Исповедь падшего

Глава четвертая. Первый друг

Отъезд в колледж и расставание с домом, в котором никогда не было тепла, стали для меня знаменательным событием. Этот день я мысленно отметил как самый лучший, и он надежно запечатлелся в памяти. Осознание того, что моя жизнь в плену стен этого мрачного дома – сущий кошмар, помогло с еще большей полнотой и ясностью ощутить всю прелесть переезда.

Отец без устали диктовал всевозможные наставления, прохаживаясь из стороны в сторону, а я сидел на стуле и кивал головой, изредка произнося убедительные слова повиновения: «да», «конечно», «разумеется»… Но на самом деле мои мысли находились далеко. Реплики отца я не воспринимал. Они звучали расплывчато и, не успев попасть ко мне в голову, рассеивались где-то в воздухе.

Колледж находился достаточно далеко, так что я мог не рассчитывать на визиты отца. Мой отъезд его мало радовал, ведь у Френсиса Моррэса совсем не было друзей и уж тем более тех, над кем он мог издеваться, в полной мере компенсируя свою неполноценность.

– И учти, Мартин: мне доложат даже о мельчайшем твоем проступке! – предупредил отец, прежде чем позволил мне войти в поезд. – Учись прилежно и не смей позорить наше доброе имя! Меня не будет рядом, но я буду знать о каждом твоем шаге. Помни об этом! – он угрожающе поднял указательный палец.

– Да, папа, я всегда об этом помню.

Раздался громкий гудок, и проводник попросил всех пассажиров пройти в вагон. Как только поезд тронулся с места, я облегченно выдохнул, мгновенно сбросив с себя груз напряжения. Меня совершенно не заботило, каким окажется колледж и обыватели того общежития, в котором мне предстояло поселиться. Это не имело значения. Я был рад уехать, пусть и ненадолго. Новые люди, новое место, возможно, новые открытия – и все вдали от дома, в недоступности от отцовского взора. Мечта, не так ли? Может, не для каждого, но для меня она была таковой.

Учеба с отчаянной силой пыталась «поглотить» мой ум, однако безуспешно. Лекции и предметы я не нашел занимательными. Напротив, они наводили на меня лишь тоску и угнетение духа. Теперь, обретя способность мечтать и слышать зов собственных желаний, я понял определенно точно: юриспруденция не являлась тем делом, которому я с охотой отдал бы свою оставшуюся жизнь. Печальный момент… с ясностью осознавать, что тебе это не нужно вовсе, но по-прежнему быть вынужденным подчиняться, словно подневольный раб.

Несмотря на новообретенное отвращение к учебе, я вышел в первый ряд, как один из самых способных студентов. Так случилось отнюдь не произвольно. Усилий не было приложено. Просто, несмотря на всю ненависть к законам, правилам и уставам, это было единственным, что я знал в совершенстве.

Мне удалось произвести впечатление на всех, однако я сам не чувствовал ни удовлетворения, ни гордости. Это была мечта отца, его цель – сделать из меня свою копию, но если кто-то и должен испытывать гордость за мой всеми признанный успех, то только он один.

– Блестящий ответ, мистер Моррэс! – отметил профессор после моего очередного выступления в аудитории. – Уверен, Вы станете замечательным приемником своего отца! Если Ваши знания и впредь будут столь безукоризненными, мы переведем Вас на второй курс раньше срока. Для первокурсника Вы уже слишком умны.

Высокое расположение учителей обеспечило мне уважение и среди студентов. Все смотрели на меня как на гения и пророчили блестящее будущее. Но я не был всему этому рад. Мне не хотелось становиться тенью Френсиса Моррэса, и, пока в голове не появилось плана сделать шаг в ином направлении, я наслаждался, по крайней мере, уединением.

Одним поздним зимним вечером, перед тем как отправиться спать, я зашел в туалет и тут же остановился: в пяти шагах от меня, прижавшись спиной к стене и с необычайным спокойствием на лице, стоял некий молодой человек всего на год старше меня, но достаточно высокого роста и более крепкого телосложения. Устремив задумчивый взгляд выразительных серых глаз в одну точку, он размеренно, с наслаждением, курил, медленно выпуская изо рта дым и держа левую руку в кармане. Темные волосы незнакомца были гладко причесаны и аккуратно уложены, а дорогая белоснежная рубашка небрежно выпущена поверх брюк: никакого галстука или жилета. Его беспечный образ и смелое поведение, казалось, ввели меня в кратковременный ступор.

