Герои моего времени

© Дмитрий Дурнев, 2017

ISBN 978-5-4485-1606-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть I

***

Лекторий построен по типу амфитеатра и кажется Денису огромным – отсюда, с арены, в центре которой он сейчас стоит. Сколько же раз он уже стоял здесь? Не вспомнить, не сосчитать. Зато отчётливо вспоминается ему и удивляет, что раньше не замечал он такого простора. Да и чувствовал себя совсем иначе, даже, когда вызов преподавателя заставал его врасплох. Ерунда, дело житейское! А вот сейчас Денис волнуется. Лица сидящих в амфитеатре однокашников «плывут» в его глазах, кажутся смазанными. Сердце учащённо стучит в висках, в груди ощущается холодок, в коленях – лёгкая слабость.

– Держите, Стрельников! – произносит декан, вручая ему тонкую книжицу в твёрдом переплёте. Обложка синяя, на ней рельефно государственный герб. – Поздравляю! – Декан протягивает руку для рукопожатия.

Денис принимает его ладонь в свою.

р— Счастливого плавания в бурном море под названием «Жизнь», – так декан напутствует каждого, кто выходит сегодня на арену амфитеатра, чтобы получить диплом. – Ни пуха, ни пера!

– К чёрту, – отвечает Денис, помедлив.

Сунув диплом в подмышку, разворачивается на каблуках и идёт к лестнице, ведущей к самому верху лектория. А декан за его спиной уже вызывает следующего счастливого обладателя свидетельства об успешно или не очень пройденном обучении в университете. На этот раз им является Лёха Одинцов. В пижонистом нежно-кремовом костюмчике, звонко цокая каблуками лаковых туфель, он сбегает по ступеням. На бегу кончиками пальцев поправляет галстучный узел. Пропуская его, Денис останавливается, взяв диплом в руки, пальцами пробует обложку на прочность, как бы проверяя не сон ли всё это. Пальцы подтверждают – не сон.

– Синий диплом, зато красная морда! – Этими словами встречает Дениса его приятель и сосед по комнате Виталик Коробейников. Свой диплом он уже получил: лежит перед ним такой же синий и гербастый.

– Угу, – соглашается Денис, садясь рядом на скамью.

– Не забыл: сегодня вечером у Наташки на даче! – напоминает Виталик. – Все наши из группы будут!

– Угу, – подтверждает Денис односложно. Он всё ещё в легкой прострации. Пять лет… Целых пять лет позади! Пять лет лекций, семинаров, зачётов и экзаменов. Ты вечно что-то кому-то должен: сделать, объяснить, ответить, сдать. Конец. Всему этому конец! Впереди жизнь. Это хочется записать где-нибудь огромными золотыми буквами: ЦЕЛАЯ ЖИЗНЬ ВПЕРЕДИ!

– Му-му, – пародирует Виталик, ухмыляясь.

Но Денис не слышит. Пытается осознать и осмыслить случившееся с ним только что.

– Эй! – этот оклик на пару с толчком в плечо выводит его из задумчивости. – Ты тут ночевать собрался? – осведомляется Виталик.

Вздрогнув, Денис обводит взглядом лекторий. Он стремительно пустеет: к выходу плотной толпой тянутся вчерашние студенты, а теперь – выпускники ВУЗа.

– Погнали! – Виталик легонько подталкивает его, заставляя подняться со скамьи. – Я тут по делу заскочу, – сообщает уже по пути к дверям. – А потом сразу к Наташке. Ты часам к шести подтягивайся, поможешь, лады?

– Конечно.

…Беседка увита диким виноградом. Переплетаясь, стебли образуют её крышу и стены. За ними ночь. Веселье улеглось, гости в своём большинстве уже расползлись: кто по домам, а кто и по периметру дачного участка. Откуда-то из его недр доносятся обрывки несвязной речи. Под крышей беседки тлеет слабенькая лампочка – ватт на шестьдесят. Вокруг неё кружит бледная, почти прозрачная, ночная бабочка. Если бы здесь были дамы, обстановка вполне могла бы быть интимной, но в их отсутствие она больше смахивает на заговорщицкую. Трое молодых людей сидят на раскладных стульях вокруг добротного дощатого столика. Лица их серьёзны, сосредоточенны. На столике пара бутылок коньяка, нарезанные ломтиками ветчина и хлеб. Тут же – поломанная на кусочки плитка шоколада.

