Книга Тайный умысел - читать онлайн бесплатно, автор Наталья Усанова. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Тайный умысел
Тайный умысел
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Тайный умысел

– Это я-то высокая? Вы не видели мою подружку Мару. Она почти на голову выше меня! Я рядом с ней – мелкота.

– Беги уж за ней! Не то сейчас приступим к празднику без вас.

– Я мигом! – Лёлька босиком помчалась за калитку.

– Как ветром сдуло! – сказала баба Груня.

Все, улыбаясь, переглянулись. Стали усаживаться вокруг стола, а вскоре подоспели и Лёлька с Марой, а за ними в калитке появился и дядя Митя.

– Ого-го, сколько гостей у нас! – с ходу воскликнул он. – С приездом, Яков, Евдокия Пантелеевна!

Умывшись, подсел к столу.

Лёльку все стали поздравлять: обнимали, тормошили, желали крепкого здоровья, хорошего жениха, а дядя Митя пытался даже за уши подтянуть, желая ей ещё подрасти. Она раскраснелась и от смущения и от ощущения счастья.

Ужин продолжился песнями: то грустными, то весёлыми – всё вперемешку. Пели свои, стародавние, певаемые из поколения в поколение, песни донских казаков, запорожских, и ещё неведомо откуда пришедших в эти края. Полюбившиеся песни знали и пели от мала до велика, вкладывая в них свою душу.

Едва заканчивалась грустная застольная песня, тётя Ганя заводила озорную плясовую:

– Не могу я встать,

Коню воды дать …

Вечер позен, босы ножки,

Я ходила по дорожке,

Ноженьки болять,

Ноженьки болять …

Праздник закончился поздно. Напелись, наплясались досыта. Так, что ночью спали как убитые: кто в доме, кто – во дворе. Лёлька с Любой спали во дворе, на топчане, застланном тюфяком, набитым сеном нынешнего лета. Утром девочкам просыпаться не хотелось, но мама с тётей Ганей, вставшие раным – рано, уже испекли хлеб, отварили картошки, и, волей – неволей им пришлось вставать. Лёльку отправили к знакомым за молоком, а Люба должна была идти в школу на отработку. Дядя Митя уже ушёл на работу, на консервный завод, а Лёлькин папа, тоже собиравшийся уходить, присел с Любой позавтракать.

Допивая кружку молока, принесённого Лёлькой, Яков Петрович сказал ей:

– Коли ты всерьёз надумала ехать учиться, то всерьёз и готовься, балдыки не сшибай! Не теряй времени на пустое.

– А ты далёко? – спросила она.

– В разведку по обустройству с жильём и работой. Не век же нам жить у тёти Гани. Довольно и того, что ты у них давно живёшь.

День, как и предыдущие, обещался быть таким же солнечным и жарким, но утро пока что одновременно и бодрило, и ласкало своей прохладой. В соседних дворах время от времени слышалась запоздалая перекличка петухов. Тёти Ганин петух, задира и забияка, которого запросто можно было держать вместо собаки, и любивший с катуха встречать утро своим голосистым «ку-ка-ре-ку!», уже давно пропел, и теперь, пользуясь недосмотром хозяев, бродил со своим гаремом кур по двору и огороду.

Собака Чайка в жару пряталась в будке, но по ночам и в утренние часы она, как настоящий сторож, лежала и бродила рядом с ней, позвякивая цепью. Она строго следила за порядком: прогоняла со двора чужих петухов и котов. Вот и теперь Чайка сначала ворчливо рычала на кур, клюющих остатки крошек из её миски, а потом взялась лаять, пытаясь прогнать кур от калитки, ведущей в огород.

Тётя Ганя спохватилась:

– Батюшки! Забыла кур загнать в клеть! Лёлька, помогай – лови! Не то повыклюють, чего не надо!

Лёлька, посыпая дорожку со двора до клети крошками хлеба, стала звать:

– Цып-цып-цып!

