Встань и иди

Амин прислал в Москву телеграмму: «Леонид Ильич, прошу Вас принять меня, чтобы все объяснить лично». Но ответа не было. Решив, что его телеграммы не доходят до Кремля, Амин передал конфиденциальное письмо кремлевским руководителям. В послании он уверял в своей полной лояльности Москве и вновь просил Брежнева принять его. Но в Кремле уже сделали ставку на Бабрака Кармаля…

«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО»

ОСОБАЯ ПАПКА

Записка в ЦК КПСС от 9 ноября 1979 года

Обстановка в Афганистане после событий 13—16 сентября с. г., в результате которых Тараки был отстранён от власти и затем физически уничтожен, остаётся крайне сложной. В стремлении укрепиться у власти Амин, наряду с такими показными жестами, как начало разработки проекта конституции и освобождение части ранее арестованных лиц, на деле расширяет масштабы репрессий в партии, армии, государственном аппарате и общественных организациях (…).

По имеющимся данным, в настоящее время Амином готовится расправа над группой членов Политбюро ЦК НДПА (Зерай, Мисак, Пандшири), которым предъявляются вымышленные обвинения в «антипартийной и контрреволюционной деятельности». На состоявшемся недавно Пленуме ЦК НДПА Амин взял в руководящие органы партии наиболее преданных ему лиц, в том числе ряд своих родственников (…).

В последнее время отмечаются признаки того, что новое руководство Афганистана намерено проводить «более сбалансированную политику» в отношениях с западными державами. Известно, в частности, что представители США на основании своих контактов с афганцами приходят к выводу о возможности изменения политической линии Афганистана в благоприятном для Вашингтона направлении.

С учётом изложенного и, исходя из необходимости, сделать всё возможное, чтобы не допустить победы контрреволюции в Афганистане или политической ориентации Амина на Запад, представляется целесообразным придерживаться следующей линии:

1. Продолжать активно работать с Амином и в целом с нынешним руководством НДПА и ДРА, не давая Амину поводов считать, что мы не доверяем ему и не желаем иметь с ним дело. Использовать контакты с Амином для оказания на него соответствующего влияния и одновременно для раскрытия его истинных намерений (…).

6. Находящимся в Афганистане советским воинским подразделениям (узел связи, парашютно-десантный батальон, транспортные эскадрильи самолётов и вертолётов), а также отряду по охране советских учреждений продолжать выполнять поставленные задачи (…).

При наличии фактов, свидетельствующих о начале поворота X. Амина в антисоветском направлении, внести дополнительные предложения о мерах с нашей стороны.

А. Громыко, Ю. Андропов, Д. Устинов, Б. Пономарёв».

В Москве начали спешно формировать новое правительство Афганистана. Его основу должны были составить опальные министры, поэтому Андропов приказал нелегально вывезти их в Советский Союз. В подмосковной Балашихе умельцы соорудили три контейнера, похожие на ящики с оружием, но только значительно длиннее. В крышках и по бокам просверлили отверстия, чтобы министры не задохнулись, на дно постелили полосатые бело-красные матрасы. Контейнеры погрузили в крытую машину и доставили ее 18 сентября на авиабазу Баграм транспортным самолетом «Аэрофлота». А с Баграма автомобиль направился в Кабул на арендованную у афганцев виллу, где прятали опальных министров под охраной 17 офицеров КГБ. Из Советского Союза специально прислали гримера, который изменил их внешность в соответствии с фотографиями заранее подготовленных советских паспортов для пересечения государственной границы. Одели министров в спецназовскую форму, чтобы выдать за своих.

Непосредственно операцией руководил Богданов. Он собрал подчиненных на инструктаж:

– Легенда нашей операции: мы выезжаем в отпуск в Союз. В грузовике лежит багаж, личные вещи. В автобусе едут сами специалисты и провожающие помочь погрузить вещи в самолет. В автобусе шесть человек и шесть в грузовике. Для подстраховки рядом с нами будут идти «Жигули» и УАЗик. Там семь наших. Итого: два десятка хорошо вооруженных и обученных бойцов. В случае чего, конечно, отпор мы дадим, но нам нужно добраться без приключений до Баграма и загрузить три ящика в самолет. Вот и все. Таков приказ. И мы его выполним любой ценой! Если будет заварушка, то в любом случае грузовик с контейнерами должен прорваться к авиабазе.

