Верни моей душе крылья

* * *

Тихий непередаваемой красоты шелест вошел в его сон исподволь, незаметно. По началу он слился в дуэте со звуком морского… или речного прибоя, но скоро приобрел свои собственные оттенки, обособился, и, наконец, потребовал чёткого определения. Для этого было необходимо открыть глаза. Но как же не хочется просыпаться! Где он этот прибой?! Там так тихо, мирно… пусто… Но нет, этот сладкий дурман уже успел уступить место острому любопытству. Ресницы дрогнули и приоткрылись, и с тот же миг солнечные зайчики ослепили взор радужными бликами.

– С возвращением, сынок!

– Мама?! – и Антуан всей душой подался навстречу этому дорогому мягкому голосу, остатки дремоты в миг развеялись, и драгоценный образ, наконец-то, прояснился.

Графиня де Лаган присела на краешек кровати и приготовилась терпеливо дожидаться пробуждения сына. Сейчас же, поддавшись встречному порыву, она раскрыла объятия, и Антуан прижался к своей маме, как утопающий хватается за руку спасающего.

– Сынок! Солнышко моё! – мать невольно испугалась такой горячности сына, крепко-крепко обняла его и стала успокаивающе гладить по густым спутанным волосам, – Дорогой мной… любимый мой… Ты дома! В безопасности!!! Всё будет хорошо! Всё будет хорошо…

Очень нескоро до сознания Антуана начал доходить смысл её нежных слов. Юноша глубоко вздохнул и, наконец, отстранился:

– Матушка, дорогая, как же я соскучился!

– Я тоже, солнышко моё, очень соскучилась!.. Должна признаться, твой вид будит нездоровые фантазии, – мягко упрекнула она сына, – Рассказывай, что с тобой приключилось?

– Приключилось? – Антуан растерялся, неопределённо повёл плечами и неловко улыбнулся, – Да ничего особенного. Просто очень захотелось увидеть вас, матушка!..

От таких слов графиня тяжело вздохнула – её скрытный сын не готов говорить. Что ж… Старательно пряча своё огорчение, мать встала:

– Бернан поможет тебе привести себя в порядок.

Только теперь Антуан заметил лакея, притаившегося у окна. Этот уже довольно старый человек выполнял обязанности няньки при молодом графе едва ли не с самого рождения того, вот и теперь был готов старательно служить господину, и Антуан по опыту знал, что ему не удастся увернуться от этой самозабвенной заботы верного слуги, так что оставалось просто смиренно принять это.

– Я ожидаю тебя за завтраком, сынок, – улыбнулась мать и, магически шелестя юбками, вышла из комнаты. О, Боже, как же Антуану нравится этот шелест…

Они встретились за круглым столом в малой столовой замка. Окна распахнуты, а за ними в совершенно чистом небе светит яркое солнце! Это ли не чудо? Разве ж возможно было такое представить еще вчера вечером? Антуан невольно улыбнулся, на душе и правда стало много светлее. Дом, родной дом! Лёгкий ветерок играет бирюзовыми шторами, в кремовых вазах белоснежные розы. Такое умиротворение во всём, жизнь словно замерла в этом чарующем мгновении. Дивный день, дивный мир!..

Графиня де Лаган расположилась рядом, поближе к сыну, и то и дело порывалась самостоятельно обслужить его. В итоге это превратилось в некую милую игру: Антуан отстраняется, графиня тут же соглашается с этим, но стоит ему отвернуться, как мама кладёт рядом с тарелкой сына ароматный кусок свежеиспечённого хлеба, или яблоко… Остаётся только поблагодарить…

– Как же я рада твоему возвращению! – уже в который раз призналась счастливая мать, с ненасытной жаждой изучая каждую чёрточку лица любимого сына.

– Я тоже рад возвращению, матушка…

Да, Антуан никогда не устанет купаться в её любви! И это взаимно!

Весь этот день они провели вместе, вместе предприняли верховую прогулку по окрестностям, вместе прошлись по парку, а потом и по огороду. Вместе провели время в библиотеке, где графиня показала свои новые приобретения книг. А вечером она играла на гитаре, а он тихо сидел на подушках у её ног и слушал.

Весь день она ждала, что сын поделится с ней своей печалью, расскажет, что случилось, что заставило его так спешить домой, а потом видеть во сне кошмары, какая беда подарила его юному лицу такую бледность, затуманила его прежде такой яркий взор. Но Антуан молчал. Ему как будто было хорошо, он радовался общению с матерью, улыбался ей, внимательно слушал, поддерживал любую предлагаемую ею тему, но стоило ей отвлечься, на минуту две отпустить его внимание, как он проваливался в какое-то болезненное небытие, и его густые брови так хмурились, что едва ли не смыкались, губы болезненно сжимались, а глаза… увлажнялись?!

