– Соседи! – торжественно произнес он. – Сегодня мы с вами собрались в этой хате, по случаю геройского возвращения с войны нашего односельчанина Василия Бурова. Он указал рукой в сторону поникшего хозяина. – Мне очень жаль, что мы встречаем его с печалью. Но герой не заслуживает такой встречи! Мы все понимаем, что в этой семье большое горе, но с другой стороны и большая радость. Твой муж Катерина вернулся живой! С руками и ногами, с головой, с боевой наградой. Сегодня мы собрались здесь, чтобы выпить за его здоровье! За его героизм! За тебя Василий! Степан протянул в середину стола руку с рюмкой и все облегченно вздохнув тоже встали и начали чокаться.
– Будь здоров, Василий!
– За тебя, сосед!
– Здоровья тебе!
Слышались заздравные возгласы людей, собравшихся за столом.
Выпили, закусили. Потом все стали задавать волнующие их вопросы. Деликатно обходя темы связанные с пропажей дочери. Мужики спрашивали о войне, о потерях, о том, какие разговоры ходят между матросами. Не будет ли войны с немцами? Женщин больше интересовал сам подвиг русских моряков, и то как выглядят японцы, как они живут, чем занимаются?
Антонов сидел в углу возле теплой печки и думал о том, как все-таки важно не терять свои корни. Он завидовал этим простым крестьянам, которые пришли встретить соседа с войны. Завидовал тому как неспешно они ведут беседы, как соблюдают субординацию, как уважительно относятся друг к другу. Как тактично, на интуитивном уровне они стараются отвлечь семью от горя и как многому у них можно поучиться.
«А нам на уроках истории говорили, как плохо жили наши предки», стал размышлять он. «Да, достаток скудный, нет разносолов в виде «вредной пищи», зато никто никуда не спешит. Люди наслаждаются общением друг с другом. У них не заняты руки и мозг разными гаджетами, как в современном мире. Они искренне радуются и также искренне огорчаются. Счастливое все-таки было время».
– Я хочу вам представить, своего можно сказать боевого друга, товарища, -вывел из приятного оцепенения Антонова хозяин. – Без него, честно сказать, мы сегодня бы с вами не собрались. Потому что этот человек спас меня. Благодаря ему я жив, и стою перед вами. Он доктор. Знаете ли вы скольким матросам и командирам он спас жизнь?! А сколько благодаря ему, вернутся домой не калеками, а с руками и ногами. Знаете, почему?! А я скажу вам, этот человек пришил им их оторванные руки и ноги. Многих, как меня, он вернул с того света, – закатил глаза к потолку Василий. – И сейчас я хочу выпить за здоровье моего спасителя, Романа Ивановича! За тебя дорогой! Будь здоров! – Поднял наполненную рюмку он.
Все встали и чокнулись.
– За здоровье доктора!
– За доктора!
– Будь здоров, Роман Иванович!
Загудел перебивая друг друга стол.
– А знаете, сколько осколков этот человек вынул из моего покалеченного тела? – продолжал Василий. Он достал из-за пазухи кисет и со звоном высыпал на тарелку горсть разнокалиберных осколков, которые Антонов подарил ему на память, после операции. – Восемнадцать! – сам ответил он на свой вопрос.
– И где же они у тебя были? Может в срамном месте? – решил кто-то пошутить.
Соседи засмеялись. А Буров расстегнул ворот и снял с себя чистую рубаху оставшись в одних штанах.
– Ох!
– Ой!
– Ужас!
– Это как же?!
Послышалось со всех сторон, когда люди увидели еще темно-бордовые рубцы по всему животу Василия.
– За доктора!
– За кудесника!
Вновь зазвенели наполненные самогоном рюмки. Потом пили за потопленный «Варяг», за погибших и раненых, потом снова за здоровье Антонова и Бурова. Сначала Роман пытался контролировать степень выпитого своим пациентом, но тот вышел из-под контроля, потому что и самого доктора развезло с дороги так, что он без памяти уснул в углу облокотившись на печку и не видел кульминации.
Народ из гостей выходил радостный, удовлетворенный, с песнями и плясками под гармошку.
Утро для Антонова и Бурова началось с головной боли. Жена Василия отпаивала их капустным рассолом и горячим куриным бульоном, который принесла внучка бабы Клавы.