В середине дня во двор виллы въехал крытый тентом грузовик с местными номерами. Он привез контейнеры. Ворота на всякий случай подперли автобусом, контейнеры споро перетащили в дом. Опальные министры залезли в них, прихватив с собой по автомату и фляге с водой. Они сотворили афганскую революцию, а сейчас вынуждены убегать от нее в деревянных гробах, но живыми, опасаясь, чтобы их мертвыми не завернули по афганским обычаям в ковер. Гулябзой выбрал себе короткоствольный «Хеклер и Кох». Видимо, посчитал, что из него сподручнее стрелять в стесненном пространстве.

– Ну, с богом! – сказал Валерий Курилов и наглухо заколотил крышку ящика гвоздями-шестидесяткой.

Во втором ящике лежал Ватанджар с автоматом Калашникова. Дюжие молодцы подхватывали потяжелевшие контейнеры, выносили из дома и грузили в кузов машины.

Закидайте сверху картонными коробками, чтобы не так было заметно, – распорядился Валерий.

В кузов запрыгнули подчиненные Далматова. У каждого автомат, пистолет, гранаты и два боекомплекта. Тент наглухо закрыли, затянули веревкой.

В автобус сели офицеры в гражданке. Оружие положили на пол и прикрыли куртками, брезентом. Дежурный распахнул ворота, и колонна выехала на улицу. Долго петляли по переулкам и только затем вышли на проспект Дар-уль-Аман.

– К колонне пристал автомобиль афганской «наружки», – сказал подчиненным Долматов. – Будьте наготове.

На КПП при выезде из Кабула афганцы остановили колонну для досмотра. Наблюдавший в щелку Долматов тихо предупредил:

– К нам идут… Всем приготовиться. Без моей команды не стрелять!

Афганский офицер, высокий сухощавый молодой парень с тщательно ухоженными усами, подошел к кабине и о чем-то спросил водителя. В кузов долетал приглушенный тентом голос переводчика Нурика, однако разобрать слова было трудно. Потом офицер подошел к автобусу. Афганские солдаты лениво глазели по сторонам, немного отстав от него. В узенькую щелку, образовавшуюся на стыке, Курилов тоже напряженно наблюдал за происходящем. Не заходя в автобус, лейтенант заглянул в салон через переднюю дверь. Тут открылась задняя дверь и из нее вышли два наших сотрудника, подошли к афганцу вплотную. Не обнаружив ничего подозрительного, лейтенант снова подошел к заднему борту грузовика, попытался отогнуть туго прихваченный веревкой край брезента.

– В кузове ящики, личные вещи советских специалистов, – сказал по-афгански Нурик.

Лейтенант все же развязал веревку, оттянул тент, правой рукой ухватился за борт и приподнялся на цыпочках. Вытянув шею, он пытался рассмотреть, что находится в кузове. Но ничего не было видно, и он левой ногой стал на буксирный крюк, чтобы пролезть под брезентом, и вдруг скривился от боли. Его правую кисть придавил тяжелый спецназовский ботинок Долматова. Афганец попытался выдернуть руку, но ботинок давил все сильнее. Он поднял глаза и увидел направленную в лоб пахнувшую оружейной смазкой бездонную дыру автоматного ствола со скошенным компенсатором. Долматов поднес указательный палец к губам. Лейтенант вдруг увидел еще несколько направленных на него автоматов. Лицо его посерело, зрачки расширились от ужаса, и он безвольно опустил левую ногу на землю. С лица градом покатились крупные капли пота. Челюсть медленно отвисла, в уголке рта вскипела белая пенка слюны. Сзади стояли еще двое здоровенных шурави со зловещими физиономиями. Наверняка с оружием… Опустив глаза, лейтенант обреченно кивнул головой. Долматов кивнул в ответ и убрал ботинок с побелевшей кисти афганца. Опустив голову и не снимая руки с борта, он стоял у грузовика, приходя в себя. А затем, переставляя непослушные ноги, словно на ходулях, пошел прочь. Затем что-то злобно крикнул солдатам и махнул рукой. Полосатый шлагбаум поднялся, и колонна выехала из Кабула.

