Гомеопатия в вопросах и ответах
• А аллопатия гомеопатам чем помешала? Жили бы себе спокойно бок о бок. Ганеман объяснил, почему вредно аллопатическое лечение, которому он противопоставил гомеопатическое?
В § 61 «Органона» Ганеман постулировал, что аллопатическая медицина не в состоянии дать больному излечение, в то время как на это способна гомеопатия: «Если бы врачи могли осознавать прискорбные результаты антагонистического использования лекарств, то они давно бы пришли к великой истине, что подлинно радикальное исцеляющее искусство должно основываться на принципах, совершенно противоположных антипатическому лечению симптомов болезни, они бы узнали, что антагонистическое лекарственное воздействие на симптомы болезни… сопровождается лишь временным облегчением, и безусловным обострением по его завершении. Противоположно этому, гомеопатическое использование лекарств в соответствии с подобием симптомов должно вызывать окончательное и совершенное излечение, если при этом, вопреки привычному назначению больших доз лекарств, будут назначаться их мельчайшие дозы».
В «Органоне» Ганеман объясняет, что любое лекарственное вещество производит на организм два вида действий, первичное и вторичное. Первичное – это когда лекарство влияет на жизненную силу (о ней и о ганемановском объяснении механизма гомеопатии мы будем говорить в главе «Гомеопатия и наука»), а та пассивно это влияние воспринимает. Например, слабительное лекарство вызывает стул, а гипотензивный препарат понижает артериального давления. Вторичное – когда жизненная сила активно отвечает на это воздействие, и вот здесь-то перед нами главное отличие аллопатии от гомеопатии. В ответ на аллопатическое лекарство вторичное действие – это противодействие, возвращающее организм в состояние, бывшее до приема лекарства (к запору или гипертензии, если брать примеры выше), а в ответ на гомеопатическое лекарство – излечение[17].
Вот как описывает это вторичное действие жизненной силы Ганеман: «Она… пробуждается и вызывает (а) состояние здоровья прямо противоположное, если таковое существует в природе… произведенному на нее воздействию, тем более сильное, чем сильнее было это воздействие… искусственного патогенного или лекарственного агента, и в соответствии с собственной энергией, или же (б), если в природе не существует состояния, прямо противоположного первичному действию, она пытается лишь избавиться от его последствий, то есть своей превосходящей силой устранить нарушения, обусловленные внешним (лекарственным) воздействием и восстановить свое нормальное состояние…» (§ 64)
Что это означает? После того, как кончилось действие слабительного, запор еще более усиливается. После того, как закончилось действие гипотензивной таблетки, давление возрастет вновь, при этом нередко до цифр более высоких, чем те, которые были до приема. Чтобы преодолеть вторичное действие жизненной силы, требуются все бо́льшие дозы аллопатических препаратов, вызывающие нужное больному первичное действие, и выбраться из порочного круга лекарство-болезнь-лекарство становится невозможно.
Кроме того, аллопатические лекарства, будучи неподобными заболеванию по своей природе, создают новые болезни: «К естественной болезни, подлежащей лечению, добавляются… благодаря постоянному повторению… неподходящих лекарственных средств, новые, часто очень длительные, болезненные состояния, соответствующие природе этого средства. Они постепенно сливаются с исходным старым заболеванием (которое они не могли излечить на основании подобия действия, то есть гомеопатически) и осложняют его, добавляя к старой болезни новое, несходное искусственное хроническое заболевание, и ставя тем самым пациента перед лицом уже двух, а не одной, болезней, существенно отягчая его состояние и делая лечение очень трудным, часто почти невозможным» (§ 41).
Суммирую: аллопатическое лечение в основе своей противоестественно и не может привести к излечению. Оно направлено на борьбу с отдельными беспокоящими пациента или врача симптомами, и при лечении хронических болезней так же разумно, как попытка починить мигающую лампочку вместо устранения скачков напряжения в сети, из-за чего она и мигает.
