Голос горячего сердца
– Дюнуа… Что это значит? Где мы находимся?
Жанна широко раскрытыми глазами смотрела перед собой. Как же так? Орлеан – вон он, рукой подать. Но… от него отделяет река! Луара!
– Дюнуа… Почему так? Вы же сказали, что приведёте армию в Орлеан?!
Опытный командир с превосходством и снисхождением смотрел на самоуверенную девчонку:
– Эх, Жанна. Какая разница – там или здесь? Там – пяток английских крепостей, здесь тоже пять, фактически две, но одна лишь Турель стоит десятка. Не правда ли?
Жанна посмотрела на большую крепость, на которую указывал ей Дюнуа. Да… высокие стены, перед которыми ров. В проёмах стен отчётливо видны пушечные жерла. На стенах – лучники. Что же делать? Как добраться до Орлеана?
– Дюнуа! Ла Ир! Может быть, всё-таки попробуем атаковать? Ведь если получится, Орлеан свободен?!
Кто-то из командиров позади Жанны отчётливо прыснул от смеха. Девушка закусила губу, из её глаз покатились слёзы. Однако она быстро взяла себя в руки. Ни к кому не обращаясь, произнесла холодно:
– Очень жаль, что вы привели сюда армию. С тем же успехом мы могли бы находиться сейчас на дне морском. Но давайте подумаем, как теперь быть. Ведь можно, наверное, переправиться на тот берег? Лодки где-нибудь удастся найти?
Дюнуа равнодушно пожал плечами:
– Лодки надо было приготовить заранее. Конечно, кое-что найдётся, но не на всю же армию.
– Можно перевезти хотя бы обоз с продовольствием? И сотню солдат хорошо бы ещё. Это получится?
– Продовольствие? И ещё сотню солдат? Да, полагаю, перевезти можно. Но вы же попадёте под обстрел со стороны англичан!
– Может, и нет. – Жанна отвернулась от Дюнуа к другим капитанам. – Ла Ир, у меня к вам просьба. Пока мы будем готовиться к переправе, пусть ваши люди сделают вид, будто готовятся атаковать Турель. Это возможно? Надеюсь, в таком случае англичане отвлекутся, не заметят нас. Когда вы сможете привести армию на правый берег, я присоединюсь к вам, и мы вместе прибудем в Орлеан. Хорошо?
* * *Весенние сумерки медленно сгущались, превращаясь в мертвящую темноту над городом. Вот и ещё одна ночь наступает. Наступает, ложится на город – в полной тишине. Не слышно ни уличных разговоров, ни собачьего лая, ни даже весенних криков котов. Голод вынудил жителей съесть даже крыс, ещё полгода назад бегавших стаями по городским свалкам. Горожане забыли, как выглядит рыба – её слишком опасно удить из-за обстрела со стороны южных английских фортов. На весь Орлеан осталось всего несколько лошадей.
Защитники города идут в редкие вылазки пешком. Однако сил для вылазок остаётся всё меньше и меньше. И всё же те, кто способен сражаться, получают еду в первую очередь. Для остальных пропитания нет. Поэтому сегодня вечером городская беднота – сорок тысяч женщин, детей, стариков, инвалидов – должны покинуть город в надежде на милость осаждающих. А если англичане не позволят им уйти из осады? Тогда остаётся только умереть.
Тихо, покорно, без единого слова упрёка собирались измождённые, исхудавшие люди перед городскими воротами – за последней надеждой. Городские стражники не смели смотреть им в глаза. Старшины города не вышли к ним – зачем, что бы это изменило?
С унылым скрипом открылись ворота. Застонал опускаемый подъёмный мост через ров. Обречённые люди стояли безмолвно и неподвижно, никто не решался сделать первый шаг навстречу гибели, которая неизбежно сменит зыбкую надежду. Со стены раздался крик часового. Что это – англичане атакуют? О, только не это… Хотя – какая разница…
Часовой на стене закричал снова. В его голосе вовсе не было тревоги. Напротив – радость. То, чего жители не знали уже девять месяцев.
