Утро вечера дрянее (сборник)
– Прошу прощения, Ольга Юрьевна, – улыбнулся он своей некрасивой, подобострастной в этот момент улыбкой, – в сутках, к сожалению только двадцать четыре часа.
Растягивая рот, он прижимал руки к груди, наверное, для пущей убедительности.
– Похоже, что вы только что об этом узнали, – ехидно улыбнулась я.
– Знаете что, – он задрал немного рукав куртки и взглянул на часы, – я перед вами провинился и хочу как-то загладить свою вину. Приглашаю вас в клуб «Матрица», там-то я уж целиком буду в вашем распоряжении хоть до самого утра.
– Я бы могла управиться намного быстрее, – сухо ответила я. – Может, все-таки поговорим здесь?
– Нет, – решительно заявил Ежов, – я просто обязан угостить вас. Кстати, там выступает «Вывих», посмотрите заодно.
– Хорошо, – ничего не оставалось мне, как согласиться.
А что делать? Можно было бы, конечно, настоять и проинтервьюировать его не отходя, как говорится, от кассы, но прозвучало в его просьбе что-то искреннее, что-то наивно-мальчишеское, и я уступила. И потом, раз уж писать о продюсере, надо знать что-то и о его воспитанниках.
– Вот и замечательно, – улыбнулся Андрей Николаевич, – поехали.
На сей раз он не заставил себя долго ждать. Пока я надевала шубу, он уже появился в длинном красно-коричневом пальто и, взяв меня под руку, повел вниз. Там у нас вышел спор. Я настаивала на том, что должна ехать на своей машине, он же предлагал отправиться на его джипе «Сузуки».
– Я вас доставлю сюда в целости и невредимости, – убеждал он меня.
– Ладно, – согласилась я, решив, что смогу начать интервью уже в машине.
– Это тот самый джип, из-за которого вы судитесь с Поплавским? – спросила я, устроившись на удобном переднем сиденье.
– Все-то вы, папарацци, знаете, – язвительно усмехнулся он, трогая джип с места, – это не слишком интересная история.
– Раз уж об этом стало известно, – заупрямилась я, – не лучше ли было бы прояснить ситуацию. А то ведь пойдут самые невероятные истории. Впрочем, вам ведь это только на руку, – добавила я, пытаясь разговорить его.
– Вы имеете в виду слухи? – Он холодно посмотрел на меня. – Да этот сукин сын, извините, просто подставил меня. Расплатился со мной нерастаможенным автомобилем. Мне пришлось отвалить за него больше, чем Поплавский был мне должен.
– Надо было все основательно проверить, – пожала я плечами, – прежде чем принимать в уплату джип.
– Проверить, проверить, – недовольно пробурчал Ежов, – я же говорил вам, в сутках всего двадцать четыре часа. У меня катастрофический цейтнот. Не могу я все контролировать, а такие люди, как Шурик Поплавский, пользуются этим. Он ведь прекрасно знал, что джип не растаможен, но ничего не сказал мне об этом. А теперь заявляет, что предупреждал меня. Кстати, вы его увидите в «Матрице».
Кроме нас, в машине сидели два неразговорчивых бугая с хмурыми лицами. Классические костюмы и длинные кожаные плащи, которые эти внушительной внешности парни носили нараспашку, не могли скрыть их социального происхождения. Понятно, все мы более-менее из рабочих и крестьян. Но ведь и класс трудящихся далеко не однороден. У этих и физиономии, и повадки были люмпеновские. Да, да, этакие пристроенные, приглаженные, приодетые люмпены! Качки – на службе люмпеновского искусства, по сравнению с которым массовое представлялось более высокой ступенью. Меня поразила подобная гармония: люмпену – люмпеновское. Перехватив мой взгляд, Ежов изо всех сил постарался беззаботно улыбнуться:
– Знакомьтесь, Слава и Жора. Удалые ребята, скажу я вам, – добавил он фамильярно-игривым тоном.
