Высшая справедливость. Роман-трилогия
– Понял, – обиженно буркнул Брендон.
– Вот и молодец. Ложись, – Стив потянул его за рукав.
Было уже за полночь. Дождь из моросящего превратился в проливной. И теперь за окном жалобно завывал ветер, стуча по стеклу мокрыми ветками акации.
Они молча лежали рядом: Стивен курил, Брендон сосредоточенно изучал потолок. И хотя думали они об одном и том же, получалось, что у каждого из них здесь была своя истина, в непреложности которой оба не сомневались.
Теперь Брендон был уже полностью уверен в невиновности Стивена. Но он понимал, что дальше обсуждать эту тему – дело абсолютно бесперспективное.
«Вряд ли мне когда-нибудь удастся переубедить его, – думал Брендон, – если уж он в чем-то непреклонен, то спорить с ним бесполезно, а его максимализм порой граничит с идиотизмом! Он продолжает себя оговаривать и ставит знак равенства между „готовностью убить“ и „убийством де-факто“. Что он хочет этим доказать? Кому? Нет, определенно, во всей этой истории он сам загнал себя в угол!»
У Брендона не укладывалось в голове, как можно было спокойно дожидаться обвинительного приговора, если имелась реальная возможность его избежать? Но Стивен предпочитал даже смерть, лишь бы не снисходить до обсуждения своего поступка. При этом он не снимал с себя ответственности за содеянное, но трактовал ее весьма своеобразно, собираясь отвечать лишь перед Всевышним, – просто потому, что не считал преступлением отправить в ад того, кто был, по его мнению, этого места исчадием!
«Несомненно, он прав в том, что только одному Богу подвластно воздать каждому по делам его. Но, рассуждая подобным образом, он же, по сути, отстаивает свое право на убийство! Господи, какой кавардак у него в голове!» – решил Брендон, проследив явную противоречивость в мыслях, а часто и в действиях Стивена. Но тут ему подумалось, что в этой противоречивости, может быть, и заключена загадочная притягательность Стива, и несмотря ни на что, он любит его именно таким…
Стивен затушил сигарету, повернулся к Брендону и, осторожно сняв с него очки, положил их на тумбочку.
– Стив… – проговорил Брендон, – я надоел тебе вопросами…
– Надоел, – подтвердил Стивен, отводя волосы с его лба.
– Все равно я спрошу тебя… тот друг, которого ты потерял… у тебя были с ним близкие отношения?
Стивен крайне удивился этому вопросу.
– Нет! Что ты! – покачал он головой. – Эдди был из слишком религиозной семьи, католической. Честно говоря, фанатичная религиозность, которая царила в их семье, всегда представлялась мне ограниченностью – она скорее исключение, чем правило. А две его сестры стали почти монашками. Это случилось после того, как его брат покончил с собой, – сказал Стивен и, чуть помедлив, произнес: – Слушай, странно как-то все получается… я и не задумывался над этим… Выходит, что религиозны мы или нет, но поступки мы совершаем, в общем-то, одинаковые. То есть наша приверженность какой-либо религии или отсутствие веры практически не отражается на том, что мы делаем. Вера не удерживает от греха, а почитание закона – от желания нарушить его. Может ли хоть что-нибудь остановить нас? Мне иногда кажется, что так называемой «свободы воли» вовсе и не существует. Есть одна только навсегда заданная предопределенность. Мы лишь следуем заранее написанной роли, произнося ее выверенные слова. Кто талантливо, кто бездарно – скороговоркой или нараспев – иной оттарабанил быстро свой текст, но впереди еще целый акт сидения в темном закулисье… а иной так долго собирался с силами, старался, пыхтел, но успел только приоткрыть рот, как перед ним уже падает занавес… Ты замечал, что чаще бывают счастливы те из нас, которые больше действуют, а не философствуют? Размышления наши рождают нашу печаль…
– В Библии, по-моему, немного иначе, – проговорил Брендон, – «Умножая знания свои, умножаешь печаль свою…»
– О, Брендон, да ты у нас, оказывается, знаток Писания! – сказал Стивен, кладя руку ему на пояс…
Глава 12. Розовые розы
Надо сказать, что спалось им здесь обоим отлично – чистый воздух и тишина делали свое дело. Но в эту ночь Стивен долго не мог заснуть. Последний разговор сильно взбудоражил его. И теперь ему вспоминалось разное, так – ничего путного, просто неспокойно было на душе. Чтобы побороть бессонницу, он решил подумать о чем-нибудь приятном.
