Чемоданы

Жена ходила вечерами на курсы английского языка, а, оказалось, встречалась с претендентами, сосватанными брачным агентством. А потом сгинула вместе со всеми вещами. Она, наверное, и мебель бы вывезла, но та была неподъемно громоздкой и к тому же теткиной, как и квартира, в которой они жили. Или, точнее, прижились. Жена тоже не была москвичкой, и сначала обрадовала тетку сама, а потом и мужа, то есть Брюховца, привела в нагрузку.

Тетка не роптала. Старой закалки человек. Восемьдесят скоро, скрючило всю. Но была человеком доброй души. Семьи у нее за коммунистической активностью в годы производственной допенсионной деятельности не случилось, так что она даже обрадовалась, надеясь на появление в доме детей.

Но иметь детей жена отказывалась. Приводимые аргументы, которыми она оскорбляла Брюховца, задевали его мужское достоинство. Она и фамилию менять отказалась, словно к разводу начала готовиться со свадьбы.

Так и прожили два года втроем. А потом стали жить вдвоем. Жена позвонила только однажды. Сказала, чтоб не беспокоились. Обещала помогать. Тетка в ответ попросила сначала вернуть кое-какие вещи. С тех пор контакты бывших родственников не возобновлялись.

Деньги тетка брала только на хозяйство. Так что семейно жили…

Брюховец выудил из подливки еще одну котлету. Аккуратно, стараясь не капнуть соусом, положил на хлеб и пошел к себе.

Комната, после захламленного коридора, отличалась спартанской обстановкой. Раскладной диван, постоянно пребывающий в плоскостном состоянии, напротив – рыжий платяной шкаф прошлого века, у окна – приземистый письменный стол, на подоконнике – музыкальный центр. Угол за дверью представлял собой ящик Пандоры. Там торчали две пары лыж с палками, но без креплений, а под ними – бесформенная груда: ботинки, мячи, ракетки теннисные и бадминтонные, коробки… Стены угла и дверь изнутри оклеены плакатами, изображающими суперменов разного разлива. Был даже человек-паук, бесстрашно зависший в высоте. Место выглядело подходящим для охоты на мух.

Брюховец быстро собрал сумку с гражданской одеждой – брюки, рубашка, легкий свитер. Подсел к столу и набросал записку для отсутствующей тетки. Полагалось предупредить, так как та переживала за зятя, как говорила по-родственному. Он перечитал написанное, наморщив лоб, и, взяв записку, вышел в коридор. Положил клочок бумаги на пол у двери. Оценивающе посмотрел на вход, потом на записку, отворил дверь и, сгорбясь, вернулся, имитируя ковыляющую походку тетки. Он потоптался на месте, не разгибаясь, и передвинул бумажку поближе к обувнице. Удовлетворенно хмыкнул, разогнулся, и уже удалялся в свою комнату, как его застал врасплох резкий басок:

– Куда это ты намылился? – голос был неестественно молод, времен задорных первых пятилеток, и разительно контрастировал с тщедушным сморщенно-скрюченным теткиным видом.

Она разглядывала удачно размещенную записку.

– Таисия Петровна, я – на задание!

– Какие там задания тебе?.. Лучше б ты в ГАИ устроился! Все ж заработнее, – проявив осведомленность в реалиях полицейских буден, продолжила привычные нотации тетка, снимая с помощью Брюховца демисезонный плащ.

– Таисия Петровна, это теперь – ГИБДД. И потом – оклад у них ниже!

Тетка аж распрямилась, силясь посмотреть в неразумные глаза. Неопределенно промычала что-то, видимо, плохое и ушла в свою комнату, покачивая головой. Оттуда донеслось саркастическое: «большие перемены», а затем несколько раз – «оклад».

– А вы куда ходили, Таисия Петровна? В поликлинику?

– На массажм, – послышалось из комнаты.

Тетка некогда закончила полиграфический институт, числила себя работником культуры, но, тем не менее, щеголяла подобными перлами, включая «гинекологическое дерево», не гнушалась и «полувера». До «тубаретки», правда, не опускалась.

– Ночевать, значит, не будешь? – возобновила разговор скрывшаяся тетка.

– Возможно, не приду.

– Хоть бы девку какую нашел себе.

– Таисия Петровна, я – на операцию.

Дверь приоткрылась, обозначая вопрос.

– На задание! Я же говорил. То есть – писал.

– А что, ты вращаешься там среди одних мужиков, что ли? – тетка появилась в коридоре в байковом домашнем халате. – Куда идешь-то? Зачем?