Часть кур удалось заманить, остальных пришлось выгонять с огорода во двор, и там начинать всё сначала. Помогать ей в этом взялись все: и проснувшиеся мальчики, и вышедшие на переполох бабушки, и мама, и тётя Ганя. Все смеялись, глядя друг на друга: в пухе и перьях были и волосы, и одежда.

– Ну вот: хочешь – не хочешь, придётся купаться! – отфыркивая пух, сказала Лёлька.

– За чем дело стало? Залезай под душ, сразу полегчаеть! – посоветовала мама.

– Я лучше с Марой на озеро сбегаю – там искупнёмся, а тут в бочку воды ещё надо принести, да пока она нагреется, ждать долго.

– Ладно, сбегаете к озеру. Но воды сейчас ты всё равно принеси! Мы тоже скупнёмся.

Лёлька подхватила вёдра, коромысло и помчалась к колодезю – журавелю, что был недалеко от дома.

Набрав полные вёдра чистейшей ледяной воды, понемногу отлила обратно в колодезь, чтобы по дороге не расплескать. Во дворе её встретила тётя Ганя, забрала вёдра. Оставив одно ведро внизу, со вторым стала подниматься по лестнице к бочке, окликнув Лёльку:

– Лёлька, другое ведро сейчас мне подашь, абы за ним не спускаться!

Лёлька подошла. Тётя Ганя стала переливать воду – бочка оказалась полной. Ледяной водопад хлынул вниз на Лёльку, окатив её с головы до ног. Та отпрянула, но было уже поздно.

– Вот тебе и душ! – вытирая от смеха слёзы, сказала мама. – Не придётся бежать на озеро.

Тётя Ганя, поджимая живот от смеха, еле спустилась с лесенки.

– Это Митрия работа. Когда только он успел? Налил полную бочку и ничего не сказал.

Лёлька, тоже смеясь, убежала в дом переодеться. Ребятня – то один, то другой, резвясь, стали клянчить:

– И меня, и меня надо полить водой!

Тётя Ганя окатила их. Мальчонки с визгом разбежались в стороны.

– Ой-ой-ой! Холодно!

– Просили? – Получили! Ничего, утренний душ на пользу! Здоровше будете! – смеясь, ответила тётя Ганя.

Лёлька, переодевшись, засела за учебники.


***

Неделя пролетела как один день. За хлопотами по обустройству на новом месте, в небольшом домишке, снятом Яковом Петровичем, незаметно подошло время отъезда в Москву.

На вокзале Лёльку, Мару и Якова Петровича провожали всем миром: собрались, кажется, все родственники обеих девочек. Было шумно, весело, несмотря на неожиданно хлынувший ливень с ослепительными молниями и оглушающим громом. Это была первая гроза после двух месяцев солнцепёка. Все радовались долгожданному дождю, как манне небесной.

А девочки то смеялись, то плакали: наверное, оттого что не знали, насколько надолго они уезжают, и что ждёт их впереди.

Глава 2

«Здравствуйте, дорогие папа, мама и Виталик!», – Лёлька, закашлявшись, отодвинула лист бумаги. Успокоившись после приступа кашля, продолжила: «Как вы поживаете? Как ваше здоровье? Какие успехи у Виталика в школе? Как там тётя Ганя с дядей Митей? Что нового на хуторе? Передавайте всем – всем от меня привет и поклон. Я теперь живу вместе с Марой у её тёти Капы. С прежней квартиры, где меня папа устроил, пришлось уйти, так как хозяйку, Екатерину Алексеевну, арестовали. Я в тот день была с утра на работе, и моя тёплая одежда осталась в квартире. Хорошо хоть документы были у меня с собой. Екатерина Алексеевна хорошая, добрая женщина, не понимаю, за что её забрали. Она говорила, что ждёт мужа, которого увезли ещё весной. Екатерина Алексеевна считала это ошибкой, и всё ждала его возвращения. А за несколько дней до ареста её уволили с работы. Она сразу вся поникла и сказала мне, чтобы я поскорее нашла себе другую квартиру на всякий случай. Сказала, как бы моё проживание у неё не навредило мне. Но я почему-то не поторопилась, и теперь осталась ни с чем. Пока я хожу в тёплой кофте, но, всё-таки, успела простыть. А зима-то на носу. Но вы не беспокойтесь – я ведь работаю на заводе, и зарплата у меня хорошая, значит, скоро смогу купить себе пальто. До свидания! Целую и обнимаю всех крепко – ваша Лёлька».

