Три миллиметра

Рота направилась к середине поля, где находился капитан Молотов и ещё несколько пехотных офицеров. Все они оживлённо беседовали между собой и были, кажется, весьма заинтересованы предстоящим действом. Когда солдаты, шлёпая ботинками в хлюпающей грязи, поравнялись с заезженными, забрызганными танками, они увидели, что спереди на броне сидят столько же сальные механики в комбинезонах и шлемофонах. Механики курили, смеялись, совершенно не замечая происходящего вокруг и не заботясь о присутствии поблизости офицеров. Когда один из них заметил проходящий строй, он указал на него остальным, и все они довольно заулыбались.

– Эй, салаги! Вы чего такие грустные, по мамкам скучаете? – кричали механики с танков.

– Вот идиоты чумазые, они себя-бы видели! – возмущался в ответ Кириллов, но никто особенно его не слушал.

Когда рота достигла назначенного места, командовать стал Молотов. В стороне рядом с белым флажком солдаты сложили учебные материалы, а затем построились. Молотов дерзко, но весьма умело отдавал указания офицерам и сержантам, рассказывая каждому его обязанности. Когда все было установлено и разъяснено, командиры стали расходиться по местам, а Молотов встал перед ротой и заговорил.

– Добро пожаловать, бойцы, во взрослые игрушки, – вызывающе начал он, – Все шутки кончились, и даже ваша недавняя стрельба, которую вы завалили, всего лишь безобидная песочница по сравнению с тем, что начинается с сегодняшнего дня. Должен сказать в связи с этим, и уже не в первый раз, что главной необходимостью здесь является соблюдение требований безопасности. Не буду даже называть количество трагических случаев, что произошли за всё время хотя бы в нашем полку. У комбата Беспалова два трупа, у меня два, вот недавно вам рассказывали про случай в соседнем полку, когда солдату голову отстрелили. Во всех случаях, связанных с боевой техникой, виноваты исключительно погибшие. А если бы то даже оказалось иначе – всё равно никто после вашей смерти не станет искать виновных. Поэтому в ваших интересах действовать правильно и не пострадать.

Молотов сделал короткую паузу, с удовольствием наблюдая за поведением курсантов. Те взволнованно и тихо переговаривались.

– Рассказываю задачу, поставленную на сегодня. Впереди там, в пятидесяти метрах отсюда, небольшой такой вырыт окопчик. Надеваете бронежилет, шлем, берёте каждый по две гранаты и автомат, – Молотов указал на ящик с берёзовыми гранатами, – прыгаете в окоп и ждёте. Когда танк приближается на достаточное расстояние, кричите «За Родину» и метаете ему прямо в башню, чтобы нахер там рванул весь боекомплект, и враг понял, как с вами плохо иметь дело. Всё учебное упражнение курируют ваши сержанты и офицеры. Значит, дальше на следующем учебном месте вы изучаете ТТХ боевой гранаты РКГ-3, на третьем учебном месте…

Молотов продолжал далее, заглядывая в свой блокнот, но уже мало кто его слышал. Родионов теперь необычайно возбудился, восторженно загорелся предстоящим делом. Он радовался и не мог поверить, что им, вчерашним студентам и школьникам, доверят пройти такое ответственное и опасное испытание. Довольно долго встречи с беспощадной бессмысленностью всего совершаемого в армии рождали в нём грустную убеждённость, что прикоснуться к военному делу им если и удастся, то лишь один раз и ненадолго. Теперь же всё выглядело совсем иначе, гораздо более привлекательно и интригующе.

Внезапно его мысли и всех остальных прервало новое поразительное событие. Пока Молотов произносил свою речь, офицеры разошлись по местам, и один никому не знакомый важный капитан направился к танкам. С трудом преодолевая вдоль и поперёк изрытое поле, он, наконец, добрался до машин и скомандовал одному из механиков «заводиться». Младший сержант-механик из БОУПа быстро занял своё место и запустил двигатель. На некотором расстоянии, на возвышенности, где стояла рота, поначалу медленный разгон двигателя не был слышен. Но через минуту турбина набрала обороты, и до новобранцев донёсся пронзительный режущий свист вращающихся лопастей. Ещё недолго он набирал силу, а потом несколько изменился до равномерного высокого гула. Бойцы растерянно обернулись, опешив, совершенно не ожидая услышать ничего подобного. Они уже давно знали, что именно турбинный двигатель установлен в их танках, но прежде никогда не слышали звука его работы, а потому плохо представляли, на что это похоже. Такой звук издают турбины самолётов, и это было всем известно, но слышать нечто подобное здесь, посреди поля, издаваемое танком, было странно и непривычно.