– Вам что – на доклад надо?

– Точно говорю, в ГАИ тебе надо. Совсем мозгов нет, – тетка покачала головой. – Как они там тебя держат? Я же должна знать? Волнуюсь я.

– Не надо волноваться, – успокаивающим тоном сказал Брюховец. – Я буду звонить, если что. – Тему он решил не развивать и просигнализировал часами. – Опаздываю.

Удаляясь с сумкой под причитания тетки о невзятом зонте и будущей язве с такой работой, он размышлял над вопросом, не завербована ли тетка комитетом. Дабы из первых рук узнавать о всех горячих делах управления, в которые Брюховец посвящен. Шеф давал установку на бдительность недавно.

Служебный кабинет оперуполномоченный Брюховец делил с тремя коллегами.

Сейчас в нем наличествовал собственно один вышеупомянутый имярек. С трудом вынося муку ожидания прихода старшего оперуполномоченного Коротких, он молодым львом в клетке метался по проходу между столами от окна к двери и обратно.

Невысокого роста с длинными руками, Брюховец нервно поправлял портупею, внезапно останавливался и имитировал хлесткие удары ребром ладони по огромному несгораемому шкафу, помещенному посередине кабинета у стены. После каждого выпада подтягивал форменные штаны. Китель был расстегнут, фуражку он снял в самом начале жестокой тренировки, выпавшей на долю многострадального шкафа, обвешанного черно-белыми фотороботами и ксерокопиями фотографий преступников с описанием.

Висело там и его фото. Снабженное жирным подзаголовком: «Их разыскивает полиция» и предостережением огромными буквами: «ЗЛОСТНЫЙ МАНЬЯК-АЛИМЕНТЩИК». Сегодня Брюховец еще не заметил творчество товарищей, неизменно возвращаемое ими на место при каждом удобном случае.

Стоя вполоборота к сейфу, лучший оперативник всех времен и народов, почетный деятель уголовного розыска, а по нечетным оперуполномоченный Эдуард Клавдиевич Брюховец медленно, вразвалку, покачивая плечами, в очередной раз дошел по окна, выхватил пистолет и пальнул в мишень от «дартса», висящую на входной двери. Медленно доворачиваясь лицом к двери, он принял стойку, держа пистолет двумя руками стволом вниз. Затем молниеносно прицелился и снова выстрелил. Немного отклонясь корпусом назад, вызывающе дернул подбородком в сторону мишени, приглашая к поединку.

Дверь открылась, и появилась безмятежная физиономия Коротких. Реакция у него оказалась отменной: он живо отпрыгнул в коридор.

– Ты что сдурел, кретин? – вопрос прозвучал через дверь.

– Входи, входи, я тут тренируюсь, – Брюховец расправил плечи.

Коротких рискнул последовать предложению. Он оказался рослым здоровяком с лопатообразными ручищами, свисающими по бокам внушительного туловища.

– Ты спятил, Эдуард?! Ты меня чуть не убил! – Коротких оглянулся на мишень. – Кто это сюда повесил? Я же говорил: на стену.

– Успокойся, Василий!.. Я стреляю холостыми, – довольно прибавил Брюховец.

– Зачем тогда вообще стрелять? Копоть поднял. Собирайся, надежда управления. – Коротких присел на скрипнувший от тяжести принятого веса стол. – Пойдем к начальству. Там отстреливаться будешь.

– Что новое дельце? – Брюховец вновь извлек пистолет и перебросил из руки в руку. – Бэзил?! – щегольнул он знанием имени Коротких на английском.

– Там узнаешь.

В кабинет, изучая пол, забрел третий сожитель – Петя Бережной. Среднего роста, плотно сбитый мужчина. Отчетливо была видна широко наметившаяся плешь на макушке его чернявой головы. Похоже, он шел по чьим-то следам.

– А, вы тут уже, – показал унылое лицо плешивый брюнет. – А я вас ищу, – огорчился он окончательно.

– А мы думали ты копейку потерял, – хохотнул Брюховец и присел на подоконник. – Заходи, Петруччио, – перешел многогранный опер на итальянский, – где ты ходишь? Сейчас должен Лева вернуться! – обрадовал он. – В домино сбацаем. Скрестим шпаги!

Последняя фраза относилась к Коротких, который не внял предложению.