Лёлька снова закашлялась, отложила в сторону письмо, задумалась. Перечитала написанное. «Что же я делаю?» Спешно порвала письмо на мелкие кусочки.

«Здравствуйте, дорогие мама, папа и Виталик! – начала она новое письмо. – Как вы там поживаете? Какое у вас здоровье? Какие успехи у Виталика в школе? Что нового у наших родных? Передавайте всем – всем большой привет и поклон!

У меня всё хорошо. Я живу теперь вместе с Марой у её тёти Капы. Учиться на рабфаке и работать на заводе успеваю. Тяжеловато иногда бывает, но никуда не денешься, надо. Если бы мы закончили десять классов, то можно было бы сразу учиться в институте и получать стипендию. Но с нашими девятью классами можно только на рабфак. Спасибо Екатерине Алексеевне – она помогла устроиться работать на завод. Без устройства на работу нас бы и туда не взяли бы. Но, так как мы с Марой учимся, то у нас с ней сокращённый рабочий день. Работаем мы упаковщицами. Работа несложная, но однообразная. Зарплата сдельная – сколько сделаем, столько и получим. После вечерних занятий на факультете успеваем сходить когда в кино, когда на концерт, в театр. Недавно были в Большом театре, смотрели оперу. Там пел Сергей Лемешев. Ой, как здорово он поёт! Аж дух захватывает как красиво! Он невысокого роста, но голос – чудо! Заканчиваю писать. Надо ещё успеть уроки к завтрашнему дню подготовить. Целую вас крепко – крепко – ваша Лёлька. Привет вам от Мары и тёти Капы! До свидания! Скучаю по вас до ужаса!»

Удовлетворённая новым содержанием письма, Лёлька сложила листочек пополам и вложила в конверт. Теперь можно было подумать, как вернуть свои вещи из прежней квартиры. Конечно, квартира теперь под присмотром участкового, и ключи у него. Но связываться с ним совсем не хочется. Надо что-то придумать. С Марой надо посоветоваться. Может быть, сходить на квартиру и на месте посмотреть, что можно сделать? Мара сейчас в институте, готовится к завтрашним занятиям. Сегодня воскресенье и они с Марой в свой выходной день занимаются в институтской библиотеке. Лёльке нравится там, но сегодня она опять осталась дома из-за своего кашля, чтобы не мешать соседям по читальному залу.

В ожидании подруги Лёлька взялась за подготовку к урокам. Но мысль об одежде не давала ей сосредоточиться. Отставив подготовку, она собралась идти в институт, надеясь застать Мару в читальном зале.

На выходе из квартиры кликнула охрипшим от простуды голосом:

– Капитолина Сергеевна!

– Аиньки! – отозвалась та. – Лёлька, сколько раз тебе говорить – тётя Капа я. Поняла?

– Поняла, тётя Капа! Я пошла в институт, вернусь с Марой нескоро.

– Хорошо, душа моя! Храни вас Господь! Когда вернётесь, стукните в окошко. Я прилягу вздремнуть. Что-то я нынче приустала.

Лёлька знала, что тётя Капа была мастерицей – надомницей. Она шила шапки, шляпы, и рабочий день у неё зависел от количества заказов. Застегнув плотнее кофту, Лёлька шагнула за порог в прохладный осенний день, переступивший полдень. «Хорошо хоть дождя нет», – съёжилась она и ускорила шаг, а затем и побежала лёгкой трусцой, энергично работая руками.

Прибежала в институт разгорячённая, с поднявшимся настроением. По пути скинула письмо в почтовый ящик, отчего на душе стало легче. Мара из института ещё не ушла и очень удивилась Лёльке:

– Ты откуда такая красивая? Раскраснелась, что маков цвет!