После КПП к колонне присоединилась машина с советскими военными советниками с авиабазы и до Баграма доехали без приключений. Две машины афганской «наружки» долго тянулись за колонной и отстали только при въезде в город. Наконец, машины вырулили на бетонку аэродрома, и все вздохнули с облегчением. Огромный транспортный Ан-12 с эмблемой Аэрофлота ждал их на дальней стоянке. По мере того как колонна подъезжала к нему, открывалась задняя рампа. Из бокового люка на бетонку спрыгнули спецназовцы с автоматами наготове и большими рюкзаками за спиной. Они быстро заняли круговую оборону. Как только край рампы коснулся бетона, грузовик, взревев, въехал по направляющим в чрево самолета. Внутри засуетились техники в синих комбинезонах, ставили под колеса колодки, цепями закрепили машину, и уже через несколько минут самолет покатил по взлетной полосе, дрожа от напряжения и слегка подпрыгивая на стыках. Вибрирующий дюралевый пол начал крениться, и самолет взлетел, круто забирая вверх, взял курс на север.

Курилов достал штык-нож, лезвием поддел крышку ближайшего ящика и поднатужился. Гвозди вылезали нехотя, но все же образовалась небольшая щель. Упершись ногой в край ящика, Валерий ухватился за крышку и с силой потянул ее вверх. Гвозди со скрипом вылезали из дерева. Крышка оторвалась, и он увидел лежащего на матрасе Гулябзоя с автоматом в руках. Он был мокрый до ниточки от пота, но жив. Вскочив, бросился обнимать Курилова:

– Я спасен! Спасибо, шурави!

Вырываясь из объятий, Валерий начал спешно срывать крышку второго контейнера, затем третьего. Ватанджар тоже был мокрый от пота, но жив и радостно возбужден. Все радовались спасению министров.

Самолет зашел на посадку, и благополучно приземлившись, долго катил по бетонке. Наконец, остановился, заехав на самую дальнюю стоянку, подальше от любопытных глаз. Техники открыли боковой люк, скинули металлический трап. Курилов подошел к люку. Держа наготове автомат, выглянул, осматривая аэродром, и по надписи на вокзале понял, что приземлились в Ташкенте. Неподалеку стояли четыре черных волги, два уазика и машина скорой помощи. Хотя встречающие были в штатской одежде, при галстуках, но наметанным глазом он определил: «Похоже, первый Главк приехал».

Министры в спецназовской форме спустились по лесенке вниз. Они сразу посуровели, стали какими-то чужими, отстраненными и только влажная одежда свидетельствовала, что им пришлось пережить. Их развели по волгам и кортеж, резко набирая скорость, рванул в сторону города. С 18 сентября по 14 октября они жили в отдельном двухэтажном особняке ЦК компартии Узбекистана, отгороженным от мира высоким забором. Затем на самолете их отправили из Ташкента в Болгарию, где они жили на специальной вилле у Черного моря в ста километрах от Варны. А в Кабуле распространили слух, что после исчезновения из Афганистана министры были замечены в Иране.

В начале ноября в Москву сотрудники КГБ доставили всех членов будущего правительства Афганистана: Бабрак Кармаль и Анахита Ротебзад приехали из Чехословакии; Ватанджар, Гулябзой и Сарвари – из Болгарии. Они приступили к формированию общей политической линии нового руководства и разработке конкретных планов по устранению Амина и его клана от власти. Вся работа проходила под неусыпным оком ЦК КПСС.

Подготовка советских войск к вводу в Афганистан тоже шла своим ходом. В ноябре провели отмобилизование войск Туркестанского военного округа. В 5-ю дивизию в Кушке и 108-ю дивизию в Термезе призывали из запаса военнослужащих зрелого возраста, которые имели семьи, детей. В «мусульманском» батальоне снова появились крепкие мужчины в «гражданке» и резко изменили программу боевой подготовки: вместо обороны зданий начали учить спецназовцев их штурмовать. Если раньше большая часть личного состава обороняла здания, а небольшие группы любыми путями стремились проникнуть в них, то теперь с утра и до вечера основные силы учились карабкаться на покрытые копотью напалма стены, лезли в проемы окон, прыгали по разрушенным пролетам лестничных маршей. Выезжали спецназовцы на занятия в советской форме, а уже на полигоне переодевались в афганскую без знаков различия. Впрочем, тогда они даже не знали, что она афганская. Старались ни у кого, ни о чем не спрашивать. Отзанимались, иностранную одежду сняли, сложили в грузовик, а свою вновь надели и домой. Офицерам батальона начали выделять квартиры в Чирчике, отправлять в отпуска.