– Ну что, за успех? – произносит Виталик, подняв пластиковый стаканчик, на треть наполненный коричневым, терпко пахнущим напитком.

– За успех! – вторит Серёга Красинский, привычно мазанув пальцем по переносице. Этот жест у него появился с тех пор, как ему в общажной драке группа на группу слегка свернули на бок нос.

Серёга – давний приятель Дениса. Знакомы со школы. После школы учились в разных ВУЗах, но поддерживали дружеские отношения: ходили в походы, на дискотеки, короче, приятно проводили время. А для Виталика Сергей – партнёр по бизнесу. Познакомились они именно через Дениса на последнем курсе. Сразу и подружились – у обоих в наличии ярко выраженная предпринимательская жилка, напористый характер, в общем, два сапога – пара. Скооперировались и занялись торговлей. Cначала по мелочи, а потом и посерьёзнее дела проворачивать стали. В итоге открыли свою контору: пока ещё не большую, но, судя по всему, перспективную.

– За успех, – присоединяется Денис, и они выпивают.

– Я тебе говорю, Дениска, подключайся, – произносит Серёга, зажевав коньяк шоколадом. – Дело верное, раскрутимся.

– Да плюнь ты на него, Серый! – бросает в сердцах Виталик. – Я уже полтора месяца его уламываю. А он всё «в школу, да в школу». Задолбал! Не, ну не осел?! Мы ему такое предлагаем, а он… – Виталик хлопает ладонью по колену и, недовольно поморщившись, отворачивается.

Но Сергей не оставляет надежду убедить приятеля:

– Динь, ну, сам подумай! – говорит он, не отрываясь глядя Денису в лицо. – Что тебе даст твоя школа, чего ты там добьешься?

– Посмотрим, – отвечает Денис.

– На что ты смотреть собираешься?! – встревает Виталик. – На зарплату в пять копеек?!

– Погоди! – притормаживает его Сергей.

– Баран упёртый, – цедит Виталик сквозь зубы. – Ему добра желают…

– Ты чего вообще от жизни хочешь? – спрашивает Сергей.

Денис пожимает плечами, на мгновение задумывается, уронив взгляд под ноги.

– Чтоб не хуже чем у других. Семья, ребёнок, наверное… – произносит негромко.

– Ребёнок! – восклицает Виталик. – А жить ты где будешь с ребёнком и семьёй, а? И на что жить, на учительскую зарплату?! Ты не знаешь, сколько учитель получает? Тебе объяснять надо, что тебя ждёт? Или ты на практике не был, не насмотрелся на всю эту жизнь? Чего из себя героя корчишь? Ну да, получил такое образование, но зачем жизнь свою гробить, педагог ты наш, а? Диплом в карман положил и адью! Вон смотри, как нормальные пацаны устраиваются! На нас посмотри, на Лёху Одинцова! Малый вообще с итальянами СП замутил. Сейчас такие бабки ему попрут. А ты… Ты на что жизнь хочешь потратить?

– Разберёмся, – произносит Денис всё так же тихо.

– Разберётся он, – вздыхает Виталик. Откидывается на спинку стула. Прогибаясь, она издаёт жалобный скрип – Не, Серый, я умываю руки. В школу, так в школу!