– Раскраснеешься тут! На улице колотун – вот и пришлось сдавать норму ГТО! У тебя ещё много подготовки? Мне нужен твой совет и помощь.

– Присядь. Подожди немного, я закончу писать, а остальное – потом.

– Дописывай, не спеши. Я в вестибюле подожду тебя.

В вестибюле Лёлька присела на диванчик. Только теперь она обратила внимание на то, как здесь всё было красиво: колонны с лепными пилястрами, узорный мозаичный паркет, резные диванчики. Лёлька представила, что раньше это был дворец какого-то царского вельможи. На миг она прикрыла глаза: дамы в шикарных платьях с картин Третьяковской галереи, где они с Марой успели побывать, скользят по паркету с лёгким, едва слышимым шелестом нарядов … Её опахнул приятный цветочный аромат… Она вздрогнула и открыла глаза. Рядом стояла Мара.

– Ты уснула, что ли? Зову – зову тебя …

– Похоже, да. Мне привиделось, как здесь гуляют или танцуют дамы с кавалерами. Дамы в старинных платьях. Такие красивые – с ума можно сойти!

Оглядев себя и подружку, Лёлька тяжело вздохнула:

– Не то что мы … Где уж нам уж! Поможешь мне забрать хотя бы мои вещи со старой квартиры?

– Что за вопрос? Говори, что делать?

– Поехали со мной на ту квартиру! А там посмотрим как быть.

– Конечно, поехали!

От института они направились к трамвайной остановке. Ехали долго. Уже в сумерках добрались до места. На подходе к дому Лёлька воскликнула:

– Ого! Кажется, нам повезло! Хозяйку, наверное, отпустили и она вернулась домой. Видишь свет на первом этаже? Это её комната.

– Не спеши! Вдруг там воры?

– Скажешь тоже! Такого не может быть. У неё и брать-то нечего.

– Кто ищет, тот всегда найдёт!

– Давай посмотрим в окошко – кто там?

– Давай!

Дом был старый, вокруг него заросли жасмина, акации, шиповника. Близко к окнам не подобраться. Но напротив окон за тротуаром – старый клён, ветви которого раскидисто изогнулись под тяжестью кроны в сторону дома. Девочки взобрались на него. С высоты, оказалось, можно было спокойно рассмотреть поверх занавесок всё, что находилось в комнате. Там они увидели какого-то молодого парня, который как будто чего-то искал. Приглядевшись, Лёлька, тихо присвистнув, ахнула:

– Ты посмотри-ка! Это же Санька! Сосед! Чего это он лазит по шуркалам, как по своим?

– Чего – чего! Стырить, наверное, хочет, что больше глянется! – прошептала Мара.

– Пойдём скорей туда! Позовём соседку, и пусть он при ней ответит – чего ему там понадобилось! – запальчиво сказала Лёлька.

– Тише ты! Подожди, есть идея! Может, сначала его «застукать», он, конечно, будет отпираться, и под шумок ты заберёшь свои вещички. А станет скандалить – позовём соседку. Если всё будет тихо, уйдём без лишнего шума.

– Хорошо. Уговорила.

Спустившись с клёна, девочки пошли в подъезд. Звонить в квартиру не пришлось. Дверь была просто прикрыта.

– Чщ-щ-щ …! – шукнула Лёлька Маре.

Они тихо прошли в комнату. Сосед спокойно рылся в вещах хозяев, не замечая присутствия девочек.

– Чего потерял в чужой комнате? Помощь требуется? – спросила Лёлька.

Вздрогнув от неожиданности, он медленно повернулся.

– А-а-а! Это ты, Лёлька! За вещами пришла? Они на сундуке лежат вместе с чемоданом. Забирай, пока не поздно!

– Что значит «пока не поздно»?

– Поздно будет, когда их заберёт участковый.

– А ты чего тут делаешь?

– Подбираю вещицы, какие можно продать. А то он сюда собрался поселить каких-то своих родичей.