Снаружи послышался звон железа. Ржание лошадей. Взволнованные голоса. Штурмующие, годоны?
Те, кто стоял ближе к выходу, не без труда нашли в себе силы, чтобы расступиться. Спустя мгновение они едва не упали от радости. К городским воротам приближалось несколько десятков французских солдат, следовавших за девушкой в серебристых доспехах, ехавшей на белом коне. И – телеги. Множество телег. Телеги, от которых прямо-таки исходил запах – муки, мяса, рыбы. Запах спасения и жизни. А значит, беднякам незачем уходить из города. Десятки, сотни тысяч орлеанцев не погибнут от голода. Они останутся жить.
Какой-то священник невдалеке завопил: «Слава Богу, к нам пришла помощь! Спасение! Да здравствует король!» В ответ люди, только что получившие помилование от смертного приговора, из последних сил закричали: «Слава Деве Жанне! Да здравствует Орлеанская Дева!». Никто не славословил Бога и короля. Все понимали, кому на самом деле город обязан спасением от голодной смерти.
Окрестности Орлеана, май 1429– Видите ли… мадмуазель… если мы поведём армию к Орлеану мимо позиций годонов, они нападут на нас!
Капитан Дюнуа, батард Орлеана, снисходительно, как и полагается при обращении к несмышлёному ребёнку, пытался объяснить Жанне, почему нельзя вести армию в осаждённый город по правому берегу Луары. Однако на левом берегу армия уже побывала несколько дней назад и ушла оттуда ни с чем, даже не попытавшись атаковать Турель. Жанна не могла скрыть своё раздражение:
– Я вас не понимаю, Дюнуа! Ведь мы здесь именно для того, чтобы сражаться с англичанами! Они нападут на нас – отлично, дадим им бой на открытом месте, не придётся штурмовать их бастионы! Вы сами говорили, что на этом берегу их вдвое меньше, чем наших воинов, а ведь к нам ещё придёт ополчение из Орлеана!
– Да, конечно, но… армия не готова к бою. Много месяцев наши солдаты не видели побед. Они просто разбегутся в страхе при виде одного-единственного годона. Вы же этого не хотите?
– Дюнуа, очень жаль, что вы так думаете о своих солдатах! Дайте им шанс! Если вы не собираетесь немедленно стать англичанином, уважайте тех, кто готов биться с врагом! Я знаю своих солдат! Они готовы сражаться и погибнуть ради свободы Франции!
Жанна обращалась к Дюнуа более резко, чем ей бы самой хотелось. Она всё ещё не могла простить ему, как, впрочем, и другим командирам, недавний обман при выдвижении армии к Орлеану, когда её привели не на тот берег. Раздосадованная их поведением, девушка решила взять командование в свои руки, по крайней мере, до прибытия войска в Орлеан, предоставляя остальным капитанам либо присоединиться к ней, либо убираться восвояси:
– Значит, так, Дюнуа! Я веду армию к Орлеану отсюда – правым берегом! Через несколько часов мы будем в городе! Хотите идти со мной – милости прошу!
Дюнуа раздражённо пожал плечами. Вот дура деревенская. Один раз удалось ей проскочить в Орлеан, провезти продовольствие под носом у небольшого английского отряда, пока гарнизоны Турели и Огюстена отвлеклись на фейерверк Ла Ира – она и возомнила о себе. Значит, сейчас всё и закончится. Англичане атакуют, французы разбегутся, на этом история похода Девы Жанны завершится. Ладно, пусть так и будет.
Некоторое время они ехали молча впереди войска. Ла Ир, де Буссак и де Рэ следовали за ними. Дюнуа невольно оглядывался назад: надо же, какая длиннющая колонна – даже хвоста её не видать. Убедила-таки французов Дева Жанна пойти за ней. Только этого мало, надо ещё уметь сражаться и побеждать. Это вам, мадмуазель, не стадо пасти на лужайке.
