Наследство старого аптекаря

Когда он увидел название очередного крейсера, то вначале обрадовался, а потом вдруг помрачнел.

– Это «Эльба», – пояснил он матросу, кивнув в сторону золотых букв на борту корабля. – Мое предположение верно. Мы в корейском порту Чемульпо. – Утром японское командование предъявит нашим судам ультиматум, чтобы они до 12 часов покинули нейтральный порт. Нам надо найти «Варяг», – приказал он матросу.

– Найдем, ваше благородие, – повеселел Буров. Его радовало, что есть человек чьи приказы он будет выполнять, а то у самого бы уже голова лопнула от дум. Он и так недоумевал, как это так получилось, что они из Порт-Артура оказались в корейской Чемульпе. Ведь туда не менее двенадцати часов ходу. Если только их не проглотила чудо-юдо рыба-кит и теперь не выплюнула на другой берег. «Нет не нужно об этом думать, а то и свихнуться так недолго», – решил про себя Буров и решительно двинулся на поиски «Варяга».

Блуждая между катерами, лодками, и другими морскими судами в темноте несколько часов, наконец-то в первых лучах восходящего солнца отразились до блеска натертые золотые буквы бронепалубного крейсера и Антонов прочел на его борту «ВАРЯГЪ».

На мостике дремал часовой.

– Эй служивый, – обратился к человеку Антонов. – Падай нам трап!

– Стой! Кто идет? – встрепенулся дежурный, и направил винтовку в сторону непрошенных гостей.

– Передай командиру, что мы из Порт-Артура, принесли срочное донесение, – старался быть похожим на военного Антонов.

Через пять минут Антонов в сопровождении матроса Бурова стояли в кают-компании пред капитаном первого ранга Всеволодом Федоровичем Рудневым. Высокий подтянутый с округлой бородой и слегка лысеющий он напоминал Антонову императора Александра II, которого тот помнил по картинкам из учебников.

– Ну-с, с чем пожаловали? – обратился он к Антонову, очевидно приняв его за старшего.

– Сегодня ночью десять японских миноносцев атаковали русскую эскадру вице-адмирала Старка, стоящую на внешнем рейде Порт-Артура и торпедировали броненосцы «Ретвизан», на котором я Роман Антонов, был судовым врачом и «Цесаревич», на котором служил матросом первой статьи Василий Буров, – кивнул в сторону своего спутника Антонов. Тот в подтверждении его слов часто закивал.

– А также японцы торпедировали крейсер «Палладу». Поврежденные корабли надолго выбыли из строя, тем самым обеспечив Японии ощутимое превосходство. Еще я имею сведения, – продолжал пересказывать учебник истории о русско-японской войне Антонов, – что буквально с минуты на минуту японцы предъявят вам ультиматум, с требованием о том, чтобы крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец» до полудня покинули нейтральный порт. В случае отказа они атакуют наши суда прямо на рейде.

– Откуда такие сведения? – немного подумав и заложив руки за спину спросил капитан.

– Из достоверных источников, – уклонился от прямого ответа Антонов.

– Значит-с, война… – задумчиво закончил Руднев.

– Так точно! – вытянулся в струнку Антонов.

В дверь кают-компании постучали.

– Войдите! – приказал капитан.

– Господин капитан, разрешите обратиться? – вошел офицер отдав честь Рудневу и слегка кивнул головой Антонову.

– Докладывайте! – не поднимая глаз на вошедшего произнес грустным голосом капитан.

– Японская делегация с ультиматумом, Всеволод Федорович, пожаловала, – протянул пакет с сургучными печатями офицер.

Не распечатывая пакета, капитан обратился к доставившему его офицеру:

– Сережа, – обратился он к нему по-отечески, – пошли на «Кореец» весточку. Пусть Григорий Павлович срочно прибудет на наше судно. Незамедлительно! – строго добавил он.

– Есть! – ответил офицер и резко развернувшись на каблуках хромовых сапог направился к выходу.

– И еще, Сережа, кликни там по дороге боцмана ко мне, – добавил капитан.

Буквально через несколько секунд за дверями раздалось многоголосье по цепочке:

– Боцмана к капитану!

– Боцмана к капитану!

– Боцмана…– растворилось где-то на корабле людское эхо.

Через пару минут раздался стук в дверь кают-компании.

– Войдите! – разрешил капитан.