– Сэр, простите, но здесь запрещено курить! – сказал я, напоминающе указав рукой на настенную табличку.

– И что? – тот глянул на меня, а после снова перевел взгляд на прежнюю точку, словно там висела занимательная картина.

– Ну, как же… Это такое правило, одно из правил колледжа. Все прописано директором самолично!

– Знаешь, правил так много, что они уже начинают раздражать, не находишь? – парень снова посмотрел на меня и отошел от стены. – Кажется, я тебя знаю. Ты тот самый Мартин Моррэс – наша новая звезда! Ходят слухи, что скоро тебя переведут на второй курс. Блестящий студент и, что самое главное – то, о чем так часто повторяют преподаватели, юноша с безупречной репутацией и высшей оценкой за поведение. Должно быть, это адский труд! – он говорил без всякого сарказма. – Слушай, раз уж я с тобой столкнулся, позволь спросить: тебе случайно не жмет эта «удавка»?

– Удавка? – переспросил я, пребывая в некотором замешательстве.

– Именно! Вот эта – из правил, моральных устоев и прочего. Мне просто любопытно, неужели и правда существуют люди, готовые отказаться от свободы и счастья, осознанно засунув голову в эту петлю?

– А что, если выбора нет? Что, если ограда слишком высокая и сбежать нельзя? – я развел руками.

– Бордюры, ограды, заборы, решетки, клетки, рамки – это все правила и законы, написанные людьми, которые хотят поработить нас, лишить естества, права выбора, свободы мыслей и решений. Кто-то твердит, что выхода нет и ограда слишком высока, смиряется и, что самое печальное, начинает верить: все правила действительно нужно соблюдать. Стадо безнадежных глупцов! А все начинается с мелочей. Ты боишься надписи на простой табличке, боишься нарушить невинное предписание! – он усмехнулся. – Конечно, не стану спорить, есть непреложные законы, нарушать которые никак нельзя, ибо на кон станет собственная жизнь или свобода, а это, по сути, одно и то же. Но вот все остальные – можно. За это ты не попадешь в ад, уж поверь!

Незнакомец выбросил окурок, намереваясь уйти.

– А как же страх?

– Страх перед кем? – оглянулся он.

– Перед теми людьми, которые могут воздать наказание. Допустим, директор, раз речь идет о нарушении его правил.

– Какая глупость! Лично я боюсь только Господа Бога. Лишь его законы я готов соблюдать, – он улыбнулся. – Кстати, я Дэн Мак’Коллин, второкурсник и первый кандидат на исключение.

– Почему? – этот человек то и дело каждой сказанной фразой ввергал мой разум в состояние удивления и шока.

– Потому что мне здесь не нравится! Ярый противник всей этой заумной чепухи учиться на юриста. Даже звучит абсурдно! Никогда не любил адвокатов. Они такие зануды! Для них жизнь не что иное, как один большой устав и ни шага в сторону! Чопорные лица и сплошь одинаковые характеры. Скучные натуры. Такие люди не могут быть романтиками. Все их действия крайне предсказуемы, а список законов служит им Библией. Сколько ни встречал адвокатов – все они такие!

– Ты прав, – охотно согласился я. – Это портрет моего отца. Он адвокат.

– И, очевидно, совсем скоро ты станешь его копией.

– Этого хочет он, а не я.

– Тогда что ты тут делаешь?

– Подчиняюсь его воле. У меня никогда не было права выбирать.

– Права выбора нет только у мертвецов. Что им, бедным, поделать, они ведь умерли. У них нет возможности передумать, что-либо изменить, сбежать от своей участи и послать все в тартарары. А у нас есть такие привилегии. Вот я совершил ошибку, последовал совету…

– Какому именно?