Вот уже показались впереди английские укрепления.
– Ну, что? Разворачиваемся в боевой порядок?
Жанна молчала, погружённая в размышления. Дюнуа подождал ответа, оглянулся было на других безмолвных капитанов, затем пожал плечами: пусть девчонка делает что хочет, раз всем наплевать.
Всё ближе и ближе английский бастион. Вот уже видны солдаты на стенах… пушки… возле пушек – канониры с зажжёнными факелами. А глупая деревенская девчонка словно и не видит, что перед ней. Сейчас начнётся такое…
Однако армия Жанны Дарк шла без единого выстрела мимо английских укреплений, будто не замечая их. Слышались топот конских копыт, фырканье лошадей, звон доспехов и оружия да скрип телег. И англичане застыли в своих бастионах – словно парализованные.
Жанна не могла знать, что спустя несколько веков военный приём, невольно использованный ею при движении армии к Орлеану, получит наименование «психическая атака».
* * *Святой Михаил… Святая Екатерина… Святая Маргарита… Завтра – решающее сражение. Мы будем биться за Турель. Помогите мне, пожалуйста! Я так мало знаю… Мне не удалось убедить англичан уйти добром, из-за этого едва не погибли мои гонцы – люди, которые доверяли мне. Пришлось сражаться. Впервые я увидела, как в бою льётся французская кровь. Едва только армия вошла в город, орлеанцы под командованием Дюнуа напали на бастион Сен-Лу – и их отбросили… Я опоздала: когда приехала туда, уже были убитые и раненые французы. Правда, мы немедленно перешли в атаку и почти сразу ворвались в форт…
Святая Екатерина, это ничего, что я кричала солдатам «Кто любит меня, за мной»? Это ведь не грех гордыни? Я просто знала, что иначе нас побьют, а милой Франции уж и без того досталось. А потом вдруг появились годоны со стороны западных укреплений, нас едва не окружили. Это было очень страшно, мне вдруг показалось, что я снова рядом со стадом, на которое нападают хитрые волки – один отвлекает внимание, другие подбираются сзади. Пришлось отправить ополченцев с пиками навстречу врагу. Годоны остановились. И вдруг оказалось, что бастион Сен-Лу уже взят. Так странно, неожиданно! И приятно… победа. Я сама такого не предполагала.
Потом выяснилось, что никто не ожидал, даже сам Дюнуа. Зачем же он тогда повёл людей в бой? Не могу этого понять. И всё-таки самое страшное было позже… когда я увидела убитых англичан. Их было очень много. И на моих латах была их кровь… Господи, вразуми, что мне делать? Я не хочу, чтобы погибали англичане, даже если они плохие! Но ведь иначе – погибнут французы! Неужели только так и возможно?
Потом был бой у бастиона Огюстен на левом берегу. Нас едва не опрокинули англичане, вышедшие в контратаку. Хорошо – моя гвардия с копьями остановила их. Даже удивительно: двадцать человек – против сотни, а то и больше… и годоны неожиданно остановились, замерли, как вкопанные. А тут подоспели Ла Ир и де Рэ, мы бросились вперёд – и вдруг опять оказалось, что бастион взят, бой окончен… я и не заметила, как это произошло. Но что будет завтра?
Такая страшная эта Турель. Я сперва думала штурмовать с левого берега, но Ла Ир объяснил, что лучше нападать со стороны бастиона Огюстен. Оттуда Турель слабее защищена. Там только подпорная стена, которую называют больверком, барбаканом. Её построили англичане, чтобы орлеанцы не могли их атаковать. Но сказать по правде… мне больверк совсем не показался слабо защищённым. Он высокий, перед ним ров, а ещё там на стенах пушки, много солдат с луками и арбалетами.
Как мы будем брать Турель? Не знаю. Но ведь не взять её – нельзя!
