Встань и иди
Несколько раньше таким же секретным рейсом из Москвы сюда прибыли Н. А. Нур, А. М. Ватанджар, С. М. Гулябзой, А. Сарвари. Кармаля и его соратников разместили рядом со спецназовцами в капонирах. На следующий день всех свозили на вещевой склад, одели в длинные шинели времен Великой Отечественной войны. Подпоясанные брезентовыми ремнями, в кирзовых сапогах и солдатских шапках-ушанках они заметно выделялись среди советских военнослужащих. Питались афганцы в одной столовой с солдатами, но никаких контактов.
Анахита с Бабраком жили в одной землянке. Мороз под 25 градусов, условий никаких. Рядом находились кагебисты. По двое два часа стояли на посту, два часа отдыхали. Еду приносили из десантного батальона. Котелок с гречневой кашей разогревали на «буржуйке». Из посольства иногда привозили мед в банках, пакистанское варенье. Этими продуктами подкармливали Кармаля, Анахиту и министров.
9 декабря на аэродром Баграм в отряд специального назначения КГБ СССР «Зенит» из Чирчика прибыло подкрепление. В группу входили 18 сотрудников Первого главного управления КГБ СССР и работники территориальных органов госбезопасности. По легенде, они являлись инженерно-технической группой «мусульманского» батальона. Возглавлял вновь прибывшую группу полковник А. Т. Голубев. Численность «зенитовцев» в Афганистане составила около 150 человек. Общее руководство ими осуществлял полковник Алексей Константинович Поляков. Основной состав отряда размещался на трех виллах в Кабуле, арендованных советским посольством.
***
Готовился к передислокации и «мусбат». Старший лейтенант Шарипов уехал в отпуск к себе на родину в Душанбе. Через пару дней почтальон принес телеграмму: «Срочно прибыть в часть! Овчаров». «Может, ребята пошутили? – подумал он. – От Душанбе до Ташкента 45 минут лета. На верное, вызывают «отдохнуть». Они знали его веселый гусарский нрав, желание кутнуть. Решил позвонить оперативному дежурному. «Никакая это не шутка, – услышал в ответ. – Ваши зашевелились». Холодным ужом заползла в душу тревога: «Началось»! Он готовился к этому и физически, и морально, но все же наступление часа испытаний всегда волнует кровь. Первым же рейсом вылетел в Ташкент, на такси примчал в батальон. На территории военного городка увидел скопление черных «волг», людей военной выправки в «гражданке» и понял, что готовится что-то серьезное.
В приемной командира бригады дежурили посыльный солдат и человек в «гражданке». Но по всему было видно, что это офицер КГБ. Он поднял телефонную трубку, позвонил в кабинет комбрига. Дверь тут же открылась, и из нее пахнуло табачным дымом. В пепельницах высились горки окурков. За т-образным столом, кроме Овчинникова, сидели командир мусбата майор Холбаев, начальник штаба батальона капитан Ашуров и еще трое в «гражданке».
– Шарипов, давай быстро фамилии десяти человек, – сказал комбриг. – Только не пулеметчиков и не из состава экипажей боевых машин.
– Можно, я за штатно-должностной книгой сбегаю? – растерянно спросил офицер. – У меня в роте 120 человек и 13 БМП.
– Некогда бегать! По памяти давай!
Шарипов называл фамилии, а комбриг тут же по телефону диктовал их кому-то в Москву… Затем, посовещавшись с далеким собеседником, сказал:
– Давай еще десять человек.
Закончив диктовать фамилии, он строго посмотрел на Шарипова:
– Теперь слушай задачу: получишь боеприпасы. По три боекомплекта на каждую единицу оружия. Но не на складе, а из своих БМП возьмешь. Получать будешь лично, понял. Пусть тебе поможет кто-нибудь из бригады. Но только не из вашего батальона, уяснил?
– Так точно!
– Выполняй!
Уже на следующее утро двадцать солдат, фамилии которых назвал Шарипов, под командованием заместителя комбата капитана Михаила Сахатова вылетели из Чирчика ставить палаточный городок. Куда? Шарипов этого не знал. Но это означало только то, что скоро снимется с места и весь «мусбат». Хафизула Амин настойчиво теребил советское руководство просьбами направить в Кабул батальон военнослужащих для охраны его новой резиденции, просил заменить афганские расчеты зенитных установок, в благонадежности которых он не был уверен, советскими расчетами. И батальон в Кабул посылали. Но только не защищать его, а убить.