– Вызывали, Всеволод Федорович? – вытянулся в стойку «смирно» запыхавшийся боцман, приводя в норму свое дыхание.

– Да, Владимир Александрович, вызывал. Вот, – он указал кистью руки в сторону стоящего с Антоновым матроса, – матрос первой статьи Василий Буров с крейсера «Цесаревич», – представил он того боцману. – Будь любезен определи его к нашим матросам, прикажи коку чтобы покормил. И пригласи ко мне нашего судового врача. Думаю, в данных условиях помощь ему будет необходима. Но не прям сейчас, а минут через двадцать.

– Есть! – коротко ответил тот, и видя поникшее лицо капитана, с состраданием в голосе спросил, – разрешите выполнять?

– Да, Владимир Александрович, выполняйте, – кивнул тот.

Когда за матросом и боцманом закрылась дубовая дверь, капитан вскрыл доставленный пакет и бегло прочел его.

– Да, вы оказались правы, это ультиматум, – бросил он бумаги на стол и оперся на него костяшками пальцев. – Нужно сообщить нашим союзникам, возможно они окажут нам содействие в противостоянии, как вы считаете? – обратился он к Антонову.

– Нет, не окажут, – выдержал пронзительный взгляд капитана Роман.

– Почему? – скорее из простого человеческого любопытства спросил Руднев. Он и сам знал, что никто не вступиться за русские суда. Но хотел, чтобы еще кто-то аргументировал его догадки.

– Никому из них не нужна сильная Россия. Они видят в нас соперников, а не союзников. Так было и будет всегда, – зачем-то добавил Антонов.

– Вы очень умный молодой человек, – подошел в плотную к Роману капитан и стал смотреть тому прямо в глаза, – и очень проницательный, – добавил он, – к сожалению, не все разделяют нашу с вами точку зрения, – подытожил он и остался доволен тем, что Антонов не отвел взгляд и не опустил глаза.

– Но вы и не моряк, – резко развернулся капитан и пошел к столу. – Кто вы? – строго спросил он своего оппонента.

– С уверенностью я могу сказать только то, что я русский человек, что я патриот своей Родины, что я действительно врач-хирург, и что в моем времени меня зовут Роман Антонов, – прямо ответил парень.

– А-каково ваше время? – поинтересовался Руднев, снова заложив руки за спину.

– Мне не чем вас порадовать, господин капитан, – с сожалением в голосе признался Антонов. – Все также, как и сто лет назад. Ни Франция, ни Италия, ни Англия, ни тем более Америка так и не стали союзниками России, они до сих пор видят в нас сильных соперников.

– Сильных, это хорошо! – улыбнулся в пышную бороду Руднев. – Пусть знают, что Россию сломить нельзя! – стукнул он кулаком по столу, так что письменные принадлежность со звоном подскочили вверх. – Мне не хочется унижаться, но я обязан поставить в известность капитанов международной эскадры, чтобы нас, как обычно, не обвинили во всех смертных грехах.

– Да, время идет, а в мире ничего не меняется, – констатировал Антонов.

– Это хорошо! Я всегда знал и верил, что Россия великая страна. Русский народ достоин такой страны, – погрозил указательным пальцем капитан воображаемым врагам.

В дверь постучали.

– Войдите! – ответил на стук Руднев.

– Вызывали, Всеволод Федорович? – мягким голосом спросил судовой врач.

– Да, Дмитрий Алексеевич. Вот подмога вам пришла в виде врача-хирурга Романа…, – капитан сделал специальную паузу глядя на собеседника.

– Роман Иванович Антонов, – представился тот, и протянул руку для рукопожатия вошедшему.

– Очень рад, – искренне улыбнулся пожилой человек. – Дмитрий Алексеевич Северский, – протянул навстречу свою теплую руку доктор.

– Берите этого молодого специалиста и вводите его в курс дела, – распорядился капитан, – буквально через несколько часов у вас начнется очень жаркая пора. Не теряйте драгоценного времени. Идите…

– Слушаюсь! – выпятил грудь колесом Северский перед капитаном, а Антонову приказал указывая кивком головы в сторону дверей:

– Кругом! За мной!

– Есть! – по-военному ответил Антонов и неуверенной сбивающейся походкой отправился за врачом.

Когда за ними закрылась массивная дверь Северский-старший, так захотелось назвать своего пра-пра-прадеда Антонову, спросил:

– Вы что не военный?

– Нет, -признался тот.