Сердце матери чувствовало беду, жаждало откровения, пылало верой в возможность исцелить родное дитя, но в то же время это сердце знало своего ребёнка, чувствовало, что он пока не готов принять помощь, надо немного выждать. Антуан всегда был скрытным мальчиком. При том, что он умел и любил говорить красиво, он крайне редко рассказывал о себе. Мать приметила эту его черту очень рано, но тогда она ещё пользовалась его безграничным доверием, была уверена, что от неё-то у него нет секретов. Что же касается других людей, что ж, тем лучше, меньше будет разочарований.

Тревожно стало, когда она заметила, что в число доверенных не входит отец, а все попытки растопить замеченные в этих отношениях льдинки привели к точно обратному результату – сын начал закрываться и от неё, своей мамы. Но к великому её огорчению, отец, граф де Лаган, отнёсся к такому поведению сына совершенно спокойно:

– Он взрослеет. Не вечно же ему держаться за твою юбку, Арабелла.

Ох уж этот мужской кодекс! Пришлось смириться. Ни муж, ни сын не терпели ни малейшего насилия, покушения на их личное пространство. В свою душу они пускали только званных гостей. Её, графиню де Лаган, они любили, она была в числе тех редких людей, которые пусть и изредка, но всё-таки допускались в сокровенное. Значит всё, что ей оставалось, это быть их… домом, всегда открытым для них приютом, и ждать, ждать того момента, когда они сами заговорят. Но как же это бывает трудно!

Прощаясь на ночь, Антуан долго не отпускал её руку, он словно вёл с ней какой-то диалог, но это был безмолвный диалог. В конце концов, не выдержав пытку видеть, как эти прекрасные синие глаза увлажнились, мать рискнула:

– Сынок, этой ночью тебя мучили кошмары. Я вижу, они не отпускают тебя и сейчас… Открой мне, что тебя так тревожит! Я смогу помочь!

И случилось точно то, чего она так опасалась, он отпрянул от неё, словно ошпарился, отрицательно замотал головой и невесело рассмеялся:

– Тревожит? Что вы, матушка? Нет! Всё в порядке. Не стоит придавать такое большое значение каким-то ночным кошмарам.

– Антуан!!! Сынок!!! – графиня невольно всплеснула руками, и во взгляде её отразилось едва ли не отчаяние.

Тронутый таким участием, Антуан дрогнул и… решился выдать краткую версию проблемы:

– Ну… Матушка, помните, я говорил вам о моей любви к Марианне де Монсар…

Графиня с готовностью кивнула.

– Она предпочла другого… Я должен это принять. Но для этого мне необходимо время. Простите, – с тем он поклонился и удалился из спальни матери.

Его расчёт оказался верен. Озвученная проблема была достаточно грандиозной, чтобы удовлетворить любопытство матери…

На следующее утро за завтраком графиня рискнула затронуть эту тему, но Антуан мягко дал понять, что ещё не готов это обсуждать. А сразу после завтрака отправился на верховую прогулку – один, и графиня не стала навязывать ему своё общество…

Утро нового дня выдалось солнечным и немного прохладным, природа никак не хотела забывать о пролившемся ночью дожде. Бодрый ветер приятно холодил грудь сквозь тонкую рубашку, сшитую из чёрного шёлка. Антуану нравилось это чувство – ему грезилось, что он рассекает водную гладь, уносясь в сказочную страну без прошлого, без боли и этого испепеляющего стыда.

Но конь, в отличие от всадника, устал, и Антуан, наконец, сжалился над своим четвероногим другом… К замку он подъезжал уже спокойным шагом. Его сознание цеплялось за каждый миг настоящего, пытаясь таким образом отгородиться от ужасного прошлого и не менее ужасного будущего. Как-то особенно обострилось зрение, слух, словно каждая секунда была последней в этой жизни…

В огородах трудились крестьяне, время прополки. Женщины пели, мужчины вторили им, а маленькие дети звонко смеялись, бегая между грядками. Огромное колесо водяной мельницы, видное даже отсюда, мерно вскидывало речную воду, а воробьи затеяли озорную игру, катаясь на её ковшах, перепрыгивая с одного на другой. Антуан видел эту шаловливую стайку и, казалось, даже слышал её гомон. Водовоз, сопровождающий к замку огромную бочку воды, остановился у обочины и, сняв свою ветхую шляпу, старательно вытирал вспотевшую лысину.