Мои Голоса! Пожалуйста, помогите мне! Научите, что делать! Я не знала, когда шла в Вокулёр, что мне придётся самой командовать армией! Я не готова к этому! Я всего лишь слабая, необразованная деревенская девушка! Почему, почему никто не хочет помочь мне?
* * *7 мая 1429 годаИтак, вот она, Турель – перед нами. Сегодня решится судьба Орлеана. Господи! Хоть бы получилось! Как жаль, что другие капитаны возражали против этого штурма. Не могу я их понять. Почему они считают, что у нас мало сил? Если ждать непонятно чего, нас станет больше? Говорят, сюда идут войска Джона Фастольфа. Он нанёс нам поражение в Селёдочной битве три месяца назад. Если он опередит нас, зачем были все усилия?
Всё, хватит раздумий. Пора действовать.
– Жанна! Как нам быть? Никого из капитанов нет.
– Всё в порядке, я командую атакой. «И что я прикажу? Наверное, сперва ударим по больверку перед крепостью.»
– Пушки! По барбакану – огонь! Солдаты, приготовьте хворост – засыпать рвы! Как только сделаем проёмы – вперёд, на стены!
«Какой грохот… Это пушки бьют по барбакану. Уши закладывает. Зато грохот не даёт думать об опасности, смерти. Запах пороха… Или это запах смерти?»
– Жанна! Барбакан уже сильно разрушен. Прикажете штурмовать?
– Да! Хворост – во рвы! Солдаты – на стены!
– Жанна! Наши отступают! Англичан очень много!
– Не верю! Мы победим! Смелее! Кто любит меня – за мной! К знамени!
«Пора и мне самой к лестнице, не всё же других на смерть посылать. Ох, как высоко подниматься… У меня получится? Я не имею права отступить. Надо смотреть только вверх, тогда высота не будет пугать. Что там наверху – английские солдаты? Они собираются стрелять в меня… Господи, мне страшно… А! Больно! Очень больно! Что со мной – я падаю?»
– Дева ранена! Заберите её отсюда!
«Англичане идут на вылазку, пытаются прорваться ко мне? Они хотят захватить меня, чтобы убить?»
– Защищайте Деву!
«Жаль, что я не могу подняться на ноги. Как больно… И голова кружится… Я вот-вот потеряю сознание. Нельзя! Дева Жанна из Лотарингии, держись!»
– Годоны отброшены! Забирайте Деву, уносите её! Всем уходить! Штурм окончен!
– Погодите! Не отступайте! Продолжайте атаку!
– Жанна, молчите, берегите силы.
– Я в порядке. Снимите с меня панцирь.
– Да, Жанна. Вот так. Вам легче? Надо вынуть стрелу…
– Ой! Больно! Лучше я сама.
– Осторожно, это опасная рана! Стрела вошла в ключицу рядом с шеей!
«Ну же, сказала, что сама, так вынимай. Не думай о боли. Слёзы застилают глаза… И не надо смотреть. Всего лишь один рывок… Ох!.. Всё, получилось.»
– Слава Богу, Дева вынула стрелу сама. Теперь, Жанна, надо смочить оливковым маслом… вот так…
– Да… спасибо. Я чувствую себя хорошо, только отдохну немного. Пожалуйста, скажите людям, чтобы продолжали штурм! Англичане вот-вот отступят!
«Попробовать подняться на ноги? Ой, нет. Голова так кружится, вот-вот упаду. Лучше просто полежать на траве. До чего же больно…»
– Сожалею, Жанна. Люди сделали всё, что могли. Попробуем завтра. В конце концов, барбакан уже наполовину разрушен.
– Ах так, завтра… Пожалуйста, помогите мне надеть панцирь!
– Зачем? Вы ранены! Вам надо в город!
– Я не чувствую раны. «Почти. По крайней мере, голова не так кружится. Вот только правая рука совсем не ощущается. Не хочу, чтобы солдаты это заметили. Возьму знамя левой рукой. Или мне кто-то поможет?»
– Солдаты, за мной – к стене! Как только моё знамя коснётся стены – наверх!