– А хозяева вернутся, где будут жить?

– Нет…, не вернутся. Никифорыч сказал, что им теперя хана.

– Я-то свои вещи заберу, но отдай-ка мне и кое-какие вещи хозяев. Я думаю, они всё-таки вернутся. И одежда, и фотографии, и книжки какие-то им будут нужны, так что дай их мне на сохранение!

– Забирай, чего хочешь! Жалко, чё-ли! Может, и правда – вернутся. А то я у себя чё-нибудь спрячу до их возвращения – хорошие они люди были.

– Не были, а есть. Они ещё придут сюда, – уверенно сказала Лёлька.

Вместе с Марой они стали подбирать всё, что может пригодиться хозяевам. Набралось многовато.

– Лёлька! Вам всё не увезти сейчас. Пусть пока у меня полежит чё-нибудь, – сказал Санька, складывая вещи в один угол.

– А ты не пропьёшь? – пошутила Лёлька.

– Зря ты так! Выпить-то я люблю, но понятие и совесть ещё не пропил.

– Дай-то Бог! Ладно, отнеси к себе посуду и обувь. Да, ещё зимние пальто!

Санька понёс пальто и обувь, а Мара – кастрюли, сковородку и керосинку. В комнате Саньки из мебели были железная кровать, табурет и вешалка на стене в виде гвоздей, прибитых к доске. Мара присвистнула:

– Где же у тебя всё это хранить? Ни шкапа, ни стола. Хоть шаром покати!… Давай к тебе хотя бы стол принесём и стулья!

– А что? Давай!

Вместе они перенесли стол, два стула и чемодан, в который сложили пальто и обувь. Чемодан засунули под кровать.

Было за полночь, когда девочки спохватились, что пора возвращаться уже ушла. Транспорт так поздно не ходил, а добираться пешком было далековато и небезопасно.

– Ну, что ж! Придётся сегодня заночевать здесь, – сказала Лёлька.

– Тётя Капа будет нас ждать и переживать, куда мы пропали, – расстроилась Мара. – Надо как-то бы сообщить ей, чтобы не беспокоилась.

– Вообще-то я сказала ей, что мы можем задержаться.

– Задержаться, но всё же вернуться сегодня.

– А у неё телефон есть? – спросил Санька.

– Конечно, – нет. Она же не директор завода или магазина! Стой! Вспомнила. У неё в соседях на третьем этаже живёт большая шишка – завбазой. Правда, не знаю – какой. Фамилия у него какая-то птичья …

– Сорокин?

– Нет.

– Воронов?

– Нет

– Орлов?

– Нет. Да как же? Как же? Крутится на языке, а никак не вспомню …

– Курицын?

– Вот! Вспомнила, – Кукушкин!

– Ну и ну! Чуть не всех птиц перебрали! – хмыкнул Санька. – Идите, звоните! Телефонная будка есть у соседнего дома со стороны улицы. А как звонить, знаете?

– Нет.

– У телефонистки спросите!

– Спасибо, Сань!

– Чего уж там! Не за чего! Только завтра встаньте пораньше и уезжайте скорее! Не то Никифорыч придёт ненароком, и не даст вам ходу. Он мужик хитрован! Своё не упустит! Мне кажется, это он подстроил так, чтобы соседей арестовали! Ему нужна была комната для своих родственничков. Только я вам ничё не говорил! Поняли?

– Да, Сань. Будь спокоен. Мы с тобой друг друга не видели, и ничего не слышали. Пока!

Девчата стали одеваться. Лёлька надела своё осеннее пальто.

– Тепло-то как! Теперь мне не страшен серый волк! – тихонько воскликнула она.

– Завтра вернёмся домой, надо будет полечить тебя. Вон как бухаешь! Отварим картошки, и ты подышишь над паром. Устроим тебе завтра баньку!

– Ой! С удовольствием! Так надоело уже кашлять – всё внутри надорвала!