Везти воду в замок, в котором вообще-то есть свой колодец. Это может показаться странным, но таковой была старинная традиция этого края, ведь этот водовоз набирал воду из святого источника, который из покон веков бил из-под холма Лиу, и эта вода обладала особенно приятным и, хочется думать, благодатным вкусом. Так что использовали её исключительно для питья, и клиентов у трудяги водовоза всегда было предостаточно.

Заметив молодого господина, водовоз низко поклонился.

– Здравствуй, Жак, – улыбнулся ему Антуан, сходя с коня, – Не найдется ли у тебя воды и для меня?

– Конечно, господин! Самая лучшая, самая чистая вода! Жак Водовоз рад стараться для дорогих господ! – приговаривал он, шустро наполняя кружку из отдельного добротного кувшина.

Такой энтузиазм водовоза заставил Антуана более внимательно вглядеться в его лицо. Стало очень интересно, насколько этот человек искренен? Вроде да, никакого намёка на лесть. Водовоз горд за свой труд, рад служить. Удивительный мир и покой исходили от этого уже немолодого, но крепкого духом и телом селянина.

– Спасибо, друг! – Антуан вернул кружку, – Я очень рад встретить тебя.

– О, господин! Это такая большая честь! Какая большая радость! – и лицо водовоза засияло в блаженной улыбке, – Храни вас Господь! Вас и всю вашу семью!

Антуан благодарно кивнул и, взяв под уздцы коня, уже собрался продолжить свой путь дальше пешком, как вдруг Жак снова решился обратить на себя его внимание:

– Господин граф, разрешите просить вас о большом одолжении.

Антуан удивленно повёл бровью, но выразил готовность слушать.

– Я… Это… Тут такое дело… – водовоз уже не улыбался, напротив, стал хмуриться, беспокойно теребить шляпу, – Я тут подумал… Короче, ваш гость расплатился со мной слишком щедро. Моя жена не поверит, что я получил за кружку воды целых шестьдесят су. Да и староста пристанет с расспросами… Мне легче вернуть… Хотя бы половину… Окажите такую милость, передайте вашему щедрому гостю эти деньги.

Ещё плохо понимая, что происходит, Антуан принял протянутые ему деньги. «Вот это новость!» – удивился молодой граф, – «Чтобы бедняк так вот просто отказывался от нежданного счастья?! Может быть, он опасается, что тот щедрый господин передумает и обвинит его в краже?..»

– О ком ты говоришь, Жак? Мы не ждем гостей…

– Я не знаю имени этого господина, но он точно дворянин и точно приехал к вам. Я сам указал ему дорогу к замку. Он представился вашим другом, сказал, что вы будете очень рады видеть его, сами звали его в гости, вот только он дорогу подзабыл…

Антуан не взялся бы определить, какие чувства у него вызвало известие о появлении некоего друга. Он быстро перебрал в памяти все встречи последнего года, но нет, он никого не приглашал в Валеньи.

– А как выглядел этот господин?

Такой вопрос ввёл водовоза в ступор:

– То есть как? Ну… Он на коне, со шпагой, в шляпе, да хорошей красивой черной шляпе с белоснежным пером!

– Сколько ему лет?

Жак пожал плечами:

– Думаю, он старше вас, господин, и моложе меня.

– А какого цвета его волосы? Или он был в парике?

– Ну… Это… Белого? Точно, белого! – обрадовался и тут же растерялся водовоз, – Только я не знаю, парик ли это был… Ваше Сиятельство, он сейчас в вашем замке, вы сразу поймете о ком я говорю, когда увидите его…

– Да, пожалуй, ты прав, дружище, сейчас у нас вряд ли есть другие гости. Вот только если он дал тебе эти деньги, значит дал. Значит его жажда была достаточно велика.

И Антуан решительно протянул деньги водовозу, решил вернуть их, но тот сделал шаг назад и отрицательно замотал головой.

– Ты что-то не договариваешь, Жак, верно?! Словно… Да, ты словно опасаешься чего-то, и это не придирки жены. Говори уж, раз начал. Что случилось? – потребовал молодой граф.

Жак поежился, словно его знобило, вздохнул полной грудью и, наконец, решился:

– Он, этот господин, учинил мне настоящий допрос. Много вопросов, и все про вас и вашу семью. Я вот теперь думаю, зачем это было, если он вам друг?.. Странно это!