И сразу же ему представился большой куст роз, усыпанный некрупными цветами того прекрасного нежного оттенка, название которому они сами же и дали. Картинка была такая живая, что Стив даже ощутил сладковато-томный запах, исходящий из глубины матовых лепестков. Раньше во дворе их дома всегда росли розы…
Он вспомнил, что держал их в руках совсем недавно – это было в тюрьме, за несколько дней до казни – и долго хохотал, обнаружив, что на всех стеблях предусмотрительно срезаны шипы – охранники явно перестарались. Розовые розы… – он думал тогда, что видит их в последний раз… Стивен просидел в тот день, наверное, не один час, любуясь ими: поворачивал и рассматривал каждый цветок в отдельности, огибал взглядом плавные линии тугих, еще не раскрывшихся бутонов, вглядывался в каждый лепесток, пытаясь постичь неизреченную тайну их совершенства.
…Зеленый куст страстно-ароматных роз…
Такой же куст, но чуть поменьше, рос и в палисадничке перед домом, где жил Эдди. Последний раз Стивен был там спустя месяц после его гибели. Стив очень хорошо запомнил весь тот день и всё, о чем он думал, подходя к дому друга.
Тогда и еще долго потом он корил себя за то, в чем не было его вины. Ему казалось – нет, Стив был просто уверен в этом! – что будь он в тот момент рядом, ничего бы не стряслось.
Стив думал, как неотвратимо меняется мир со смертью каждого человека. Особенно остро ощущаешь это в первые часы и минуты после случившегося. И первые чувства, которые тебя охватывают, – вовсе не горечь и тяжесть утраты, а изумление, немое недоумение, они заставляют взглянуть вокруг совсем другими глазами. Ты вдруг осознаешь, что мир изменился, стал иным, и в первую очередь из него исчезло так тщательно и упорно оберегаемое чувство защищенности. И кажется, что так будет теперь всегда – тоскливо и бесприютно. Единственные реалии, которые ты способен сейчас воспринять, – только холод и пустота, разлившиеся по всему окружающему миру, и какая-то пугающая, парадоксально усилившаяся от этого устойчивость и незыблемость его материальности…
…Мать Эдди была дома, она сидела за большим квадратным столом посреди комнаты. Ее потемневшее, обращенное книзу лицо составляло нечто единое с ее траурной одеждой, а весь облик: и тяжело опущенные плечи, и неподвижные руки на коленях – все заставляло вспомнить фигуру классической Пьеты: «Мать, оплакивающая своего сына…»
– Вот, Стиви, теперь у меня не осталось больше сыновей… – сказала она, поднимая усталые глаза, – только дочери…
– Тетушка Эмили… – начал Стивен и почувствовал, что любая из подобающих в таких случаях фраз будет сейчас неуместна. – Как умер Эд?
Мать посмотрела на него долгим взглядом, потом опустила голову и медленно, очень медленно начала рассказывать:
– Здесь… прямо на пороге нашего дома… Это случилось так быстро… На улице из-за чего-то началась драка… – а ты ведь помнишь его привычку всегда вступаться за кого-нибудь… Они проломили ему голову…
– Кто?
– Не знаю, никого из них не нашли… А я ничего и не видела – была в то время на кухне… потом какие-то крики, шум… прибежали ребята Марии – помнишь, соседка наша? – галдят, тащат меня за фартук… А я стою и не возьму в толк: чего им от меня надо? – тетушка Эмили замолчала, глаза ее заволокли слезы.
Стив сел напротив.
– Он умер сразу?
– Нет, еще жил с полчаса, но уже ничего не мог сказать… Когда доктора приехали, он был уже без сознания… они стали перевязывать его, делать какие-то уколы, но я сердцем почувствовала, что все это бесполезно… подошла и сказала: «Оставьте моего сына в покое, разве вы не видите, что он умер?» Они сделали вид, что не слышат, но сразу стали проверять, есть ли признаки жизни… потом повозились еще несколько минут… и все… А я села рядом с сыном… но не плакала… не могла… Иногда, когда горе слишком велико, слез совсем нет – они высыхают раньше, чем успеют скатиться… – тетушка Эмили закрыла глаза рукой.