В ответ на эту льстивую похвалу – льстивой ее делала неприятная улыбка Ежова – смесь заискивающей осторожности и презрительного тщеславия – по каменным лицам парней пробежало что-то вроде судороги, подобной той, что дала толчок миру неорганической материи. Их бледные, плотно сомкнутые губы слабо шевельнулись.
– Насколько я знаю, Поплавский ваш коллега? – продолжила я разговор, больше не отвлекаясь на удалых парней.
– Можно его назвать и так, – пренебрежительно произнес Ежов, – только его проекты больше двух-трех месяцев не живут. Может, слышали дуэт «Солнечный зайчик»?
– Что-то не припомню, – я пожала плечами.
– Шурик этим дуэтом полгода занимался, стихи им сам Юрий Шажков писал, ну, тот, который для «Распашонок» сочинял. Вот, кстати, мы и приехали.
Ежов остановил машину на большой стоянке возле киноконцертного зала, где на втором этаже располагалась «Матрица», и выжидательно посмотрел на меня.
– Не хотите перейти на «ты»? – неожиданно предложил он. – Я со своими девчонками запросто общаюсь, а вы почти их ровесница.
– Не возражаю, – ответила я, – если это не помешает нашему интервью.
– Конечно, не помешает, – он открыл дверь и легко выпрыгнул на улицу.
Один из телохранителей тут же оказался рядом с ним. Он беспокойно озирался по сторонам. Другой вознамерился помочь выйти из машины мне. Но я скупо поблагодарила его, решительно отказавшись от его помощи. Он флегматично усмехнулся, еще более флегматично пожал плечами и присоединился к своему товарищу-бугаю.
Самостоятельно выйдя из машины и поправив на плече ремень «Никона», я взяла в руки сумочку, направившись к центральному входу. Ежов галантно поддерживал меня под руку.
– А нам удастся здесь спокойно поговорить? – опять засомневалась я.
– Какой разговор, Оленька, – успокоил меня Александр, – там полно укромных местечек, где нам никто не помешает.
Удалые парни прикрывали нас с двух сторон.
Глава 2
Вот чего не ожидала, так это толпы зевак и фоторепортеров, оккупировавших подступы к «Матрице», и я уже не раз пожалела, что не перенесла это чертово интервью на другое время. Вся надежда была только на Славу и Жору, и парни не преминули показать, на что способны. Отжимая толпу любопытных и все время заходя немного вперед, они буквально прорубали путь во льдах людской симпатии и праздного интереса. Конечно, народную любовь лучше было бы сравнить с морем клокочущей лавы, но ведь ледоколы – а именно ледоколами казались мне сейчас ежовские телохранители – двигаются среди льдов, ведя караваны судов.
Вдруг за спиной я услышала возглас:
– Оля, Оля!
Я повернула голову и увидела возбужденное лицо Кирюхи Захарова, своего давнего приятеля из «Маргинала», газеты, освещающей культурные события в нашем городе. Я только успела махнуть ему рукой: мол, ничего сделать не могу. Зная о популярности моего спутника, который просто упивался подобными знаками внимания, гулом восторженных голосов, всей этой радостной сумятицей встречи со своими беснующимися поклонницами, я все-таки не могла предположить, что народная любовь ко всем этим «Голубым елям» и «Я тебя не скоро разлюблю» примет такой размах. Приезд Ежова вызвал настоящий ажиотаж. Уже у самого входа продюсер, который краем глаза следил за моей реакцией на всю эту шумиху, теснее прижал меня к себе.
– Чтобы не раздавили, – заискивающе и холодно улыбнулся он.
Я ответила ему неловкой улыбкой. Слава и Жора, усердно махая и разгребая руками толпу, надсадно рычали:
– Девушка, с дороги! Освободите проход!
Голоса у них оказались под стать их устрашающей внешности: грубые, громкие, хриплые.