ЖАРКИЙ ДЕКАБРЬ

Глава 7. ТАЙНА ОРЕХОВОЙ КОМНАТЫ

В кабинет Косыгина вошел офицер спецсвязи с секретной почтой и положил на стол пачку документов. Алексей Николаевич тут же вскрыл первый конверт и начал читать:

«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО»

ОСОБАЯ ПАПКА Согласовано на заседании Политбюро ЦК КПСС

Записка в ЦК КПСС от 6 декабря 1979 года

С учётом усложнившейся обстановки и просьбы X. Амина считаем целесообразным направить в Афганистан подготовленный для этих целей специальный отряд ГРУ Генерального штаба общей численностью около 500 человек в униформе, не раскрывающей его принадлежности к Вооружённым Силам СССР. Возможность направления этого отряда в ДРА была предусмотрена решением Политбюро ЦК КПСС от 19. 06. 1979 г. №11156 / К.

В связи с тем, что вопросы о направлении отряда в Кабул согласованы с афганской стороной, полагаем возможным перебросить его самолётами военно-транспортной авиации в первой декаде декабря с. г. Тов. УСТИНОВ Д.Ф. согласен, чтобы 29 декабря 1979 года подразделения Советской Армии пересекли афганскую границу.

Ю. Андропов, Н. Огарков»

Косыгин еще раз внимательно перечитал записку и тяжело вздохнул. На всех заседаниях Политбюро он четко и однозначно высказывался против ввода советских войск в Афганистан. «А тов. Устинов, значит, согласен, чтобы наши солдаты встретили Новый 1980 год в Кабуле». Как председатель Совета министров, Алексей Николаевич хорошо понимал все последствия такого шага, и материальные, и политические. «Значит, все мои доводы не возымели действия», – подумал он и позвонил Огаркову:

– Николай Васильевич, тут мне документ о направлении нашего спецотряда ГРУ в Афганистан принесли. Но это мы вроде все согласовали. Меня другое удивляет: Устинов не против, чтобы наши войска 29 декабря пересекли афганскую границу. А вы-то сами как относитесь к вводу?

– Категорически против! – решительно сказал Огарков. – Поддерживаю любые другие действия, в том числе материальные и финансовые затраты, но только не ввод войск.

– Я так понимаю, что решение о вводе все-таки готовится, – медленно проговорил Косыгин. – И если вы против, то убедите Дмитрия Федоровича, что делать это нельзя, несмотря на устремления американцев влезть в Афганистан. Будут очень тяжелые последствия для всей нашей страны.

– Да я уже говорил ему об этом, и не раз, – толку мало!

– А вы еще раз попытайтесь, – настаивал Алексей Николаевич. – Вы же Генштаб – мозг армии! Не может он так просто отмахнуться от вашего мнения.

После разговора с Косыгиным Огарков тут же вызвал к себе Варенникова и решительно сказал:

– Нам необходимо еще раз попытаться убедить министра, что вводить войска нельзя. Подготовь справку-обоснование.

Через час Варенников зашел с двумя исписанными листами бумаги. Огарков быстро посмотрел их, добавил кое-что от себя и позвонил Устинову:

– Товарищ министр обороны, мне надо доложить ряд документов.

– Готов встретиться, – ответил Устинов, не подозревая об истинной цели визита.

Записку об Афганистане Огарков подавал последней, так как предвидел, что могут быть трения.

– А это что? – спросил Устинов, глянув на него исподлобья.

– Обоснование, почему нецелесообразно вводить войска в Афганистан, – ответил Огарков, стараясь сохранять спокойствие.

Устинов вдруг взорвался:

– Вы постоянно строите какие-то козни! Систематически саботируете мои решения! А сейчас вам уже не нравится то, что готовит руководство страны. Это не ваше дело. Все решает Политбюро! Ваше дело – штаб.

– Вы заблуждаетесь! – сдерживая волнение, ответил Огарков и с достоинством в голосе добавил: – Генеральный штаб Вооруженных Сил – не канцелярия министра, а главный орган государства по управлению армией, флотом и обороной страны как в мирное, так и в военное время. И Генштаб обязан знать все, что касается Вооруженных Сил. Кстати, Дмитрий Федорович, в военное время должность министра обороны упраздняется, а Генштаб подчиняется Верховному Главнокомандующему, которым является глава государства.

– Ах, так вы хотите командовать Вооруженными Силами Советского Союза, – взвился Устинов. – Может, вам и Политбюро подчинить? Вы хотите всю власть в стране захватить? Не выйдет!

Огарков опешил от этих обвинений.