Во время ее рассказа в комнату вошла младшая сестренка Эдди – худенькая девочка лет десяти с маленьким треугольным личиком, на котором все черты выглядели слишком крупными, и с таким страдальческим выражением больших карих глаз, что, казалось, один этот взгляд уже способен притягивать несчастья. Она встала позади матери, глядя исподлобья на гостя. Старшие ее сестры наверняка сейчас в церкви – где им еще быть? Стив кивнул ей, но девочка не ответила ему.
Стив опустил глаза. Он подумал о том, что мы так привыкли ежедневно – в кино, по телевидению, в прессе – сталкиваться с упоминанием о смерти, что считаем, будто очень хорошо осведомлены об этой составляющей человеческого бытия и вряд ли сможем уяснить себе здесь хоть что-то новое. Но стоит нам встретиться со смертью накоротке – как оказывается, что мы совершенно не готовы к этой встрече: смерть всегда потрясает нас, надолго выбивая из привычной будничной суеты. Смерть всегда застает нас врасплох!.. Только оказавшись с ней лицом к лицу, мы понимаем, что все наши прежние выводы были умозрительны и ничего теперь не стóят. Постижение смерти при близкой встрече с ней возможно только на уровне чувства, но не ума.
Стивен вздохнул и полез в карман за бумажником. В этот момент в лице матери Эдди промелькнул какой-то испуг:
– Стиви, сынок… Эдуардо обязательно отдал бы тебе те деньги… если был бы жив… обязательно бы отдал… но сейчас, ты знаешь… – Она запнулась и снова замолчала.
Стив с недоумением посмотрел на нее:
– Какие деньги?
– Ну… те пять тысяч… за которыми приезжала твоя жена.
– Шейла?! Когда это было?
– За неделю до того проклятого дня… – совсем тихо произнесла она.
Стив был настолько потрясен услышанным, что так и застыл с бумажником в руках. И более всего – тем, что мать Эдди видит сейчас в нем неумолимого кредитора!
– Тетушка Эмили, Эд мне ничего не должен, – медленно проговорил он, – и никогда не был должен. Это я его должник… навсегда!.. – Он торопливо вывалил на стол все содержимое своего кошелька: – Вот, это для вас… пожалуйста, возьмите. Эдди… – Стив так и не смог выговорить «был», – Эдди – самый дорогой человек для меня! Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь.
Эмилия Мартинес недоверчиво посмотрела на лежавшие на столе доллары, сдержанно поблагодарила, но Стив понял, что эти деньги для нее сейчас, может быть, как вода в пустыне.
Все молчали, и в комнате стояла такая тишина, что слышно было только жужжание большой черной мухи, которая судорожно крестила пространство над столом и, не найдя себе пристанища, взмыла, наконец, к потолку. Комната была почти пуста, но несмотря на это, сейчас она стала казаться Стивену, наоборот, слишком тесной – тесной и душной!
Он сидел, глядя прямо перед собой, и сосредоточенно думал, пытаясь восстановить реальный ход событий. Во всем, что он услышал, особенно поразило его то, что названная сумма в пять тысяч долларов в точности совпадала с суммой штрафа, который ему присудили тогда за драку с братом Шейлы Вэлом. Получалось, будто Шейла ездила к Эду, чтобы занять у него деньги?.. Но дело в том, что деньги у Стива как раз тогда водились. Более того, штраф был к тому времени уже выплачен.
Стив даже не помнил в точности, чтó они не поделили с Вэлом Боноски. Вэл частенько наведывался к своей сестренке в первые месяцы после ее замужества, и Стив, естественно, не имел ничего против. Оба они немного выпили тогда. Шурин знал, что Стива легко вывести из себя, и стал в тот вечер, потехи ради, заводить его. В результате Стивен так врезал Вэлу, что до дома тот добрался на четвереньках, со свернутым на сторону носом.
Стив забыл о ссоре очень быстро, но не забыл о ней Вэл. Кроме того, что Вэл сделал все, чтобы упрятать зятя за решетку, и отсудил у него тогда кругленькую сумму на лечение, его с тех пор не покидала мысль круто отомстить Стивену. Но все это было еще задолго до гибели Шейлы…
В итоге, когда произошла трагедия с Эдди, Стивен отбывал свой последний из шести месяцев за драку с Вэлом. Можно было, конечно, сразу выйти под залог или еще как-нибудь полюбовно договориться с судом, но Стив не пожелал больше платить ни цента и предпочел отсидку, тем более срок был невелик. Он даже не сразу узнал о случившемся, потому что Шейла «забыла» ему об этом сказать!