– Петя, бумаги у тебя на столе. Протоколы я заполнил. Пусть Лева тоже просмотрит и отнесет по инстанции. Пошли, Эдвард! – Коротких поймал руку Брюховца и вложил пистолет в кобуру. – Мы – к начальству. Брюховца на представление к ордену веду.

– Посмертно?.. – вопросил, не поднимая глаз, Петя. – Будете-то скоро? Что Леве сказать?

– Вернемся – сыграем, пусть тренируется, – моментально посоветовал Брюховец. – Руки там разминает и все такое…

– Где – там, уточни?

Коротких прервал зарождение пикировки:

– Не сейчас.

В комнату быстро вошел последний обитатель, розовощекий блондин с моржовыми, цвета спелой пшеницы, густыми щетинистыми усами. Оперативный квартет был в полном сборе.

Подойдя к шкафу, Лева первым делом проверил наличие призыва к поимке рецидивиста Брюховца.

– О, Лева! Ну что, коротенько?!.. – потер руки безуспешно разыскиваемый маньяк-алиментщик и спрыгнул с насеста. – Петя, доставай!

Ленивый Петя, уже оценивший гору бумаги, оставленной к переработке Коротких, не заставляя себя упрашивать, тренированным жестом фокусника извлек из тумбочки черную продолговатую коробочку домино.

Лева прошел к своему столу и резким рывком выдернул из стакана, использовавшегося в виде морга для исписанных авторучек, короткую стрелу для дартса и задумчиво воззрился на Коротких, ожидая разрешения ситуации.

– Мы с Брюховцом по делу… И перевесьте мишень на стену, я говорю. Глаза кому-нибудь выколите! Пошли, Рэмбо! Без вещей. Сумку брать не надо, – Коротких пропустил вперед, двинувшегося развинченной походкой Брюховца, которому Петя подчеркнуто подобострастно подал фуражку.

Новая информация по управлению обычно разносилась быстро. Личный оперативный состав начинал оперативно чехлиться, готовясь к выездам. Но в данном случае – Лева с Петей переглянулись, – оставленные в неведении оперативники ничего не знали. Так что пришлось подступиться к бумажной работе. Петя, решив все предварительно обмозговать и напитать серые клеточки микроэлементами, вскрыл свой стол, выдвинул ящик и достал целлофановый пакет с бутербродами.

– Правильно, война – войной, а обед – по расписанию. Что, не доели тараканы?

– Я их протравлю, гадов, – Петя впился зубами в бутерброд. – Питаться надо регулярно, – выдал он, пережевывая пищу.

– Правильно. Ешь чаще, но больше!

Не в силах ответить, Петя покивал, достал с полки кружку с изображением щита и меча, озабоченно всмотрелся внутрь, поколебался и все же вылил остатки бурой жидкости в горшок с кактусом, скромно прилепившийся в уголке широкого подоконника.

– Коротких узнает, станет буйным, – констатировал Лева.

– А как он узнает?

– Недоброжелателей полно у каждого человека. Ты помнишь, как он за Палычем гонялся, пока тот не заперся в туалете? – Лева фыркнул.

– А что такое? Чего это? – обеспокоился Петя.

– А ты не знаешь?! Палыч вылил в горшок сто грамм метилового спирта. Для опытов… Алхимик хренов! Криминалист же, – добавил оценку Лева. – Этот кактус аж обмяк, и иголки стали не колючие. Но ничего, смотри – держится. Опять распушился, – он осторожно потрогал пальцем растение. – Аклимался!

Петя поколупал пальцем в земле, приминая чаинки.

– Это может, ему полезно? Сколько витаминов. А когда это было?

– Весной.

Петя посожалел о своем отсутствии:

– Я в госпитале лежал.

– Палыч потом неделю прятался по закоулкам.

– Вечно он учудит что-нибудь!

– Да, битому неймется…

– Василий, значит, сильно разозлился? – осторожно поинтересовался Петя.

– Вот чудак-человек, я ж тебе рассказываю. Не убил чуть Палыча. Та ты же знаешь – для Коротких этот кактус дороже коллеги по совместной борьбе с криминалом. Не знаю, как он к детям своим относится, но за колючку эту придушит.

– Ладно, не пугай, – Петя выбросил целлофан от нервно уничтоженных бутербродов в корзину и углубился в ворох бумаг.

Придал импульс пытливым умам приснопамятный Палыч, оживив унылую атмосферу документарных разработок. С сигаретой в зубах заклятый друг, эксперт-криминалист картинно материализовался в проеме и с демонским видом оглядел оперов. Те приготовились в ожидании.