«Все-таки душевные раньше были люди», – в который раз убедился Антонов. «Не то что сейчас. Сидят каждый в своей квартире, за семью замками. И даже не знают, как зовут соседа на одной лестничной клетке».
– Эй, Василий! – раздался чей-то зычный голос ближе к обеду, – Где твой доктор?
– Чего тебе? – полушёпотом спросила Катерина и замахала на него полотенцем. – Спят они. Вчера навечерялись, устали, а ты орешь как оглашенный.
– Поди подымай, – зашептал теперь тот.
– Зачем? – выталкивала она непрошенного гостя за ворота.
– Там, кабан Петровича порвал. Кишки наружу. Вот-вот Богу душу отдаст. Так что зови доктора! – упирался пришедший, снова переходя на громогласную речь.
– Кто там? – услышал возню во дворе Антонов и вышел на крыльцо.
– Да, сосед это наш, вас требует. – Измерила строгим взглядом пришедшего Катерина. – Говорит, что друга его кабан порвал на охоте.
– Спасай, ваше благородие! Помирает Петрович… – Стал уговаривать сосед доктора.
– Да, конечно! Пойдемте! – сбежал с крыльца Антонов и пошел за соседом.
Осматривая Петровича, Антонов ругал себя за вчерашний вечер, за то, что позволил себя споить. И что теперь ему было плохо, а запах крови мутил его, подгоняя тошноту к самому горлу.
– Так! Быстро кипяток, нитки, лучше шелковые, иголку большую и пусть сумку мою принесут. – Пытался он взять себя в руки. – На стол его положите. Свет! Побольше света!
Спустя несколько часов, когда операция удачно была завершена, Антонов чувствовал себя разбитым корытом, перед которым сидит старуха и сетует на «золотую рыбку». Теперь он опять ощутил приступ тошноты и головной боли. До конца дня Роман не отходил от раненого, следил за температурой и общим состоянием. Потом убедившись, что кризис миновал он пошел домой, наказав при этом домочадцам Петровича, чтобы при малейшем ухудшении состояния пациента, немедленно его позвали.
Выпив на ночь травяного чая, который заварила жена Василия, Антонов крепко уснул, его наконец-то перестал бить озноб и прошла головная боль. Под утро он видел сон, в нем Тоня была жива и с ним разговаривала:
– Как ты теперь? – спрашивал он ее.
– Я теперь ангел, – улыбалась она. Я спасаю людей. У меня ответственная работа.
– Разве ангелы работают? – поинтересовался Роман.
– Конечно. У них тяжелая работа. Они все время на чеку. Это труднее чем быть врачом на земле, – снова улыбнулась его сестра.
– Я думал, что ангелы отдыхают, – хотел потрогать ее волосы Антонов. Но не почувствовал их.
– Нет, они оберегают людей от необдуманных поступков, направляют их туда, куда нужно. – Протянула она ему свою руку.
– И у всех людей есть свой ангел? – спросил он девушку.
– Конечно! Все люди нуждаются в помощи, – провела она рукой по его давно небритому лицу.
– И у меня он есть? – закрыл в своем сне Антонов глаза, от переполняющей его нежности.
– Нет! У тебя нет! – поцеловала она его в заросшую щеку. – Ты сам ангел! Колючий…
– Смешно. Колючий ангел, – повторил он ее слова и хотел поймать ее руку. Но опять не ощутил ничего. – Я бы хотел, чтобы у меня тоже был свой ангел…
– Хорошо, я буду твоим ангелом, – прижалась она к нему всем своим телом.
– Ангел, колючего ангела. Смешно…
Глава 9
«Расследование»
Когда наконец туман рассеялся, Рябинин вновь увидел тонкую иву, но не нашел егеря. Он подождал около часа своего спутника и потеряв всякую надежду на его возвращение, пошел в ту сторону, которую тот указал ему на кануне своего исчезновения. К вечеру он услышал лай собак и увидел небольшую деревушку.
– Добрый вечер! Окликнул он мужика в холщевых штанах и грязном ватнике, который рубил дрова во дворе.
– А с чего ему быть добрым? – нехотя отозвался тот и стал разглядывать незваного гостя.
– Извините, что побеспокоил вас, но я заблудился в лесу, и не знаю, как мне найти дорогу в Ежовку? – вежливо стал «зондировать почву» Рябинин.
– Да тут, поблизости нет никакой Ежовки! – повернувшись к Рябинину спиной и подняв с земли березовое полено, стал устанавливать его на пень мужик в ватнике.