– Оно и видно, что ничего вы про флот, «Ваше благородие» не знаете, – укоризненно посмотрел он на своего будущего пра-пра-правнука.

– Вы правы, ничего, – подтвердил Антонов. А мы сейчас идем в санчасть? – решил он перевести разговор на другую тему.

– Не в санчасть, а в лазарет, – поправил Северский-старший.

Антонов решил молчать, для своей же пользы.

В лазарете все было чисто и до боли примитивно. Ни тебе специальных холодильников, ни стеклянных шкафов, ни другого медицинского оборудования в виде стоек для капельниц, стерилизаторов в виде сухожаровых шкафов, ни дефибриллятора. Даже перевязочного материала было настолько мало, что у Антонова выскользнуло:

– Эта аптечка годна только для того чтобы оказать помощь при порезе пальца.

– А других травм у нас и не бывает, – пожал плечами старый доктор. – Во всех остальных случаях превалирует принцип: «Эвакуация прежде всего».

– И как вы собираетесь эвакуировать человека, например, с проникающим ранением живота? – от чего-то разозлился Антонов.

– В мои обязанности входит лишь доврачебная помощь, – тоже стал раздражаться Северский-старший. – Порезы, царапины, ушибы, даже нарывы мне лечить нечем, кроме как спиртом, – распалялся он.

– Очень прискорбно, – заметил Антонов и решил на этом замять разговор.

Пожилой доктор поняв, что Антонов больше не собирается с ним спорить, присел на краешек кушетки и скрестив руки на коленях, принял выжидательную позу.

– Где у вас находиться чистое постельное белье? – спросил Роман.

– Вы хотите отдохнуть? – спохватился Северский-старший.

– Нет, я хочу его порвать, – ответил Антонов.

Врач тяжело вздохнул, пристально вглядываясь в лицо своего нового помощника.

– Вы думаете, что я псих? – перехватил его взгляд Антонов. – Нет я не псих, я намерен спасти хотя-бы часть людей.

– От чего? – не понял доктор. – По-моему они все здоровы, я на днях проводил профилактический осмотр.

– Дмитрий Алексеевич, – взял пожилого человека за руку Антонов, – дело в том, что буквально через несколько часов, японский крейсер «Асана», начнет атаковать «Варяг», а потом к нему примкнут «Тиеда», «Нанива» и другие корабли с эскадры контр-адмирала Сотокити Уриу.

– Это правда? – заглядывал в глаза пра-пра-правнука Северский старший.

– К сожалению, это правда, – тихо похлопал руку пожилого врача Антонов.

– Все погибнут? – совсем упавшим голосом спросил он и отвернулся от Романа.

Антонов почувствовал, как его теплая рука вначале замерла, а потом затряслась, и чтобы успокоить Северского-старшего быстро произнес.

– Нет! Мы с вами не допустим этого! Мы будем спасать людей. – подбодрил поникшего доктора Антонов.

А про себя добавил: «О «Варяге» будут складывать легенды, песни, снимать фильмы. Он будет символом патриотизма и героизма русского народа. Поэтому он будет бессмертен».

– Так где же взять постельное белье? – вернул в реальность Антонов Северского-старшего.

– Так у баталера, – встрепенулся тот, – только он прижимистый и жадный. Может не дать.

– А вы ему скажите, что капитан приказал, – посоветовал Антонов. – Кстати, сколько сейчас времени? – спросил он уже у стремительно направляющегося к выходу доктора.

Тот остановился, аккуратно достал из бокового кармана пенсне нацепил его на нос, вынул из кармана брюк серебряные часы на цепочке, открыл их. Антонов услышал приятную музыку.

– Десять минут десятого, – ответил Северский-старший, и сложив так же аккуратно все в обратном порядке вновь направился к выходу.

– Спасибо, Дмитрий Алексеевич, – поблагодарил того Антонов. И тут же подумал о том, что читая исторические факты о русско-японской войне крейсеру «Варяг» осталось жить ровно восемь часов. «27 января 1904 года в 18 часов 10 минут «Варяг» ляжет на левый борт и скроется под водой. Согласно официальному документу (санитарному отчету за войну), потери экипажа «Варяг» составили 130 человек – 33 убитых и 97 раненых», утверждали летописи.