Согласно первоначальным планам руководства, «мусбат» должен был выдвинуться из аэродрома Баграм и с ходу захватить резиденцию Амина, которая находилась в центре Кабула. Всех срочно переодели в солдатскую форму. У офицеров нашивки на погонах красные, у сержантов – желтые. По званиям офицеров различали так: ефрейтор – лейтенант, младший сержант – старший лейтенант, сержант – капитан. Майор Холбаев – старшина. Вместо пистолетов ПМ выдали ТТ. Автоматы – АКМ. За день до вылета выдали получку, чтобы остававшимся семьям было на что жить. Вечером Шарипов с офицерами роты накрыли стол, выпили за удачу. А утром отправились на аэродром. Часть батальона в тот же день улетела из Чирчика. Загрузили технику – и опять в Чирчик. Личный состав, имущество отряда, включая дрова, перевезли на Ан-12, тяжелую технику – на Ан-22 «Антей». Суматоха погрузки не смогла скрыть волнения и тревоги спецназовцев. Что ждет их там, куда нацелили батальон?
7 декабря с ташкентского аэродрома стартовали в неизвестность основные силы ««мусбата». Взлетали ночью. В Ил-76 вместе со спецназовцами сидели несколько человек в летах, одетые в старую военную форму. Подумав, что это призванные из запаса, которых в обиходе называли партизанами, Шарипов подошел к одному, похлопал по круглому животу и сквозь шум двигателей прокричал:
– Не страшно, дядя? На войну вроде как летим. Судя по возрасту, ты еще в Великую Отечественную воевал…
Незнакомец инстинктивно подобрал живот, улыбнулся в ответ:
– Да нет, все нормально, не страшно.
Прилетели на рассвете. В легкой дымке утра вырисовывались крутые горные хребты. Выяснилось, что аэродром, где сели, – афганский, и находится он в 70 километрах от Кабула. Здесь же поодаль от бетонки стояли палатки «мусбата».
Шарипов неожиданно встретил «своего» «партизана»: перед ним навытяжку… стоял генерал! Заметив ротного, он по-доброму улыбнулся, спросил:
– Как дела?
Шарипов тоже непроизвольно вытянулся по стойке «смирно» и со страхом вспоминал, как запанибрата хлопал по животу человека, который командует генералами. «Вот так влип по доброте душевной», – подумал он с горечью, прикидывая, чем может обернуться его выходка в самолете.
– Да ты не тушуйся, – успокоил его «партизан». – Молодец, хорошо держишься. Давай так и дальше действуй.
Он то уж точно знал, что этому молодому офицеру мужество скоро ой как понадобиться.
Холбаев собрал подчиненных, пояснил:
– Никакие это не «партизаны», а представители советского правительства и военачальники. Будьте с ними поосторожнее.
«Мусбат» и в Афганистане жил по давно установившемуся распорядку дня: в 5 утра подъем, физзарядка, утренний осмотр, обязательная тридцатиминутная политинформация, завтрак, развод, занятия. То, что правительственный переворот в Афганистане первоначально планировался на 14 декабря, никто из «мусбатовцев» не знал. Этот план знали, пожалуй, только члены Политбюро ЦК КПСС да кое-кто из руководства КГБ.
В Кабуле руководили всем только три человека: это сам Амин, начальник службы госбезопасности Асадулла, его племянник, и начальник Генерального штаба Якуб. В первую очередь необходимо было нейтрализовать эту тройку, лишить их возможности управлять армейскими соединениями и частями. А затем выдвинуть из Баграма советские подразделения и захватить важные государственные объекты в Кабуле, нейтрализовать афганские воинские части с помощью советников.
Командиром авиационного полка в Баграме был недружественно на строенный к советским военнослужащим афганский подполковник Хаким. Одним лишь своим присутствием он постоянно держал в напряжении готовивших операцию. И тут подвернулся случай. В момент посадки Ил-76 на аэродроме снова внезапно погас свет. Прогуливавшегося по аэродромной бетонке афганца кагэбэшники скрутили и, дав мощный пинок под зад, впихнули в иномарку. Машина рванула с места, и больше никто Хакима на аэродроме не видел. Став невольным свидетелем этой сцены Шарипов только подивился дерзости комитетчиков.