– Учиться здесь. Сегодня утром я окончательно убедился, что это было напрасно. Вот сам посуди: я, – Дэн указал на себя пальцем, – человек, не воспринимающий всерьез даже кодекс и все, что там написано, с совершенно иным складом души, стану адвокатом – это ровно такая же нелепость, как если бы блудница вдруг стала монахиней!

Прежде мне никогда не удавалось говорить с человеком, почти равным мне по возрасту, который стал бы так открыто выражать свою точку зрения. Я был восхищен и одновременно изрядно потрясен, ведь для этого нужна смелость, врожденная жажда к жизни без предрассудков, которой меня, очевидно, не наделили. Однако это состояние безграничной свободы оказалось заразительным, будто вирус или наркотик. Часть его незримо, но ощутимо просочилась в мою душу, и в ту же секунду я понял: пути назад уже не будет никогда! Я уже просто не захочу становиться тем Мартином Моррэсом, каким был раньше.

– Ты хочешь уйти? Оставить колледж?

– Разумеется! – уверенно произнес Дэн. – Но просто уйти – несколько скучно. Прежде чем покинуть это заведение, я намерен всех немного позлить и тем самым порадовать себя, – он вынул из кармана свои часы. – Пойду-ка я, пожалуй, спать.

Дэн уж было сделал шаг к двери, но тут мой рот неожиданно открылся, и слова вылетели сами.

– Я тоже хочу уйти!

Он остановился.

– Ты? Но, Мартин, ты уже без пяти минут второкурсник и уж точно сможешь стать адвокатом.

– Но я не желаю им быть! И плевал я на второй курс! – вдруг закричал я. – Все, сказанное сейчас тобой, мне стоило сказать себе давным-давно! Это воля отца. И вот, наконец, я решительно готов от нее отречься!

– Надо же… ты меня поразил! Всего минуту назад я был убежден, что в тебе живет совсем другая натура, противоположная моей. Забавное стечение обстоятельств, я бы даже сказал, судьбоносное! Теперь нас объединяет одна общая цель. Полагаю, это отличный повод стать друзьями! – Дэн ободряюще хлопнул меня по плечу, подав свою руку.

Я радостно улыбнулся, и мы обменялись крепким рукопожатием. Направляясь в туалет, я уж точно не подозревал, что познакомлюсь там с человеком, сумевшим всего за несколько минут одарить меня смелостью духа. Дэн Мак’Коллин, словно поделился ею со мной и вдобавок предложил свою дружбу.

Этим вечером я открыл для себя нечто новое: жизнь способна преподносить сюрпризы. Она надежно прячет свои подарки в самых неожиданных местах и оттого становится более интересной.

Глава пятая. Свободомыслие

– Я рад, что обрел союзника и, надеюсь, друга, – торжественно признался Дэн, когда мы вышли в коридор. – Мне еще этого не удавалось.

– Трудно поверить, всю жизнь я с уверенностью полагал, что один только я в целом мире не имею друзей. Но ты…

– Понимаю твое недоумение. Если следовать логике, у меня должна быть, как минимум, дюжина друзей. Но если все растолковать, то можно понять, почему вышло иначе. Кто составляет наибольший процент этой планеты? Неудачники – люди, не способные подняться выше. И сейчас я подразумеваю не материальную сторону. Они хотят быть такими, как я – независимыми от мнений, приказов, обстоятельств и прочего, но не могут. Их натура – намертво застывший бетон – нерушима, а потому им невыносимо находиться с мне подобными. Вместо того чтобы попытаться изменить себя, они начинают завидовать. Зависть – врожденный, неискоренимый порок всех неудачников. Вот причина, по которой мне не удавалось найти друзей, хотя я сам очень охотно и искренне становлюсь другом чуть ли не каждому. Но ты, Мартин, вовсе не неудачник, однако вначале я посмел предположить обратное и рад, что ошибся!

Мне нравилось слушать его. Дэн Мак’Коллин действительно не был похож на тех, кого я знал ранее. Его стойкий голос заставлял и меня стать увереннее, гордо развернутые плечи побудили поправить слегка сгорбленную осанку: мне захотелось равняться на него, брать пример во всем. Начиная со следующего утра, Дэн и я стали всюду ходить вместе, будто два давних друга.