***

От «Ярославского» поезд отошел в 8:30, с получасовой задержкой. Локомотив коротко гуднул, дёрнул, дребезжащая дрожь пробежала от головы к хвосту состава, и потянул за собой вереницу вагонов. Денис в десятом, купе третье. Здесь ему предстоит провести чуть меньше суток. Соседей по купе ему почему-то не досталось и, наверное, к лучшему. Отдыхай в одиночестве, слушай стук колёс, наслаждайся дорогой: хочешь – спи, хочешь – раскинувшись на полке, уставься пустым взглядом в потолок и ни о чём не думай, хочешь – разглядывай заоконный пейзаж. Никто не помешает. Денис сидит, упершись локтями в откидной столик и подперев подбородок кулаками, разглядывает свои съестные припасы. На столике перед ним две полторашки с минералкой, палка дешевой сухой колбасы в целлофановом пакете и батон. На ужин, обед и завтрак. А ещё можно у проводника попросить чаю. Есть Денису не хочется, хотя со вчерашнего вечера и крошки во рту не было.

За окном купе исчезли перрон с провожающими и здание вокзала, теперь открыт вид на шоссе, по которому, погрязая в пробке, всё медленнее ползут машины. Пятница. Потому автомобильные потоки в обоих направлениях плотные: в город авто тащат хозяев на работу, из города – на дачи. Сразу за шоссе вереница высоток, окутанных облаками автомобильных выхлопов. Сквозь них проглядывает блеклое и почему-то кажущееся безнадёжно больным и донельзя усталым солнце. Обычное столичное утро.

До свидания… Прощай Москва.

А где-то там впереди – пока ещё далеко-далеко, но с каждым ударом сердца всё ближе и ближе – дом. Что там и как? Так вышло, что Денис не был дома почти год. Звонил, конечно, спрашивал у матери, как чувствует себя отец, как его ноги, встанет ли или так и будет лежать. Нет, об этом лучше даже не думать. Не старик ведь, ещё два года назад крепкий, моложавый мужик. Несчастье. Спрашивал, естественно, и про бабушку Соню. «Лучше всех», – отвечала мать. Пенсию ей, говорила, солидно прибавили. Теперь вот отцу, своему зятю, на лечение помогает деньгами. Добрый, душевный и безотказный она человек.

«Ничего, разберёмся, – думает Денис. – На ноги поставим…»

Стук в дверь купе отвлекает его от мыслей о доме. Дверь приоткрывается, и в образовавшуюся щель просовывается взъерошенная мужская голова. Близоруко щурится, издаёт:

– Извините.

И исчезает.

– Ничего, – произносит Денис задумчиво. То ли в ответ, то ли в продолжение своих мыслей.

Разувшись, укладывается поудобнее на бок. Подкладывает ладони под щёку и почти моментально засыпает.

…Кто-то смотрит на него. Пристально, колюче. Это Денис понял, вернее, ощутил ещё во сне: стало неуютно, в груди образовался угловатый ком, заворочался. Глаза Денис приоткрыл медленно и лишь на чуть-чуть, чтобы не выдать своё пробуждение. Сквозь сеточку ресниц разглядел сидящего напротив мужчину. Молодого. Небритого. В джинсах и майке. Руки скрещены на груди, и на обеих синеют наколки. У ног мужчины лежит тощая спортивная сумка.

Чего уставился, что задумал? – беспокойно заворочалось в Денисовом сознании. – И ещё наколки. Уголовник, что ли?

А мужчина продолжает разглядывать его.

Поезд стоит, значит, какая-то станция… – соображает Денис. – Он только что подсел или уже давно едет со мной? Хотя, какая разница?.. И что теперь мне делать: дальше изображать спящего или «проснуться»? В конце концов, а чего я так разволновался? Ведь в вагоне я не один! Если что… Да и вообще, я его боюсь, что ли?

Состав вздрагивает, заставляя Дениса качнуться на полке, и трогается с места.

Денис полежал ещё пару минут, прислушиваясь к убыстряющемуся стуку колёс, и разлепил веки. Изображая пробуждение, щурится, трёт лицо ладонями. Свешивает ноги с полки, нащупывает ступнями ботинки. Уселся. Встречается взглядом с новоприобретенным попутчиком. Тут ему будто горсть песка в лицо швырнули – в глазах появилась невыносимая резь, вот-вот слёзы брызнут. Он выдерживает всего лишь несколько секунд этой пытки и отводит взгляд. Чтобы сгладить неловкость момента, сворачивает крышку с полторашки, пьёт мелкими глотками, стараясь подольше растянуть паузу. Да и горло сильно пересохло, першит. Напившись, отворачивается к окну. За ним проносится смешанный лес: толстые разлапистые ели величаво возвышаются над чахлыми берёзками с блеклой желто-зеленой листвой.