– Да не хочу я ничего захватывать, – сказал он примирительно. – Просто я вижу, что вы решили низвести Генштаб до уровня своей канцелярии. Я уже не один раз повторял: этого делать нельзя! Такими действиями вы наносите ущерб лично себе, своему авторитету, бросаете незаслуженную тень на Генеральный штаб. Я понимаю, что у вас появилась неприязнь ко мне. Но личные отношения можно было бы отделить от Генштаба, а не перекладывать его на моих подчиненных. Вы никак не можете смириться с тем, что министр обороны и Генштаб выступают на равных, что у начальника Генштаба может быть совершенно иное, чем у министра обороны, мнение.

– Я больше разговаривать с вами не намерен! – раздраженно перебил его Устинов и ушел в комнату отдыха, хлопнув дверью.

Не чуя ног, Огарков буквально влетел в кабинет Варенникова, швырнул папку на стол. Лицо его было покрыто красными пятнами. Чтобы хоть как-то успокоится, маршал подошел к окну и неподвижно смотрел на улицу невидящим взглядом.

– Что случилось? – участливо спросил Варенников, прервав затянувшееся молчание.

– Скандал, Валентин Иванович, – медленно проговорил Огарков, все также уставившись в окно. – В полном смысле слова – скандал. Видели бы вы, что там было! В чем он меня только не обвинял! Хорошо хоть, что мы были вдвоем.

– Товарищ маршал, – Варенников подбирал слова, чтобы не травмировать уязвленное самолюбие начальника, – то, что министра прорвало, – этого следовало ожидать. Конечно, это неприятно и ему, и вам, но когда-то это должно было случиться. Он успокоится, и отношения станут хотя бы внешне нормальными. Зато теперь вы знаете, что у него в голове. Да и ему, наконец, стало ясно, что такое Генштаб. В этой обстановке, я думаю, вам было бы удобно позвонить Громыко или Андропову, а может быть, тому и другому, и предложить, чтобы они выслушали и вашу позицию. При этом можно было бы намекнуть, что одному Дмитрию Федоровичу делать выводы по вашему докладу будет неудобно, так как здесь затрагиваются политические аспекты.

– Да-да, мне надо переговорить с ними именно сейчас, – согласился Огарков и решительно направился в свой кабинет.

Утром ему позвонил Устинов и, как ни в чем не бывало, сказал:

– Николай Васильевич, вам к одиннадцати часам необходимо быть в Кремле в Ореховой комнате. Состоится встреча членов Политбюро, и вы доложите им свои взгляды на афганскую проблему.

В Ореховой комнате обычно собирались члены Политбюро до начала совещания. На встречу пришли Андропов, Громыко и Устинов. Несколько позже к ним присоединился Суслов. Все они были прекрасно осведомлены о положении в Афганистане, каждый имел свой канал информации, но по настоянию Устинова выслушали и позицию Огаркова.

Вернувшись в Генштаб, он пригласил к себе Ахромеева, Варенникова и подробно проинформировал их о встрече.

– Я двадцать минут докладывал и час отвечал на вопросы, – подытожил он свой рассказ. – Активно себя вел только Андропов. Громыко задал три-четыре вопроса. Устинов вообще ни о чем не спрашивал – ему, видимо, все ясно.

– Но вы почувствовали, к какому решению они склонны? – спросил Варенников.

– Как-то однозначно сказать нельзя, – Огарков в раздумьях потер подбородок, – но то, что и Громыко, и Андропов нервничали, – это было видно, особенно когда я говорил о возможных последствиях для Советского Союза ввода войск в Афганистан.

– Еще бы не нервничать! – воскликнул Варенников и предложил: – Наверное, надо бы сообщить Алексею Николаевичу Косыгину о вашей встрече?

– Да, я сейчас позвоню и ему, и другим товарищам, – сказал Огарков. – Я чувствую, что руководство страны фактически уже у порога принятия решения о вводе наших войск в Афганистан. Думаю, что не только Устинов согласен на ввод войск, но и Леонид Ильич. Давайте попробуем еще раз встретиться с Дмитрием Федоровичем и уговорить его не делать этого.

Министр на разговор согласился, пригласил на него Епишева. Он слушал Огаркова не перебивая, однако на его скучающем лице можно было прочесть: «Ну, зачем ты мне все это говоришь? Уже все решено, и я не намерен что-то менять!» Когда Николай Васильевич закончил выступление, министр спросил Епишева:

– Алексей Алексеевич, у тебя вопросы есть?