– Могу сообщить, – попрошу внимания, – что возникла серьезная, подчеркиваю, серьезнейшая, оперативная необходимость бросить все лучшие кадры управления на борьбу с преступностью…

– Наконец-то, – лукаво обрадовался Лева.

– …на выезде! – эффектно окончил сообщение Палыч и отбросил жидкий чубчик с высокого лба.

Лева с Петей переглянулись и без сожаления отложили изучаемые материалы. Петя же перед приходом криминалиста, шевеля бровями, перелистывал Уголовный кодекс, ища подходящую статью для первого подозреваемого. Что Палыч тут же отметил предположением, что он ищет ее для себя.

Моторный Лева, как всегда, включился первым:

– Так, вошел и объяснился. Что ты знаешь?.. Кстати, по поводу лучших кадров могу встречно, в порядке обмена, проинформировать, что даже Брюховец брошен на задание, что способно поколебать этот тезис. Или ты только себя имел в виду?.. Но мы готовы присоединиться. Правда, Петя?

Петя помолчал и, выдержав паузу, враждебно посмотрел на Палыча.

– Я вижу, что ты недоволен, – Палыч прицелился двумя, сложенными вместе, пальцами и сощурил глаз.

– Ты, Палыч, не обращай на Петю внимания. Он опасается нерегулярности питания при выполнении розыскных мероприятий. Отбрасываю мысль, что он обиделся на коллегу за предположение о поиске для себя уголовной статьи. Это, безусловно, не в правилах душевного Петра Петровича. Возвращаясь же к возможному отъезду, хочу отметить, что нам-то не привыкать, – Лева обозначил родство с Палычем, подмигнув.

После этого пружинисто подскочил с места, напористо покрыл расстояние до напрягшегося Палыча и ткнул того кулаком в грудь. Они изобразили легкую борьбу.

– Вам бы только развлекаться, – обронил Петя, угрюмо наблюдая короткую схватку.

– Петя, смотри на это, как на неизбежность, работать-то надо, и не только в четырех стенах, – попытался успокоить его слегка запыхавшийся Палыч. – Хоть развеешься от своей пыли!

Спарринг-партнеры вернулись и осмотрели коллегу на предмет запыленности. Петя попытался дотянуться через стол до товарищей, но безуспешно. Лева с Палычем уселись на подоконник и закурили.

Петя собрался, наконец, для нанесения ответного удара, что выразилось в легкой улыбке. Но начал он знакомым удрученным голосом:

– Теперь понятно, чего ты так радуешься…

– Ой, не надо, не надо!.. – попытался упредить нападение Палыч.

– Экскременты надоело изучать, – победно выдал Петя и скорбно вздохнул.

Неизвестно, над чьей судьбой – Палыча или своей – он печалился больше.

– А что, правда, что наш дурачок, тоже в работе? – осведомился Палыч у Левы через плечо. Он слез с подоконника, подцепил дротик из настольного канцелярского прибора и теперь метился в мишень на двери.

– Ох, не любишь ты Василия Сергеевича. Даже непонятно за что? А ведь он так добр к вашему брату криминалисту! Жалеет вас, убогих, – огорченно посожалел Лева, покачивая головой в знак неверия в реальность подобного развития событий и распушил усы в предвкушении реакции.

Палыч остановил бросок в точке отрыва дротика от пальцев:

– Это провокация! Попрошу занести это в протокол.

Лева тут же предложил Пете взяться за эту работу. Тот тут же нарочито пододвинул к себе лист бумаги.

– Я с большой, товарищеской, дружеской симпатией, – пошел по нарастающей Палыч, которого, похоже, тема взволновала, – отношусь к геноссе Коротких. Так что эту грязную выходку и происки недоброжелателей, желающих посеять и тому подобное, и на этом, так сказать, подняться, я бы заклеймил… – Палыч соревновался с Левой в перегруженности предложений и витиеватости спича. – И попросил бы не вбивать клин, и не растаскивать, а также не передергивать. Все знают, – здесь Палыч обратился за помощью даже к Пете, – как я уважаю Василия Сергеевича!

Дав отповедь, Палыч снова прицелился, посчитав тему исчерпанной.

Но надеждыоказались преждевременными. В лучах интереса коллеги Лева одобрительно продолжил:

– Молодец, Палыч! Даже после того случая! Доброе сердце у тебя. Просто молодец, ничего не могу сказать…

Палыч вновь не смог исполнить бросок и дозированно взорвался:

– Какого такого случая?!.. Не было никакого случая. И все!