– Дева жива! Она командует атаку! Все на штурм!
«Сейчас – или никогда. Какое счастье – англичане ушли со стены! Они решили, что мы сдались!»
– Вперёд! Победа с нами! Помогите Деве нести знамя!
– Жанна, позвольте мне взять знамя!
– Да… пожалуйста…
«Ура! Наши уже наверху! Моё знамя на стене! Бой идёт внутри барбакана! Ещё немного – и мы победим! Как бы мне теперь взобраться по лестнице…»
– Жанна, держитесь! Я помогу вам!
– Спасибо, дʼОлон. Мне немного трудновато…
– Жанна, из города идёт подкрепление! Ла Ир и другие капитаны! Пушки из города бьют по Турели! Мост на южный берег подожжён брандером!
«Хорошо, если так. А то я вот-вот упаду. Так капитаны передумали, пришли к нам на помощь?! Как славно! Это победа! Держись, Жаннетт, ещё усилие…»
– Отлично! Пусть Ла Ир атакуют мост! Здесь мы управимся сами!
– Англичане бегут! Они покидают барбакан и крепость! Мост горит, годоны не могут переправиться через реку! Падают в воду, в огонь!
«Не могу радоваться этому. Пусть они враги, опасные и жестокие, и всё же смерть в огне – это чудовищно.»
– Гласдейл погиб! Командир годонов мёртв! Ура! Да здравствует Дева!
«Гласдейла больше нет? Мир праху его. Он был храбрый человек. Даст Бог, англичане теперь уйдут сами из Франции.»
– Солдаты, не убивайте тех, кто просит пощады!
– Жанна, это жестокие англичане! При Азенкуре они нас не щадили!
– Дева приказала – пленных не убивать! Или тебе непонятно?
«Вот и вечер наступил. Надо же, как быстро пролетел день – я и не заметила. А теперь совсем плохо… голова опять кружится, всё вокруг застилается туманом… В ушах звон… Надо поскорее вернуться в город.»
– Пожалуйста, помогите мне… Я боюсь упасть…
– Да! Эй, люди! Помогите Деве сесть в седло! Поддержите её! Она совершила сегодня величайшее чудо, которое только видел мир!
«Хорошо, что справа и слева едут капитаны – поддерживают, помогают мне не упасть. Обидно было бы. Хочется самой въехать в город, не на носилках.»
– Люди, радуйтесь! Турель наша! Годоны убиты! Осады больше нет! Да здравствует Дева Жанна! Слава Орлеанской Деве!
«Люди радостно кричат… вот только слова различить трудно… Шум… Звёзды надо мной… Это фейерверк – или обморок? Поскорее бы добраться до постели… Как же больно…»
* * *Домреми, конец мая 1429– Эй, Жак! Привет! Спешишь куда-нибудь?
Так неожиданно обратился к пожилому Жаку Дарк его сосед Поль, отец Эдмона. Неожиданно – потому что с тех пор, как Жанна дала Эдмону от ворот поворот, Поль высокомерно отворачивался от Жака всякий раз, когда видел его на улице. Да, конечно, отец вроде бы не виноват, дочка уж больно своевольная, ну так надо было суметь управиться с ней – хоть розгой, хоть как, только чтоб красоту не попортить. Младшую-то сумели приструнить да замуж выдать за кого хотели, а уж какая была норовистая. Вот и со старшей так же следовало.
Неудивительно, что от такой внезапной почести Жак резко остановился и разинул рот, с недоумением глядя на соседа. С чего вдруг гнев сменился на такую милость?
– Ты, Жак, эта… В общем, ты плохо обо мне не думай. Ладно?
Жаку оставалось только удивлённо выпучить глаза:
– Поль, ты это о чём? Не понимаю. С чего бы это мне вдруг думать о тебе плохо?
– Ну… что Эдмон судился с дочкой твоей. Жаннетт которая. Мы же не знали, что она эта… сам понимаешь. М-да.