• А гомеопатия…
…Как раз и стремится устранить эту причину, приведя в порядок жизненную силу. Теперь вам понятно фундаментальное различие в подходах гомеопатов и аллопатов. На основании своих теоретических представлений, гомеопаты считают аллопатов вредителями, систематически разрушающими здоровье доверившихся им пациентов, поэтому совместная работа тех и других возможна лишь в особых условиях, когда аллопаты оказывают только экстренную помощь. И в современном мире это чаще всего мы видим в Индии и Пакистане. В отношении лечения хронических болезней сотрудничество практически исключено. Конечно, сегодня арсенал аллопатии, по сравнению со временами лечения ртутью, рвотными, нарывными и слабительными лекарствами и клизмами, приводившими в ужас Ганемана и всех здравомыслящих людей, кардинально изменился, но принципы, на которых она основана, измениться не могут. Гомеопатия обязана держаться в стороне от аллопатии.
• Может ли аллопатия и для гомеопатов пригодиться?
Конечно. И сам Ганеман признавал, что при определенных состояниях у жизненной силы просто нет времени отреагировать на гомеопатическое лекарство и перестроиться, смертельную опасность надо устранить немедленно любыми имеющимися средствами, в первую очередь аллопатическими. «Только в самых неотложных случаях, когда угроза жизни и надвигающаяся смерть не оставляют времени для проявления действия гомеопатического средства – не только часов, но даже и четверти часа или нескольких минут, при внезапных несчастных случаях со здоровыми до этого людьми – например, при асфиксии и замирании жизни вследствие удара молнии, удушения, обморожения или утопления и так далее – допустимо и разумно во всех подобных случаях в качестве предварительной меры стимулировать раздражимость и чувствительность (физическую жизнь) при помощи паллиативных средств, несильными электрическими ударами, например, или клистирами с крепким кофе, стимулирующими запахами или теплыми обертывающими с постепенным повышением температуры и так далее» (прим. к § 67 «Органона»).
• Как относится к гомеопатии религия?
Нейтрально или положительно. Гомеопатия не имеет отношения к духовной жизни человека, это всего лишь оригинальная терапевтическая система, в основе которой лежит отличная от общепринятой теория о взаимоотношениях между болезнью и лекарством. В ней нет никакого сакрального, доступного лишь для узкого круга посвященных, знания, никогда не было секретной литературы. Любой человек может прочитать книги, статьи и письма основателя гомеопатии или лучших гомеопатов прошлого и современности, изучить ее и применять на практике, и для этого он не должен принадлежать к какой-либо конфессии или придерживаться особого этического учения. Гомеопатию практикуют или ею пользуются мусульмане в Иране и Пакистане, индусы и сикхи в Индии, буддисты в Японии и Таиланде, католики в Испании, Италии и латиноамериканских странах, лютеране в Германии, англиканцы в Великобритании, евангелисты в США, православные в России, Украине, Греции и Болгарии, иудеи в Израиле и, разумеется, атеисты по всему миру.
Об особой роли, которую православное духовенство сыграло на рубеже XIX и XX веков в укреплении и распространении гомеопатии в Российской империи, я скажу подробнее в главе об истории российской гомеопатии.
Законы гомеопатии
1. Подобие
• Так каким образом Ганеман от невнятного объяснения переводимого им Куллена пришел к выводу о том, что существует какой-то закон?
Об этом мы узнаём из примечания, которое Ганеман написал к своему переводу этого объяснения: «Однако примите в соображение следующее: вещества, которые вызывают известное подобие лихорадки (очень крепкий кофе, перец, арника, игнация, мышьяк), унимают типичную перемежающуюся лихорадку… Я ради опыта принимал несколько дней по два раза в день каждый раз по 4 квента (то есть по 15 грамм. – В. А.) хорошей хины; сначала у меня холодели ноги, кончики пальцев и так далее, и я делался слабым и сонным, затем у меня начинало биться сердце, пульс делался твердым и скорым; появлялось невыносимое чувство беспокойства, дрожь (но без озноба), расслабление во всех членах, потом стук в голове, краснота щек, жажда – одним словом, один за другим все обычные у меня симптомы перемежающейся лихорадки (Ганеман в Эрлангене страдал перемежающейся лихорадкой. – В. А.), но без настоящего лихорадочного озноба. Все обычные у меня в перемежающейся лихорадке особенно характерные симптомы, как то: притупление чувств, известный род одеревенения во всех суставах, особенно же глухое неприятное ощущение, которое, по-видимому, сосредоточивается в надкостной плевре, по всем костям тела – все были налицо. Этот пароксизм продолжался каждый раз по 2, по 3 часа и возобновлялся, когда я повторял прием хины, но не иначе. Я прекратил прием лекарства и выздоровел»[18].