– Нет, что делается, что делается! – с наигранной досадой восклицал Ежов.
В этот момент какая-то сумасшедшая девица прорвалась сквозь стену энергично жестикулирующих и орущих поклонниц, беспокойно снующих туда-сюда журналистов и едва не бросилась нам под ноги.
– Осторожней, – цинично хохотнул Слава, подхватывая потерявшую селф-контрол девушку.
Та забилась в истерике, судорожно выкрикивая:
– Андрюша, ты прелесть, Андрюша, А-андрю…
– Уберите ее! – резко скомандовал Ежов. – Не видите, она не в себе!
Он брезгливо поморщился и отвернулся. В следующую секунду что-то прохладное и темное прянуло мне в лицо, больно ударив по щекам и глазам. Я страшно испугалась. Но когда распахнула глаза, увидела, что это обыкновенные розы. Они валялись на снегу, напоминая своим темным багрянцем пятна крови. Фу ты!.. Я тряхнула головой. Глаза отчаянно слезились, ноги подкашивались. Это он специально пригласил меня в клуб, чтобы я почувствовала на себе шквал народного обожания, сильно смахивающего на дикую ярость.
Наконец нам удалось прорвать блокадное кольцо и войти в здание.
– Уф! – Вынув из брюк носовой платок, Ежов промокнул лоб и устало опустился на кожаный диван.
Телохранители выстроились рядом.
– Да отойдите вы, – раздраженно махнул рукой Ежов, – примелькались! Вот так, Ольга, теперь сама видишь, как нелегко мне живется.
Я тоже присела на диван. В реплике Ежова, конечно, присутствовали и рисовка, и фальшь, но на секунду я купилась на его утомленно-растерянный вид. Я уже потянулась было за сигаретами, но из зала в просторное фойе хлынула другая толпа, состоящая, как можно было догадаться, из преданных друзей, ценителей, коллег, людей, с которыми Ежова связывало лишь шапочное знакомство, и всякой придворной мелюзги, что обычно вьется вокруг кумиров. Холл наполнился шумом, гулом голосов и шарканьем.
– Андрей! – ринулась к Ежову раскрасневшаяся полная брюнетка в черном декольте. – Мы тебя заждались! Леша заверил нас, что ты будешь, Шурик тоже… да вот и он!
Из-за спины дамы и сопровождавших ее двух молодых парней, по виду напоминающих альфонсов, показался широкоплечий упитанный дядечка в сером джемпере, надетом прямо на голое тело, и черных свободных брюках. На груди у него висел какой-то тускло мерцавший медальон, очень похожий на свастику.
– Рад видеть, – протянул он напрягшемуся Ежову короткопалую руку, поросшую рыжими волосками. – А это кто? – с любопытством воззрился он на меня.
Я тоже его разглядывала. Среднего роста, лет сорока пяти – сорока семи, с большим животом, открытым лоснящимся лицом, с коротко стриженными рыжевато-русыми волосами, плутоватыми голубыми глазами и наглой, обезоруживающей улыбкой.
– Знакомься, Оля, – стараясь выглядеть как можно более непринужденным, произнес Ежов, – Шурик Поплавский.
– Фи, Дрюня, что за бесцеремонный тон, – лукаво скосил глаза Поплавский на своего коллегу, не забыв скользнуть по мне оценивающим взглядом, – а вот с Олей, думаю, мы быстро подружимся.
Он потер свою массивную шею и плюхнулся на диван рядом со мной.
– О, какая у тебя штука! – взялся он за ремень моего «Никона». – Ты у нас как – подружка или корреспондентка?.. – горячо зашептал он мне в ухо.
– А где Коля? – резко спросил Ежов.
– В зале остался. По-моему, он с твоей новенькой контакт налаживает, – хитро улыбнулся Поплавский.
На левом мизинце у Шурика светился большой бриллиант, в ухе – золотое колечко. От него пахло алкоголем, сигарами и «Минотавром». Каким бы крутым боссом он ни был, все-таки этот аромат слишком изыскан для него, мелькнуло у меня в голове.