– Не знали? Поль, о чём ты толкуешь, никак не пойму? Чего это вы про Жаннетт не знали?
– Ну… эта. Что она и вправду Богом избрана. Для спасения Франции-то, как Мерлин сказал. М-да. А ты что, сам ещё не знаешь? Дали ей армию, дали, вот так оно и вышло. Комиссия проверила её, всё и подтвердила: точно, являются к ней святые и говорят, как да что делать надлежит. Дофин Карл приказал – дать ей армию, вот. И как приехала она в Орлеан, так сразу годонам и задала взбучку. М-да.
Последовала пауза. Поль мялся и почёсывал макушку, а Жак не в силах был произнести хотя бы слово. Наконец, Поль продолжил свой рассказ:
– Монах у нас останавливался, проездом, понимаешь. Переночевать просился, вот мы и разговорились с ним. А ты, выходит, и не знал ничего? М-да. Как твоя Жаннетт взяла Турель, так годоны и разбежались. Бросили под городом пушки, провизию, даже своих раненых. Так что никакой осады перед Орлеаном больше нет. И дочку твою Жаннетт прозвали Орлеанской Девой. Как годонов прогнала, так три дня в её честь празднества шли по всему городу. На улицах светло было от факелов, все танцевали. Люди чуть с ума не сходили от радости. М-да. А Эдмону я, эта, надавал по шее, чтоб глупостей не делал. Ну, бывай. Не держи на меня зла, ладно? Если Жаннетт увидишь – передай: старый Поль с женой кланяются ей, просят не поминать лихом.
Поль уже неторопливо удалился к своему дому, а старый Жак Дарк стоял в смятении, оглушённый, не зная, что и думать об услышанном.
* * *Руан, май 1429 г.Скромный епископ Пьер Кошон корпел над бумагами, продумывая проект очередного указа об увеличении налогов, когда знакомый скрипучий голос заставил его обернуться:
– Приветствую вас, ваше преосвященство!
Это был никто иной как граф Уорвик. Кошон проворно вскочил со своего места:
– Здравствуйте, ваша светлость! Добрый день, милорд!
– Шутить изволите, ваше преосвященство? Разве могут быть сейчас добрые дни?!
Его светлость граф Уорвик был в мрачном расположении духа и не скрывал этого.
– О, милорд, я вас понимаю! Вы имеете в виду то, что произошло под Орлеаном?!
Граф горестно вздохнул:
– Именно это. Какая-то девчонка… пастушка. Это не только одно из самых тяжёлых и унизительных поражений английской короны, но и самое непонятное!
– И попахивает колдовством, не так ли? – подал голос одноглазый граф Люксембургский, только что зашедший в комнату. Уорвик кивнул ему:
– Полностью согласен с вами, граф. Хорошо, что вы приехали, нам с вами предстоит долгий разговор, – и англичанин снова обратился к Кошону. – А вы как полагаете, ваше преосвященство? Эта ихняя Дева Жанна – колдунья? Она побеждает с помощью Сатаны? Может быть, проводит чёрные мессы?
– В этом я не уверен. Про чёрные мессы с её участием ничего не знаю. Но еретичка она – вне всякого сомнения!
– Еретичка?! Но ваши коллеги проверили её благонадёжность в Пуатье и остались вполне удовлетворены! – сердито проворчал Уорвик.
– Вы правы. Самое огорчительное – что эту глупость поддержал бывший ректор Парижского университета. Это из-за того, что меня там не было. Однако не всё так плохо, господа! Материалы процесса в Пуатье могут куда-нибудь исчезнуть, перестанут нам мешать… если того захочет архиепископ Франции. Впрочем, он пока, увы, к этому не готов. Но всё может измениться.
– Она и колдунья, будьте уверены! Она заворожила всех французских солдат! Они с радостью умирают, защищая её! – уверенно заявил граф Люксембургский.
– Граф! Мне кажется, вы несколько поспешны, – обратился к нему епископ. – Извините за вопрос: откуда вы это знаете? Ведь бургундская армия ещё не сталкивалась с Девой Жанной?!