Закрыв комнату, квартиру, они вышли из подъезда и окунулись в холодную, промозглую темноту осенней непроглядной ночи. Лишь тусклый свет, пробивающийся в щели зашторенных окон редких полуночников, говорил о бьющемся сердце города. Дальний фонарь на улице не освещал дорогу, а лишь служил ориентиром – в какую сторону идти к улице.

Они шли осторожно, помня о том, что из-за строящегося рядом нового дома, вся земля в сплошных колдобинах. А кроме этого везде разбросан был строительный мусор, а то и стройматериалы. Наконец, хоть и с чертыханьями, девочки добрались до телефонной будки. Трубку аппарата взяла Мара. На другом конце провода женщина попросила назвать номер телефона, с кем соединить.

– Девушка, я не знаю номера. А по фамилии человека найдёте номер? – спросила Мара.

– Да. Назовите фамилию, имя, отчество.

– Кукушкин Осип Захарович.

– Сейчас соединю, – ответила телефонистка.

В трубке послышался треск, затем мужской голос с сонной хрипотцой произнёс:

– Алё! Кукушкин у телефона.

– Осип Захарович, извините за беспокойство! Я – племянница Вашей соседки с первого этажа. Не могли бы Вы передать ей, что я сегодня осталась ночевать у подружки! Завтра я ей всё объясню! Передайте, пожалуйста, чтобы она не беспокоилась! Очень прошу!

– А раньше ты, девочка, не могла позвонить? Чёрт знает что такое! Приличные люди не звонят по ночам!

– Извините, пожалуйста, так вышло! Я думала, что успею до ночи вернуться.

– Чёрт знает что такое! Теперь до утра не усну! Схожу сейчас! Назови ещё раз её имя – отчество и номер квартиры!

Мара назвала.

– Запомнил, – сказал он и положил трубку.

Мара тоже повесила трубку.

– Ой, как стыдно! – сказала она. – Надо было раньше позвонить. Рассердился сосед.

– Ну, ничего страшного. Ты что, каждый день названиваешь? Был бы у тёти Капы телефон, позвонили бы сразу ей.

– Да он, наверное, уже устал от звонков. Представь: ты обедаешь или спишь, а тебе то и дело звонят. И нет тебе никакой возможности нормально поесть и поспать. Я удивляюсь, как это он ещё спокойно отвечал. Другой на его месте послал бы меня подальше и бросил трубку.

– Значит, воспитанный человек. Или телефон у него не так давно. Не успел научиться посылать …

За смехом и разговорами они шли, не замечая кочек, мусора и прочих преград, напрямки к подъезду своего дома, и, к своему удивлению, ни разу не споткнулись.

Уже в комнате вспомнили, что с утра ничего не ели. Спохватились – чайник и остальную утварь отдали соседу. Им вдруг так сильно захотелось чего-нибудь поесть, что они заново стали осматривать буфет в поисках съестного. И, ура! – нашли несколько завалявшихся сухариков. Лёлька на кухне набрала в чей-то кувшин воды, и они, наконец, утолили голодные желудки.

Сон их был недолгим. Чуть свет их разбудил сосед. Он сначала осторожно постучал в дверь, но, не услышав никакого движения, громыхнул в дверь ногой. Девочки, перепуганные, соскочили и торопливо стали одеваться.

– Проснулись? – тихо спросил из-за двери Санька.

– Да! – одновременно ответили они.

Санька, успокоенный, шаркая, поплёлся к себе.

Девчата ещё раз осмотрели вещи, прикидывая, что ещё можно оставить у Саньки хотя бы на время. Решили попросить его подержать у себя часть книг, так как ноша оказалась тяжеловатой.

Сосед согласился, но предупредил, чтобы они забрали «макулатуру» не позднее воскресенья, иначе он найдёт ей применение.

– Сань! Какая же это макулатура? Таких книжек ты больше нигде не найдёшь! Не вздумай продавать их! Лучше сам почитай!

– Ладно – ладно, не продам! Но я вас предупредил.

Девочки уехали к тёте с тяжёлым багажом в руках и неспокойным сердцем.