– А до Латуринска далеко? – не отставал от того оперативник.
– Долече… – рубанул по полену мужик, и оно раскололось на две части. – Верст сто будет.
– А не подскажите, как мне туда добраться? – почесал заострившийся нос Рябинин.
– Верхами, али на повозке, как же еще? – усмехнулся мужик в рыжие усы, и поднял одну половинку березового полена.
– А где можно раздобыть этот транспорт? – надоедал мужику своими вопросами оперативник, у которого не было другого выхода.
– У меня лошадь украли, я тебе не помогу, – рубанул половинку полена мужик, и та разлетелась еще на две части.
– Давно украли? – проявил профессиональный интерес Рябинин.
– Вчера вечером была, а сегодня утром уже нет, – разрубил другую половинку полена тот. – А мне поле пахать надо, озимую пшеницу сеять пора. Как я теперь без лошади? У меня шесть ртов, мне их кормить надо.
– Давай я найду твою лошадь, а ты меня отвезешь в Латуринск, – перешел на «ты» Рябинин.
Мужик подошел ближе, и стал внимательно рассматривать оперативника.
– А ты кто такой? – спросил он глядя в глаза Рябинину.
– Я оперативный сотрудник уголовного розыска Егор Рябинин, – представился тот.
– А а-а?! – протянул мужик. – И документики имеются?
– Имеются. – полез во внутренний карман Рябинин за удостоверением. – Скажи любезный, какой сегодня день недели? А то я потерялся во времени, бродя по лесу.
– 20 сентября, вторник 1904 года от Рождества Христова, – прищурился мужик не сводя глаз с оперативника. – Странный ты какой-то. Одёжа на тебе не нашенская. Ты часом не из дворян будешь, ваше благородие? – стал рассматривать странный документ в руках Рябинина с цветной фотографией и гербовой печатью в красных корочках.
– Из них, – притворился Рябинин сообразив теперь, что зря показал мужику свое современное удостоверение.
– Иван Еремеев, по батюшке Семёнович буду, – отрапортовал тот.
«Здесь мне еще этих Еремеевых не хватает», – подумал про себя Рябинин. «Как будто мне начальника моего мало», а в слух спросил:
– Так, что отвезешь меня в Латуринск?
– Так точно, ваше благородие! Если лошадь сыщется. От чего ж не отвезти, – стал теперь заискивать перед оперативником тот.
– Тогда показывай место преступления, – преступил к расследованию Рябинин.
– Чего показывать? – не понял потерпевший.
– Где у тебя лошадь вчера стояла, а потом пропала, – пояснил оперативник.
– Да там у овина и стояла, – пошел на задний двор Иван Еремеев, приглашая с собой Рябинина.
– Давно у тебя эта лошадь? Какой она масти? – опрашивал оперативник потерпевшего.
– Да я Ласточку из жеребенка вырастил. Молоком поил из соски. Мать ее померла при родах, старая кобыла была. И на сей момент ей четыре года уже. А масть ее гнедая.
– Гнедая, это коричневая? – уточнил Рябинин.
– Рыжая, – поправил Еремеев.
– А какие-нибудь особые приметы у нее были? – стал разглядывать место, где стояла лошадь Рябинин.
– Чего? – снова не понял хозяин лошади.
– Ну, там пятно родимое? Грива какая-нибудь приметная или хвост? Хромая может на одну ногу? – приводил примеры особых примет Рябинин.
– Кобыла, как кобыла, без всяких примет, – почесал затылок Иван Еремеев.
Рябинин наклонился и стал рассматривать утоптанную лошадью землю. Один след на его счастье был в стороне и на нем был явный отпечаток треснувшей подковы.
– Подковы у твоей лошади были целыми? – спросил он потерпевшего.
– Да! На прошлой неделе поменял, – уверенно кивнул тот.
– А до того, как поменял, были целые? – не отставал оперативник.
– Нет, на задней правой была трещина, – вспомнил Иван.
– Менял у кого? – вытащил из сумки записную книжку и шариковую ручку Рябинин и стал зарисовывать отпечаток копыта лошади с треснувшей подковой.
– Так у кузнеца, у Фильки, – с удивлением рассматривал художества оперативника он.
– Кого-нибудь сам подозреваешь? – закрыл записную книжку Рябинин.
– Чего? – снова не понял потерпевший.