Глава 9. МОМЕНТ ИСТИНЫ
10 декабря Огаркова снова вызвали на заседание Политбюро. Но теперь он докладывал уже в присутствии Брежнева и заметно волновался, хотя внешне это никак не проявлялось.
Леонид Ильич сидел во главе стола и молча слушал, периодически шамкая губами. Казалось, что он думал о чем-то своем. Но когда Огарков перешел к прогнозам возможных изменений международной обстановки, он оживился. Лохматые брови приподнялись, выдавая неподдельный интерес.
– Введением войск в Афганистан наша политика усилит конфронтацию в «третьем мире», – горячо говорил Николай Васильевич. – Выгоды от этой акции будут незначительными по сравнению с ущербом, который она нанесет нашим интересам. В дополнение к двум фронтам противостояния – в Европе против НАТО и в Восточной Азии – против Китая, возникнет третий опасный очаг военно-политической напряженности на южном фланге СССР в невыгодных географических и социально-политических условиях. Произойдет значительное расширение и консолидация антисоветского фронта государств, опоясывающих СССР с запада до востока. Значительно снизится влияние Советского Союза на движение неприсоединения, особенно на мусульманский мир. Будет заблокирована разрядка и ликвидированы политические предпосылки для ограничения гонки вооружений. Западная пропаганда получит сильные козыри для расширения кампании против Советского Союза в целях подрыва его престижа в общественном мнении Запада, развивающихся государств, а также социалистических стран. Уже заметно дистанцирование от Советского Союза Югославии, Румынии и КНДР. В печати Венгрии и Польши впервые открыто обнаружились признаки сдержанности в связи с акциями Советского Союза в Афганистане. В этом, очевидно, нашли свое отражение настроения общественности и опасения руководства быть вовлеченными в них. Это заметили западные державы, и перешли к тактике активного вторжения в сферу отношений между Советским Союзом и социалистическими странами, открыто играя на противоречиях и несовпадении интересов между нами. Наконец, на Советский Союз ляжет бремя экономической и другой помощи Афганистану в значительно больших размерах, чем мы это делаем сейчас.
В целом афганский народ настроен к нам дружественно. Однако отдельные, верные Амину, части афганской армии могут оказать сопротивление, – привел Огарков веский довод. – Офицеры обучались у нас, имеют боевой опыт, в отличие от наших командиров.
Как итог: ввод войск только обострит ситуацию. Мы восстановим про тив себя весь исламский мир и политически проиграем во всем мире…
– Занимайтесь военным делом, – перебил его Андропов, – а политикой займемся мы, партия, Леонид Ильич!
– Я начальник Генерального штаба…
– И не более! – зло бросил Андропов. – Вас пригласили не для того, чтобы выслушивать ваши сентенции, а чтобы вы записывали указания Политбюро и организовали их выполнение.
Устинов промолчал. Создавалось впечатление, что с Брежневым они все давно обговорили, и решение уже принято. А все эти обсуждения нужны только для того, чтобы склонить на свою сторону остальных членов Политбюро.
В конце заседания Леонид Ильич с какой-то неуверенностью в голосе сказал:
– Очевидно, надо что-то вводить… Давайте на пару месяцев введем и посмотрим. Думаю, за это время все уляжется и к весне войска вернутся на Родину. Должны же мы как-то отреагировать на просьбы афганской стороны.
К какой весне вернутся солдаты на родину – тогда никто не знал. Неуверенность в голосе Генсека несколько приободрила Огаркова, который все еще надеялся, что сможет переломить ситуацию.
12 декабря он пригласил к себе в кабинет Ахромеева и Варенникова, решительно сказал:
– Предлагаю вам подписать доклад министру обороны об оценке обстановки в Афганистане и вокруг него, а также предложения Генштаба.
Читая доклад, Варенников обратил внимание на заключительные строки: «Учитывая, что еще не исчерпаны все возможности самого правительства Афганистана по созданию стабильной обстановки в стране, Генеральный штаб предлагает от ввода наших войск на территорию этого суверенного государства воздержаться, что соответствует ранее принятому решению руководства СССР и позволит избежать тяжелых политических, экономических, социальных и военных последствий».
Ахромеев молча подписал документ, Варенников тоже поставил свою подпись, многозначительно взглянув на Огаркова. Тот решительно сказал:
– Теперь – к министру. Я с ним уже договорился, что придем втроем. Правда, я не говорил, по какому поводу.