– Жалко будет, если Санька оприходует книжки, – сказала Мара.

– Надо завтра же, ну в крайнем, послезавтра, вернуться за ними, – поддержала Лёлька. – Надеяться на Саньку – всё равно, что на дождичек в ясный день.

Тётя Капа встретила девочек горячими пышными оладьями. С аппетитом уплетая их, они наперебой рассказывали ей о своём путешествии.

Тёте Капе было немногим более сорока лет. Пышные формы придавали ей солидности, но душой она была девочкам ровесницей, и общалась с ними на равных, лишь иногда проявляя большую осведомлённость в житейских делах. Через своих клиентов и клиенток она была в курсе почти всех событий города, знала многих людей. Слушая рассказ девочек, она вдруг разволновалась и, наконец, спросила:

– Сколько хозяев проживает в квартире?

– Квартира на трёх хозяев. В третьей комнате живёт старушка «божий одуванчик». Так зовёт её Санька. Когда-то вся квартира целиком, принадлежала ей. После революции её «уплотнили», оставив той только одну комнату. И теперь она редко выходит из неё. Вроде как боится, что и эту комнату отберут. На улицу выходит только за продуктами. Представьте себе, тётя Капа: вся из себя такая важная, хоть и маленького роста, худенькая, щупленькая, накрашенная – напомаженная, в фетровой шляпке с вуалью на пол-лица, как будто она идёт на свидание или в театр.

– Ой, девочки! Я, кажется, знаю, что это за мадам! – воскликнула тётя Капа. – Её не Аркадией Львовной зовут?

– Кажется, так … Но я в этом не совсем уверена, – ответила Лёлька. – Я её редко видела, и о том, что она была раньше хозяйкой квартиры, мне рассказала Екатерина Алексеевна, у которой я жила.

– Девочки! Больше туда ни ногой!

– Как? Там у Саньки надо ещё книжки забрать, пока он не пустил их по ветру.

– Вы слышите меня? Ни ногой! В том, что твоя хозяйка и её муж оказались в тюрьме, вполне может быть заслугой этой старушки. Раньше она работала на полицию. И теперь, наверняка, продолжает кляузничать. А, может, ей снова захотелось освободить квартиру? Это она с виду «божий одуванчик»! А на самом деле – хитрая змеюка!

– Жалко книжки, – погрустнела Лёлька.

– А себя не жалко? Вы учиться приехали? Вот и учитесь! Не ищите путь на небеса!

– Причём тут небеса?

– А при том, что кого забирают – не возвращаются назад. Я слышала от одной знакомой, что недавно арестовали её подругу за то, что та поселила у себя бывшего мужа, который был поэтом. А ещё говорят, что этого поэта расстреляли.

– За что?

– За то, что стишки ёрные сочинял.

– Разве за это сажают? Расстреливают? Неправда всё это. Враньё.

– Никакое не враньё. Ещё как сажают. Сейчас, я слышала, многих сажают. И, особенно, поэтов. Говорят, будто бы они против Советской власти. Вот то, что они против – как раз враньё. Эдакое можно наговорить хоть про кого, даже про нас с вами. Так что вы, девчоночки, на ту квартиру больше не суйтесь! Чёрт с ними, с книжками! Себя поберегите!

– А как фамилия поэта, которого арестовали?

– Мне называли, только я точно не могу сказать. Помню только, что смешная такая фамилия, навроде прозвища у псов. «Блудливый», что ли?

– А-а-а, есть такой поэт Иван Приблудный, – вспомнила Лёлька. – Это его псевдоним, а на самом деле он Яков Овчаренко.

– Вот-вот. Верно. Так мне его называли.

– Мой папа был знаком с ним по службе. Папа называл его «мой тёзка». Это в дивизии ему дали прозвище «Приблудный», так как он прибился к ним от бродячих циркачей. «Тёзка» был тогда ещё совсем мальчишкой. Развлекал всех фокусами, читал свои стишки, пел украинские песни, свои. Одну его песню пел для меня мой папа. Песенка шутейная, для детей, про деда с бородой.