А попутчик потянулся к полторашке – видно Денису в отражении оконного стекла, – бесцеремонно приложил горлышко к губам, и на тощем его горле противно задёргался кадык. Денис брезгливо морщится, и только собрался выразить своё возмущение, как слышит вопрос:

– Ну что, не узнал?

Вопрос ставит Дениса в тупик. «Проглотив» возмущение и посчитав, что ослышался, он продолжает смотреть в окно, но на всякий случай произносит:

– Не понял…

Попутчик отхлёбывает ещё минералки. Повторяет:

– Не узнал меня?

– Вас?

– Ну!

Обернувшись, Денис отвечает:

– Нет.

– А вот я тебя сразу. Изменился, ты конечно… – прищуривает левый глаз и добавляет: – Дениска.

Услышав своё имя, Денис передёрнул плечами – так необычно прозвучало оно из уст этого по всем признакам проведшего не один год за решеткой человека.

– Точно не признаёшь? – продолжает попутчик.

Денис мотает головой. Ну откуда ему знать его? Привязался же!

– А когда-то другом называл.

– Вы меня с кем-то путаете…

– Ну, это вряд ли, – усмехается уголовник. – Денис Стрельников, вот кто ты! – сообщает довольно. – Денис Евгеньевич.

На Дениса нападает оторопь. Щёки его бледнеют, губы вздрагивают.

– Но… откуда… вы… – произносит он сбивчиво.

– Ну, присмотрись получше, – уголовник поворачивается к нему левой щекой, затем правой.

Денис разглядывает, старается припомнить, но не выходит… Ну, не знает он этого… деятеля!

– Школа, сосед по парте… – подсказывает уголовник. – Вспоминай!

Ярик?! – мысленно удивляется Денис.

Бросает взгляд на исколотые руки, потом на щетинистое лицо.

Ну да, его же посадили. Через два дня после выпускного по пьянке вляпался. Неужели он?

– Ярик?! – выдыхает Денис.

– Угу, – бурчит уголовник, а физиономия его расплывается в кривой улыбке. – Ну, здорово, что ли? – тянет исколотую пятерню.

Она оказывается мозолистой и твёрдой, как кирпич.

– Надо бы обмыть встречу!

Из сумки Ярослав достаёт пол-литровую бутылку водки, следом – вторую, ноль-семь.

– Гляжу, закуска у тебя имеется, – кивает на Денисовы припасы.

– Угу.

Из бокового кармашка сумки Ярославом незамедлительно извлекается нож-бабочка.

– Режь!

Вручив нож Денису, Ярослав зубами срывает пробку с поллитры. Вдыхает резко и одним глотком опорожняет её на треть. Как лимонад, даже не поморщился.

– Твоя очередь! – произносит он, утерев губы предплечьем.

Кивнув, Денис лезет в багажный отсек под сиденье. Ярослав прищуривается. Упёршись ладонями в колени, привстаёт. Нависает над Денисом, пытаясь заглянуть ему через плечо.

– Ты чего? – спрашивает тихо.

– Кружка…

– Ха! – усмехается Ярик. Плюхнувшись на сиденье, он откусывает кончик от палки колбасы и принимается жадно жевать.

Кружка где-то на самом дне сумки. Денису приходится вытряхнуть почти всё её содержимое. Бережно, чтобы не повредить, он выкладывает на стол диплом.

– Ух ты, – комментирует Ярослав. – Получил, значит.

– Угу.

Вытерев руки о штаны, Ярослав берёт документ и, раскрыв, вслух читает название ВУЗа и специальности.

– Педагог, – резюмирует. – Диплом, значит, – добавляет негромко, – о высшем, значит, образовании. Подумать только…

Не окончив фразу, из заднего кармана джинсов он вытаскивает сложенную вдвое бумажку.