– Это от танка такой звук? А он хоть поедет, или полетит по небу? – шутил кто-то в строю.

В какой-то момент многие даже подумали, что это какая-то шутка, и посмеялись. Но через минуту танк покачнулся, дёрнулся раз, другой. Офицер стоял перед ним и жестикулировал руками, кричал изо всех сил, пытаясь пересилить шум двигателя, а механик сидел по-походному, выглянув из люка, и внимательно следил за его движениями. Наконец офицер ушёл в сторону, и танк уверенным рывком, лязгая гусеницами, тронулся и неожиданно резво помчался вперёд, не встречая никаких препятствий на своем пути, с лёгкостью переворачивая огромные комы земли, как крошечный кузнечик подпрыгивая и покачиваясь на небольших возвышениях. Курсанты стояли раскрыв рты, очарованные способностями этого сильного и ловкого железного чудовища, с каждым поворотом и манёвром невероятной машины всё больше удивляясь. Все кругом теперь внимательно следили за остановками, замедлениями и ускорениями массивного монстра, носящегося по полю, и даже Молотов затих и точно завороженный наблюдал за происходящим.

– К выполнению упражнения приступить! – наконец произнёс он, теперь уже криком, хотя гул, как оказалось, был вовсе не сильным, к нему нужно было лишь привыкнуть. По некоторым соображениям звукомаскировки турбина издавала свой пронзительный свист только позади, а впереди танка никакого звука практически не было. Когда танк стал передом к построенным новобранцам, шум как будто прекратился, и присутствие страшной машины поблизости трудно было обнаружить.

– Первые двое пошли в окоп, бронежилеты не забудьте! – скомандовал Кутузов и направился с флажком к окопу. Вместе с ним устремились Гуреев и Скачков, схватив кое-как снаряжение, автоматы и несколько гранат.

Там, рядом с окопом, уже стоял младший сержант Миронов, ехидно ухмыляясь.

– Не «очкуйте» там, утырки, – сказал он насмешливо новобранцам, когда те приблизились к нему.

Подбежав к окопу, Гуреев и Скачков замерли в изумлении, не решаясь спуститься вниз. Узкая канавка, которую невозможно было назвать и при огромном желании окопом, представляла собой небольшое, глубиной и шириной в один метр и длиной в четыре углубление на пути танковой колеи. Стенки этой траншеи были отделаны тонкими проржавевшими листами железа, через отверстия в которых прорастала молодая травка. Верхние края железных листов были всячески изогнуты и искорежены, а поверхность земли на тех местах, выдерживая страшную массу убийственной машины, принимала причудливые формы. Гуреев и Скачков медленно, друг за другом, спустились в траншею и, кое-как повернувшись, стали лицом к танку.

– Готовы? – прокричал им Молотов со своего рубежа и, не дожидаясь ответа, скомандовал механику.

Железная тяжеленная машина уверенно двинулась с места. В этот раз уже восторга у наблюдающих было мало, поскольку они стояли к ней на расстоянии десяти метров и всем телом чувствовали её гибельность. Ещё чуть дальше в тесной траншее находились их товарищи, уже ставшие им близкими и любимыми, и теперь им предстояло подвергнуться испытанию. Танк медленно двигался, разворачивая под собой землю, ужасным свистом разрезая округу. Когда он через несколько секунд приблизился к траншее, стало видно, как в воздух взвились две кривые берёзовые гранаты. Вращаясь, они пролетели над ним и едва попали в заднюю часть. Но танк на том не остановился и продолжил движение, всей своей массой стремясь к окопу. Через пару секунд он наехал на него и остановился, оставив с боков лишь небольшие щели. Через полминуты Кутузов, стоявший чуть дальше, скомандовал жестами механику, и вскоре тот дал задний ход, уводя машину на прежнее место. Наконец из окопа выглянуло улыбающееся лицо Гуреева, а за ним и Скачкова. Миронов уже ворчал на них, что они так долго возятся, и, разумеется, приговаривал, что он в своё время был куда расторопнее. Новобранцы выбрались и устремились к построенной роте.

