции», то есть к переносу исторических локализаций на мифологические. И если уж превращаются остатки верхнего дворца Ирода в цитадель и башню Давида, то именно отсюда, сверху, он, царь Давид, и должен сойти с ума от вида обнаженной жены Урии, принимающей водные процедуры. И в бассейн Вирсавии естественным образом экстраполируются Патриаршие пруды им. Царя Иезикии…

39 лет спустя после путешествия на Святую Землю Бунин напишет одну из самых ошеломительных своих новелл – «Весной в Иудее», вошедшую в «Темные аллеи», местом кульминации рассказа назначит гостиницу Амдурского:

Открытка с видом гостиницы «Центральная» («Амдурски»)

«На одном повороте лестницы она приостановилась: там, глубоко внизу за узким окном, виден был древний “Водоем пророка Иезекииля” (возможно, память подвела писателя, и вместо царя Иезикии предложила в качестве исторического хозяина пророка Иезикииля. – М. К.), зеленоватая вода которого лежала, как в колодце, в квадрате соседних сплошных домовых стен с решетчатыми окошечками, – та самая вода, в которой купалась Вирсафия, жена Урия, наготой своей пленившая царя Давида».[51]

Друг Ирахмиэля Амдурского плодовитый писатель того времени Пинхас Граевский так описывает гостиницу в «Путеводителе по стране Израиля» (1909 г.):

«Гостиница находится на ул. Давида, в одном из самых элегантных кварталов Иерусалима, поблизости от Яффских ворот. Совсем рядом находится огромный восточный базар, англо-палестинский банк, немецкий банк (“Фрутигер”) и австрийская почта. Гостиница располагается прямо напротив Башни Давида… Здание – трехэтажное; состоит из цокольного этажа и двух жилых этажей. На первом этаже – трапезная, 19 × 9 м. Комнаты, окнами выходящие на фасад, – очень просторные и имеют выход на балконы с прекрасным видом на город и ул. Давида. На втором этаже – гостевые комнаты и большой салон для деловых встреч и музыкальных вечеров, а также одна семейная “свита”. Из окон салона открывается вид на восток, на Храмовую гору, на Масличную гору, на Иорданскую долину и Моавский хребет. Но нечто особое – это огромная терраса на крыше гостиницы, находясь на которой осознаешь смысл библейских слов: “Возведи очи твои и с места, на котором ты теперь, посмотри к северу и к югу, и к востоку и к западу” (Быт. 13:14). Вид с этой крыши – один из самых уникальных в Иерусалиме. Мебель в номерах и салоне – весьма удобная. Кухня – европейского стиля и абсолютно кошерная. Хозяева гостиницы – одни из самых уважаемых горожан, пользующиеся большой симпатией со стороны иерусалимцев».[52]

Современный вид гостиницы «Петра»

В доме Амзалега гостиница Амдурского просуществовала вплоть до 1930 г. Именно здесь, у Амдурского, 25 июля 1920 г. на одну ночь останавливается верховный комиссар подмандатной Палестины Герберт Самуэль, дабы встретить субботу в Старом городе и помолиться в синагоге Хурва (где, кстати, должность габбая занимал Амдурский).

В 1929 г. одним из последних знаменитых постояльцев «Централя» (до его переезда на новое место) был рабби Йосеф-Ицхак Шнеерсон, 6-й адмор династии любавических хасидов (хабадников).

Кстати, и сам Ирахмиэль Амдурский с семьей проживал в этом же здании (потом переехал в «дом Амдурского» в иерусалимском районе Ромема).

В гостинице также постоянно функционировал кошерный ресторан. Тут проводились всяческие праздничные мероприятия, справлялись свадьбы и бар-мицвы. Здесь женился «первый ивритский ребенок» Итамар Бен-Ави, сын великого реформатора языка иврит Элиэзера Бен-Йегуды. Тут же справлял религиозное совершеннолетие своего сына будущий первый премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион.

В 1930 г. гостиница «переезжает» на ул. Юлиан (Кинг Дэвид), а с 1935 по 1948 г. она занимает дом № 10 по ул. Бен-Йегуда. 22 февраля 1948 г. здание было полностью разрушено во время чудовищного теракта.

После того, как в 1931 г. гостиница Амдурского переехала, здание было сначала занято неким немцем (имя неизвестно), потом его временным хозяином стал араб-христианин Якуб Суахали, давшей гостинице имя «Континенталь». В 1942 г. гостиницу арендовал у Греческой патриархии некий мусульманин по имени Саид Караш и дал ей новое имя, сохранившееся по сей день, – «Петра». В 1947 г. в гостинице было зафиксировано 50 кроватей на 22 комнаты. Основными постояльцами являлись мусульмане, мелкие торговцы и деревенские жители из Сирии, Ливана и Ирака…

В 2005 г. сионистскими религиозными организациями была предпринята попытка выкупить здание гостиницы у Греческой Патриархии. Патриарх Ириней I дал добро на сделку, но та по ряду политических причин не состоялась. Ириней же был благополучно низложен.

Ныне гостиница используется как хостел для бэкпэкеров (в основном из стран Европы). Но с крыши по-прежнему открывается чудеснейший вид, и любой желающий может, заплатив, правда, консьержу мзду в размере всего 5 шекелей, подняться туда по скрипучей деревянной – той самой! – лестнице… И – И мелькали, сверлили стрижи тишину

«В том крае, где солнца восход, …прекрасная пальма растет»[54]. История одомашнивания и отношения к финиковой пальме. Сю Фрумин