Антуан нахмурился:

– А точнее, о чем он спрашивал?

– Ну… Эээ… Как часто вы бываете в замке, вы и ваши родители? Какие и когда отмечаете праздники? Есть ли у вас родственники… Да, он спросил, сколько у вас братьев! Я сейчас думаю, друг должен был бы знать, что у вас нет братьев! Он…

– Что, Жак? Говори прямо!

– Он так спрашивал… словно ожидал… что я стану вас грязью поливать! Даже был как-то разочарован, что ли… Я вот что думаю – не друг он вам! И не нужны мне эти его деньги! Возьмите все!!!

И Антуан не успел опомниться, как в его ладони оказалась вся полученная бедняком пригоршня монет, а сам водовоз уже отошёл к своей телеге и так и замер там, потупив взор. Казалось, ещё миг, и он упадёт на колени. Да, теперь Антуан понял Жака, распознал такие знакомые муки совести и сжалился:

– Не кари себя, дружище. Я уверен, ты не сказал ему ничего порочащего меня и мою семью. Служи нам верно, как делал это всегда, большего мы от тебя не ожидаем.

Преисполненный огромной благодарности Жак всё-таки рухнул на колени.

– Встань! – тут же приказал ему Антуан, – Делай что должен. Я сам разберусь с этим… другом.

Оставшееся до замка расстояние Антуан покрыл за несколько минут. Крайне обеспокоенный вестью о визите такой странной личности, он решил незамедлительно всё прояснить.

Полдень! Скоро время обеда…

– Жерар, – сходу обратился Антуан к управляющему, – У нас гости?

Жерар, коренастый рыжеволосый человек лет тридцати от роду, был откровенно доволен, его прямо-таки распирало от гордости, что именно он обрадует господина:

– Да, Ваше Сиятельство, приехал ваш давний друг, господин де Ригори! Сейчас он с вашей матушкой в оранжерее.

Но… нет, молодой господин отнюдь не обрадовался известию о появлении "давнего друга", и улыбка на лице управляющего быстро уступила место выражению большой растерянности. Сам же Антуан даже не заметил, как сильно нахмурился и, словно в миг позабыв о Жераре, направился в оранжерею едва ли не бегом.

Де Ригори. Антуан не знал человека с таким именем, и уже был готов предположить, что имя это вымышленное. Замок посетил человек "с камнем за пазухой", и этот человек сейчас разделяет общество матушки. Антуан машинально проверил при нём ли сейчас шпага. «Здесь. При мне», – и юноша чуть приободрился.

Травяные циновки, которыми был устлан пол оранжереи, поглотили звук его шагов и подарили ему возможность приблизиться к беседующим незамеченным. Те расположились на скамье, в тени гигантского раскидистого папоротника, и Антуан не устоял перед искушением прислушаться к их разговору.

– …верно, это мой любимый замок. А эта оранжерея – моя гордость и подарок сыну, – говорила графиня, и по её голосу Антуан понял, что она улыбается, – Мой сын умеет замечать и ценить красоту.

– Так говорят о поэтах, или художниках, – раздался приятный молодой мужской голос, – Я слышал, как замечательно он поёт. А теперь не удивлюсь, если вы скажете, что он ещё и отлично рисует, или пишет стихи… Признавайтесь, какие же ещё таланты он скрывает?

И графиня рассмеялась в голос:

– Скрывает? Да, верно, вы и правда неплохо его знаете. Он почему-то предпочитает скрывать лучшие из своих талантов.

Антуан очень смутился от таких её слов и решил выйти из своего укрытия.

– А вот и он! – искренне обрадовалась графиня, вставая навстречу сыну и протягивая ему руку.

Антуан нежно пожал эту драгоценную руку и тут же обратил взор к гостю. Перед ним стоял молодой дворянин очень приятной наружности. Действительно блондин, с умными серыми глазами, безукоризненно правильными тонкими чертами лица, в которых что-то наводило на мысль, что в близких родственниках этого господина есть брианцы. Де Ригори приветливо улыбался и протягивал Антуану руку. А Антуан искренне не узнавал его! Хотя нет, пожалуй, что-то знакомое в этом лице всё-таки нашлось. Но это нечто, стучащееся в память Антуана, не соединялось с этим именем. И ещё так свежо впечатление от разговора с водовозом…

Антуан всё-таки пожал потянутую ему руку. Почему нет, если его матушка приняла этого человека и нашла его общество приятным. Но дольше это продолжаться не могло:

– Позвольте узнать, кого я имею честь приветствовать?