– Вы обезьяны тупые, вам зачем по две гранаты дали? – негодовал Молотов, обращаясь к ним, – У танка броня крепкая, ему одна ваша граната как снежинка, а шанс у вас всего один. Он если из пулемёта вас не расстреляет, так наедет на окоп, а после этого вы оттуда выберетесь? Поэтому ваша задача забросать его гранатами наверняка, чтобы его подорвать.

Пока он говорил, к нему подошёл Миронов и продемонстрировал две смятые танком берёзовые гранаты. Хотя они были вдавлены во влажную мягкую землю, всё же они треснули и раскрошились.

– Метаем по одной гранате теперь, а то не хватит всем, – тут же скомандовал Молотов. -Следующие, пошли!

Родионов и Прокофьев бросились к окопу. Он действительно оказался неприлично узок и неглубок, так что развернуться в нём нельзя было, а чтобы укрыться, необходимо было лечь на самое дно и не поднимать вовсе головы. Солдаты заняли места, держа в руках автоматы и гранаты. Теперь только они могли осмотреться. Падающий на глаза шлем мешал обзору, бронежилет не позволял удобно повернуть голову, но при всех этих обстоятельствах ребята не могли упустить из вида устрашающую машину. Издавая дикий свист, вся в стальной броне, массивная и грязная, она выглядела действительно ужасно. Ни Родионов, ни Прокофьев не слышали, как командует Молотов, как он спрашивает их о готовности, они только глядели на замершего неподалёку монстра, а тот глядел на них. Неожиданно он дёрнулся, а затем резво покатился вперёд. «Ну, неужели началось?» – подумал взволнованно Родионов. Чувства его сейчас обострились, и даже на таком расстоянии он видел и воспринимал всё до мельчайших подробностей. Он смотрел и мог разглядеть царапины на броне, блики солнечного света в триплексах, даже комья перемолотой земли, что разлетались позади машины.

– Пашок, давай-ка врежем по нему! – прокричал Родионов Прокофьеву, когда танк достаточно приблизился, и чуть подтолкнул товарища локтём.

Солдаты размахнулись и с большим усилием, метко бросили гранаты. Перевернувшись несколько раз, бруски берёзки попали точно в башню. Прокофьев не мог видеть этого, потому что сразу после броска упал на дно траншеи. Родионов же задержался, несмотря на наставления Молотова, и проследил за полётом гранаты.

– Попали, попали! – радостно заговорил он, но тут же его за ворот схватила худая рука Прокофьева и потянула вниз. Родионов свалился и прижался к земле. В последний миг только он увидел и понял, что ревущая машина наехала почти на него, а разделяла их от столкновения какая-то пара секунд.

Распластавшись на стоптанном дне окопа, едва помещаясь плечами между его стенками, упираясь своим шлемом в шлем Прокофьева, Родионов слышал и чувствовал, как содрогается и дрожит всюду исстрадавшаяся земля. Свист ещё усилился, и чёрный силуэт стального чудовища закрыл нежное синее небо, оставляя бойцов под собой в пыльном полумраке. Стенки окопа затрещали, железные листы пронзительно взвыли, а через отверстия в них на курсантов щедро посыпался сухой песок. Уши заложило оглушающим гулом, и на три секунды сердце Родионова замерло. «Что это, что? Вот так приходит конец?» – подумал он и тяжело повернулся на бок, чтобы взглянуть поверх себя. Он и сам не знал, что ожидал там увидеть, но разобрать что-либо едва было возможно. Беспросветный туман из пыли и сыплющейся земли стоял кругом, в двадцати сантиметрах над головой замерла многотонная дребезжащая машина, а со старых ржавых гусениц капала прямо на лицо Родионову мутная вода в смеси с машинным маслом.

Наверху Кутузов командовал, и механик отвечал ему кивком, уводя танк на исходный рубеж. Через полминуты уже новобранцы были свободны, и они живо поднялись на ноги, выскочили из окопа, откашливаясь. Оба они странно улыбались, но не спешили делиться впечатлениями. Передав снаряжение товарищам, Родионов и Прокофьев заняли места в строю, и тут же Масленников стал расспрашивать друга.

– Как там, Миша, понравилось? Окоп выдерживает хоть?