Для того, чтобы от этого мимолетного озарения дойти до совершенно нового принципа лечения, Ганеман потратил шесть лет. В 1796 году в одном из самых авторитетных медицинских периодических изданий того времени, «Журнале Гуфеланда», Ганеман опубликовал упоминавшуюся ранее статью «Опыт нового принципа нахождения целительных свойств лекарственных веществ с несколькими взглядами на прежние принципы», где впервые ясно сформулировал основы будущей новой медицины, заявив: «Каждое действующее лекарственное вещество возбуждает в человеческом теле известный род собственной болезни, которая тем своеобразнее, тем отличительнее и сильнее, чем действеннее это лекарственное вещество… Нужно подражать природе, которая иногда излечивает хроническую болезнь посредством другой присоединяющейся болезни, и следует применять против болезни, подлежащей излечению… такое лекарственное вещество, которое в состоянии вызвать другую, наивозможно сходную искусственную болезнь, и первая будет излечена; similia similibus»[19].
Similia similibus, «подобное подобным», прозвучало в 1796 году впервые, с тех пор звучит уже 220 лет и будет звучать до тех пор, пока будет практиковаться гомеопатия. Далее Ганеман продолжает:
«Необходимо лишь в точности изучать, с одной стороны, болезни человеческого тела по их существенному характеру и их случайностям, а с другой стороны – чистые действия лекарств, то есть существенный характер обыкновенно ими производимой специфической искусственной болезни, рядом со случайными симптомами, происходящими от различия в дозе, в форме и прочее, и тогда, выбирая для данной естественной болезни средство, вызывающее наивозможно подобную искусственную болезнь, можно будет излечивать труднейшие заболевания»[20].
Так была определена программа исследований и дальнейшего развития метода. Требовалось узнать, какие «чистые действия» производят лекарства, чтобы соотносить их с «болезнями человеческого тела» и применять эти средства для лечения по подобию.
• Был ли Ганеман первым, кто обнаружил явление подобия?
В медицинской литературе можно найти разрозненные наблюдения врачей, начиная с древних времен, свидетельствующие о возможности использования принципа подобия. Противники гомеопатии (и лично Ганемана) всячески старались и даже иногда и сегодня пытаются представить дело так, словно гомеопатия известна давным-давно, а Ганеман свое открытие чуть ли не украл у предшественников, первым среди которых чаще всего называется Парацельс. Однако Ганеман отнюдь не пытался присвоить себе чужие лавры. Во введении к «Органону» Ганеман воздает должное своим предшественникам, начиная с Гиппократа и заканчивая датским врачом Георгом Эрнстом Сталем (1661–1734), и завершает свой исторический экскурс словами: «Как близко подходили они к пониманию великой истины! Однако она ускользала вместе с преходящей мыслью, и столь необходимый шанс замены устаревших, но практикующихся до сих пор медицинских систем подлинным, истинным и безусловным лечебным искусством, сохранялся для реализации уже в наше время».
Ганеман был совершенно прав, подчеркивая, что дальше описания отдельных наблюдений без каких бы то ни было выводов из них дело не шло: «До сих пор никто не учил гомеопатическому способу лечения и не применял его на практике». Яблоки и другие предметы падали на голову многим задолго до Ньютона, и многих, вероятно, они наталкивали на размышления о причине этого явления, однако именно Ньютон открыл закон всемирного тяготения.
