День божьих коровок

Старшая дочь была в поездке за границей, а жена как раз куда-то уехала с младшей, я ей позвонил, она тоже не придала особого значения отъезду – знает, что мать на даче, да там нужно печку топить, а дров мало, померзнет и через два дня вернется как миленькая.

Я промаялся несколько дней и все не мог понять, почему я мучаюсь или что меня мучает.

В пятницу вечером я доел остатки еды, приготовленной тещей. Созвонился с женой, договорились с ней, что на выходные она обязательно будет дома. Вроде бы немного успокоился, но ничем заняться не мог – на телевизор, интернет, телефон, книги не было никакой реакции.

Лег спать, но не мог заснуть, долго ворочался с боку на бок и вдруг, неожиданно для самого себя, решил забрать тещу домой. Прямо сейчас, не откладывая на завтра. И не только потому, что ей из-за резкого похолодания никак нельзя было оставаться дальше на нетопленой даче…

Итак, глубокой ночью по пустынной скользкой дороге на рискованной скорости я рванул к теще.

Жить с теми, кто тебя не любит – опасно для жизни.

Я слишком хорошо выучил этот урок.

Пожилой человек на нетопленой даче, переживающий за случай с собакой, сам явно и конкретно нуждается в помощи, всем своим поведением взывает о ней. Да неужели же мы такие жестокие, чтобы делать вид, что все нормально, и жить своими заботами, когда наш близкий в беде. Нет, нет… Больше я не буду опаздывать с проявлениями любви, потому что однажды можно опоздать навсегда. Нужно ехать и показать, что мы любим ее и мы – рядом.

Вот и дачи – занесенные снегом хлипкие домики, воет ледяной ветер…

Я вспомнил совсем другие дачи, далеко на юге, где я родился и вырос, разбросанные вдоль пригородной трассы крошечные поселочки бывших отделений совхоза «Рассвет», ликвидированного в перестройку. Всего полчаса езды от города, и я у деда на каникулах и в выходные!

Мои родители поначалу жили у деда, но разошлись, когда мне было года три. Сразу после развода отец укатил в дальние края, а мать вместе со мной вернулась в город к своей матери в их малогабаритную «хрущевку», где мне было крайне некомфортно. Не было определенного места для игр, на меня постоянно шикали тише да тише, не разрешали бегать по квартире, дабы не разбить расчудесные напольные вазы или не задеть горшки с цветами, заставляли есть утром противную овсяную кашу и, хуже того, днем укладывали спать. Мать с бабушкой контролировали каждый шаг, во двор самого не выпускали, по улицам водили за ручку… То ли дело на вольнице у деда, где можно без спросу даже до вечера разгуливать с друзьями!

На третьем отделении совхоза располагалось большое автотранспортное хозяйство, там дед до пенсии работал водителем, а потом перешел в сторожа.

Наш дом стоял как раз напротив гаражей, при любой возможности я стремился пробраться туда к деду, а если не получалось, то из наблюдательного пункта на окне следил за въездом-выездом машин. Гаражи тянули магнитом, суровые водители грузовиков и легковушек, комбайнеры и трактористы были для меня самой уважаемой компанией, а завгар – так вообще небожителем. И я уже в три года заявил, что когда вырасту, обязательно стану шофером, как дедушка.

Дед называл по-станичному наш дом хатой, хотя на самом деле это был коттедж, весь поселок застроен точно такими же. Совхоз в свое время был образцово-показательным, труженикам полей повезло с директором, и тот по какому-то фантастическому случаю, через большое начальство, добился разрешения на снос старых хат и строительство нового жилья для своих работников. Так и появились невиданные в этих местах типовые двухквартирные коттеджи с отдельными дворами. Дома были вполне обустроены, разве только печное отопление несколько портило картинку всеобщего благоденствия. А у моих родителей из-за этой самой печки так и вообще развод случился!

В самом поселке было много чего увлекающего – почти у всех была живность, куры-гуси-утки -козы-коровы свободно гуляли по улицам, у многих были голубятни, а в каждом дворе, естественно, кошки-собаки. В поселке жил даже нелюдимый охотник, у которого был огромный волкодав и настоящее ружье. А вокруг поселка совхозные сады и виноградники, бесконечные дали полей с арбузами, кукурузой, помидорами, зеленым горошком…

Дедов поселок был центром Вселенной, и я считал минуты до поездок туда.