– Понравилось, да, но танк близко так, – только и отвечал Родионов, потом задумывался, и ещё добавлял, кивая головой, -да, близко, близко…

Это занятие продолжалось полдня. Как позже выяснилось, с давних времён это действо называлось «обкаткой» и несло в себе значительный смысл, являясь некоторым ритуальным посвящением курсанта в танкисты. Так начинался переход от общевойсковой боевой подготовки к особой бронетанковой.

Обратно в расположение рота возвращалась повзводно, и тут Авдиенко поздравил новобранцев с преодолением первого этапа их службы – становлением танкистами. Дубовиков был тоже в весьма хорошем расположении духа и заставил бегать свой взвод меньше обычного. Как бы там ни было, вряд ли в этот день что-то могло омрачить мысли курсантов и испортить им яркие впечатления. Родионов и Масленников шли рядом, как и всегда, и незаметно разговаривали. Родионова занимали ощущения, полученные на «обкатке», и он старался словами обрисовать одну новую мысль, что теперь зародилась в его голове. Масленников слушал своего друга, конечно, но не слишком, потому что его полученные впечатления толкали на мысли о будущем и будущих удовольствиях, которые таились главным образом в прекрасных женщинах, с которыми он ещё встретится.

Наконец Родионов что-то сообразил, и тогда обратился к Масленникову:

– Когда я там лежал, и всё вокруг походило на конец, мне стало понятно, как страшно воевать, когда тебя ненавидят и хотят убить всеми средствами.

– Да, пожалуй, ты прав, – всего лишь ответил он, и этот разговор их прекратился, а продолжился другой, лёгкий и приятный, какою казалась и вся оставшаяся часть дня.

Наконец после отбоя Родионов, пожелав спокойной ночи всем своим товарищам, вернулся к мысли, что весь вечер не оставляла его. С полчаса раздумывал он одно и другое, подглядывая в окно на ночное небо, ища подсказки в сиянии далёких звёзд. Когда сон всё же стал одолевать молодого курсанта, ему прежде захотелось найти ответ на вопрос, что беспокойно отвлекал его. Тогда Родионов сделал над собой усилие и изобразил мысль, к которой пришёл: «Невероятно повезло тем людям, кто умирает в своей постели в тишине, глядя сквозь вымытое окно на безоблачное цветастое небо, а не лёжа в стонущей земле, глядя в равнодушную ледяную сталь, несущую смерть».

Это устроило его, и так он пролежал несколько минут, повторяя одно и то же, раздумывая. Всё усвоенное сегодня показалось ему важно и хорошо, и день, беспокойный и волнительный, тоже показался хорош.

«Да, да, именно так. Так верно…» – подумал он и тут же уснул.

– Как думаешь, какой он этот Алексеев? – спрашивал Родионов Масленникова, когда рота вышла из лесной полосы и зашагала по ровной дороге в сторону директрисы.

Рота шла бодро, ровно чеканя шаг, хотя солдаты потели в плотных неудобных кителях, ноги большинства всё ещё были растёрты до крови, а некоторые страдали от простуды и кашля. Бойцы тогда несли в строю множество перегруженных ящиков с танковыми пулемётами, патронами к ним и разное снаряжение. Ящики были широкие и длинные, солдаты брали их с двух сторон по двое и даже по четверо, поднимали на плечи, скрепляли ремнями и подкладывали под железные ручки какую-нибудь ткань. Несмотря на всё это идти было страшно неудобно, плечи бойцов болели от давления, спины их ныли под тяжестью груза, а пальцы, изрезанные узкими ручками, затекали. Только что очередь Масленникова и Родионова прошла, и они с облегчением передали тяжкую ношу товарищам.

– Кажется, очень строгий, или просто так себя ведёт с новой ротой, – отвечал Масленников. – Авдиенко говорил, будто нас ожидает с его приходом настоящая дисциплина, суровые наказания и ещё много неожиданностей.

– Авдиенко всё время болтает, чему верить из того, что он говорит?

– Это правда, и мы сами скоро всё узнаем.

– Родионов, Масленников, сколько вы можете чесать языками? – ворчал позади них по привычке Кириллов. – Дать бы вам по ящику, вот тогда я посмотрел бы на ваши рожи!

– Да мы не больше твоего болтаем! – отвечали хором молодые люди.