Дмитрий Алексеевич совместно с Антоновым нарвали импровизированных бинтов, подготовили необходимые инструменты и «дезинфицирующие средства», спирт, отвары трав ромашки, шалфея, зверобоя, которые к счастью нашлись в лазарете и применялись доктором для других разнообразных целей. За подготовкой время пролетело незаметно, но Антонов успел провести небольшой курс полевой хирургии для доктора. Была выработана тактика по спасению раненых, и по мере того как Антонов убедительно доносил знания современной медицины до Северского-старшего, было заметно, как меняется его отношение к молодому хирургу.

Глава 3

«Снова пропавшие»

Только Егор Рябинин приступил к работе, после болезни, как на него навалили целую кучу новых «висяков». А его начальник оперативного и следственного отделов МВД по Калининскому району Еремеев, на планерке устроил разнос всем, включая только что вышедшего Рябинина, обвинив их в том, что у него, то есть у Еремеева, которому должны по выслуге лет повысить звание, – «не отдел, а чёрт знает, что». И надо же было Рябинину вставить свое: – «в таком случае надо пойти к тому самому чёрту и допросить его, о том, что он знает, а оперативники еще нет». Начальник вначале побелел, потом покрылся красными пятнами, его пухлые губы как у сома, беззвучно похлопали, словно закачивая в его большое тело побольше воздуха, а потом обрушили на Рябинина цунами состоящее из слюней, нецензурных слов и невыполнимых заданий, типа: – «чтобы он, то есть Рябинин пошел к тому самому черту и его сожителям, и принес ему, то есть начальнику Еремееву, «волшебную палочку», пару «автомобилей скороходов» для нищего отдела, и положительные отзывы к предстоящей прокурорской проверке». На что Рябинин посетовал, – «первые два задания для него совсем пустяшные, а вот с третьим он навряд ли справится». На этом аудиенция для всех была закончена и под истошные вопли начальника, сотрудники, как мыши бросились в рассыпную, выполнять указания.

– Вот! – плюхнулись на стол Рябинина пухлые пыльные папки, – развлекайся и веселись! Завтра доложишь по всей форме. Можешь задействовать своего приятеля с хвостом и рогами, – развернулся и зашагал к выходу Еремеев.

– Есть, задействовать и доложить! – вытянулся по стойке «смирно» Рябинин.

Еремеев приостановился, видимо хотел что-то добавить, но резко передумал, зло помахав в воздухе своим толстым пальцем-сарделькой, и быстрее зашагал к выходу.

– Отлично! Значит дополнительных заданий не будет! – сел за стол оперативник и сдув пыль с первой папки развязал ее.

– На, – принес новую, еще чистую папку Серега Кузнецов, друг Рябинина и по совместительству криминалист, – в начале с этим разберись, а потом уже те «копать» будешь. Приходи ко мне в отдел на обед, жена котлеты положила с молодой картошечкой.

– Замечательно, а то я сегодня не завтракал, Алина уехала в Москву на конференцию, а дочка у тещи. Так что всю неделю я свободен, холост и голоден, – открыл принесенную другом папку Рябинин.

Папка была тощая и не вдохновляла оперативника на подвиги. Особенно когда он прочел заявление матери пропавшей девушки.

– Только не это! – взмолился он.

Опять умница, красавица, студентка вышла вечером погулять и пропала. Как будто пропавшего студента ему мало было. Ох не зря ему снился на днях сон, что Антонов прислал ему телеграмму. «Жду тебя там же…», было напечатано на старой печатной машинке. Рябинин держал в своем сне желтый листок телеграммы и думал, о том, что Антонов имеет в виду? «Я что должен пойти в лес, чтобы снова спасать мир? Только зализал раны, только все наладилось в семье, и что, снова – здорово!» Слава Богу, что прозвенел будильник и надо было собираться на работу, а то у него бы от таких дум взорвался мозг.

– Эти студенты явно сведут меня в могилу, – закончил свой философский опус Рябинин.

Кстати надо будет позвонить Антонову, решил про себя Рябинин, и принялся досконально изучать лежащее перед ним дело.

Вечером вернувшись домой и выпив чашку крепкого кофе он разработал план поиска девушки. После этого он еще долго не мог уснуть и крутился расфасовывая разнообразные версии по «полочкам и ящичкам» своего мозга.