В то время как мы таким вот незамысловатым образом общались, вокруг все плотнее смыкались ряды попсовой «крутизны» и богемы. Я видела перед собой наштукатуренные лица молодых и пожилых див, беспокойные физиономии творческого молодняка, всех этих хлипких, тонкобедрых и быстроглазых пареньков в радужных кофточках и узких брючках, бесстрастные маски представителей иных фирм, спонсоров, снисходительно поглядывающих на забавы тусовки. Иногда общий гул, напоминавший непрерывный морской рокот, пронзали счастливые визги, которые, по всей видимости, испускала наиболее восторженная и глупая часть модной тусовки – голопузые девицы в топиках, шортиках и символических юбочках. За разноцветной стеной из человеческих тел чувствовалось какое-то шевеление, веселая потасовка и беготня. Куда я попала? – с недоуменным скепсисом думала я.
– Ну ладно, – поднялся с дивана Ежов и, бросив на руки Жоре свое шикарное пальто, направился в зал, откуда уже доносились сентиментально-монотонные аккорды.
Излишне говорить, что вся команда двинулась следом за ним. Шурик Поплавский не отпускал мою руку, и Ежову это явно не нравилось. Он сурово взглянул на своего компаньона. Тот сделал вид, будто случайно застрял возле толстой брюнетки, которую он жеманно именовал Бригиттой.
– Кто это такая? – спросила я шепотом у Ежова.
– Спонсорша наша, владелица кирпичного завода.
– А-а, – протянула я.
Избавившись от общества Поплавского, Ежов заметно повеселел. Он игриво обхватил мой стан, повернув при этом ко мне голову, и мягко улыбнулся. Но улыбка его опять-таки в силу присущей ей двусмысленности и неискренности вышла у него елейной. Так мы и вошли в зал, словно двое влюбленных, причем Ежов все плотнее прижимал меня. Так что, когда мы остановились перед сервированным столом, можно было подумать, что он сгорает от бешеного желания. Только я попыталась хоть немного ослабить это излишне интимное объятие, как рука моего спутника вспорхнула к моему плечу и, с нежной фамильярностью потрепав его, быстро опустилась.
– Ситдаун, плиз, – слащаво улыбнулся Ежов, падая на обитый пятнистым гобеленом стул.
Жора отодвинул мой стул. Я села. Два других места за нашим столом заняли Поплавский и Бригитта. Еще через секунду к нашему столу подошел высокий худощавый парень в коричневой футболке и кроссовках.
– А-а, Женька, – протянул ему барственным жестом свою мускулистую руку Ежов. – Славик!
Славик откупорил бутылку шампанского и разлил по фужерам. Мы дружно чокнулись и выпили. Тут к нашему столу приблизился еще один парень, с головой, напоминающей яйцо, и жадными волчьими глазами стального цвета. Он уставился на меня, словно мы были знакомы. Я намеренно не замечала его долгого пристального взгляда.
– Рудик прислал, – подобострастно улыбнулся Ежову, весь сжавшись в порыве самоуничижения, Женька, – знакомься, Никита.
– А сам Рудик? – снисходительно поинтересовался Ежов.
– Отдыхает, – ответил за Женьку Поплавский, – мы с ним вчера здорово накачались. Ну, ты-то меня знаешь, – гордо приосанился он, но тут же вновь развалился на стуле, – я наутро, как огурец. А вот Рудик…
Раздался ядовитый смешок.
– Ну, мы-то знаем, какой ты герой, – с холодной иронией откликнулся Ежов, бросив на Поплавского насмешливый взгляд, – ты, Никита, садись. Оля, – вдруг обратился он ко мне, – как он тебе, нравится?
Последнюю реплику Ежов произнес развязным тоном. При этом манерным жестом приобнял меня за плечи и заглянул в глаза. Я попробовала высвободиться.