Всего через несколько дней, как и предполагалось ранее, обещания директора стали явью. В мою честь собрался совет преподавателей колледжа, и все приняли единогласное решение перевести меня на второй курс. Это событие стало радостным лишь по одной причине: теперь я обучался в той же группе, что и Дэн. Без сомнений, он тоже был рад. Казалось, само провидение способствовало укреплению нашей дружбы.

– Почему ты так быстро ешь? – спросил однажды Дэн, когда мы завтракали в общей столовой. – Как будто на поезд опаздываешь.

Я тут же замедлился.

– Старая привычка. Отец всегда отводил определенное количество времени и приходилось есть второпях.

– Относительно всех твоих рассказов я сделал вывод: твоему отцу место в психушке! К счастью, его здесь нет, так что избавляйся от этой привычки прямо сейчас.

– Ты прав, нужно меняться. Порой я забываюсь, и мне снова чудится, что он где-то поблизости, стоит у меня за спиной.

Долгие годы жизни вместе с этим чудовищем, моим отцом, дали заметный результат. Я чувствовал себя убогим, в сравнении с Дэном, и в то же время понимал, что дружба с ним помогает мне меняться. Ломать старого себя оказалось сложно, но я очень этого хотел, а потому слушался его, как старшего брата.

– Мартин, что ты планируешь делать, когда покинешь это место?

– Пока не знаю. Однако в одном я уверен точно: мне совсем не хочется возвращаться к отцу.

– Правильные мысли! Я тоже считаю, что тебе не стоит с ним оставаться.

– Даже если бы я и захотел, мне это не удастся. Отнюдь не трудно представить выражение его лица, когда он узнает о моем решении, принятом вопреки его воле. Отец просто озвереет! Ты не видел его в гневе, Дэн! Мне кажется, даже сам Дьявол вселяет куда меньший ужас.

– Тогда тебе тем более нечего там делать! Пусть мистер Моррэс живет со своими демонами сам, а мы что-нибудь придумаем.

– Мы? – я удивленно раскрыл глаза.

– Ну да, если ты, конечно, не против, – он сложил перед собой руки. – Я тоже не горю желанием возвращаться в родное гнездо. Мой отец, хотя и хороший человек, – невыносимый зануда, а его супруга мне вовсе не мать. Их союз – идиллия, безупречный дуэт, а в дуэтах не может быть третьих лиц.

– Выходит, ты тоже не хочешь возвращаться. Податься некуда… Так, значит, лучший вариант – пока оставаться здесь? – мне показалось, что передо мной возникла глухая стена, высокая преграда под названием «Тупик».

– И это твоя лучшая идея? Других вариантов нет? – Дэн развел руками. – Как же быстро ты впадаешь в отчаяние, Мартин!

– Как будто… – неуверенно протянул я.

– И вот ты снова ошибаешься! Вариантов много, но самый лучший тот, который только что созрел в моей голове!

«Этот человек полон сюрпризов», – подумал я, с нетерпением ожидая ответа.

– Мы поедем в Нью-Йорк! – выдал он, напрочь меня обескуражив.

– В Нью-Йорк?

– Ага! Позже объясню, почему именно туда.

– Ты непредсказуемый человек, Дэн! И откуда только ты берешь весь этот азарт и идеи?

– Свободомыслие! – пояснил он. – Многие твердили мне, что это наихудший недостаток в моем характере. Я же, напротив, вижу в этом божественный дар.

Мне впервые довелось столкнуться с данным определением. Вероятно, оно и вправду являлось неким дарованием свыше, чем-то вроде врожденного таланта, и я явно не был им наделен.

В столовой постепенно стихли шум и разговоры. Все студенты уже оставили свои тарелки и спешно направились на занятия.

– Думаю, нам тоже пора, – заметил я. – Лекция начнется через пару минут.

– Пусть начинается, нам спешить необязательно. Как насчет добавки? Лично я не совсем сыт. Тебе взять еще одну порцию?

– Нет, спасибо!

– А я, пожалуй, возьму.