«Вероника Кузьмина 19 лет. Студентка педагогического университета. Отличница. Спортсменка. Красавица. Жила с матерью в отдельной трехкомнатной квартире. В подозрительных компаниях замечена не была. По ночным клубам не ходила. Наркотики и алкоголь не употребляла. Парень у нее имелся, но на данный момент находился в армии на другом конце страны. Девушка по словам матери его ждала и с другими парнями «шуры-муры» не заводила, хотя поклонники были».

Рябинин почесал переносицу и продолжил размышлять.

«Влюбилась в другого и убежала с ним? – Не похоже. Мать была в курсе всего происходящего с дочерью. Та позже девяти никогда не возвращалась. Что подтверждают и соседи. Подруга у нее была одна. Но в тот злополучный день, та заболела и с Вероникой не встречалась. По словам матери и подруги, Вероника никогда гулять одна не ходила. С кем она тогда пошла? Почему ни мать, ни подруга не были в курсе? Надо в университет съездить, однокурсниц расспросить», – пришел к выводу Рябинин, а сон к нему нет.

«Хорошо, что Серега в обед накормил меня котлетами. Есть практически не хочется. Но чаю я, пожалуй, выпью», – решил Рябинин. Он снова встал, набрал в чайник воды, поставил его на газовую плиту и пошел в комнату, чтобы зарядить телефон. Там он сел на диван, зевнул, потом улегся на него и закрыл глаза. Едва голова коснулась подушки, как по комнате разлилось сначала ровное сопение, потом негромкое похрюкивание, а затем молодецкий храп.

Ему снилось темное низкое небо, которое давило на него, снились всполохи каких-то отдаленных взрывов и картины с черными елками. У елок были открыты рты они, то звали Рябинина, то в страхе кричали ему что-то. Лес был живой и страшный.

– Пора работу менять! – проснулся и произнес вслух Рябинин, услышав свист закипевшего чайника. Пришлось встать и выключить газ. Чаю уже не хотелось.

Потом он долго крутился и думал о пропавшей девушке, пока новый сон не сморил его. И опять ему снился страшный лес с орущими елками.

Спустя сутки в десять утра Рябинин был в университете где училась пропавшая девушка. Ничего нового и интересного он так и не узнал. Вероника Кузьмина была девушкой малообщительной, после занятий сразу шла домой, всю учебную неделю она жила с престарелой бабушкой, а на выходные уезжала домой. О себе практически ничего не рассказывала. Ухажеров быстро «отшивала», говорила, что у нее есть парень, что он служит в армии, и скоро должен прийти. Бабушка тоже ситуации не прояснила. Утром внучка уходила на занятия, в шестнадцать часов уже была дома, учила уроки, спала, иногда ходила в магазин или аптеку по просьбе все той же бабушки.

Рябинин позвонил в часть где служил Виталий Корейкин, парень девушки. Тот поникшим голосом сказал ему, что сам не может понять, что случилось с Вероникой. Нет они не ссорились, и буквально на днях говорили о предстоящей свадьбе. Даже с днем уже определились. Нет они планировали ее не сразу, как только Виталий придет из армии, а летом в день семьи любви и верности.

– Ника, мне говорила, что присмотрела витые колечки нам на свадьбу. Мне просто витое, а ей витое с маленьким голубым топазом… – Закончил юноша разговор, и Рябинин услышал, как задрожал его голос.

Оперативник ехал домой осознавая, что у него нет ни одной зацепки, ни одного намека, ни одной ниточки. Что делать он не знал, и потому решил пока переключиться на другие дела. «Может сама явится», мелькнула злая мысль и он прибавил газу.

– Может несчастный случай, – объяснял он Еремееву по телефону, о своей бесполезной поездке. – Лежит где-нибудь в больнице с сотрясением мозга и не может вспомнить кто она.

– Работай! – рявкнула и отключилась трубка.

– Работаю! – ответил сам себе Рябинин.

«Морги я уже все обзвонил, больницы тоже. Ни живых ни мертвых девушек за последние несколько дней в них не поступало. Если ее убили, а труп выбросили в лесу или закопали, то найдется она только весной, когда снег растает, или никогда не найдется». Размышлял Рябинин глядя на то, как крупные капли дождя превращались в кружевные снежинки на лобовом стекле его старых «Жигулей».

Машина подпрыгнула на кочке и увязла колесом в глубокой яме.

– Опять начинается! – выругался оперативник приоткрыв дверь и заглянув в наполненную мутной водой лужу. – Ну, и где ты? – обратился он к кому-то невидимому оглянувшись на заднее сидение.