– А мой вот он! – припечатывает её ладонью к столу. – Справочка моя драгоценная! Я свой срок до конца отсидел, отмотал по таёжным делянкам, снег читал мне УК, ветер вальсы мне пел… – декламирует с изрядной долей пафоса в голосе. – И куда ты со своим, педагог? – спрашивает, прищурившись.

– А ты со своим? – отвечает Денис вопросом.

– Ну, уж точно не в школу! – хохочет Ярослав. – К братве пойду, посмотрю, что предложат…

***

До боли знакомая дверь второго подъезда пятиэтажной хрущёбы скрипнула так же до боли знакомо. Край глаза уловил на её внутренней стороне выцарапанное «Денис + Таня». Да, это он выцарапал.

Лет… Сколько же лет назад? Выходит, девять.

В подъезде пахнет борщом, кошками и сыростью. Придерживая на плече лямку сумки, Денис поднимается по лестнице. На площадке между первым и вторым этажом между стёклами фрамуги причудливый узор паутины. На лестничной клетке третьего только-только кто-то курил: в воздухе висят густые клубы табачного дыма. А на четвертом ступени недавно вымыты: ещё влажные. Четвёртый – его этаж.

С десяток секунд Денис размышлял: открыть своим ключом или позвонить? Переминался с ноги на ногу, в кармане брюк перебирал ключи на связке. Дом. Отвык он уже от дома. Пять лет в общаге, а сюда – на месяц-полтора летом, да зимой на Новый Год на недельку, если получалось.

Всё же решил открыть сам.

Из кухни в прихожую тянет чем-то вкусным. Готовятся родители встретить сына. Ждут. Мать наверняка затеяла пельмени собственного приготовления. Весь вечер, наверное, лепила. От мысли о пельменях в желудке заурчало. Со вчерашнего дня не ел. Колбасу под водку они уговорили в момент. Что такое палка сухой колбасы для двух здоровых парней? Потом пили чай с хлебом.

Разувшись, Денис прошел в свою комнату. Там идеальная чистота и порядок. На письменном столе, рядом с древним первым «пеньком», фотография в простенькой рамке: улыбающаяся школьница. Татьяна, Танька, Танюшка… Первая любовь. Где она сейчас?

Денис ставит сумку на пол у платяного шкафа, садится на кровать. Она стоит вдоль окна. Маленьким он любил допоздна, усевшись в кровати и укутавшись в одеяло, разглядывать двор: летом зеленели тополя, копошились в листве галки; зимой у подслеповатых фонарей таинственно кружили снежинки.

– Сынок… – голос матери отвлекает его от воспоминаний.

Она стоит на пороге. Ещё чуть-чуть постаревшая от забот. Совсем немного. Но сыновний глаз ухватил эти изменения. Тяжело ей. И раньше непросто было, а сейчас… Когда с отцом такое… Ну, ничего, всё образуется.

– Ма… – произносит он тихо.

– Отец! Сын приехал! – восклицает она, прижав ладони к груди.

…Они сидят за большим обеденным столом, по случаю праздника установленным в зале. Приглушенно светит люстра, тихонько бурчит о чём-то телевизор на старомодном массивном комоде красного дерева. За приезд уже выпито. Отец наливает по второй. Он гладко выбрит и коротко подстрижен – почти что под «ёжик». Так седины почти не заметно. Под глазами тени – не спит ночами. Бессонница навалилась, когда отказали ноги. Переживает. Всю ночь на кухне мастерит из бересты и дерева поделки. А на выходных просит вывезти его на рынок, там ими и торгует: не может он так, чтобы не было от него в доме никакого дохода, а лишь одни убытки на лечение. От отца пахнет одеколоном и табаком.

– Ну, сын, – произносит он, подняв стопку. – Отучился, значит. А, мать, ведь отучился! – улыбается широко. – Не зря, значит, мы с тобой жили. Вот, сын человеком стал. Не то, что мы с тобой. А? Ведь так?!

– Так, – соглашается мать.

– То-то и оно!

– Устроился бы теперь, – говорит мать, украдкой взглянув на Дениса.