Зачем Шейла тайком от него ездила к Эду? Что ей было нужно? Почему Эд сам не позвонил ему? При желании не составило бы труда связаться с ним и в тюрьме. Стив терялся в догадках: что-то не состыковывалось в этой череде событий, каких-то деталей – решающих деталей – недоставало. Одно виделось ясно: поездка Шейлы, деньги, гибель друга – все это звенья одной цепи. Здесь была какая-то хитрая ловушка, подготовленная, расставленная и захлопнутая его женой.
И вот теперь, сидя рядом с матерью погибшего друга, Стивен представил свою жену, ее яркую, вызывающую красоту, и в первый раз произнес фразу, которую повторял потом регулярно, до тех самых пор, пока она не обратилась в страшную реальность: «Я убью ее!» – прошептал он.
– Ты что-то сказал? – отозвалась мать Эдди.
– Нет-нет… ничего.
– Ты знаешь, Стиви, все это произошло так быстро… как несчастный случай… Ну что поделаешь? Значит, на то воля Божья… – губы тетушки Эмили сжались: – Лало [2] был мой первенец… Из всех – самый любимый…
Стивен поднялся. Прощаясь, он не мог даже смотреть ей в глаза.
Вернувшись и не застав жены дома, Стивен пулей влетел в спальню и принялся выбрасывать из шкафа Шейлины вещи, швыряя их прямо на пол. Чемодана он не нашел и начал запихивать вещи в попавшуюся под руку дорожную сумку. И тут на дне ее он наткнулся на странный пустой пакет: по внешнему его виду, без риска ошибиться, можно было сказать, что это… упаковка из-под наркотиков… Рядом с пакетом лежал маленький помятый листочек. Стив развернул его – это оказался старый телефонный счет. Он машинально пробежал глазами столбики цифр, даже не предполагая найти здесь что-то интересное. Но тут его внимание привлекло странное единообразие этих цифр: разговоры следовали подряд один за другим в течение нескольких дней и были очень небольшой продолжительности – по пять-семь минут каждый. Стив посмотрел на даты – получалось, что по времени разговоры приходились как раз на середину их с Шейлой медового месяца… Он перевел взгляд на колонку, где стоял номер телефона, с которым было соединение, – везде номер был один и тот же, и это был номер… Эдуардо Мартинеса…
Стивен скомкал листочек, крепко зажав его в кулаке, и опустил глаза. К сожалению, он очень хорошо помнил, что сам он не звонил Эдди в то время и не мог звонить, потому что друга его не было дома – он уезжал на заработки в соседний штат. По этой же причине Эд не смог даже приехать к нему на свадьбу. И Стив расстраивался, что все никак не может познакомить его со своей молодой женой.
Стивен простоял еще с минуту неподвижно, потом быстро побросал все вещи обратно в шкаф.
После этого он не предпринял ни одной попытки докопаться до истины, а Шейле не обмолвился ни единым словом, так и не позволив себе поверить, что в злополучном шкафу он наткнулся, быть может, на ту самую – недостающую – деталь…
Попытка спасти от падения пошатнувшийся пьедестал? Вероятно. Ведь низвержение богов – это так страшно! Каждому ли под силу сжечь то, чему поклонялся? Тем более если знаешь, что потом все равно поклонишься тому, что сжигал… [3]
Сжечь куст розовых роз в своей душе? На это он был не способен…
– Сколько можно ворочаться? – послышалось в темноте.
– Тоже не спишь? – удивился Стивен. – О чем думаешь, Бренд?
Брендон скосил взгляд, но ничего не ответил.
– А я вот думаю: почему ты все еще со мной?
– Потому что я люблю тебя, – проговорил Брендон.
– Как любовника или просто как человека?
Брендон на минуту задумался:
– А какой ответ ты бы хотел услышать?
– Только такой, какой ты сам хотел бы произнести.
– Тогда… как человека, – сказал Брендон, натягивая на себя одеяло. – Тебе было бы приятнее первое?
– Не знаю, – отозвался Стивен. – Мне приятно уже то, что я тебе небезразличен. Порой так важно знать, что ты кому-то небезразличен…
Глава 13. Кровные братья
Утром Стивен вскочил взъерошенный.
– Приснилось что? – зевая, спросил Брендон.
– Да… – прохрипел Стив. – Бушующее пламя… я его отчаянно тушил, но все напрасно. Плохой знак!
– Не бери в голову, – махнул рукой Брендон.