И вот однажды не утерпел и сбежал из дому.

По каким-то причинам мать целый месяц не возила меня к деду. Я в то время еще ходил в детский сад, в дошкольную группу. Но хоть и было мне тогда всего шесть лет от роду, я был достаточно рослый, на вид вполне мог сойти и за второклассника. В то утро, когда я совершил побег, бабушка, как всегда за ручку, довела меня до калитки садика, и здесь я притаился, на всякий случай – вдруг обернется, выждал минут пять и смылся. Я хорошо знал расписание автобуса к деду, поэтому вовремя успел на рейс. На деньги из копилки благополучно купил билет, у водителя моя личность никаких подозрений не вызвала, и даже не пришлось сочинять, в какой школе учусь. Уже через полчаса, довольный как сто поросят, я в предвкушении встречи с дедом подъезжал к центральному отделению совхоза – тогда автобус до других отделений еще не доходил.

Но эйфория побега улетучилась вмиг, едва я вышел на конечной остановке.

Когда приезжал сюда с матерью, нас встречал дед, а если он не мог, подвозили к дому знакомые водители. Сегодня же, как назло, таковых не оказалось. Как добраться до деда, я даже не представлял. Помнил только, что по пути было несколько полей и лесополос…

Я сел на лавочку и думал, думал, что же делать, в какую сторону держать путь. Это сейчас я понимаю, что самое простое было бы пойти в контору совхоза, там все деда знали, и попросить на попутной машине отправить меня к нему. Или хотя бы позвонить в гараж, чтобы передали, что я приехал. Но я же был ребенком, и логическое мышление у меня не было сформировано. Поэтому мне пришлось усиленно попотеть и пошевелить мозгами, прежде чем я сообразил, что та самая дорога, по которой я приехал, после конечной остановки автобуса все-таки продолжается, и если пойти по ней дальше, она приведет меня к гаражам. Ну я и пошел по трассе в нужном направлении. Мимо проносились машины, дело было летом в самую страду, водителям некогда рассматривать, что это за пацан топает по шоссейке! А у пацана уже глаза на мокром месте – до меня дошло, что это на машине от остановки до деда можно домчаться всего за каких-то десять-пятнадцать минут, а на своих двоих по жаре придется телепаться до обеда.

Меня охватили ужас и беспомощность, и чтобы как-то отвлечь себя, не расплакаться и не растеряться окончательно, я начал мысленно разговаривать с кем-то, как будто вообразил, что иду не один, а с товарищем. Я как бы жаловался этому воображаемому товарищу на то, что заблужусь, потеряюсь и меня «съедят волки», а «товарищ» весело смеялся надо мной и успокаивал, что волков тут нет, и вообще они никого не едят, и что я обязательно справлюсь и дойду до дедушки. А дедушка похвалит меня и скажет, какой я герой, что пришел к нему через такие настоящие взрослые трудности. «Я с тобой!» – говорил мне мой «товарищ». И хоть я понимал, что он выдуманный, а не настоящий, мне все равно стало легче на душе, я зашагал с удвоенной бодростью и даже улыбка промелькнула на моем испуганном лице.

Вот так в том первом «походе» у меня и появился мой воображаемый друг, который потом все детство, в трудную и в радостную минуту, был со мной.

Рядом.

У него никогда не оказывалось своих собственных неотложных дел тогда, когда он больше всего нужен. У него вовремя находились правильные слова, которые убаюкивали обиды, а не разжигали их еще сильнее. У него всегда на меня хватало времени, душевных сил и терпения.

А главное – с ним было интересно, он развивался и узнавал мир одновременно со мной, мы вместе открывали утром глаза и закрывали их вечером. Он знал обо мне ровно столько, сколько знал я сам, ему невозможно было соврать, что-либо утаить или притвориться лучше, чем ты есть – поэтому он всегда давал мне правильные «советы».

Мой воображаемый друг не спорил со мной только ради спора и поиска доказательства «кто умнее», мы «дискутировали» для того, чтобы докопаться до сути вещей. Поэтому помогал он мне порой куда лучше, чем живые и реальные друзья-приятели.

Вскоре по очертаниям полей и лесополос я определил знакомые места – столько раз проезжал здесь с мамой или с дедом! Прошел мимо полей с помидорами и кукурузой, а когда миновал очередную лесополосу с жерделой, показалась бахча. Это уже совсем рядом! На поле виднелась палатка сторожа, я подошел. Охранник, незнакомый молодой парень, пошутил про воришек-малолеток, я притворился, что заблудился и мне нужно к гаражам. Парень особо не расспрашивал, обрадовал, что иду правильно, напоил водой, угостил медовой дыней. Он посоветовал идти не по дороге, а прямо по бахче, чтобы сократить путь. Через час я уже победно заходил к деду, хотя изрядно усталый, но сверхдовольный собой. Когда обнаружилось, что я прибыл один без матери, дед так рассвирепел, что я испугался не на шутку. Бить меня он не стал, хотя за ремень и схватился. Это был единственный раз, когда дед при мне ругался матом. А полную порцию «воспитания» я с лихвой получил потом от матери…

Короче, выкурил дед с полпачки папирос, завел свой «Жигуленок» и туча- тучей повез меня домой. Добрались в город мы часов около четырех, бабушка как раз собиралась забирать меня из садика. Между ними тут же на повышенных тонах произошла историческая разборка. Со слов деда получалось, что я безгрешен, а это они виноваты, что я сбежал: парню уже скоро в школу, а его за ручку водят, никакой самостоятельности не дают. В итоге мать меня, конечно, отлупила, но за ручку больше никто не водил, во двор стали выпускать и даже разрешали ходить одному в близлежащие магазины.

За этими воспоминаниями я незаметно подъехал к нашей даче и разбудил тещу стуком в двери и окна. Из дома раздался сначала угрожающий рык, потом лай, потом встревоженный голос проснувшейся тещи. «Свои, свои» – успокоив ее, что это я, а она лучше пусть пса придержит, захожу в дом, косясь на охрану – здоровенного дворняга, его раньше здесь не было. Теща, одетая в сто одежек, направилась в маленькую кухоньку, где она ночевала. Я потрогал холодную печку и даже присвистнул – вчера было точно нетоплено. Хотя был включен электрообогреватель, но все равно холодно, двери в комнаты были не только плотно закрыты, но еще и занавешены теплым одеялом, как и, понятное дело, наружные окна. Теща явно и основательно намерзлась. Я представил, как она спала, укутавшись во все тряпки, одеяла, старые пальто… И у меня защемило сердце, когда я увидел всю эту картину и ее, такую одинокую, замерзшую и несчастную. Я не стал ехидничать про отсутствие дров, не стал выяснять, что, почему и как, а просто напрямую сказал, мол, хватит дурковать и пора домой. И кажется, впервые в жизни назвал тещу не на «Вы», а по имени-отчеству. Светлана Васильевна не проявила никаких эмоций по поводу внезапного ночного приезда и моей новой манеры обращения. Казалось, она как бы и сама ждала, что я за ней приеду. Быстро собрала вещи, позвала какую-то Машку, и тут же из картонной коробки выпрыгнула кошка, а за ней потянулись и два котенка. Теща погладила кошку, усадила всех в коробку: «Ладно уж, поехали с нами!» Все было само собой разумеющимся, и мы быстро погрузились в машину. Но тут произошла небольшая заминка – подошел еще и охранник. Теща жалостливо посмотрела на него и тихо сказала: «Шарик, не могу, братец, тебя забрать, я же дома не одна живу». Вижу, жалко ей псину оставлять. И пробурчал: «Ничего себе Шарик, с овчарку ростом, где его держать будем? Ну заметано, заметано – забирайте и его!» На удивление, пес тут же сориентировался и ловко забрался в машину, видать, имел немалый опыт поездок на авто. Мы немного проехали, и теща попросила на минутку остановить машину. Она зашла в какой-то двор и занесла туда большой кулек с продуктами.

Ночь кончалась, светало. На выезде из поселка показалась автобусная остановка, там стояла сутулая и худенькая пожилая женщина. Так рано! И на таком морозе – сейчас градусов двадцать точно! Теща сказала, что это квартальная – сторожиха ждет первый автобус, и мы снова остановились: «Ивановна, заходи, погрейся!»

Тетка устроилась на заднем сиденье. Они с тещей пообщались немного. Из их разговора я понял, что продукты предназначались ей. Сторожиха разговаривала с тещей, а сама явно и бесцеремонно рассматривала меня – в зеркале все отражалось. Я тоже взглянул на новую знакомую и поразился ее исплаканному лицу. Женщины стали прощаться, теща почему-то всхлипнула, а сторожиха ее успокаивала, по-прежнему взирая на меня: «Да успокойся ты, Светлана, смотри, какой у тебя участливый зять, был бы у меня сынок таким! Я же тебе говорила, что за тобой обязательно приедут, а ты все ревела».

Мы немного отъехали от остановки, но Шарик вдруг занервничал, неожиданно совсем по-щенячьи тявкнул, явно просил остановить машину, что я с радостью и сделал: «Вали, дорогой». Пес, как бы виновато оглядываясь на тещу, бочком вылез на дорогу и направился в сторону дач. Только мы тронулись с места, как истошным мявом взвыла и кошка, пришлось еще раз останавливаться – ох уж эти «аборигены», как верны привычным местам! Последовали переговоры тещи со сторожихой Ивановной, то да се, она согласилась приютить у себя и кошачье семейство, тут же вытащила котят из коробки и спрятала их за пазуху в теплое пальто. Вышла из машины и побрела вместе с кошкой вслед за псом в сторону дач, потом присела на лавку с навесом и что-то шептала котятам под стареньким, но теплым пальто.

Да, унылая картинка – заснеженная дорога, понурая старуха с бездомными котятами, кошкой и псом в ожидании субботнего автобуса с Большой земли.

Уже совсем рассвело, я еще долго поглядывал в боковое зеркало на оставшихся, пока они не скрылись из виду. А навстречу прогромыхал пустой автобус без пассажиров.

Пока добирались домой, Светлана Васильевна рассказывала о сторожихе, что она в дачное межсезонье каждую субботу выходит к первому автобусу, который привозит корм для брошенных на дачах кошек-собак. Их хозяева, конечно, оплачивают водителю эту услугу, чтобы совесть не так уж мучила – в городские квартиры этих «дачников» мало кто забирал. А самое главное, Ивановна ждет автобус не только по «службе», она ведь еще втайне надеется, что на автобусе однажды приедет сын. Поскандалив с невесткой несколько лет назад по чепухе – обычные бабские разборки – она сгоряча демонстративно ушла из дому на дачу, а сын смалодушничал и не остановил. Ее назад так до сих пор и не позвали, и никто никому не уступает. Приезжают только летом на сбор урожая и осенью под зиму, когда необходимо обеспечить бабку дровами и углем, по телефону перезваниваются редко. Но она все равно ждет, вдруг случится чудо и все-таки ее заберут домой, в ее же собственную квартиру. Дело-то идет к старости, худо одной жить.

Я слушал чужую историю, а сам думал о своей собственной жизни.

Рос без отца, но под зорким присмотром деда. Наших женщин он совершенно игнорировал, душевного общения с ними не было никакого. В разводе моих родителей винил в основном бабушку, не подготовившую дочку к семейной жизни.

Дед в основном и сформировал мое отношение к женщинам. С легкой дедовой руки я относился к ним в лучшем случае пренебрежительно.

Началось все еще в детстве с обиды на бабушку. Нечаянно услышав мамины жалобы на деда и отца, а самое главное – бабушкины «утешения», подливавшие масла в огонь, я решил тоже поразбираться в семейном вопросе. Но, как ни пытался, не мог ничего понять из женского шушуканья, особенно про куклу безмозглую и белоручку. Еще я, как ни силился, никак не мог представить, как это папа гоняется за каждой юбкой. Но вот когда речь зашла о дедушке, что якобы он самодур упертый, тут же счел своим долгом вмешаться – дедушка хороший! Меня «повоспитывали», что влез в разговор взрослых, и с тех пор бабушка с непонятным мне смыслом частенько приговаривала, что я весь в дедову породу. Со временем мои обиды ушли, но появились бабушкины, она до последних своих дней считала, что с ней я был недостаточно приветлив. Таким явным женоненавистником, как дед, я, конечно, не был, но в душе все-таки тайно считал вторую половину рода человеческого как бы второстепенной.

Мать всегда почитал, но позволял себе иной раз и покритиковать ее за излишнюю доверчивость и, мягко говоря, легковесность. С ней вечно, сколько себя помню, происходили всякие ЧП – то кошелек потеряет, то работу. С детства взращенная избалованной принцессой, мать оказалась неприспособленной к реальной жизни, была абсолютно непрактична. Как-то занялась с подругой бизнесом, но та ее обвела вокруг пальца и кинула вместе с большим банковским кредитом… А про ее мужиков после развода с отцом уж молчу – личная жизнь все равно не складывалась, принца она так и не встретила, не раз основательно вляпывалась, наступая на одни и те же грабли…

В общем-то, все было нормально в нашей семье, ничего страшного не происходило, жизнь как жизнь, но – дед все-таки был самым близким для меня человеком во всем моем детстве.

Заезжал он к нам в город только по делу, с бабушкой они были давно в разводе, но отношения поддерживали нормальные, вполне человеческие, хотя и без особых симпатий. Правда, никаких особых чаепитий по случаю его приезда не устраивалось, здравствуйте-спасибо-до свиданья, вот и все общение. А еще он, если было по пути, привозил разные фрукты и овощи, которыми каждый раз щедро заваливал коридор. Ну и по хозяйству помочь он никогда не отказывался – мебель подвинуть, полочку прибить, потолок покрасить, лекарства привезти, если надо. Я с нетерпением ждал каждой встречи – в основном дед приезжал, чтобы забрать меня к себе. Со мной у деда был полный душевный контакт, он меня любил очень сильно. Я отвечал ему тем же, с радостью помогал ему во всем и уже в подростковом возрасте вполне самостоятельно хозяйничал, смело разъезжал на авто в поселке и поблизости от него, дед далеко отъезжать запрещал. В свободные минуты мы иногда прикидывали, как со временем, когда он окончательно уйдет на пенсию, обустроим его хату, какую мансарду отгрохаем. Он даже начал основательно подбирать стройматериалы. Оставалось дело за малым – уговорить соседку с другой стороны дома присоединиться к строительству, чердак же общий. Соседка была хитрющая, все тянула с согласием на строительство: «Хорошо, подумаю, неплохо бы, под одной крышей живем, вместе строиться дешевле…», но конкретного ответа не давала. Злые языки поговаривали, что совхозная повариха давно имела планы на соседа, но тот оказался упрямцем, и ей никак не удавалось пирожками до котлетами заарканить работящего непьющего мужика. Но ни нашим с дедом мечтам о мансарде, ни, возможно, планам соседки реализоваться не довелось. У деда случился инсульт, и он скоропостижно скончался, когда я еще учился в школе.

Потом я вырос и поехал в Сибирь получать высшее образование, почему туда – не знаю, меня всегда тянуло куда-то далеко, где суровая природа, где есть настоящая зима со снегом, а вообще… я просто взял и уехал. Меня на самом деле мало что связывало с югом и домом, где уже не было деда.

В новых местах я как-то быстро женился и вошел в семью своей жены, почти утратив связь с собственной.

Главной в доме, конечно же, была наша любимая теща.

О ней отдельный разговор. В отличие от моей матушки, на свой гардероб и всякие женские штучки она особо не тратилась, тесть давно тяжело болел, поэтому не до дамских прихотей ей было. Она полностью посвятила себя семье, жила только интересами и увлечениями детей. Учимся кататься на велосипеде – вместе, усваиваем английский – вместе, фото, прогулки, животные – тоже вместе. Вкусно и сытно готовила на всю двуногую и четвероногую братию (жена не особо была к кухне расположена), убирала за всеми и заботливо ухаживала. В благодарность подразумевалось беспрекословное подчинение всех домашних ее взгляду на жизненный уклад и распорядок. Меня она в семью приняла вполне радушно, значит, и мне предстояло послушно принять ее правила игры. Но, но, но…

Сразу же нарисовалась первая проблема. Через несколько дней после свадьбы нас разбудило громогласное: «Дети, подъем, на учебу опоздаете, завтрак на столе…» Я недоуменно пошутил по поводу «деток», до адресата не дошло. Еще несколько дней мой слух резали утренние семичасовые тещины призывы, после чего раз я не выдержал и вдруг, неожиданно даже для самого себя, так же громогласно, в тон ей, объявил, что она скоро станет бабушкой. Естественно, после этого обращение к молодоженам «дети» исчезло из ее лексикона.

Еще много чего интересного было на первых порах. Приходилось разбираться с тещей, что гвоздь не там забил, что в дом на ночлег привел толпу немытых малознакомых туристов, что на день рождения устроил во дворе гусарскую попойку с готовкой шашлыков у соседей под окнами и с вызовом полиции оными…

При всем при этом я из кожи лез, чтобы дистанцироваться от тещи, демонстративно позиционировал себя самостоятельной личностью, для чего приходилось после занятий в поте лица трудиться, приходил домой только ночевать, над чем жена иронизировала, что я суперски крутой от слова бесполезно крутиться. Тем не менее, кое-как на жизнь зарабатывал, но тещин домострой все продолжался и перезагрузки взаимоотношений не произошло.

Я как-то взбунтовался, предложил жене уйти из дому куда глаза глядят – снять квартиру, переехать жить на дачу. Да та ни в какую – и дети маленькие, и на даче нет нормальных условий для проживания. Да и полностью самой вести домашнее хозяйство ей не особо хотелось и моглось. Учеба, маленькие дети – немалая нагрузка. Короче, махнул я рукой на все, пожалел жену и остались мы жить вместе с тещей. Так и жили с оглядкой, что можно, а что нельзя, лишь бы только никаких разборок не было. Хотя, по большому счету, она вредничала не так уж часто, стремилась угадывать наши желания. И ужились мы все вместе вполне нормально.

А подпольная кличка «теща», в которую в качестве защитной реакции я вкладывал всю бурю отрицательных эмоций от первоначального общения со Светланой Васильевной, со временем зазвучала только с добрым юмором. С моей легкой руки ее так и стали называть все, даже дети, конечно же, не напрямую, а за глаза. Жена, например, по привычке может запросто спросить у меня, дома ли теща, которая в это время находится рядом в соседней комнате и все слышит. Мы шутили и не задумывались, что ей все это может быть неприятно.

Тесть умер несколько лет назад, теща очень тяжело переживала его кончину, хотя она была более чем ожидаема, но держалась и виду не показывала. Только иногда по ночам я, периодически страдающий от бессонницы, слышал ее приглушенные рыдания за закрытыми дверями.

На самом деле я относился к Светлане Васильевне с должным уважением, но почему-то своего почитания особо не выказывал. Да и не только я, все мы к ней относились не так, как бы следовало.

Она до самозабвения предана семье, ее любовь к нам всеобъемлюща. А мы, хладнокровно воспринимая как должное ее труд, ее доброту, заботы и тревоги о нас, никогда не задавались вопросом, а любит ли кто ее саму сейчас?

Я невольно вспомнил несчастного полупуделя и тут же отогнал непрошенные мысли: «Бесспорно, любим. По-своему, с эгоизмом молодости, но все-таки любим».

И особо ощущалось это, когда Светланы Васильевны не было дома – так остро не хватало душевного тепла нашей хранительницы домашнего очага. Потому среди ночи я и сорвался на дачу забирать ее домой. Без нее все вокруг стало казаться пустым и страшным, как будто что-то важное, что отличает абстрактное строение от твоего дома, вдруг покинуло его. Дом – это не просто стены и крыша, это место, где живут любовь, радость, счастье. Дом – это всё, что вам мило и дорого, дом там, где вам хорошо. Куда всегда хочется возвращаться, в каких бы прекрасных далеких краях ты не находился.

И каждый крошечный элемент, каждый звук и запах, каждый скрип несмазанной калитки или радио, бормочущее по утрам в комнате тещи – все важно. Все необходимо. Все это – неотрывные составляющие счастья. Даже если их и не сразу замечаешь…

Мы молча подъезжали к городу, на востоке всходило холодное яркое солнце, оно освещало ледяные красоты зимнего пейзажа, но чувствовалось, что это уже последние считанные морозные дни, и совсем скоро придет весна.

А мне казалось тогда, что у меня в душе она уже наступила.

Но, увы, это оказалось совсем не так… К сожалению.

Совсем скоро после этой удивительной и замечательной поездки на дачу все посыпалось…

Быстро.

Разом.

Как по команде.

Теща все-таки решилась и отправилась на житие к своему военному пенсионеру в пригород, забрав старую кошку, жена с детьми уехали… вообще далеко, а я остался один в нашем некогда шумном, переполненном жизнью доме.

Вот так совсем обыденно и без особых драм я и остался один по-настоящему.

Хотя нет… со мной остался мой внутренний голос, мой внутренний «демон», который наконец-то почувствовал себя полновластным хозяином и победно расправил свои перепончатые крылья над темнеющей пустошью моей души…