Оба друга не принимали его слова всерьёз, они не могли отказаться от устоявшейся привычке поговорить о чём угодно, как, в общем-то, и все остальные курсанты на маршах. К тому же тем для разговоров становилось с каждым днём всё больше. С началом учебной программы, в большей степени посвящённой танкам, заинтересованность курсантов обучением значительно возросла, хотя общевойсковая подготовка ещё занимала довольно много времени в расписании и часто на занятиях рота просто просиживала необходимые часы в классах, бездействуя. Но на прочих толковых занятиях, связанных с танками или стрельбой, солдаты внимательно слушали и ловили каждое слово наставника, боясь упустить что-либо важное. В свободные минуты они тоже часто говорили о танках, спорили, спрашивали друг у друга неясные детали и даже заглядывали в казавшуюся невероятной книгу «Объект-219». Мало-помалу Родионову, да и остальным перестала казаться такой уж несчастной их участь стать танкистами. Они вскоре стали воспринимать всё иначе, во многом потому, что офицеры всячески стремились убедить новобранцев в исключительной важности танковых войск и даже в престижности подобной службы.

«Вот пехота, возьмите пехоту, – говорил Бабенко, или Кутузов, – ведь это шваль, пушечное мясо эти мотострелки! У них какая задача? Как танкисты пойдут всем навалят, разнесут всё в клочья, потом они на своих гробах осторожно поедут, опасаясь каждого шороха, и, может быть, там где-то повоюют с полуживыми врагами. Или десантура, так эти только и умеют что орать да бутылки о головы бить… Другое дело – танкист! Ведь он – основная и главная сила, наступательная элита, можно сказать! Любой командир предпочтёт иметь один танк в бою вместо роты пехоты, уж это я точно знаю!».

Первое долгожданное занятие по стрельбе из танков должно было проводиться на танковом огневом городке – ТОГе -, что лежал как раз перед полковым стрельбищем. Всему этому предшествовала невероятно плотная подготовка и муштра, благодаря которой в несколько дней танкисты в совершенстве изучили танковый пулемёт Калашникова, методику и правила стрельбы, технические данные танка и вооружения. Они вызубрили всё настолько, что могли ответить спросонья на любой вопрос после внезапного подъёма ночью. Единственным, однако, недостатком всей этой исполинской задумки было то, что новоявленные стрелки ни разу не находились собственно в самом танке. Сотни раз положения и правила повторялись офицерами, сержантами и затем курсантами, но всё обучение на том и заканчивалось. Каждый знал по описанию, где находится включатель вычислителя, но никто не предполагал и приблизительно, какой в действительности окажется обстановка внутри танка или поле для стрельбы в окуляре прицела.

Ещё одной темой для разговоров и обсуждений стало недавнее появление нового командира роты. То был старший лейтенант Алексеев, отсутствовавший по причине отпуска. Курсанты прежде не встречали его и совсем мало слышали о нём от сержантов до тех самых пор, пока не стала известна точная дата его прибытия. Алексеев был небольшого роста, плотный и как будто бесформенный. Он обыкновенно сильно сутулился, хмурился, появлялся незаметно и ступал как кошка тихо, но командовал всегда громко и чётко, с удовольствием сознавая свою власть над множеством людей. Ему было всего двадцать шесть лет, но он почти полностью облысел, лицо его было изъедено морщинами, а в глазах словно всегда угадывалось беспокойство. Прежде этот человек был командиром первого взвода, когда капитан Молотов числился командиром роты. После завершения зимнего периода обучения Молотова назначили начальником штаба батальона и место командира роты освободилось. По старшинству звания Алексеев получил должность, но прежде отправился в полуторамесячный отпуск. Сержанты говорили о нём коротко, что он несравненно строгий и требовательный, новому разнузданному поколению призывников придётся несладко, а из-за них и всем остальным.

– Это вы сейчас такие расслабленные ходите, хотя вам кажется всё строгим. Это не так, и что такое строгость вы узнаете с приходом нового командира роты, – предупреждал Авдиенко, но мало кто верил его словам.

Прошлым вечером Алексеев, одетый в гражданское, угрюмо вошёл в расположение, не обращая на себя внимания. Дневальный не сообразил, что командовать, впервые видя Алексеева и не догадываясь, кто он. Сержанты тогда сбежались в канцелярию и заискивающе приветствовали нового командира, в особенности Авдиенко с Дубовиковым, которым он прежде был прямым начальником, но тот всем отвечал холодно. Алексеев переговорил с Молотовым, затем немного с Бабенко и Кутузовым, а после удалился, больше не проронив ни слова.