– Лешка где? – спросил у Женьки Ежов.
– Тел… то есть девчонками занимается.
– Пойду проверю, – осушив еще один фужер шампанского, Ежов развинченной походкой направился к сцене. Женька и Никита лениво поплелись за ним.
– Все-таки вы, деятели шоу-бизнеса, – жеманно улыбнулась молчавшая до сих пор Бригитта, – иногда бываете такими грубыми!
Она брезгливо выпятила густо накрашенные губы и стрельнула глазками в Поплавского. Но тот явно не был сторонником геронтофилии, скорее наоборот – поклонником буйно цветущей юности.
– Ой, матушка, – фамильярно похлопал он ее по голой спине, так что она скорчила недовольную мину, – не иногда, а почти всегда. А что делать? – бросил он на меня полный сожаления взгляд, – работа такая. Сплошные допинги, грубости, истерии…
– Что нам готовят мальчики? – с материнской интонацией в голосе осведомилась Бригитта.
– Композиции с последнего диска, насколько я в курсе… – небрежно произнес Поплавский.
– А «Я тебя не скоро разлюблю» там есть? – с наивным интересом спросила Бригитта.
– Есть, – еще более вальяжно раскинул свои члены на стуле Поплавский. – Черт, стулья неудобные здесь! Игорь, – крикнул он в глубину темного зала, – кресло мне принеси!
Я заметила в дальнем правом углу высокую фигуру, которая мгновенно отделилась от толпы одетых во что-то пестрое и блестящее девиц и поспешила за кулисы.
– Ну, когда же они начнут? – нетерпеливо заерзала Бригитта, трогательно и неуклюже разыгрывавшая из себя маленькую девочку.
– А что нам, плохо, что ли? – загоготал Поплавский.
Он разлил по бокалам шампанское и весело поднял свой.
– Ну, – радостно рыкнул он, – за приятное знакомство!
Я лишь пригубила фужер, Бригитта же жадно приникла к бокалу и в мгновение ока осушила его.
– Что, – бесцеремонно толкнул меня локтем Поплавский, – нелегко тебе? Ты мне так и не ответила, – кинул он многозначительный взгляд на меня и тронул «Никон», – это камуфляж или Дрюня тобой очарован?
Последнее слово он произнес нараспев, явно с циничным подтекстом. Меня изрядно раздражал этот пошлый тип, но я решила дождаться Ежова. Зря, что ли, терпела?
– Я на такие вопросы не отвечаю, – хмуро парировала я.
– Это твое дело, матушка! – облизнулся Поплавский.
К нашему столу опять подошел Никита. Он наклонился надо мной и глухо сказал мне на ухо:
– Можно тебя на минутку?
Я подняла голову и одарила его непонимающим взглядом.
– Меня?
– Ты – Ольга?
– Ольга, а что? – еще больше удивилась я.
– Мне…
– Слушай, Никита, ты к Ольге не приставай, – раздался где-то сбоку высокомерно-задиристый тенор Ежова, – давай, парень, проваливай!
Никита злобно зыркнул на Ежова, но тут же, стушевавшись, отошел.
– Что у него к тебе? – небрежно спросил Ежов. Я меланхолично и озадаченно пожала плечами.
– Не знаю я ни его, ни приславшего его… как ты сказал… Рудика…
– Да это мой старый друг. Странный тип… – Ежов на минуту задумался. – А кто сейчас не странный? – вызывающе засмеялся он и, не дожидаясь моей ответной реплики, объявил:
– Сейчас начнется! Ну, девки, ну, злодейки!
Он слащаво заулыбался.
– Вы же сказали, что «Вывих» будет выступать, – недоумевала я.
– И «Вывих» тоже, – сделал лукавую физиономию Ежов.
– Ты, Дрюня, – со снисходительным пренебрежением произнес Поплавский, – нас совсем что-то запутал.
Бригитта тоже терялась в догадках. Она бросала беспомощные взгляды то на Ежова, то на Поплавского.