– Как?! – не поверила своим ушам графиня, – Сын мой, господин де Ригори представился вашим старинным другом.

– Уверен, имя де Ригори я слышу впервые, – тут же возразил Антуан, которому с каждым мгновением становилось всё неуютнее и неуютнее. Он точно знает этого человека, но откуда?! Прежде память его не подводила!! Никогда!!

Де Ригори по-доброму, может быть, снисходительно, рассмеялся, но никакого смущения от такой ситуации не выказал:

– Я не удивлен вашей забывчивостью. Видимо, теперь я должен извиниться за то, что представился вашим другом, сударь. Впрочем, такая ли уж это большая провинность, если вы так щедро называет друзьями тех, кто вам симпатизирует?

Говоря это, де Ригори явно намекал на водовоза, которого Антуан нередко называл другом, как и многих других жителей этого края. Молодой граф нахмурился. В отличие от него графиня не поняла этот намёк, а реакция сына очень её насторожила, потому она решила сразу же прояснить возможное недоразумение:

– Антуан, господин де Ригори красочно рассказал мне о вашей с ним встрече на балу по случаю подписания Пирейского мира. Признаюсь, я была очень рада ещё раз услышать историю о том, как вы тогда пели, услаждая слух кардинала Марини, дона Луиса де Аро и множества сопровождавших их господ.

– Во истину, то был ваш триумф, сударь. Примите слова искреннего восхищения от скромного почитателя вашего таланта, – пламенно воскликнул де Ригори и поклонился. Графиня, не скрывающая своего удовольствия от таких слов гостя, развернулась к сыну и потому не заметила, какая издевка появилась во взгляде этого загадочного гостя сразу, как только он выпрямился. И только теперь Антуан, наконец-то, понял, кто перед ним. Это был Пит, праиэр герцога Бетенгтона!!! Здесь!!! В Валеньи!!!

Кровь отхлынула от лица Антуана, и на какой-то миг мир перед его глазами дрогнул.

– О, Боже, Антуан! Сынок!!! Что с тобой?! Сейчас же присядь! – перепугалась графиня, и от волнения даже перешла на "ты", чего никогда не позволяла себе в присутствии посторонних.

Антуан счёл за благо подчиниться воле матушки, нашёл-таки силы совладать с яростным порывом вонзить кинжал в грудь Пита, глубоко, по самую рукоятку!.. Но такая покорность сына только ещё больше обеспокоила графиню. Совсем позабыв о госте, она стала осматриваться в поисках воды – нет, поблизости не нашлось никакого питья. Тогда она вспомнила про звонок для вызова прислуги, но и его рядом не оказалось. И, в конце концов, графиня сама сорвалась с места, бросилась звать на помощь.

– Убирайся вон, пёс!!! – тут же вскочил на ноги Антуан, – Прочь из моего дома!!!

Пит перестал улыбаться и даже ухмыляться. Брови его чуть сдвинулись, и заговорил он тихо, быстро, вкрадчиво:

– Глупо предполагать, что я появился здесь только для того, чтобы предоставить тебе сомнительное удовольствие выставить меня за порог дома. У меня приказ Его Светлости сесть тебе на шею и сидеть на ней до тех пор, пока…

– Пока я не убью тебя?!

– Либо ты сам расскажешь родителям о том, что натворил в Рунде, либо это сделаю я В СЛУЧАЕ, если мне не понравится оказанный тобой приём, – и Пит выразительно повёл бровью, словно подвёл черту под сказанным.

– Мерзавец!!!…

– Я знаю, кто ты! К чему напоминать мне об этом? – ядовито ухмыльнулся Пит.

И Антуан едва не сорвался, едва не впился врагу зубами в горло! О, как же сильно ему хотелось разорвать его в клочья!!! Но именно в этот миг в оранжерею вернулась графиня, а с ней прибежали и три лакея.

– Антуан! Ты определенно болен! Такая бледность! Присядь же и выпей воды!

Антуан не сразу расслышал смысл её слов, но само её присутствие подействовало на него отрезвляюще. Он заставил себя вздохнуть поглубже и залпом выпил предложенную ему воду. На какой-то миг ему показалось, что Пит ему лишь привиделся, но нет, вот он, здесь, стоит напротив и словно изучает его. Если бы в этот момент на лице Пита мелькнула хотя бы тень издевки, Антуан бы сорвался, но нет, во взгляде брианца вдруг проступило… сочувствие?!