Стивен подошел к окну.
– Раньше мне часто снились такие сны, – проговорил он, стоя спиной к Брендону, – когда я занимался этим профессионально – целых два года. Но в тех снах я всегда справлялся с огнем.
– Почему же ты оставил эту работу?
– Разонравилось… – пожал плечами Стив.
– По-моему, когда мы с тобой встретились, ты был безработным. А до этого чем занимался?
– Много чем, – не оборачиваясь, ответил Стив, – я строил, возил, продавал… Ты не поверишь, но какое-то время даже проповедовал – недолго, правда.
– Ну и откровение! – хмыкнул Брендон. – Так вот откуда твоя страсть к разглагольствованиям. Это ценная информация – ее можно было использовать в суде.
– Ага, тебе только что-нибудь расскажи – ты из мухи слона сделаешь. А когда-то я еще плавал и стрелял.
– Да… – протянул Брендон. – Если судить по числу профессий, которые ты сменил, они надоедали тебе быстрее, чем ты успевал их освоить.
– Как раз наоборот, – сказал Стивен, отходя от окна, – когда я овладеваю чем-то достаточно хорошо, интерес пропадает сам собой, и я чувствую, что надо искать другое дело.
Они позавтракали, почти не разговаривая, и Стивен сразу же, лишь бы чем заняться, начал кромсать листья салата. А Брендон пошел в гостиную и в который раз принялся перебирать книжки на полке – все было уже прочитано и пролистано. Ожидание становилось все тягостнее, и Брендон подумал, что это нескончаемое безделье превращается в сущее наказание и оба они уже начинают от него дуреть.
– Что-то сегодня уж совсем тошно! – прокричал с кухни Стивен, словно читая его мысли. – Где же твой архангел Майкл? Похоже, мы его не дождемся.
Брендон насупился: это был тот вопрос, который он и сам постоянно себе задавал и ответа на который взять было неоткуда.
– А-а-а! – вдруг громко закричал Стив. Брендон, побросав книги, кинулся на кухню:
– Что случилось?!
– А, ерунда. Порезался.
– Ну, знаешь ли… Ты так заорал.
– Я вообще на слабую боль острее реагирую, чем на сильную, – виновато улыбнулся Стив, – и так было всегда, с самого детства. Как-то давно, лет десять назад, я попал в аварию. – Едва только Стивен произнес это, Брендон понял, что опять становится на неопределенное время терпеливым слушателем. – Мы ехали с дружком на мотоцикле, – продолжал Стив, – неслись, что называется, на всех парах. И тут под колеса нам рванул какой-то зверек – собачонка или другая мелочь. Я свернул не очень резко, но все равно мы полетели кувырком. Приятель мой отделался синяками и ссадинами. Мне повезло меньше: я ударился спиной и несколько дней не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, даже прикосновений не чувствовал. Вроде был в сознании, но соображал с трудом – это было и к лучшему, иначе я, наверное, умер бы от ужаса, узнав о тех перспективах, которые мне пророчили. Так я пролежал неделю или чуть больше, а потом всё как-то само собой вернулось.
– С тех пор ты реагируешь на боль неадекватно?
– Может быть… Но, скорее, так было всегда.
– И поэтому не любишь собак, – констатировал Брендон.
– Я же сказал, – ответил Стив нетерпеливо, – я не знаю, была ли это собака, или другое животное. И потом, почему ты решил, что я не люблю собак? У меня их перебывало с десяток.
Брендон собрался было сказать, что недавно он слышал нечто прямо противоположное, но тут же передумал и, постояв немного, вышел в коридор. О чем бы ни начинали они сейчас говорить, беседа быстро пресекалась, потому что ни у одного из них не было желания продолжать ее.
– Ну вот, все готово, – сказал Стивен, воткнув вилку в свое творение. – Хоть сейчас обедай.
– Спасибо, не хочется.
Брендон спустился во двор и начал неторопливо прохаживаться под самыми окнами, глядя на шуршащую под ногами черную гальку.
Он стал перебирать в памяти их вчерашний ночной разговор. В конце концов ему удалось вытянуть из Стива признание, которого он так долго от него добивался. Но какое значение это имело сейчас? Он лишь получил подтверждение тому, в чем и так был уверен! Для себя он уже давно на все сто оправдал Стивена. А ситуация как была тупиковой, так тупиковой и оставалась.