– Дамы и господа! – хорошо поставленным голосом громко объявил Ежов, поднявшись. – Сейчас перед вами выступят дебютантки, мои подопечные. Группа называется «Пчелки». Три очаровательные девушки исполнят хиты «Летящих», а также мою новую композицию «Быстрая река я», которая посвящена одной моей знакомой, – заулыбался он. – Итак, встречайте – «Пчелки»!
Хлынули аплодисменты. Кто-то даже засвистел. Задняя стена сцены полыхнула золотыми молниями, синие и желтые огни запрыгали по сцене, по залу стали шарить мощные прожекторы, выхватывая один за другим фрагменты зрительской реакции – живую фреску завороженных или расслабленно-вялых лиц. Зал потрясли первые аккорды очередного попсового «шедевра». На сцену выскочили три девицы. Две брюнетки и одна блондинка. На одной были блестящий лифчик и красные шорты, надетые на черные колготки, на другой – шелковые шальвары с гигантскими разрезами, на третьей – синий в желтых разводах топ и сверкающая серебром мини-юбка. Девушки как сумасшедшие задергались и заголосили. Визгливые голоса резали слух.
– Отстой! – пренебрежительно махнул рукой Поплавский.
– Да какого хрена, – взбеленился Ежов, – дай послушать!
– Слушай, Дрюня, слушай, да не забывай, у кого мотивчик спер, – угрожающе насупился Шурик.
– Потом, – сделал нетерпеливый жест Ежов, все внимание которого было устремлено на сцену.
Помнишь, как с тобой гулялиПод луною желтой-желтой,А когда листвой опалиЧувства нежные, ушел ты.Я тебя ни в чем не виню,Я сама такая —У меня семь пятниц на дню,Быстрая река я, быстрая река я… —тянули девушки, лихо пританцовывая.
– Мне кажется, это новый хит, – горделиво улыбнулся Ежов, когда закончилась музыка и девушки покинули сцену.
Игорь, который, как я поняла, был телохранителем Поплавского, притащил удобный стул с подлокотниками и, поставив его рядом с Шуриком, отошел на пару шагов назад.
– Вот это другое дело, – Поплавский пересел в кресло и достал сигареты.
После «Пчелок» на сцене появился «Вывих» – трое парней в блестящих жилетках на голое тело, один – в шортах до колен, двое других – в белых обтягивающих трико с тройной золотой полосой по бокам. Они двигались довольно синхронно, делая при этом весьма откровенные жесты, ну и, конечно, пели. Бригитта была поглощена происходящим на сцене, не забывая, однако, прихлебывать из бокала. Мне же все это довольно сильно наскучило, если не сказать – осточертело. Я наклонилась к столу за сигаретами и услышала, что Андрей о чем-то вполголоса беседует с Шуриком. Музыка гремела вовсю, и говорили они, не понижая голоса, явно думая, что их никто не слушает, или им было на это наплевать, не знаю, но мне было отчетливо слышно все, о чем они трепались.
– Давай сперва разберемся с джипом, который ты мне втюхал, – рубанул рукой воздух Ежов. – Подождем решения суда. Если ты убежден в том, что предупреждал меня, и суд это признает, я готов обсудить твои претензии по поводу мотивчика.
– Значит, ты признаешь, что украл его? – горячась, вопрошал Поплавский.
– Я этого не говорил, – Андрей выставил вперед ладонь, – я сказал, готов обсудить.
– Но ты ставишь еще какие-то условия, – повысил голос Шурик.
– Не какие-то, – пояснил Андрей, – а совершенно конкретные. Я заплатил за растаможку почти пятнадцать штук баксов да еще штрафа пять тысяч! Это больше, чем я тебе отдал за него. Я что, по-твоему, дочь миллионера?
– Ты прекрасно знаешь, что выиграешь этот процесс, – поморщился Шурик, – значит, и с мотивчиком ты меня собираешься опрокинуть. Я же стану нищим – по миру меня пустишь.