Но ему никто не ответил.

– Очень жаль, что меня хорошо вылечили. Ни тебе ни Недоль, ни тебе домовых, луговых, лесовых, ни тебе леших с кикиморами. Скукота. Ску-ка-ти-ща! – громче добавил он в надежде услышать старческое – «кхе-кхе…».

Но ничего не услышал.

Тяжело вздохнув он вышел из машины под холодный мокрый дождь вперемешку со снегом. Убедившись, что без посторонней помощи ему не справиться стал голосовать.

Через минут сорок старая «Газель» вытянула его «жигуленок» из дорожного капкана и Рябинин промокший насквозь вернулся поздно вечером домой.

Очень хотелось есть, но холодильник был пустым. Егор выпил горячий кофе и съел кусок черствого хлеба с растаявшим маслом. Этот бутерброд был недоеден им больше суток назад, и теперь очень пригодился.

Приняв горячую ванну и наконец-то нагревшись Рябинин включил телевизор и уснул под «Ментовкие войны»5.

Рябинин шел по узкой тропинке за околицу, он был тут в «прошлой жизни», и знал куда она ведет. Торопился, очень боялся не успеть…

Резко зазвонил телефон, и тот от неожиданности подпрыгнул на диване.

– Что опять там? Кому не спиться? – еще не нажав на кнопки телефона, стал задавать он себе вопросы.

– Рябинин! Пулей в отдел! – не дожидаясь сонного «алло», – приказала трубка голосом Еремеева.

– Е-сть! – еле разлепляя глаза нехотя ответил оперативник.

В кабинете начальника сидел дежурный следователь и высокий худощавый мужчина лет сорока пяти.

– Разрешите войти?! – обратился по форме Рябинин.

– Входи! – резко махнул рукой в сторону стула Еремеев.

– Вот Михаил Юрьевич, это наш лучший оперативник Рябинин Егор Александрович, – официально представил он его мужчине в штатском.

– Вчера вы были другого мнения обо мне, и премию мне не дали, товарищ майор, – съязвил Рябинин.

– Закрой рот и сядь! – сквозь зубы шепотом процедил Еремеев, чтобы никто кроме Рябинина его не услышал.

– Не обращайте внимание на него Михаил Юрьевич, он у нас любит пошутить, – повернулся Еремеев, как избушка на курьих ножках – к Рябинину задом, к гостю передом. И за его широкой спиной оперативник увидел сжатый увесистый кулак.

Рябинин понял по этому общепринятому жесту, что в полемику лучше не вступать, и что человек в штатском большая «шишка». И что ему Рябинину сейчас поручат какое-то «очень важное или деликатное дело», и возьмут на «особый контроль». А это, Рябин знал по своему опыту, очень плохо для него.

– Егор Александрович, – без всяких предисловий и не обращая внимание на набравшего полную грудь воздуха Еремеева, приготовившегося вставить свою напутственную речь оперативнику, – начал мужчина, – дело в том, что у меня пропала дочь, – сложив пальцы рук домиком стал ходить по кабинету мужчина.

Еремеев со вздохом, как воздушный шарик, выпустил набранный в легкие воздух и как обиженный ребенок плюхнулся на стул. Сделал заинтересованное лицо и стал в такт рассказчику кивать головой соглашаясь и одобряя каждое его слово.

– Сегодня утром, – взглянул на часы мужчина (было два часа ночи) – извиняюсь, уже вчера, – одернул он рукав пиджака, – она ушла из дома на учебу и до сих пор не вернулась. На телефонные звонки не отвечала. Я пробил по биллингу местонахождение телефона, но он оказался дома на тихом режиме. То есть она не взяла его специально, она которая не расставалась с ним ни на минуту. Вы же знаете современную молодежь?

Еремеев кивнул, а мужчина продолжил.

– Я обзвонил всех учителей, репетиторов, тренеров, никто ничего не знает. Лиза ушла после второго урока, сказав учительнице, что у нее болит голова и она просила меня ее забрать. Но она мне не звонила, и забирать я ее не собирался. У меня нет от дочери ни пропущенных, ни непринятых звонков.

Еремеев вновь сочувственно кивнул.

– Она не звонила и моему водителю, иногда, когда я занят, он забирает ее из школы, – продолжал убитый горем отец. – Она не звонила жене, ни нашей домработнице. Никому… Понимаете? Никому!

Еремеев понимающе кивнул.