История принципа подобия в медицине очень интересна и не раз становилась предметом обсуждения в специальной литературе. Ограничусь здесь цитатой из лекции известного английского гомеопата д-ра Джеймса Комптона Бернетта (1840–1901), исследовавшего тему заимствований в теории гомеопатии: «… Научная гомеопатия Ганемана не имеет ничего общего ни с учением о сигнатурах, ни с отношениями между макрокосмом и микрокосмом, ни с лечением человеческих органов соответствующими органами низших животных, ни, наконец, с мнимым фактом, выражаемым словами ubi malum, ibi remedium (лат. – где болезнь, там и лекарство. – А. К.)… Ганемановская гомеопатия не имеет ничего общего с теми гомеопатиями, которые процветали в XVI веке, кроме лишь одной формулы similia similibus curantur… До Ганемана гомеопатия была безызвестной скитальческой девственной мыслью, ожидавшей брака с мужским умом; эта мысль сочеталась с умом Ганемана и, ко благу человечества, оплодотворилась им»[21].
• Создается впечатление, что гомеопатия очень проста. Нечто вроде игры ребенка, который подбирает игрушечную деталь определенной формы, чтобы просунуть ее через отверстие, повторяющее ту же форму. Подбирай симптомы лекарства под симптомы болезни, вот и все.
Только на первый взгляд. Одно дело провозгласить принцип, совершенно другое – применять его на практике. Обычно пациент приходит с большим количеством самых разнообразных жалоб, связанных с разными органами, и задача нахождения такого лекарства, симптомы которого бы соответствовали всем жалобам пациента, оказывается совершенно невыполнимой. Сколько бы лекарств ни было в Материи медике (так у гомеопатов называется руководство по гомеопатическому лекарствоведению), они не в состоянии удовлетворить требованию точного соответствия бесконечно большому числу симптомов и их комбинаций у отдельного пациента, особенно если речь идет о хронической болезни. Это прекрасно понимал и сам Ганеман: «… Невозможно, чтобы лекарство и болезнь перекрывали бы по симптомам друг друга полностью, как два треугольника с равными сторонами и равными углами» (§ 156 «Органона»).
Таким образом, перед гомеопатом встает задача эти симптомы оценить, чтобы понять, какие из них важные, а какие второстепенные, и именно на этом этапе возникают главные трудности. Если все симптомы будут тщательно записаны и внимательно изучены, то при условии, что гомеопат хорошо знает Материю медику и философию гомеопатии, выбор лекарства может для него оказаться достаточно очевидным, однако это огромная и сложная тема, изучение которой занимает у студентов сначала десятки часов, а потом и всю жизнь в гомеопатии и освещение которой не входит в мои планы[22]. Совсем коротко: гомеопат оценивает все симптомы и все индивидуальные особенности пациента, стремясь выделить самое для него характерное. Например, в определенный сезон у всех пациентов с гриппом можно встретить лихорадку, кашель, насморк, конъюнктивит и боли в горле. Одна лишь эта информация ничего не говорит о лекарстве, которое может болезнь вылечить. Однако у одного пациента кашель может быть удушливым, длительным, безболезненным и сопровождающимся зябкостью, а у другого – коротким и болезненным, сопровождающимся жаром и жаждой; у одного выделения из носа светлые и не раздражают кожу, а у другого – зеленые и раздражают; у одного боли в горле усиливаются при глотании, а у другого, наоборот, ослабевают, и так далее. Собирая, таким образом, симптомы, которые у каждого пациента свои, то есть индивидуализируя проявления болезни, гомеопат приходит к лекарству, картина известных симптомов (иногда ее называют также лекарственным патогенезом – запомните, нам будет встречаться это выражение) которого максимально подобна самым важным симптомам, наблюдаемым у больного.
Симптомы и есть то главное, с чем работает гомеопат. «Непредубежденный наблюдатель… при рассмотрении каждого индивидуального заболевания не учитывает ничего, кроме изменений в здоровье тела и духа (болезненные явления, события, симптомы), которые могут быть восприняты внешним образом при помощи чувств; то есть он отмечает у больного пациента только отклонения от прежнего состояния здоровья, которые ощущаются самим пациентом, отмечаются окружающими и наблюдаются врачом. Все эти воспринимаемые признаки представляют болезнь во всей ее совокупности, то есть вместе образуют они истинную и единственно возможную картину болезни», – пишет Ганеман (§ 6).