– Ну на кого-нибудь думаешь, что он мол мог украсть? – снова принялся объяснять Ивану термины сыскного дела Рябинин.
– Да на полдеревни думаю, – крепко выругался тот и сплюнул. – Васька Хорин, всю жизнь мне завидует. Илья Попов взъелся на меня за то, что я у него Анфиску, невесту его увел, жену мою, стало быть. С Петькой Шатровым у меня с детства война. Я уж не говорю об этих братьях оборванцах Титовых, которые работают у меня на поле. Живут за мой счет, а при удобном случае всякому меня поносят. Что я мол их обдираю как липку, денег не доплачиваю. Дармоеды-лодыри. Деньги пропьют промотают, а потом опять вынь да положи им.
– Значит, врагов и недоброжелателей у тебя полдеревни? – сделал вывод оперативник. – А дождь давно был? – теперь он стал рассматривать следы у задней калитки.
– Да на кануне и был, за день до того, как кобылу увели, – ходил вслед за Рябининым потерпевший.
Оперативник прошел вдоль забора, у калитки остановился. Посмотрел на ноги Ивана, тот был в кирзовых сапогах. За калиткой был хороший отпечаток чьего-то лаптя. Рябинин отломил веточку от рябины и измерил след.
– А собака у тебя есть? – спросил он хозяина пропавшей лошади.
– Да, волкодав, злющий, сейчас он на цепи в овине сидит, а на ночь мы его выпускаем. Волки из лесу, могут скот подрать: корову, овец. Лисы – курей подушат, – махнул рукой в сторону сарая Иван.
– Значит собака ночью была отпущена. Кто-то вошел, спокойно вывел лошадь и куда-то ее дел? Куда? – задавал наводящие вопросы Рябинин потерпевшему.
– Кабы я знал? Так она бы уже у меня дома была бы. А тот, кто ее украл, покалеченный был бы, – погрозил увесистым кулаком Иван кому-то воображаемому.
Еще раз обойдя забор теперь с внешней стороны Рябинин остановился у дуба, растущего около калитки. Влез на него и заглянул во двор Ивана. С него хорошо просматривался и овин, и дом, да и весь двор был как на ладони. Когда оперативник слазил то зацепился за сухой сук, и обнаружил на нем клочок грубой ткани. Затем он вернулся к следу от лаптя, вновь вынул блокнот с ручкой что-то записал и зарисовал оставленный след. Туда же в блокнот вложил клочок ткани снятый с ветки дуба.
– А сама лошадь не могла уйти? – спросил оперативник.
– Нет, не могла. Она привязанная была, я ее сам привязывал с вечера. Потом с наружи петля весит. Она ее скинуть не могла. И тем более со двора ей не уйти, калитка заперта была с внутренней стороны. Как так они ее увели, и калитку за собой заперли? – недоумевал Иван.
– Очень просто, – решил продемонстрировать Рябинин.
– Тот, кто хорошо знал твою лошадь и собаку влез на дерево и ждал, когда вся твоя семья будет крепко спать. Затем он спокойно спустился вот здесь, – Рябинин снова влез на дерево и по ветке добрался до забора, влез на него и спрыгнул оказавшись во дворе потерпевшего.
– Он спокойно отвязал лошадь, открыл калитку и вывел ее на улицу, – прокомментировал он свое действие хозяину.
– Затем злоумышленник, вдел в засов конопляную веревку (Рябинин вынул несколько ниток, оставшихся на засове от веревки, и тоже поместил их в свой блокнот), – вот в это отверстие, и закрыв за собой калитку, вот таким способом закинул засов на место. – Оперативник вдел в то самое отверстие шнурок своего кроссовка и продемонстрировал Ивану, как легко можно закрыть засов с внешней стороны.
– Ловко, однако! Я бы не додумался, – почесал затылок хозяин пропавшей лошади. – Так где ее теперь искать?
– А где у вас лошадей продают? – поинтересовался Рябинин.
– Так на ярмарке в воскресенье, – ответил тот. – Или цыганам уводят.
– А цыгане далеко? – обтряхнул свои запачканные джинсы оперативник.
– Так у соседней деревни табор их вторую неделю стоит. По выходным они представления показывают чудные. Фокусы там разные, еще по канату ходят, а еще пацан там у них гуттаперчевый, без костей, такие кренделя выписывает. Позавчера сам видал, – заверил он Рябинина.
– Ну, что ж отлично! Значит до воскресенья они еще будут там? – уточнил оперативник.
– А, то. Цельный месяц будут. Тока канаты свои натянули, да шатры поставили. Не с руки им, каждую неделю с места на место кочевать, – успокоил он Рябинина.
– Тогда пойдем, ты меня покормишь чем-нибудь, а я завтра верну тебе лошадь. А то темно на улице уже, ничего не видно, а я с самого утра ничего не ел, – пожаловался Ивану оперативник.
– Пойдем в хату, – пригласил тот его.
В действительности у Ивана было не шесть ртов, а семь: жена, две дочери, три сына, а седьмым ртом оказался, очень знакомый Рябинину рыжий кот. Который весь вечер наблюдал за ним зелеными глазами.
– А кот этот давно у вас живет? – поинтересовался оперативник после сытного ужина.
– Да приблудился несколько дней тому назад, – погладила кота, жена Ивана. Дети просили оставить. Красивый ведь, – гладила она его своими пухлыми пальчиками за ушами.
«Я так и думал. Кот здесь, жди беды», – мысленно произнес Рябинин, а вслух добавил:
– Спасибо за вкусный ужин, – поблагодарил он хозяйку. – Где можно лечь? Устал очень.
– В горнице на сундуке я вам постелила, ваше благородие, – улыбнулась она Рябинину.
– Спасибо. Пойду лягу, – пошел в соседнюю комнату тот.
Как только голова коснулась мягкой подушки, Рябинин тут же уснул. Сегодня ему снились кони: вороные, белые, серые в яблоках, которые скакали по цирковой арене, на одной из них гнедой, важно, как заправский жокей, восседал рыжий кот и нагло щурился…
Утром Рябинин проснулся от возни во дворе. Мычала корова, блеяли овцы, лаяла собака. Хозяйка раздавала поручения старшим детям: кому принести сена, кому натаскать воды, кому растопить печь, а сама она пошла доить корову. Иван тоже был занят – он рубил дрова, Рябинин определил это по доносившемуся знакомому звуку.
Через полчаса хозяйка позвала всех к завтраку. Пили парное молоко с куском ароматного ржаного хлеба.
– Ну, что Иван идем в соседнюю деревню? – предложил хозяину Рябинин.
– Зачем? – удивился тот.
– Как зачем? За лошадью! – напомнил тот.
– А с чего ты взял, что она там? – почесал затылок огромными пальцами-сардельками Иван.
Рябинин улыбнулся, глядя на его руки. Они были очень похожи на руки его начальника. Такие же большие и пухлые.
– Ну, как с чего? – начал объяснять Рябинин, свои умозаключения, связанные с расследованием. – Ты же сам сказал, что лошадьми торгуют по воскресеньям на ярмарке, или продают цыганам. Кстати сколько стоит твоя лошадь?
– Рублев семьдесят, не меньше, а в хороший день, так и все семьдесят пять, можно было выручить, – с сожалением вздохнул тот.
– Вот так цены?! – искренне удивился оперативник. Он вспомнил, сколько стоит хорошая породистая лошадь в его время, и спросил просто так ради интереса:
– А сколько стоит бутылка водки?
– Ты про какую спрашиваешь? Красноголовка в лавке 40 копеек стоит, – со знанием дела ответил Иван.
– А что еще какая-то есть? – почесал кончик носа Рябинин.
– Белоголовка. Вот то водка, так водка, слеза, а не водка, двойной очистки, – облизнулся Иван. Пьешь и душа радуется, а еще с хрустящим огурчиком, да с сальцом, да с зеленым лучком… Проглотил громко слюни Иван. – Та дорогая зараза, – 60 копеек за бутылку.
– А икра черная? – в шутку спросил Рябинин.
– Высшего сорта? – взглянул тот на Рябинина, – очень дорогая – 2 рубля 80 копеек за килограмм. Третьего подешевле – 80 копеек.
– Здорово! – с завистью вздохнул Рябинин.
– Чего здорово? Дороговизна одна. Хорошо хоть хозяйство есть, а то голодали бы детишки. Вон двоюродный брат в городе на фабрике работает, в бараке живет, двадцать рублев зарабатывает. И то у него заработок хороший, он мастер великий, а у других и того меньше. Как жить? – начал жаловаться на жизнь Иван. – У него тоже четыре рта и все девки. Замуж никто не берет бесприданниц. А старшой уже двадцать второй год пошел…
– Ладно, – перебил его оперативник, – идем к этим братьям Титовым кажется?