Брендон поглядел на небо. Дождь, шедший всю ночь, прекратился, и сквозь поредевшие тучи начало пробиваться солнце. Под первыми его лучами засверкали гладкие, только что умытые дождем стволы выстроившихся по краю леса сосен. В воздухе было чисто и свежо. Но не в пример разгулявшейся погоде на душе становилось все пасмурнее.
Брендон опять с головой погрузился в свои мысли и, когда вдруг услышал голос за спиной, не сразу понял, что это обращаются к нему:
– Добрый день! Прошу прощения, сэр…
Брендон обернулся – за оградой стоял веснушчатый паренек лет пятнадцати в футболке и шортах, с тощим рюкзачком за плечами.
– Прошу прощения, – повторил он, – мне нужна мисс Трейнор. Мисс Джулия Трейнор. Она живет здесь где-то рядом.
Брендон обалдело уставился на него и ничего не отвечал. За все то время, что они прожили в домике, ни одна живая душа еще не наведалась сюда.
– Вы не можете сказать, как выйти к ее дому?
– Ничем не могу вам помочь, – произнес, наконец, Брендон, – здесь поблизости нет других строений. Может быть, по другую сторону от шоссе?
Паренек снова извинился и стал спускаться вниз по тропинке. Проводив его взглядом, Брендон обернулся: на пороге уже стоял Стивен.
– Я все слышал, – сказал он. – Не нравится мне это… Он не рыбак и не охотник, и одет совсем не для леса. И он знал, в какую сторону идти к шоссе!
– У твоего страха глаза велики: просто он по этой же тропинке забрел сюда.
– Я видел, откуда он шел – со стороны леса. – Стив сразу помрачнел: напуган он был не на шутку. – Надо сматываться отсюда… – тихо проговорил он.
– Куда? Без документов?
– Ерунда! Что-нибудь разыщем, – Стив стрельнул глазами по сторонам. – Так… Майка больше не впутываем. – Схватив куртку, он стремглав бросился из домика.
– Куда ты?! – кинулся ему вдогонку Брендон, но Стивен уже сбегáл по тропинке.
– Вещи собирай! – прокричал он и скрылся за поворотом.
Часа не прошло, как Стивен, взмыленный и запыхавшийся, вновь появился на пороге.
– Пошли! – крикнул он Брендону, сидевшему посреди комнаты. – Так… еще что-нибудь пожрать, чтобы нигде не останавливаться. – Он подхватил из прихожей дорожную сумку, быстро запихал в нее несколько банок и выбежал обратно.
Брендон поднялся, прошел в коридор и, еще ничего не понимая, снял с крючка у входной двери ключи.
Увидев стоящий на обочине просторный, с тонированными стеклами джип, Брендон встревожился:
– Ты что, угнал его?
– Угнал, угнал, – спокойно заверил его Стивен. – Садись.
Брендон вздохнул и, как само собой разумеющееся, сел за руль.
– Куда? – спросил он с тусклой интонацией таксиста.
– Пока что подальше отсюда и побыстрее.
– А потом?
– В ближайший аэропорт! – Стив сопроводил свою фразу размашистым актерским жестом.
– Ты в качестве багажа собираешься лететь? – вяло сострил Брендон, выруливая на шоссе.
Стивен неторопливо вытянул из кармана джинсов водительское удостоверение и еще пару корочек и потряс ими перед Брендоном:
– Вот, смотри: вылитый я! И зовут меня теперь… – Он принялся рассматривать чужие документы.
Брендон вытаращил на него глаза:
– Где ты это взял?!
– Поделился владелец этой лошадки, – хитро улыбнулся Стив.
Брендон развернулся к нему, и на лице его появилось выражение брезгливого ужаса:
– Что ты с ним сделал?!
– Проломил череп и сбросил в пропасть! – буркнул Стив, не отрываясь от просмотра документов, потом глянул на Брендона и, закинув голову, расхохотался: – Да цел твой водитель: сидит и кукует сейчас на обочине. Я его и пальцем не тронул. Ну… почти.
– Думаешь, он так и останется там сидеть? – недоверчиво покосился Брендон. – Эта машина уже наверняка в розыске.
– До вечера обещался сидеть, – пожал плечами Стив. – Мы с ним… так договорились.
– Заплатил ты ему, что ли? – Брендон прибавил скорость.
– И это тоже. Но больше… – Стив причмокнул: – Чтобы получить то, что тебе требуется, не обязательно всё и вся изрешетить на своем пути, надо лишь немного знать людскую психологию.