– Как ты себя чувствуешь, сынок?! Лучше?! – графиня присела рядом на скамью и теперь отчаянно искала на дорогом лице признаки своей правоты.

Антуан перевёл взгляд на матушку и непроизвольно отрицательно закачал головой. Нет, он не может сказать ей о своей низости, о том, каким ничтожеством он оказался… Это невозможно!..

– Антуан, да что же это?! – заметив, как увлажнились синие глаза её сына, графиня ещё больше переполошилась. Она схватила его лицо руками и обратила к себе, – Признавайся, что происходит?!

Но нет, Антуан мягко высвободился из её крепких объятий и постарался улыбнуться:

– Не стоит так тревожиться, матушка! Я в полном порядке!

Взгляд графини остановился. Она не поверила этим словам, но уже поняла, что иного ответа не получит. Ох, как же горька эта отстранённость самого дорогого сердцу человека. Как горька!.. Но раз уж так…

Только теперь хозяйка дома вспомнила о госте. Этот приятный молодой человек, как видно, тоже полон искреннего участия. Придя к такому выводу, графиня благосклонно улыбнулась Питу:

– Что ж, раз в порядке.., значит… время отобедать. Господин де Ригори, вы ведь не откажетесь составить мне компанию? – и графиня протянула руку Питу.

Она обиделась на сына, его скрытность, и потому предпочла опереться на руку этого «гостя»!? Но почему она, такая чуткая, такая мудрая, не чувствует в нём врага?! Антуану не оставалось ничего иного, как последовать за ними, просто наблюдать, и это принесло удивительные плоды, очень скоро превратило раздраженное удивление в огромное изумление. Пит безукоризненно справлялся с выбранной ролью, выказывая превосходное знание этикета и редкую утончённость манер. Его предупредительность и внимательность по отношению к хозяйке дома абсолютно обезоруживали.

Антуан, сторонившийся их разговора, не упустил ни одного слова, ни одного взгляда. Гость демонстрировал идеальное знание фрагийского языка, тонкий ум, начитанность и превосходное воспитание. За столом Лаганов сидел чистокровный аристократ, а не безродный лакей, каким Антуан считал Пита до сих пор.

Через некоторое время графиня, видно решив, что достаточно наказала сына своим пренебрежением, снова вернулась к прерванной прежде теме:

– Итак, Антуан, теперь вы вспомнили господина де Ригори?

– Да, матушка, вспомнил, – тяжело вздохнул Антуан.

– Вот и славно. Я очень рада. Оказывается, знакомство ваше было очень односторонним, но сердце мне подсказывает, что теперь вы наверстаете упущенное и станете настоящими друзьями.

Антуан так и застыл с поднятой ложкой. Да что же это сегодня такое творится с матушкой?! Взгляд перешёл на Пита. Тот ждал этого, и недоумение Антуана возросло во сто крат – во взгляде Пита он угадал такую глубокую печаль, или даже боль…

Графиня заметила этот немой диалог и грустно улыбнулась. Гость тоже, как и её сын, полон недосказанности. У них много общего. Это их сблизит.

– Сударь, – обратилась графиня к Питу, – Вы погостите у нас несколько дней?

При таких словах Антуан невольно нахмурился, но Пит не дал ему возможности возразить:

– Ваше Сиятельство, – обратился он к графине, – вы угадали мое сокровенное желание, пожить в этом благословенном крае под покровом вашего гостеприимства. Что может быть желаннее для одинокого путника? Но… боюсь, это вряд ли возможно. Я привез для вашего сына кое-какие новости. С вашего позволения, мы переговорим с ним с глазу на глаз. Только так возможно определиться с дальнейшими планами.

При таких словах гостя графиня невольно выразила некоторое неудовольствие, снова какие-то тайны. Как мужчины любят напустить на свои дела загадочность и значимость! Но что тут возразить? Время обеда закончилось. Графиня поблагодарила молодых людей за компанию и удалилась к себе. Но на душе её стало тревожнее, чем прежде…

Антуан направился в кабинет, ни на миг не сомневаясь, что Пит последует за ним. На пороге кабинета молодой граф задержался, пропустил незваного гостя вперёд и плотно закрыл за ним дверь. При этом Пит не выразил ни малейшего признака беспокойства. Он спокойно прошёл к книжным полкам и стал с нескрываемым интересом разглядывать переплёты книг. Антуан, наблюдая за гостем, облокотился на высокую спинку кресла и вдруг поинтересовался: