День божьих коровок

Не знаю, что там в иных местах, но этот конкретный зоопарк был не тюрьмой, а домом для всех – двуногих и четвероногих.

Чем больше я погружался в новый, все сильнее захватывающий меня мир, тем шире раскрывались узкие створки моего сознания, пропуская робкие лучики долгожданного света. За что, за что мне эта награда, эдакому-то дураку? Что я сделал такого особенного, что кто-то свыше сжалился надо мной и за руку привел меня, как заблудившегося ребенка, к порогу нового дома?

Мне чертовски повезло!

Меня одарили этой работой, которая позволяет мне чувствовать себя королем! Она разгоняет дурные мысли и заставляет находить самому себе нужные и полезные слова. Она ощутимо оздоравливает меня душевно и физически, дает мне возможность анализировать и мыслить. Я даже зарабатываю столько, сколько мне нужно, и мне абсолютно не надо больше денег. Вот ровно столько, сколько есть, столько мне и надо. И ни на копейку больше. Я даже курить могу, когда хочу, а для меня это огромный плюс.

А еще второй огромный плюс – я могу часами проводить «инвентаризацию внутреннего содержания» моих мозгов, неспешно вынимать, рассматривать и оценивать частички своего сознания, эпизоды жизни, а потом аккуратно укладывать их обратно, понимая, что ничего не можешь выбросить в мусорное ведро. То, что стало негодным, все равно дорого тебе как память, ты встряхиваешь это, выбиваешь пыль и со вздохом возвращаешь на место… Нет, ничего я не могу вышвырнуть из составляющих и элементов своего прошлого, даже самое дурное. Все мне дорого и все значимо для того, чтобы разобраться, наконец, что же все-таки осталось от меня прежнего, а что безвозвратно утеряно в той лавине, которая снесла мою жизнь к чертям. Нет, не просто снесла, а разрушила до основания мою крошечную личную Планету со всеми обитателями и огромным куском моей собственной застиранной до дыр души.

Я знал и умел многое. Кое-что осталось во мне и сейчас. Нельзя же думать о себе только плохое и горевать над утерянным. Иногда нужно поковыряться старательно и отыскать ну хоть что-то хорошее, за что бы можно зацепиться и как-то удержаться, дабы совсем не упасть.

Я по-прежнему прекрасно ориентируюсь на местности без всяких современных приборчиков, умею читать бумажные карты и пользоваться компасом, что немаловажно, потому как для большинства нынешних экстремалов отрыв от спутниковой навигации равен ситуации, когда беспомощного слепого ребенка выкинули в темном лесу.

У меня, как и раньше, железный желудок и неразбалованный иммунитет. Я могу смело выпить воду из любой грязной лужи, и все нормально обойдется, в отличие от тех, у кого от глотка воды из лесной речки будет недельная диарея, так как они обычно пьют только чистенькую кипяченую водичку и не приучают свой иммунитет к неординарным обстоятельствам. Но в то же время, я знаю, как эту воду очистить, если возникнет необходимость.

Я по-прежнему могу съесть даже то, от чего выворачивает подавляющее количество нежных созданий. У меня изумительный внутренний механизм выживания – когда голоден, я не чувствую вкуса пищи, вообще не чувствую, и могу слопать что угодно, не поморщившись.

У меня великолепная терморегуляция тела, мне, по большому счету, почти все равно, жара или холод, плюс я знаю, как надо одеваться, чтоб не мерзнуть в стужу и не изжариться в зной. Я могу почти бесконечно долго подниматься в горы, спускаться по кручам и переносить немалые грузы.

Я отлично умею ходить. Казалось бы, ходить любой может, но это не совсем так. Я хожу ПРАВИЛЬНО, мне известно, как экономить силы, выбирать темп, отдыхать на ходу, как ставить ногу на том или ином рельефе, как спастись от мозолей и не уставать очень долго. Я способен добывать пропитание почти везде и всегда, зимой и летом, я разбираюсь – где еда, а где яд, что лечит, а что убьет. А если необходимо, запросто обойдусь без пищи, не испытывая почти никаких страданий. Я умею пользоваться медикаментами и могу оказать помощь как себе, так и другим.

Я исходил в свое время многие горные края нашей страны и ближайшего зарубежья, я с «закрытыми глазами» пройду сам и проведу людей по скрытым тропам, проберусь туда, куда сунуться никому другому и в голову не придет. Если нужно, я сумею правильно спрятаться, превратиться в невидимку и скрытно передвигаться на большие расстояния.

Я чувствую, когда следует бежать, а когда нужно затаиться и ждать, я знаю, что такое лавины и трещины в ледниках, мне знакомо коварство горных рек, мне ведомы повадки диких животных. Я не растеряюсь, если ударит лютая буря, и при необходимости быстро сооружу укрытие из подручных материалов. Я умею предсказывать погоду и замечать малейшие признаки надвигающегося шторма, мне не нужен никакой интернет, чтобы знать, какая погода будет завтра.

Я умею молниеносно ориентироваться в экстремальных ситуациях. И если придется, смогу обойтись почти без всего, что считается необходимым. А если какие-либо мои познания и умения не пришлось испытать на практике, то теоретически я вполне готов опробовать их.

Я познал некие фундаментальные принципы – КАК НАДО. Вот просто – КАК НАДО. Как надо действовать, как устроен мир природы… И даже если вышвырнуть меня в той дикой среде, где я никогда не был, раз я знаю принципы, я смогу сориентироваться и понять, как действовать дальше.

Но главное… Главное даже не в этом, главное – я узнал, на что на самом деле способен человек, даже если он сам этих своих возможностей и не предполагает. Я знаю, какие силы таятся порой внутри хилых на вид организмов. И тот, кто никогда не отрывался от запрограммированного маршрута: диванчик – телефончик – компьютер -диванчик и до полусмерти уставал после воскресного похода по супермаркету, вдруг понимает, что может идти по горам день и ночь, спать на льду и жрать всякую гадость, тащить на спине тяжелый груз и при этом успевать глядеть по сторонам на белоснежные поднебесные горы и восторженно орать: «ВОТ ОНО!!! ВОТ ОНО – СЧАСТЬЕ!!!»

Я знаю, как мобилизовать эти силы в себе и знаю, какими «волшебными заклинаниями» можно вызвать их из темных подвалов подсознания в других людях. Для некоторых «волшебные заклинания» должны звучать грубо и не особо цензурно, а некоторым – стоит всего-лишь напомнить о незримых крыльях, которые есть у каждого, надо только дать им возможность раскрыться. … Надо только встать и сделать шаг вперед тогда, когда тебе кажется, что ты уже не способен шевельнуться. Просто поверить в то, что СДЕЛАВ ШАГ, ты никогда об этом не пожалеешь, а если откажешься идти дальше – будешь жалеть всегда. Почему? Потому что ты и так знал, как жить без крыльев, а вот каково оно, с крыльями, – ты даже и не попробовал.

Когда-то и надо мной прозвучали «волшебные заклинания», но сейчас я не знаю – рад ли я тому, что позволил «крыльям раскрыться».

Крылья – это и награда, и наказание.

Награда – когда ты летишь.

Наказание – воспоминания о полете.

Крылья умирают быстро, человек слишком тяжелое создание, чтобы нести его по небесам всю жизнь. Он обременен множеством грузов – сомнениями и заботами, страхами и лишними «мудростями», необходимостями и надобностями. «Легкость бытия» приходит на миг, в который оживают крылья, а потом покидает с горькой улыбкой: – «Ну что же поделать, дорогой, ты же сам набил камнями карманы, надел самые увесистые башмаки, отожрал огромный живот и набрал на всякий случай целый мешок „самого нужного“ барахла, я… Я больше не в силах поднять тебя к облакам!»

И ты, конечно, можешь снять башмаки, выкинуть камни, но… человек слишком тяжелое создание!

И ты бормочешь что-то оправдательное в ответ, да и живешь себе дальше, как ВСЕЛЮДИ, но так тяжко знать – что еще недавно ты мог летать! А сейчас остается только подхватить перышко из мертвого крыла и подарить его ветру, не загадывая никаких желаний: «Лети, лети лепесток…»

ПРОСТО – ЛЕТИ!

От этих размышлений зашумело в ушах, заколотилось сердце, и я отпустил себе мысленную пощечину, чтобы очнуться.

Опять мои мысли унесли меня в сторону от основной задачи поиска «жемчуга» в навозной куче своего сознания! Опять я углубился в какие-то дебри, как будто специально пытаюсь причинить себе боль.

Нет, нет! Все не так грустно!

Я все равно еще жив и как-нибудь постараюсь если не полететь, то уж хотя бы похлопать крыльями.

Кое-кто внутри меня потряс рожками и измывательски ухмыльнулся:

«ДА!

В тебе определенно осталось немало чего хорошего!

НО!

Это абсолютно не нужно в той жизни, в которой ты живешь.

Твои выдающиеся навыки, знания и даже физические возможности ничего здесь не стоят. Они, конечно, могут вызывать восхищение типа круто, да только… зачем это все? Ты пришел в этот мир, как на рыбалку с серебряной лопатой… Лопата, конечно, красивая, из ценного металла… Но на рыбалке нужна удочка! И копать червей серебряной лопатой тоже как-то неудобно, серебро – штука хорошая, но для лопаты – неуместная».

Я подумал с усмешкой: «М-да… А он прав!»

В этом мире из меня бы получился самый успешный и гениальный бомж. Я знаю столько всего такого важного, но совершенно не нужного современному цивилизованному человеку. Столько знаний и умений в наличии, но… они никому не нужны, а мне самому вряд ли когда-нибудь пригодятся.

Да, я нашел в себе много чего хорошего, целый тяжелый заплечный мешок всего хорошего, но во всем этом великолепии таились некие моменты, которые изрядно портили общую картину.

Сколько раз в той, прошлой жизни, когда мои бурные страдания по собственной крутости и нереализованности начинали изрядно портить настроение всем окружающим, мой вечный лукавый «сосед» выпрыгивал из темного пространства сознания и с издевкой интересовался: «А если ты такой весь из себя разэдакий, сильный-умный-под экстрим заточенный, что же ты, братец, до сих пор делаешь тут, среди нас, людей простых и убогих? Шел бы в горные гиды или в армию, или бандитов ловить, или девиц в белоснежных ночных рубашках на пожарах спасать, мало ли героических специальностей на белом свете! Да уж стал бы, на худой конец, каким-то знаменитым путешественником и переплыл бы океан на надувном крокодиле или обошел бы земной шар по экватору на ходулях в костюме чебурашки! Ты ж ничего такого, братец, не совершил и даже не пытался, гниешь потихоньку и ноешь. Ноешь и гниешь. Гниешь и ноешь. А больше даже ноешь. Может, на самом деле, не настолько ты и силен-умен-высокоразвит, а просто неудачник обыкновенный, Victus vulgaris, который сваливает свою нереализованность на великую непонятую исключительность? И винит всех вокруг.

Ты все- таки внутренне – слабак.

Не боец.

И конечно – трус.

Только и делаешь, что оправдываешь свою несостоятельность внешними обстоятельствами.

И однажды даже жена от тебя сбежит, достанешь ты ее».

Все так, все так… Я всю жизнь жил так, будто у меня впереди еще вечность, бездна времени, и я все успею и все смогу.

ПОТОМ.

ПОТОМ все будет. Обязательно.

Сначала в горы ходил постоянно и никак не мог надышаться этим духом свободы, воли и ветра. Горы, случайные подработки, горы, снова заработал на горы и опять в горы! Отдышался, зализал раны и снова в горы, марафон восторга и захлебывающегося счастья. А остальное – ну потом, потом как-нибудь, еще успею. Так и бежал, зажмурившись, пока однажды не оказалось, что на этом марафоне я уже не один, откуда-то взялась жена, а затем появилось потомство. Как-то все само собой случилось, в промежутках между нескончаемым бегом. Или побегом?

А потом я много чего пробовал. И нигде не прижился. И там, в горах, которые с каждым годом становились все дальше и дальше, я все потерял, и здесь, в «реальной жизни», в которую я запихивал себя в приступе ответственности перед семейством, тоже ничего особенного не нашел. И от этого становился злее и злее. Я пытался усидеть на двух стульях, хотел воли и ветра, одновременно стабильности и покоя. Так не бывает. Как минимум, у меня. И пока я терял время, пытаясь стать добропорядочным гражданином и солидным отцом семейства, моя душа тихо подыхала в тоске. И я стал исключительно паршивым мужем и еще более паршивым папашей. Скажу честно, хоть в таком мало кто признается – периодически я их тихо ненавидел за то, что они «отрубили мне крылья», что из-за них я должен пинать ногами в угол свои мечты и зарабатывать материальные блага путем самоубийства собственной души. Хотя меня ведь никто не заставлял жениться и «обламывать себе крылья»… Как бы никто…

Но это же так убедительно воздействовало на мои мысли и поступки – «ВСЕЛЮДИ хотят семью»!

Понятное дело, я любил жену и детей, даже тещу, но все равно… изредка ненавидел. Они не идиоты, все это чувствовали.

И однажды… моя жена действительно сбежала!

Ей вдруг подвернулась возможность свалить за границу, в маленькую европейскую страну, работать самой и учить там детей, в общем, она уехала. Нет, мы не развелись, зачем, мы ведь не ссорились, не изменяли, просто ей выгоднее и лучше было уехать, ну а мне… При расставании она горько усмехнулась: «Теперь никто не будет обгладывать тебе крылья. Мы больше не будем виноваты в том, что ты несчастен. Ты свободен, ты можешь делать со своей жизнью все, что считаешь нужным. Вперед… Ты свободен!»

Прощание обошлось без драм: деловитые сборы, скупой на эмоции отъезд. И они исчезли из моей реальности так спокойно и обыденно, как будто просто вышли в магазин за хлебом. И мне, собственно, не за что было обвинять жену, считать себя преданным не было никакого повода. Все честно. Все предельно честно. Тем более… мы же не развелись. Мы просто расстались… на время. «Она вернется, обязательно вернется, и цельная жи-и- сть… впереди разольется… и мы все успеем, и обои наклеим, и чайник согреем…» – издевательски напевал я сам себе, не в склад и не в лад.

Она просто уехала. Ненадолго.

Я немедленно уволился с хорошо оплачиваемой ненавистной офисной работы, зачем она мне теперь? Много ли мне надо, лично мне, тех чертовых денег? Да почти ничего не надо.

Сначала я даже взбодрился, вот теперь мне ничто не мешает, я буду заниматься тем, чем хочу, я пойду в горы, а моя дальнейшая биография воссияет свободой и свершениями.

Но получилось не так. Видимо, потеря ранила меня гораздо больше, чем я предполагал.

Вместо прекрасной насыщенной жизни, где никто больше «не обгладывает мне крылья», незаметно пришло что-то тягостное и мрачное, затянувшее меня в такую тьму, о которой я представления не имел даже в самых тошнотворных кошмарах. Ни в какие горы я, освобожденный, так и не пошел. Сначала откладывал, типа надо разобраться с какими-то делами, потом искал, с кем пойти, а оказалось – не с кем, потом еще что-то. Потом замаячил денежный кризис, ведь подходило время, когда кончатся деньги. Нужно было найти простую, не напряженную работу, а она никак не находилась, в общем, я потихоньку сползал куда-то туда, где я еще не бывал… Силы покинули меня, будто бы вдруг из моего нутра вынули батарейки, я сутками напролет сидел у компьютера, заходил на сайты с поиском работы, тупо пялился в информацию о вакансиях и курил. Даже если попадалось что-то стоящее, я находил тысячу и одну причину, по которой именно это предложение никак не подходило мне.

А однажды я обнаружил, что уже неделю не выходил из дома, не мылся и ничего не варил, ел только хлеб, консервы, сухие макароны быстрого приготовления, даже не заваривая их.

Как-то я оглянулся по сторонам и увидел окружающую меня помойку. Остатки еды, пустые пачки из-под сигарет, горы окурков, пепел… Мне стало дурно в этом смрадном гнезде, в который превратился мой дом, но я осознал, что не в состоянии навести порядок, хоть какой-то. Я не мог даже заставить себя пойти под душ. Это была не лень, это было что-то тотально всемогущее, оно полностью охватило меня, сковало и обессилило. Одна часть мозга рассерженно твердила мне, что надо встать и что-то делать, а другая сладко убаюкивала: «Да, да, еще сигаретку, еще глоток пива, и мы встанем, и мы все сделаем…»

И так продолжалось долго.

Деньги из старых запасов уже подходили к концу. Энергии хватало только на то, чтобы раз в несколько дней доползти до магазина, купить сигарет, выпивки, хлеба и, спрятав глаза от прохожих, бежать назад в свою нору. И там снова сидеть, курить, пить и чувствовать, как тяжелая черная дыра затягивает все больше и больше. Помойка вокруг меня уже совсем не раздражала, и мне было уже не совестно, что я не моюсь и не бреюсь, что на мне грязная одежда, в которой я и хожу, и сплю.

Да мне вообще на все наплевать!

Я перестал смотреть телевизор и включать интернет.

Сначала мне звонили друзья и приятели, я не брал трубку, а потом они прекратили звонить, да и телефон я не часто заряжал.

Я перестал общаться со всеми из прошлой жизни. Нет-нет, никто ни в чем не провинился передо мной, и знакомые наверняка недоумевали, предполагая черт знает что… Но мне надо было выжить, а любое общение препятствовало этому, выволакивая из заколоченных гробов истлевшие трупы воспоминаний, и танцевало с ними инфернальное танго на моих костях. Как будто даже самые добрые намерения примеряли свинорылые маски и лезли именно туда, куда лезть было категорически воспрещено и невыносимо болезненно.

Мне было тяжело от людей, и я искал поддержки там, где ее всегда для меня было вдоволь. Я с детства привык наблюдать за поведением животных, сначала – из интереса, а оказалось – для того, чтобы лучше понимать самого себя. Мы, люди, – дети природы, и природа, наша заботливая мать, всегда дает нам подсказки, но мы ведем себя как подростки, которые всегда считают, что мама глупая и ничего не понимает. А иногда стоит повзрослеть, забросить свой всезнающий подростковый гонор и уверенность в собственной исключительности, да прислушаться к матери, да посмотреть вокруг… И многое станет проще. И понятнее. Я всегда почему-то это знал, с самых ранних лет.

Например, собаки и кошки ведут себя по-разному, когда им плохо.

Собаки в открытую показывают боль, надеясь на помощь, потому что чувствуют себя среди своих, они социальные существа, а кошки… прячут боль, они ждут в ответ не помощи, а еще большей боли, они все-таки остались дикарями, хотя тысячи лет прожили бок о бок с людьми. Кошки скрывают свои страдания, потому что показать боль – показать слабость, а если ты слаб – тебя добьют. И это осталось в хищной горячей крови, не растворилось и не вытравилось за тысячелетия проживания на мягких подстилках в окружении полных мисок и заботливых, ласковых рук…

Я вел себя как кошка, потому что внутренне все-таки не чувствовал себя «среди своих». Я не мог показывать свою слабость – чтобы даже случайно, не желая этого, кто-либо не затронул запретные струны и не причинил мне еще большего вреда.

Я отмалчивался и «прятался в норе», я не мог сказать в лоб: «Не тревожьте меня, в этом поединке не нужны секунданты! Это не благородная дуэль, это драка в подворотне и не нужно меня „обнимать“, когда я замахиваюсь палкой на врага». Никто бы меня не понял, причины моего уединения невозможно объяснить людям так, чтобы не обидеть. Ведь в сознании обычного человека это не укладывается: как же так, товарищ в беде, ему надо общаться, выговариваться, друзья обязательно помогут… Но мне не надо было выговариваться, мне категорически противопоказано то, что взбудоражит сознание. А если «выговариваться», то придется расковыривать раны в душе, заставляя вновь сочиться гноем. Гноем, а не кровью. Потому что это все сгнило, во мне не осталось ни капли живой крови. Одно гнилье.

Мне никто не был нужен, потому что я прекрасно понимал – любые попытки помочь нанесут только еще больший вред.

Потому что не беда, когда тебя не понимают, беда – когда понимают неправильно, а ты бессильно барахтаешься в паутине словес и пытаешься до хрипа доораться до них: «Да хватит же мучить меня своими поучениями!!! Вы ничего не понимаете в том, что происходит, и никогда не поймете. Вы – здоровые нормальные люди с нормальными и здоровыми проблемами, а я – больной придурок, расплодивший в своей душе такую смертную гнусь, которую вы в глаза не видели… Чем, ну чем вы можете мне помочь? Сочувствием? Отлично… Лучшая пища для „демонов“ – жалость к себе, давайте, разжигайте ее, кормите тварей досыта, чтоб росли и размножались. Дружественным „пинком“ – вперед к счастливой жизни? А пинать давно нечего, я… каша, жижа, расползшаяся масса, нечего пинать – только ноги увязнут… Что еще? Отвлечь, развлечь, развеселить?»

Да, некого тут уже веселить… Кроме моих «демонов».

Я страдал от одиночества? Да… Страдал.

И одновременно отталкивал тех, кто хотел мне помочь? Да. Отталкивал!

Парадокс? Нет.

Мне отчаянно был нужен кто-то, кто РАЗДЕЛИЛ БЫ МОЮ ЖИЗНЬ ПОЛНОСТЬЮ, каждую ее минуту. Тот, кто просыпался бы со мной по утрам и засыпал, когда опускается ночь, тот, кто дышит с тобой одним воздухом, ест из одной миски, греется у одного костра и плачет общими слезами. Кому ничего не надо объяснять.

Когда объясняешь что-то, всегда теряешь изначальный смысл, вносишь помехи, невольно искажаешь мысли, что-то приукрашиваешь, а чему-то важному не уделяешь внимания. «Не надо объяснять» – это ключевое понятие настоящего единства, настоящего родства душ!

Мне были необходимы СВОИ, а не ГОСТИ… Свои – они для любого дня, как веселого, так и печального. А гости, забредающие время от времени, не видящие всей картины, судящие со своей колокольни, со своими «полезными» советами и «правильными» взглядами – пусть заходят по праздникам, потом, если эти праздники для меня когда-нибудь наступят.

А пока я лучше посижу у своего костра один. Может, заметят мой огонь в непроходимой чаще дремучего леса… СВОИ, может, и подойдут!

Тяжелые челюсти депрессии азартно размалывали мои кости, я чувствовал, что до фатальной границы невозвращения осталось совсем немного, полшага, полвздоха… Нет, высасывающая жизнь тварь, овладевшая всем моим существом – это не хандра, не обида, не боль, которую можно «вылечить» разудалой вечеринкой или новой женщиной, это не имеет ничего общего с тем, что привычно называют депрессией. Бывает ситуация у некоторых, когда есть ПРИЧИНА, по которой приходит печаль и тоска, а после устранения препятствия или получения желаемого человек радостно запрыгает и запляшет «как новенький» – это не депрессия. Это бытовая хандра. То, что происходило со мной, никакой очевидной причины не имело. Оно просто пришло. Само по себе. Властно, безапелляционно завладело моим мозгом, моим телом и моей душой. Произошло полное выключение всех основных потребностей. Мне не хотелось ни есть, ни спать, ни двигаться, ни общаться – только заливать пивом совесть, которая еще шевелилась и пыталась вытолкнуть меня к свету. Но голос совести, взывающий к рассудку, что надо встать, искупаться, побриться хотя бы, убрать мусор в доме, был слишком немощен. Он не мог победить всемогущую нечистую стаю, заполонившую душу и пригвоздившую меня к мертвой точке моего существования.

Бескрайняя давящая сила пришла и забрала у меня все силы, без остатка.

Она обосновалась серьезно, свила грязные гнезда, пустила ядовитые корни и, по-видимому, уходить не собиралась, разве что забрав меня с собой.

Я снова и снова дотошно перебирал механизмы моего сознания, разбирал на детали и воспоминания, пока не понял, что не потеря моей Планеты и не отъезд жены c детьми привели меня прямиком в болотную обитель нежити – это все не было ПРИЧИНОЙ.

Эта темная сила, размазавшая меня и загнавшая в угол, была только моей. Личной. Неотъемлемой частью. Как потайная неактивизированная программа, она жила во мне всегда, а когда я остался один в пустоте, из крохотной токсичной «клеточки» начало разрастаться нечто такое огромное и уродливое, что захватило меня целиком. Она была, была внутри меня, эта токсичная клеточка! Это она мне мешала радоваться жизни тогда, когда, казалось бы, все было хорошо и прекрасно, но я маялся и искал горести там, где их в помине не было. Это она, незаметная и неявная, ставила стены между мной и моими близкими, взращивала непонимание, не давала тянуться к свету чахлым росткам счастья… Она, она затмевала мне глаза и душу непонятной неудовлетворенностью всем, что у меня было. А когда у меня не осталось ничего, властно и по-хозяйски встала во весь рост, и мне уже было некуда деться и не у кого искать защиты…

– Ага, – кисло протянул мой непрошеный «врачеватель», прожигая меня насквозь черным скальпелем безнадежности, – она, она во всем виновата, болезнь депрессия, а так же они – ВСЕЛЮДИ. У любого ничтожества всегда виноват КТО-ТО. Или что-то. Это отличительная черта ничтожеств – искать виноватых. Может, уже пора, наконец, забраться повыше да сигануть в окошко? Ну чтоб, как положено, всем виноватым стало стыдно и они зарыдали в голос. Но никто не зарыдает, ты все сделал для того, чтоб на тебя было всем наплевать.

– Ну так это же замечательно! – ответил я. – Я давно мечтал, чтоб на меня, наконец-то, стало всем наплевать.

– Мечты сбываются! – темный дух прищурился, и в его узких зрачках промелькнули багровые огни. – И это самое опасное качество любой мечты.