– Ну, мы не знаем, общественность, я имею в виду, что там было, то есть происходило, у вас, там, в туалете… Это когда тебя не было, – предельно участливо добавил Лева для млеющего Пети, – в нашем крыле.

Злопамятный Петя лыбился от удовольствия.

Палыч аж покраснел от возмущения:

– А ничего в туалете не было, и не могло быть. Он туда не попал!

– Ну, на этот счет есть разные сведения, – измывался Лева, ероша усы.

– И долго же ты там сидел? – дружелюбно спросил Петя. – Экскременты поди изучал?

– Эх, Петя, Петя, я-то тебя всегда держал за достойного, вменяемого сослуживца… И ты туда же! Подумаешь, какой-то кактус! Вон он стоит! Полстакана спирту всего… А он, смотри, только крепче, я бы сказал, забористее стал. Можно так выразиться, стал совершеннолетним. Наливать ему теперь можно.

– Так ты, значит, камрада Брюховца имел в виду? – фальшиво догадался Лева. – А он к тебе до сих пор относился с нескрываемым уважением. Окурки найденные приносил, и все такое… Весь мусор…

– Пошли вы! – Палыч в сердцах, не целясь, метнул дротик и пошел к двери.

– Мазила, – констатировал Лева. – Даже не пытайся переставить. Я отсюда вижу.

Петя раскачивался на стуле, явно настроившись на долгую и желанную экзекуцию криминалиста.

– Мишень перевесьте, а то покалечите кого-нибудь. Я пошел.

– Может в домино сыграем? – бросил в последней надежде Петя.

– С вами играть – себя не уважать. Мухлевщики! Камни у вас крапленые.

Лева понял, что Палыч сейчас таки уйдет, хоть и поверженным, но не раскрывшимся, и решился спросить напрямую:

– Так что ты знаешь, какое дело, о чем хотел нам поведать?..

Но криминалист, промолчав, отмахнулся и удалился, хлопнув дверью.

– Смотри, какая-то сволочь что-то ему наболтала. Про домино, – огорчился Петя от потери верного мальчика для битья.

– Ушел, гад, не дал положительным эмоциям разгуляться, – поскорбел Лева. – Неужели и правда выдвигаться будем, интересно? Пойду я в отдел к начальству.

– К Валере? – задумчиво уточнил Петя, с тоской рассматривая кипу бумаг на столе.

– Позондирую его. Неглубоко. Если он здесь. Держи тут круговую оборону!

Петя кивнул и молча углубился в перекладывание листков по разным стопкам. Он шевелил губами, отсчитывая число проделанных пассов. До конца рабочего дня оставалось немного, глядишь все и закончится спокойно.

Конечно, было более чем непонятно, отчего именно Брюховца повел на инструктаж Коротких… Какое еще дело?.. Нехватает им материалов, и так девать некуда…

Брюховец же был так взбудоражен неожиданными перспективами операции, совмещенной в его воспаленном воображении с лихими захватами, не исключающими погонь, – а там и до стрельб недалеко, – что вприпрыжку торопился на встречу с информатором.

Сумка, уже с формой, была при нем.Теперь стало понятно, зачем Коротких посылал домой за цивильной одеждой.Переоделся Брюховецв туалете. Куда Лева, ёрничая, предложил позвать Палыча, как завсегдатая. И знатока экскрементов, как добавил Петя.

Брюховец на все лады думал о таинственном новом деле: преследовании мутных криминальных фигур со странными кличками – Плешивый и Зеленый.

Задание следить напарники Коротких иБрюховец получили от непосредственного начальника их отдела – мрачного Валеры, вечно отстутствующего в управлении из-за постоянных отлучек по связям с законспирированными агентами.

От возбуждения Брюховец не обращал внимания на мелкий дождь и встречных прохожих, – не исключая, что для него было не характерно, женского пола, – бодро идя от метро,углубляясь в квартал тихого центра, неподалеку от Таганской площади.

Раздуваясь от гордости за оказанное доверие – у Коротких оказалось иное важное мероприятие, -он мысленно прокручивал вводную часть сценария предстоящего разговора с агентом, который странно мычал в телефон, явно находясь под парами алкоголя.

Пьяный Тубус неожиданно удивился такому устойчивому интересу к персоне Плешивого. Какой-то полудурок уже интересовался им сегодня, прямо-таки недавно. Странно, безусловно…

Дождь усилился. Но он не мог помешать опасной работе опытногосыскаря.