– Да нет у меня вопросов, – ответил тот, и, с деланным возмущением добавил: – У товарища Огаркова всегда свое особое мнение.

– Это верно, – согласился Устинов. – Я учту позицию Генерального штаба.

Когда уже собрались уходить, Варенников решил поддержать начальника, горячо проговорил:

– Товарищ министр обороны, это последний шанс остановить надвигающуюся беду. Мы очень надеемся на вас.

Огарков решительно добавил:

– Афганцам надо дать возможность самим разобраться в своих делах. Наша армия тут не поможет.

8 декабря Огаркова снова пригласили на совещание в Ореховую комнату. В течение часа он старался убедить членов Политбюро не вводить войска. Но напрасно старался. Андропов, Громыко, Устинов и Суслов хотели полнее вооружиться к совещанию с участием Брежнева. Но не для того, чтобы его отговаривать. Пружина войны уже была спущена и все крутилось только по ей ведомым законам. В Кремле понимали, что без советских войск устранить Амина от власти трудно. Полагаться только на внутреннюю оппозицию рискованно: власть может оказаться в руках исламистов, с которыми не по пути. И где гарантии, что афганская армия поддержит Бабрака Кармаля? В воинских частях, отрезанных от своих штабов, то и дело вспыхивали вооруженные мятежи. Восстаниями охвачены более половины провинций страны. Сумеет ли он отразить натиск вооруженной оппозиции, которая контролирует половину территории Афганистана, свыше 10 миллионов человек.

Глава 8. БАГРАМСКИЙ ПЛАЦДАРМ

Заместитель начальника группы «А» 7-го управления КГБ СССР майор Романов вызвал к себе майора Изотова.

– Поедешь в командировку на три дня, – сказал он безапелляционным тоном. – Возьмешь с собой Головатова, Картофельникова и Виноградова. Спускайтесь вниз, там вас ждет машина.

– Михаил Михайлович, а командировочные? – недовольно проговорил Изотов, – у нас же денег ни копья. Что мы три дня как медведи лапу сосать будем?

– Некогда с этим возиться. Крючков ждет.

– Тогда займи. Вернемся, отдадим.

– Сто рублей хватит?

– Вполне.

Изотов, зажав сотню в кулак, с Головатовым забежали в продуктовый магазин, купили копченой колбасы, сыра, рыбных и мясных консервов. Вскоре их повезли в Серебряный Бор, на дачу Первого главного управления КГБ. Крючков привел в комнату смуглых мужчину и женщину, похожих на жителей Средней Азии, и сказал Изотову:

– Юрий Антонович, отвечаете за них головой. Если хоть один волос упадет с их головы, то вы потеряете свою голову. – Изотов насторожился, понимая, что это не шутка. Крючков, несколько смягчив тон, представил незнакомцев: – Кармаль, Анахита. А это наш сотрудник майор Изотов и его помощники. Будут вас охранять. Прошу любить и жаловать.

Кармаля привезли во Внуково и посадили на самолет Ту-134 Андропова.

– Куда летим? – спросил летчиков Изотов.

– На юго-восток, – неопределенно ответил командир экипажа и заговорщицки подмигнул. Изотов понял, что лучше бы и не спрашивал.

Прилетели в Ташкент. Афганцев повезли на дачу члена Политбюро ЦК КПСС Рашидова. Там они пробыли один день и вылетели в Баграм. Самолет шел на посадку, выпустил шасси и готов был коснуться бетонки, как вдруг на всем аэродроме погас свет. Ярый сторонник Амина начальник авиабазы Хаким заподозрил неладное и выключил освещение, решив таким образом устроить авиакатастрофу. Но летчики не растерялись. Два столпа света бортовых фар выхватили из кромешной темноты стремительно набегающую взлетно-посадочную полосу.

– Выбросить тормозной парашют! – скомандовал командир экипажа.

Тут же за хвостом самолета вспухло белое шелковое облако, но он упрямо продолжал катиться почти до самого края бетонки. После остановки самолета кагебисты выскочили из него и заняли круговую оборону в готовности вступить в бой. Но здесь их уже ждали руководитель оперативной группы ВДВ генерал Гуськов, представители советского посольства. Они подошли с фонариками к самолету, поднялись по приставной лестнице в салон принимать пассажиров. Их было 19 человек. Всех посадили на машины и привезли в расположение советских десантников.