В столовой мы провели около двадцати минут. Кружка с моим чаем уже давно опустела, тем временем как Дэн все еще продолжал завтракать. Он ел медленно и спокойно, наслаждаясь каждым кусочком, каждой секундой момента. Казалось, он находился вовсе не в обеденном зале колледжа, а где-нибудь на собственной вилле посреди высоких кокосовых пальм с террасой, выходящей на теплый солнечный берег океана.

Дэн не торопился и даже не смотрел на часы. Мне же с трудом удавалось избавиться от этой нервной привычки, выдающей глубокую неуверенность в себе.

Разумеется, на лекцию мы опоздали. Профессор, прежде никогда не наблюдавший оплошностей с моей стороны, был заметно поражен.

– Мистер Моррэс, надеюсь, у Вас имеется уважительное оправдание?

– Мы задержались в столовой, сэр, – последовал мой неловкий ответ.

– Завтрак был действительно вкусный, однако это не повод опаздывать на целых полчаса! – пожилой учитель сделал шаг в нашу сторону и пальцем придвинул очки поближе к глазам. – А что касается Вас, мистер Мак’Коллин, то Вы уже не в первый раз опаздываете и тем самым демонстрируете нам свое неуважение!

– Ошибаетесь, сэр! Мы всего-навсего воспользовались тем личным временем, что дала нам жизнь, применив его на свое усмотрение. Не более того! – уверенно возразил Дэн, чем изрядно разгневал профессора.

– Не смейте мне дерзить, Дэн Мак’Коллин! Так и быть, сегодня я позволю вам обоим остаться в аудитории, но лишь из уважения к вашим родителям, а также с надеждой, что впредь такое поведение не повторится!

Покрасневшее от недоумения лицо профессора и вообще всю ситуацию в целом Дэн воспринял как маленькую забаву для самого себя. А я, не привыкший к подобным выходкам в собственном исполнении, ощущал неловкость, но было и еще кое-что: внутри меня как будто менялась кровь. Я переживал момент перерождения и оттого сидел неподвижно.

– Что с тобой? – тихо спросил Дэн, пошевелив меня за плечо. – Ты похож на статую.

– Я просто в шоке.

– Из-за чего?

– Из-за себя. Если я раньше и пытался сделать что-то запрещенное отцом, то делал это осторожно, тайком, но сейчас я нарушил правила публично! Потрясающе и немыслимо…

– Поздравляю с дебютом! Понимаю, переступить черту непросто, но это единственный способ что-то изменить.

Мы обменялись братскими улыбками и на время прекратили разговор, поймав на себе недовольный взгляд профессора.

Замечание не пошло нам впрок. Я и Дэн продолжали поступать так, как нам вздумается: мы прогуливали занятия либо являлись не вовремя, не готовили домашние задания и намеренно отказывались отвечать на вопросы учителей касательно того или иного предмета, а все их наставления звучали где-то за гранью нашего восприятия. Для нас это превратилось в забавную игру. Мы делали все, чтобы получить заветные «билеты» свободы, и на то были причины: я не мог покинуть колледж по собственной воле, так как привилегии отца были высоки: только ему отдали бы мои документы. Конечно, я мог уйти и без них, но это означало бы навсегда отбросить всякую надежду поступить учиться туда, куда пожелаю я.

А что до Дэна, то у него не было этих обременительных оков. Он мог уйти безо всяких преград, однако, как парень сообщил мне ранее, для него это было бы слишком просто, а потому скучно. Своим поведением ему хотелось «свести всех с ума», «взбаламутить воду»…

– И как только я смог вытерпеть почти два года? Не понимаю, – в недоумении произнес Дэн во время нашей спонтанной поездки в город. – Ты заметил? Все здесь такие серьезные, натянутые, правильные, что так и тянет поступить наоборот! Я совсем не пунктуальный, прямолинейный, не выношу спешку и нервную, напряженную обстановку, допустим, как на заседаниях. Не люблю что-либо доказывать и уж тем более забивать голову чужими проблемами, даже если за это хорошо платят. Конечно, я предполагал, что не смогу стать юристом, но ради машины, которую пообещал отец, стоило пойти на такой риск и поступить сюда, – он гордо улыбнулся и с удовольствием сжал руками руль.