Устинову и самому не трудно было догадаться, зачем начальник Генштаба ведет с собой подкрепление.
– Мы подготовили документ на ваше имя, – сказал Огарков и подал доклад министру.
Устинов начал медленно читать, делая пометки на полях. Внешне он был спокоен. Закончив читать, взял на столе красные корочки, вложил туда листы доклада. Затем расписался вверху на первой странице, приговаривая:
– Это вам для прокурора. Вы опоздали. Решение уже состоялось.
Он закрыл корочки и спокойно вернул доклад Огаркову, уверенный в своей правоте. Тот от неожиданности широко развел руками:
– Дмитрий Федорович, но Генштабу ничего по этому поводу не известно! Ведь наши действия в мире могут быть расценены как экспансия. – Еще раз повторяю: решение о вводе состоялось, – в голосе Устино ва появились металлические нотки. – Вашу позицию члены Политбюро учли. Поэтому вам сейчас надо не обсуждать действия Политбюро, а их выполнять! Или вы против курса политики партии?!
– Никак нет! – опешив от такого вопроса, по-военному ответил Огарков.
Устинов дал понять, что разговор окончен. Утром он вместе с Андроповым и Громыко написали письмо Брежневу с предложением ввести войска в Афганистан. В итоге его обсуждения на свет появился любопытный документ.
«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО» ОСОБАЯ ПАПКА
Председательствовал тов. Л. И. Брежнев.
Присутствовали: Суслов М. А., Гришин В. В., Кириленко, А.П., Пельше А. Я., Устинов Д. Ф., Черненко К. У., Андропов Ю. В., Громыко А. А., Тихонов Н. А., Пономарев Б. Н.
Постановление ЦК КПСС «К положению в «А».
1.Одобрить соображения и мероприятия, изложенные тт. Андроповым Ю. В., Устиновым Д. Ф., Громыко А. А.
Разрешить в ходе осуществления этих мероприятий им вносить коррективы непринципиального характера. Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно вносить в Политбюро.
Осуществление всех этих мероприятий возложить на тт. Андропова Ю. В., Устинова Д. Ф., Громыко А. А.
2. Поручить тт. Андропову Ю. В., Устинову Д. Ф., Громыко А. А. информировать Политбюро ЦК о ходе выполнения намеченных мероприятий.
№997 (1 л.) Секретарь ЦК Л. Брежнев. П. 176/125 от 12/Х11».
Постановление так засекретили, что непосвященным невозможно было догадаться, о чем идет речь. Литерой «А» обозначался Афганистан, под «мероприятиями» подразумевался ввод войск. Постановление собственноручно написал Черненко, и его даже не осмелились перепечатать в секретариате.
Когда решение было принято, к Брежневу зашел Громыко.
– Леонид Ильич, наверное, ввод наших войск стоит оформить как-то и по государственной линии? – сказал он, подсаживаясь к столу.
Брежнев поднял телефонную трубку и медленно проговорил:
– Михаил Андреевич, не зайдешь ли ко мне? Есть нужда посоветоваться.
В кабинете тут же появился Суслов.
– Члены Политбюро предложили ввести наши войска в Афганистан, – сказал ему Брежнев. – В сложившейся обстановке, видимо, нужно принимать решение срочно – либо игнорировать просьбы Афганистана о военной помощи, либо спасти народную власть и действовать в соответ ствии с советско-афганским договором.
Суслов сразу сообразил, что от него хочет услышать генсек, открыл папку, заглядывая в нее, сказал:
– У нас с Афганистаном 5 декабря 1978 года подписан Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве. Им предусматривается, что СССР и Афганистан будут консультироваться и с согласия обеих сторон предпринимать соответствующие меры в целях обеспечения безопасности, независимости и территориальной целостности обеих стран. В целях укрепления обороноспособности сторон развивать сотрудничество в военной области. Надо наши обязательства по договору выполнять, раз уж мы так решили. А на заседании ЦК эту ситуацию обсудим позднее.
Брежнев согласно кивнул головой.
Члены Политбюро завизировали документ, кроме Косыгина. Он наотрез отказался ставить под ним свою подпись. Но с этого момента у Алексея Николаевича произошел полный разрыв с Брежневым и его окружением.