– На кой ляд мне к ним идти? – не понял Иван.
– Спросим кому они лошадь твою продали? – пояснил Рябинин.
– А откуда ты знаешь, что это они? – с недоверием посмотрел на оперативника тот.
– Пошли, по дороге расскажу, – направился к воротам Егор.
Шли недолго, за поворотом третья хата с права, с перекошенными ставнями и облезлой камышовой крышей и была «пентхаусом» братьев Титовых. Из хозяйства были только две курицы с петухом и хромой пес, который поднял лай, как только Рябинин с Иваном показались на дороге.
– Васька! Кузьма! – позвал братьев хозяин пропавшей лошади. – Где вы дармоеды?! Подите сюды, дело есть!
С заспанными глазами и свежим перегаром выкатился из избы один из братьев:
– Чо надо? – забегали его маленькие глазки переходя с Ивана на Рябинина. – Какое такое дело? Занятые мы сегодня!
– Хто тама? – послышался другой голос из избы.
– Добродетель наш явился, на работу хочет позвать, – обернувшись к двери отозвался первый.
– Ты Васька не артачься, а поди сюды! Коли тебе наше благородие велит, – напирал Иван.
Из избы пошатываясь вышел Васька.
Братья были разные: Василий был худой, высокий с копной рыжих спутанных волос, Кузьма темно русый, невысокий с небольшим выпуклым животом и глубокими залысинами.
– Ну, сказывай, чо приперся? – обратился он к Ивану.
– Кому лошадь продали? – переключил разговор на себя Рябинин.
Кузьма скосил свои маленькие глазки в сторону брата и парировал:
– Какую лошадь, господин хороший? Никакую лошадь в глаза не видывали…
– А лошадь такая: – стал описывать пропажу оперативник, – гнедая, по кличке Ласточка, примет особых не имеет, разве что подковы новые.
– Не брали мы ни какой лошади, – стал оправдываться смекнувший в чем дело Василий. – Вот те крест! – перекрестил он свое голое пузо.
– Зря Бога гневишь, – не поверил ему Рябинин. – Все улики против вас.
– Х-х-то, против? – зычно икнул Кузьма.
– Улики, – повторил оперативник. – Первая, – начал он загибать пальцы, – на что пьем, гуляем?
– Ты-к-к это… – стал усердно думать Кузьма, так что на его лбу появились маленькие капельки пота, – именины справляем… – Не придумал он ничего лучше.
– А что пьем? Разрешите посмотреть, – направился Рябинин прямиком в хату, отодвигая стоящего в проходе Василия. А про себя подумал: «здесь я лицо неофициальное, а они наверняка о санкции прокурора ничего не знают, жалобу не напишут».
На столе стояла недопитая бутылка водки, рядом в миске лежала квашенная капуста, шмат подтаявшего сала, хлеб, непочатая баночка леденцовых конфет. «Монпансье» прочел Рябинин на ней.
– На сладенькое потянуло? – с пониманием взглянул он на жестяную баночку.
Под столом валялись еще три пустые бутылки из-под водки и жирная оберточная бумага. Рябинин поднял ее двумя пальцами поднес к лицу и как пес понюхал.
– Рыба копченая, – определил он по запаху съеденный братьями деликатес, ранее завернутый в бумагу.
– Иван, посчитай на сколько денег потянет это пиршество? – обратился Рябинин к хозяину пропавшей лошади.
– Рубля на три с полтиной, – оценил тот.
– Это хорошо! – улыбнулся оперативник. – Что все не потратили, а то как цыганам долг за лошадь возвращать будите?
– Какую такую лошадь? – бегали испуганные маленькие глазки Кузьмы.
– Гнедую, по кличке Ласточка, – снова спокойно повторил Рябинин, и загнул второй палец:
– Улика вторая, – поднял он лапоть лежащий у печки. Достал из внутреннего кармана блокнот, вынул из него веточку рябины и зарисованный рисунок лаптя. Размер и рисунок совпали. – Отпечаток этой обуви был оставлен преступником, который спрыгнул с забора во двор потерпевшего. Рисунок идентичен, размер обуви тоже. Показал Рябинин свой рисунок и подошву лаптя Василию, чьи ступни были длиннее и уже стоп брата. Из чего тот сделал вывод, что лапти принадлежат именно ему.
Василий замотал головой.
– Не… – не успел он закончить фразу.