Мы ехали по пустынной дороге на его новеньком авто бордового цвета. Дэн обожал своего современного друга, но еще больше ему нравилось ловить восхищенные взгляды людей, наблюдавших данное новшество.

– Готов спорить: совсем скоро все оставят в покое лошадей и пересядут за руль. Папа подарил мне автомобиль с условием поступления в колледж, но в договоре не было пункта, что я обязан его закончить, – весело рассмеялся Дэн.

– Да, все случается не просто так. В каждом явлении, встрече и даже кратковременном эпизоде жизни кроется тайный умысел судьбы. К примеру, тебе стоило попасть сюда, дабы получить такой подарок.

– А еще, чтобы встретить такого друга, как ты, Мартин! Уж это точно было тайным умыслом судьбы!

Я ответил ему благодарным взглядом.

– Знаешь, мой отец не такой, как твой, – совсем нестрогий. Но всегда было другое, что немало огорчало меня: он редко бывал дома, совсем не уделял мне времени. Разъезды, работа и женщины – все, что его интересовало. Мать тоже была не лучше. Когда мне исполнилось пять, она сбежала в Европу со своим любовником. У меня нет ни братьев, ни сестер. Я всегда был предоставлен сам себе, если не учитывать присутствие няни. Папа для меня ничего не жалел, кроме собственного внимания. Поэтому твое общество, Мартин, весьма ценно для меня!

– Как для меня твое, Дэн! Оказывается, наше детство отчасти похоже.

– Отчасти, но не полностью. Ты страдал от избытка отцовского внимания, а я – от его недостатка. Но мне повезло больше. Пусть лучше отец будет безразличным, но добрым, нежели внимательным, но бессердечным тираном. Не узнай я о твоем детстве, я бы по-прежнему считал себя самым несчастным на земле. Когда есть с чем сравнить, понимаешь: все не так уж плохо.

Впереди виднелся Чикаго. Увидев его, Дэн мгновенно переменил настроение, озадачившись вопросом: куда сначала отправиться. Его мысли и фразы могли меняться с грустных на противоположные с абсолютной легкостью. Мне нравился этот неуловимый ритм, побуждавший и меня к свободомыслию.

Глава шестая. Бунт и побег

После множества предупреждений и угроз об исключении, которые я и Дэн встречали с усмешкой, не подавая надежд на исправление, нас выставили вон. Директор, а также все преподаватели были напрочь «уничтожены» нашим своевольным и непочтительным поведением.

Конечно, моего отца и семью Дэна осведомили о том, что происходит. Гордость Френсиса Моррэса потерпела унижение. Приехать сюда лично он не пожелал, а в его письме директору излагалось лишь одно: удержать меня в колледже, припугнуть, наказать, возродить желание учиться любой ценой. Да, цену он уплатил за это немаленькую, и директор, как мог, старался отработать полученные деньги сполна. Но тщетно: я оставался непреклонен, с ярым намерением уйти.

Что же касается мистера Мак’Коллина старшего, он предоставил право решать сыну, хотя и был недоволен таким исходом. Дэна изрядно утомил весь этот маскарад. Он был готов покинуть пределы колледжа, и только я являлся для него причиной задержки. Но, к нашей великой радости, данная проблема вскоре разрешилась.

– Очень жаль, мистер Моррэс, что Вы решили пересмотреть свои планы на будущее, – говорил директор на нашей с ним последней встрече. – Еще не так давно Вы подавали большие надежды. Вы были лучшим и могли бы добиться большего – достичь вершины в делах юриспруденции.

– Поверьте, сэр, учиться здесь не мой выбор.

– Порой нас тянет в сторону, хочется все бросить и сбежать, но подобное желание может оказаться ошибочным. Дэн Мак’Коллин – бунтовщик по натуре. Он был таким рожден. Это черта его характера, неизменная, как генетический код. Но Вы совсем другой человек. Вам просто понравилось то, каким является Дэн, каким взглядом он смотрит на вещи и как воспринимает различные ситуации жизни. Однако подражать – не значит стать таким же. Это еще одно заблуждение.