• Таким образом, гомеопата ничего, кроме симптомов, не интересует? Ему не нужно знать, с каким именно органом непорядок, что стоит за симптомами? Ведь они могут быть одинаковыми и при безобидной, и при очень опасной болезни.
Не совсем так. Хотя Ганеман и написал, что «непредубежденный наблюдатель… не учитывает ничего, кроме изменений в здоровье тела и духа (болезненные явления, события, симптомы), которые могут быть восприняты внешним образом при помощи чувств», он написал и другое. А именно, что врач тогда понимает, как «лечить разумно и рационально», если он, помимо прочего, «ясно понимает, что следует лечить при заболеваниях или, лучше сказать, в каждом индивидуальном случае болезни (знание болезни, показание)» (§ 3).
Это очень важно. И, хотя часто повторяется, что гомеопат лечит не болезнь, а больного, это верно лишь в той степени, что гомеопат не опирается в своем лечении на аллопатические ярлыки болезни, однако характер болезни как таковой он непременно учитывает. Гомеопат ищет подобие в первую очередь между индивидуальными симптомами болезни у человека и лекарством, а не между обычными симптомами болезни и лекарством. Но знать, какие именно органы и в какой степени затронуты процессом болезни, в каком направлении она развивается, он обязан, и здесь главная разница между гомеопатом, имеющим медицинское образование и понимающим, какие признаки являются обычными при данной болезни, а какие характеризуют индивидуальность пациента, и тем, кто не изучал патологию (патофизиологию) и диагностику. По этой причине все гомеопатические колледжи обязательно включают в свои программы эти дисциплины, пусть даже и в далеком от медицинского вуза объеме.
• И свойства лекарств, соответственно, отражают разницу в том, чем вызваны симптомы?
Конечно. Для большинства лекарств хорошо известно их сродство, то есть избирательное действие на определенные органы и ткани, со стороны которых они и производят в испытаниях больше всего симптомов. Например, такое лекарство как рус токсикодендрон может на какое-то время успешно снимать симптомы хронического артрита, поскольку преимущественно действует на связки. Но он его не вылечит, потому что требуются лекарства более глубокого (обычно миазматического; см. далее главу «Теория миазмов») действия. Это может быть, допустим, туя.
«Покрыть совокупность симптомов недостаточно; этим мы выполним лишь полдела. Затем надо ответить на следующие вопросы: какова действительная природа, каков ход развития болезни, какова патология процесса? Какова причина болезни? Причина продолжает действовать или уже прошла? Способно ли выбранное лекарство вызвать болезнь, подобную той, которую мы лечим? Действительно ли оно гомеопатично болезненному процессу, адекватно ли, соответствует ли ему? Будет ли оно действовать до конца? Если нет, мы не должны надеяться на истинное излечение, а лишь на паллиатив… Лекарство, чтобы действительно излечивать болезнь, должно действовать на ту же часть тела, что и болезнь. Оно должно действовать схожим образом с болезнью и, более того, протяженность его действия должна быть соразмерной протяженности действия болезни», – писал д-р Дж. Комптон Бернетт[23].
Суммирую: в приложении закона подобия на практике имеется немало сложностей. Намеревающийся профессионально заниматься гомеопатией должен быть очень хорошо обучен и совершенствоваться на протяжении всей своей деятельности.
2. Минимальные дозы
• Логично будет продолжить «фирменной маркой» гомеопатии – законом малых, или минимальных, доз.