– Рота, рота! Прямо! – командовал Алексеев теперь ядовито, шагая во главе строя и внимательно следя за каждым движением своих подчинённых. Когда он отворачивался, порядок в строю нарушался, солдаты незаметно перешёптывались, смеялись и дурачились.

Так продолжалось довольно долго к явному неудовольствию сержантов, шедших по дороге вне строя. Они все время делали замечания курсантам, но то не оказывало действия. Наконец беспорядок перешёл все границы, солдаты разболтались и сбили шаг, что тут же заметил Алексеев. Он тогда обернулся, сурово посмотрел на подчинённых.

– Стой! – скомандовал он злобным мерзким голосом, и бойцы замерли, не представляя, чего можно ожидать от нового командира.

Огромная растянутая масса народа, уставшая и больная, обременённая различными тяжеленными грузами, но всё же живая и радостная, теперь остановилась в отупении, а всё веселье мгновенно прекратилось.

– Ну всё, доигрались, теперь неизвестно что будет, – тотчас же послышался чей-то голос в строю.

– Кругом! – прокричал Алексеев, обнажая неровные желтые зубы. – До переезда бегом марш!

С большим трудом повернувшись, рота тяжело и лениво двинулась в обратную сторону, к переезду, до которого было около трёхсот метров.

– Вас же предупреждали, что так будет, и то ещё цветочки! – приговаривали Миронов, Авдиенко и Фоменко по очереди, умело подгоняя пинками отстающих.

Дубовиков довольно ухмылялся, толкал выбивающегося из строя нерадивого Башмакова. Башмаков, истощённый и весь мокрый, неуклюже перебирал ногами, спотыкаясь и едва не падая. Наконец, когда Дубовиков нагонял его, Башмаков сваливался в середину строя, цепляясь за все подряд. Лишь общими усилиями его удерживали на ногах, брали под руки и помогали ему бежать дальше.

Пробежка оказалась более, чем трудной, поскольку и так солдаты запыхались от скорого шага и громоздкой ноши. Алексеев командовал бежать быстрее, и ругал сержантов, чтобы те торопили новобранцев. Стоя на прежнем месте, он издалека наблюдал, как движимая тягой последнего взвода зелёная человеческая масса на переезде с шумом сталкивалась, затем неумело разворачивалась, роняя ящики, снаряжение, падая, и затем плелась обратно. Опытный офицер не отпускал своей хватки, командовал: «Строевым, марш!». Тогда задача ещё осложнялась, и бойцам приходилось тянуть носок ботинок, делать отмашку руками и держать спину ровно. Алексеев стоял весь из себя и наблюдал, как рота с усердием проходит перед ним.

– Вы, ослоёбики, будете у меня ходить нормально, или будете бегать! Я вам это обещаю! Строевым идём, я сказал! Носок тянем, голову вверх, спины прямые, ноги ровные! Ещё раз собьёте шаг, побежим обратно до полка! – кричал он, но солдаты сами старательно отбивали шаг, шли проворно и размашисто, словно и не ощущали усталости.

– Лучше уж нам пройти строевым до ТОГа, чем бежать обратно, – шутливо шептал Родионов Масленникову. Тот улыбался в ответ, но сдержанно и незаметно. Расплывшиеся в улыбках сержанты шли рядом, и Авдиенко весь сиял, словно говоря: «Надо было меня слушать!»

Танковый огневой городок, или ТОГ-18, являлся одним из учебных объектов, принадлежащих обоим танковому и пехотному полкам. Построен он был в далёкие семидесятые годы, и всё говорило о том, а в особенности выцарапанные надписи с торца строения вроде «ДМБ 78», «ТАГИЛ 79» и им подобные. Внешне ТОГ представлял собой вытянутое кирпичное здание с восемью огромными гаражами для техники, с учебными классами на втором этаже, а в середине строения с большой наблюдательной вышкой. Пятиметровые металлические ворота располагались по обе стороны вышки, сквозь них внутрь загонялась техника, и прямо из гаражей велась стрельба в огневое поле. В этих сплошных гаражах стояли шесть танков и две БМП, двигатели их были сняты, а вооружение подключалось к электросети городка. Вдали на огневом поле находились мишени, обозначающие неприятельских солдат, пулемётные гнёзда, технику противника. На расстоянии четырехсот метров от городка был на столбах натянут железный трос, по которому должна была двигаться, но уже десятилетия не двигалась, мишень, подражающая воздушной цели – вертолёту.