* * *
Генштабисты вышли из кабинета Устинова в расстроенных чувствах. Ахромеев остался в приемной министра, о чем-то тихо заговорил с Илларионовым.
– Если решение состоялось, то надо готовить директиву в войска, – сказал Огарков и затем с горечью добавил: – У меня такое впечатление, что инициатор всей этой затеи с Афганистаном – наш министр. Никак не пойму: зачем старику эта война? Или решил заступиться за своего друга Брежнева?
– Вполне возможно, – согласился Варенников. – Время покажет. Но вы сами говорили, что он хоть и поддерживал предложение воздержаться от ввода наших войск, но без энтузиазма и только тогда, когда к нему обращались непосредственно.
Как только Варенников зашел к себе в кабинет, затрезвонил прямой телефон Огаркова. Он снял трубку и услышал голос шефа:
– Валентин Иванович, пока вы поднимались, я уже переговорил с министром. Точнее, он мне позвонил и потребовал подготовить директиву о вводе наших войск в Афганистан. Видно, Сергей Федорович подсказал помощникам, что такой документ нужен. Подготовьте проект директивы, и заходите с ним ко мне.
В соответствии с директивой, в ночь с 11 на 12 декабря 108-я мотострелковая дивизия была поднята по тревоге и сосредоточилась в учебном центре. 180 мотострелковый полк вышел на прикрытие госграницы. 13 декабря была сформирована оперативная группа министерства обороны СССР и на следующий день она уже была в Термезе, на советско-афганской границе и начала подготовку ввода войск.
Генерал-полковник Магометов докладывал по спецсвязи Устинову военную обстановку в Афганистане, когда тот перебил его вопросом:
– Как идет подготовка к выполнению плана по отстранению от власти Амина?
Этот вопрос министра обороны поставил Магометова в тупик.
– О каком плане идет речь?
Устинов некоторое время молчал, видимо соображая, что посоветовать, и решительно сказал:
– Уточните все детали у генерал-лейтенанта Иванова.
Однако когда Магометов обратился к спецпредставителю КГБ, тот недоуменно пожал плечами:
– Не имею ни малейшего понятия!
– Мне об этом сказал Устинов…
Через некоторое время Иванов, переговорив с Андроповым, пригласил Магометова, показал ему разработанный сотрудниками КГБ план операции. Для захвата объектов выделялись: резиденция Амина – рота «мусульманского» батальона, взвод 9-й парашютно-десантной роты, взвод АГС-17, взвод ЗСУ-23-4 и группа «Зенита» (22 чел.); здание Министерства обороны – рота (без взвода); штаб Центрального армейского корпуса – взвод десантников; радиоцентр – рота (без взвода); штаб ВВС – парашютно-десантный взвод; здание Министерства внутренних дел – парашютно-десантный взвод; здание контрразведки – отделение; тюрьма в Пули-Чархи – парашютно-десантный взвод; 4 и 15 танковые бригады – 4-я рота «мусульманского» батальона и батарея ПТУРС; 7-я пехотная дивизия – рота; 8-я пехотная дивизия – рота; 88-я артиллерийская бригада – взвод; 37-й полк «командос» – рота (без взвода); 26-й парашютно-десантный полк – рота (без взвода). На каждый объект направляются также диверсанты-разведчики из «Зенита» и пограничники.
Прочитав все это, Магометов решительно сказал:
– Это не план, а «филькина грамота».
– Вам предстоит эту «филькину грамоту» претворять в жизнь, – ответил Иванов. – Лучше подумайте, как все сделать по уму.
Поздно вечером 12 декабря Магометов приехал в Баграм и показал генералу Гуськову разработанный на карте план операции по захвату ключевых объектов в Кабуле. Тот, внимательно изучив карту, решительно глядя в глаза Магометову, спросил:
– Как же вы могли утвердить такой план?
– Да я его сам только перед приездом в Баграм увидел, – словно оправдываясь, ответил Магометов и добавил: – И все же, план нужно выполнять. Поставьте задачи командирам перечисленных подразделений, которые находятся в вашем подчинении.
– Да, ну и задачку вы мне подбросили, – почесал макушку Гуськов.
Магометов уехал в Кабул, а он вызывал командиров подразделений, каждому отдельно ставил боевые задачи. Шарипову предстояло захватить Кабул-радио и Кабул-телевидение. На это выделялся один взвод плюс штатные БМП. Что будут делать в Кабуле его взводные – он даже не представлял. Каждый знал только свою роль в сценарии, который сочинили где-то наверху.