– Граф Люксембург прав, могу подтвердить. Но если бы только французские солдаты… Ваша светлость, ваше преосвященство, всё обстоит намного хуже: чуть ли не каждый английский командир мечтает захватить Деву Жанну в плен – и взять её замуж! Вся английская армия твердит о её необычайной красоте, уме и отваге!
При этих словах Уорвика Кошон упал в своё кресло, с изумлением глядя в лицо своему английскому собеседнику.
– Ну, знаете… – выговорил он, едва к нему вернулся дар речи. – Если так, то я ничуть не удивляюсь тому, что произошло под Орлеаном. Да, это колдовство, бесспорно. Но и ересь тоже. Вопрос – что вы собираетесь делать? Вы можете взять её в плен и передать мне, Церкви, для вынесения обвинительного приговора за ересь и колдовство? Будьте уверены – она получит всё, что ей причитается! Если понадобится вынудить её к признанию в колдовстве, я прикажу её пытать! Её сожгут на костре, а пепел будет выброшен в Сену!
– Боюсь, у нас мало сил для этого. Потери Англии под Орлеаном были очень велики. Я просил его высочество милорда Бедфорда собрать в Англии людей – сколько получится, но вряд ли и это поможет. Дева Жанна окружена всеобщей любовью надёжнее, чем стенами крепости.
– Великие завоеватели говорили: осёл, нагруженный золотом, возьмёт любую крепость, – усмехнулся граф Люксембургский. – Может, и не стоит нам так уж возражать против коронации ублюдка Карла? В конце концов, чем он сможет нам помешать? И не будем забывать, что архиепископ Франции – всего лишь человек…
* * *Задумавшись о настоящем и будущем, Жанна прогуливалась в парке перед королевским дворцом в Блуа. Рана, полученная в бою за Турель, уже почти не беспокоила её, но на сердце лежала непонятная тяжесть. Внезапный шум шагов, донёсшийся сзади, заставил её обернуться. К ней приближался молодой человек – высокий, стройный, светловолосый, могучего телосложения. Лицо его показалось девушке знакомым. «Откуда я его знаю, когда прежде видела? Ах, да. Это ведь он так странно смотрел на меня в день первой аудиенции у дофина Карла. Возможно, этот человек также участвовал в некоторых боях?..»
– Жанна! Извините, ради Бога. Мне нужно так много вам сказать…
– Простите, сударь, кто вы? Мне знакомо ваше лицо, но…
– О, тысяча извинений. Конечно, прежде всего я должен был представиться. Моё имя – Робер дез Армуаз. И…
Робер вдруг замолчал, уставившись на Жанну. Он смотрел так же странно, как и тогда, на аудиенции.
– Да, сударь? Вы хотели мне что-то сообщить?
Робер встрепенулся и внезапно зарделся.
– Простите, Жанна… Если вы не заняты в эти дни, могу ли я умолять вас о чести навестить мой родовой замок?
Жанна смутилась и в свою очередь порозовела. Похоже, Робер дез Армуаз собирается разговаривать вовсе не о войне, не о политике.
– Сударь… право же, мне приятно ваше приглашение, но… Пока моя миссия не выполнена, я не могу позволить себе… то, что вы, возможно, имеете в виду, приглашая меня.
Робер понуро опустил голову:
– Простите, Жанна. Я всё понимаю. Вам не… не до поездки в мой замок. Ещё раз – извините, ради Бога.
Юноша повернулся и пошёл прочь, а Жанна со странным смешанным чувством жалости и горечи посмотрела ему вслед. «Может быть, не следовало ему отказывать? Вдруг он – тот самый… Нет, нет, не моё дело – заводить придворные знакомства. Вот когда выполню свою миссию, короную дофина… да, но тогда ведь я уеду в Домреми… но, может быть, по пути всё-таки загляну в замок Армуаз?»
Глава 3. Луара – река крови