Если к мысли о существовании закона подобия Ганеман пришел путем догадки, которую затем подтвердил фактами из медицинской литературы, то все остальные законы гомеопатии появлялись как следствие накапливаемого им опыта применения своего нового лечения и выводов, которые он из него делал. То, что использовавшиеся в его время большие дозы лекарств не достигают своей лечебной цели и опасны для пациентов, Ганеман понял очень рано, буквально только начав практику. Отравления пациентов лекарствами были ежедневным явлением, которое, впрочем, врачи признавали так же охотно, как ныне они признают побочные действия лекарств или последствия прививок.
В «Опыте нового принципа», за 14 лет до выхода в свет «Органона», Ганеман пишет: «…Нужно дать… употребительное средство в такой дозе, которая едва заметно проявила бы ожидаемое от него искусственное заболевание (так как она все-таки действует в силу своего стремления произвести такую искусственную болезнь)»[24].
Постепенно Ганеман приходил к пониманию того, что применяемые по новому закону подобия лекарства должны даваться в очень маленьких, даже минимальных дозах. Однако поскольку бесконечно делить лекарственный препарат в виде сухого вещества было невозможно, Ганеман стал его разводить в алкоголе. Если его современники давали грудному ребенку полграна (0,031 г) опиума, Ганеман, как он сам сообщил в статье «О профилактике и лечении скарлатины», опубликованной в 1801 году, давал всего одну пятимиллионную часть грана опиума, белладонны (красавки) и ипекакуаны[25]. Тогда же он начал тщательно смешивать действующее вещество с алкоголем встряхиванием (взбалтыванием). На это нам важно обратить внимание, потому что дальше мы будем говорить о динамизации лекарств. Продолжая свои эксперименты, Ганеман убедился, что и это далеко не предел. Несомненный профилактический эффект белладонны при скарлатине основатель гомеопатии наблюдал, разводя лекарство дистиллированной водой и спиртом до 1/24 000 000 (!)
Все это было настолько невероятно и настолько не укладывалось в головы врачей, что подобные манипуляции с лекарствами воспринимались ими как в лучшем случае чудачество, если не вызывающее мошенничество. В свою защиту Ганеман в том же 1801 году написал новую статью «О силе малых доз в медицине в целом и белладонны в частности», где изложил свои представления об эффекте невообразимо малых доз лекарственного вещества:
• жидкие дозы сильнее сухих, поскольку вступают в контакт с большей воспринимающей поверхностью;
• больной человек восприимчивее к подобному лекарству, поэтому требуется меньшее (более разведенное) количество средства, которое поможет, при этом не вредя;
• чем острее заболевание, тем меньше (разведеннее) требуемая доза;
• действие разведенного вещества чисто динамическое;
• ухудшение (обострение), возникающее от малой дозы лекарства, быстро проходит и не оставляет за собой следа[26].
И опять я призываю обратить особое внимание на объяснение Ганемана, что предположительное действие лекарства «чисто динамическое». Он был очень образованным человеком, великолепным фармацевтом и прекрасным химиком, а потому не мог не понимать, что материальный аспект действия лекарства исчезает по мере последовательного разведения. Так постепенно у него созревала мысль о том, что речь идет о каком-то совершенно новом, до того неизвестном принципе действия лекарства, связанном с подобием между лекарством и болезнью. Из ганемановских трудов очевидно, что уменьшение дозы и понимание динамической природы лекарственного воздействия шли у основателя гомеопатии тесно связанные друг с другом. Идея количества переходила в идею качества.
• Но современники Ганемана это не приняли?
В подавляющем большинстве своем не приняли. Глубокое непонимание учения Ганемана возникло из-за совершенно разных подходов к науке. Основатель гомеопатии, не отказываясь от попыток теоретического обоснования, призывал своих оппонентов к экспериментам как единственному настоящему мерилу ценности метода, а его оппоненты пытались определить эту ценность теоретически, умозрительным рассуждением, в результате чего они приходили к вполне ожидаемому «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Те же, кто добросовестно повторял эксперименты Ганемана, становились гомеопатами или, по меньшей мере, его приверженцами. Понятно, что сторонники и противники гомеопатии не могли найти общий язык. Для того, чтобы судить о вкусе яблока, надо сначала его попробовать, а пробовать, то есть экспериментировать, современники Ганемана отказывались.