Утром офицеров повезли в Кабул на рекогносцировку. Машина по виду напоминала «санитарку», но сидения были мягкие, как в микроавтобусе. За рулем – офицер КГБ, «гид» – тоже комитетчик. С Шариповым взаимодействовал офицер КГБ подполковник Анатолий Рябинин.
– Я работал в Афганистане «инженером», – сказал он Шарипову, – и прекрасно знаю Кабул. А ты смотри внимательно.
«Гид», услышав это, сразу предупредил:
– Головами не крутите. Чей объект – только тот и смотрит. Теперь по порядку. Слева перед въездом в столицу стоит танковый батальон. Мимо него никак не проскочить. Поэтому до КПП идем общей колонной. А дальше все действуют по своим задачам.
Микроавтобус долго колесил по городу на небольшой скорости, чтобы спецназовцы успели хорошо рассмотреть свои объекты. После рекогносцировки их повезли на арендованную посольством виллу пообедать. Шарипов с Рябининым помыли руки, и пока шли в столовую, переглянулись.
– Я вообще удивляюсь, насколько бестолково операция спланирована, – прошептал Рябинин. – Надо же додуматься – сержанту на одном БТР с отделением солдат взять… афганский комитет государственной безопасности! Они по-настоящему пороху не нюхали, а там же все обстрелянные в боях с мятежниками.
– Это же самоубийство! – поддержал его ротный. – 540 человек должны захватить все ключевые позиции в городе. – Развернув блокнот, он добавил: – Я тут втихаря схемку набросал, пока разглядывал объект. Вот смотри: внизу улочка такая узкая, что БМП там не развернуться. Справа – посольство США, слева – стадион. Со стороны стадиона атаковать запретили – можно зацепить огнем американцев. Со стороны посольства тоже нельзя – афганцы могут по нему ударить. Остается одно: атака через футбольное поле в лоб. А там у них четыре танка, три БМП да еще ДШК. А у нас всего один взвод. Перебьют, как мух…
Рябинина вдруг осенило:
– Сделаем так. Ты подбери водителей. Когда мы в город пробьемся, технику свою оставим и пересядем на гражданские легковушки. Тогда легко проедем по этой улочке. Отсюда и будем объект брать.
– А легковушки нас там так и дожидаются, – с сарказмом в голосе ответил Шарипов. – Надо будет останавливать машины, выкидывать из них водителей и пассажиров.
– И все же этот вариант лучше, чем по футбольному полю под пулями бегать. Там даже в травке не спрячешься.
Пока обедали, во двор заехали два уазика, в которых находились комитетчики и какой-то важный афганец, видимо, еще один представитель будущего правительства. Комитетчик спросил:
– Вы оружие с собой взяли?
– У офицеров – пистолеты, – ответил Шарипов, – да еще пара автоматов у сержантов.
– Ну, блин, на прогулку собрались, что ли? Пошли со мной!
Он вывел спецназовцев в холл. Там, в чаше фонтана лежали ящики с оружием и боеприпасами. Его припасли для верных Бабраку Кармалю подпольщиков, которые должны придти на помощь во время путча. Шарипов взял новенький автомат, несколько гранат и с недоумением посмотрел на комитетчика. Словно услышав его немой вопрос, тот сказал, чтобы все слышали:
– Возле танкового батальона – шлагбаум. Если нашу машину не пропустят – открывать огонь без предупреждения. Шлагбаум проскочить любой ценой!
Афганец в окружении офицеров КГБ сел в один из уазиков, спецназовцы – в свою «санитарку» и поехали в город. Уазик вел себя как-то странно: то вперед выскочит, то сзади идет. Когда подъезжали к шлагбауму, он вдруг резко обогнал «санитарку» и благополучно проскочил КПП. Колонна на полной скорости помчала в Баграм. Все радовались, что пронесло.
Их встретил Гуськов. Когда офицеры собрались в штабной палатке, он спросил:
– Все хорошо уяснили порядок своих действий.
– Уяснили, – ответил за всех Шарипов, – только задачу мне поставили фантастическую. Ее можно выполнить, если афганцы сопротивляться не будут.
– Да, Шарипов прав, – поддержал его Рябинин.