– Ну, не прикидывайся, – хлопнул его по плечу Андрей и улыбнулся, – знаем мы, какие у тебя доходы.
– Да что ты знаешь, что?! – Шурик схватил Ежова за отворот куртки.
Его запястье тут же сжала мощная рука Славика. Игорь шагнул было на выручку своему шефу, но путь ему преградил Жора.
– Да отцепись ты, – вырвался Поплавский, но нападать на Ежова больше не рискнул.
Он кивнул Игорю: мол, не суйся – и, откинувшись в кресле, закурил. Статус-кво был восстановлен. Я сделала вид, что ничего не заметила. Окружающие продолжали пялиться на сцену как ни в чем не бывало. Только Андрей все подливал себе шампанского. На обещанное интервью надежд оставалось все меньше. И до «Лады» моей Дрюня, похоже, меня теперь уже не доставит – слишком набрался. Я достала из сумочки мобильник и набрала номер редакции – на меня никто не обратил внимания. Трубку взяла Маринка.
Глава 3
– Виктор там? – резко спросила я.
– Да-а, – Маринка, видно, сразу почувствовала, что со мной что-то не так. – Что случилось?
– Ничего. Я в «Матрице», – отрезала я, – пусть возьмет запасные ключи у меня в столе и пригонит ко мне тачку.
Я объяснила, где ее найти.
– Ты все поняла? – строго спросила я.
– Да что с тобой? – не выдержала Маринка.
– Завтра объясню, – я нажала «отбой» и сунула трубку в сумку.
Оглядев зал, я снова поймала на себе взгляд Никиты, который подавал мне какие-то знаки. Он показывал на часы на своем запястье и проводил ладонью по горлу. «У парня не все дома», – поставила я диагноз и дернула Андрея за рукав куртки.
– Ты обещал поговорить…
– Конечно, конечно, – широко улыбнулся он, поправляя прядь волос, упавшую на лицо. – Погоди немного. Давай-ка выпьем.
Он взял со стола почти пустую бутылку и плеснул остатки в мой фужер.
– Да ты, я смотрю, не пьешь? – Он поднял брови и взглянул на меня.
– Учти, – процедила я сквозь зубы, – если не будет интервью, статью я все равно сляпаю. И это будет очень хорошая статья. Ее будут читать в городе все. Только…
– Чу, чу, чу, – остановил меня Ежов, – я все понял. Сейчас.
Не оборачиваясь назад, он поманил из-за спины Славика.
– Найди нам тихую комнатку, чтобы никто не помешал, понял?
Слава пожал плечами и отчалил.
– Все будет в порядке, – успокоил меня Ежов, – если я обещал – железно.
На столе откуда ни возмись появилась новая бутылка шампанского, и веселье продолжилось. Бригитта без устали болтала о выдающихся способностях Андрюшечки, как она называла этого переростка, и его воспитанников. Жора преграждал путь слишком уж назойливым поклонницам, Шурик слюнявил толстую сигару и глядел куда-то в одну точку на полу.
– Пойдем пока потанцуем, – неожиданно взяв меня за кисть руки, предложил Андрей.
Я согласилась. Лучше уж немного размяться, чем штаны протирать. Поднявшись, я опять встретилась взглядом с Никитой и отвернулась.
– Что за тип этот Никита? – шепнула я Ежову на ухо, когда он обнял меня за талию и мы принялись медленно двигаться по залу среди других пар.
Строго говоря, танцующих было немного: кроме нас с Ежовым, еще две-три пары, остальные дергались под рваные ритмы кому как бог на душу положит.
– Первый раз его сегодня вижу, – равнодушно ответил Ежов, прижимая меня к себе. – Он что, клеит тебя?
– Да, делает мне какие-то знаки, которых я не понимаю, – я выставила вперед локти, чтобы ограничить контакт с Андреем.