– Устроится! – отец хлопает Дениса по плечу. Затем легонько стукает краешком своей стопки по Денисовой. Выпивает. – Ведь так, сын? – спрашивает, закусив пельменем, обмакнутым в томатный соус.

– Устроюсь, – кивает Денис. – А бабушка почему не пришла? – спохватывается запоздало. – Звали?

– А то как же?! – брови отца изгибаются, съезжаясь к переносице, выражая явное удивление. – Да только дело у неё какое-то важное сегодня, – пожимает он плечами. – Ты ж её знаешь, на месте никогда не сидела, – он улыбается, легонько покачивая головой. – Вот и теперь всё бегает по делам: то о пенсии хлопочет, то ещё о чём-то. Завтра, может, заскочит. А ещё лучше, сам к ней зайди.

– Угу, – бурчит Денис с набитым ртом.

На какое-то время все они умолкают. Отец медленно и сосредоточенно жуёт, Денис прислушивается к бубнению телевизора – рассказывают о каком-то церковном празднике, мать думает о чём-то своём.

– Ну, наливай третью, что ли, отец, – говорит она, наконец. – А то сидим, как на поминках.

Наблюдая за тем, как отец наполняет стопки водкой, она как бы невзначай объявляет:

– Татьяну твою на днях встретила. Не забыл ещё? – спрашивает, улыбаясь лукаво. – Помнишь, отец, как он в детстве за ней бегал?

Отец деликатно молчит, делая вид, что сосредоточен распределением водки по стопкам.

Щёки Дениса заливаются лёгким румянцем.

– Училище она закончила, теперь вот в аптеке работает фармацевтом, – продолжает мать. – Признала меня. «Привет, теть Галь, как дела, как здоровье?» Улыбается. Цветёт вся. Про тебя, кстати, спрашивала. Мол, как там Денис, что делает? Я ей и говорю, что отучился мол, диплом получил. А она: «В Москве, наверное, работать останется?»

– Мать! – произносит отец, резко кашлянув. Взгляд его суров. – Ты это… – трёт ладонью подбородок. Видно, хочет, что-то сказать, но, похоже, не считает удобным при сыне. Помолчав, ворчит: – То ей наливай, а то болтовню на полчаса развела.

– А что я такого сказала? Так, просто… Подумаешь, поинтересовалась девчонка, где парень работать будет…

– Мать!

– Ой, ну, ладно, ладно, – произносит она примирительно. – Погляди-ка, Денис, какой отец у нас сегодня строгий. К чему бы, а? – качает головой. – Так что ж это мы? – спохватывается, суетливо подхватывает стопку. – Ну, давайте, что ли, выпьем. Вы-то ещё посидите, а я пойду, прилягу, на дежурство мне в ночь. Да, Дениска, ты вечерком-то к бабушке загляни. Ждёт небось…

…Мать ушла в спальню, а Денис с отцом остались для продолжения банкета. Денис жуёт, налегает на домашние разносолы. А отец к еде не притрагивается. Задумчив. По лбу его гуляют складки. Губы едва заметно движутся, словно беззвучно говорит о чём-то.

– Вот что, сын, – произносит он, наконец, вслух, – скажи мне, что делать собираешься.

Положив вилку на край тарелки, Денис сообщает:

– На работу устроюсь.

– Куда, если не секрет.

– В школу хочу попробовать.

Отец награждает его долгим пристальным взглядом.

– В свою, что ли, в первую? – уточняет.

– Ну да, попытаюсь. Не возьмут, тогда во вторую пойду.

Отведя взгляд, уперев его в стол, отец говорит:

– Значит, учителем будешь.

– Ага.

– Что ж… Нужное дело. Полезное.

Наполнив две стопки водкой, отец поднимает свою.

– Ничего, сын, прорвёмся. А мать… Ты на неё внимания не обращай. Своим умом живи. Жизнь, она всё на свои места расставит.

…К семи часам вечера, Денис вдоволь насиделся за праздничным столом, наобщался с отцом и даже успел вздремнуть в своей комнате. А в начале восьмого отправился к бабушке. Живёт она в частном секторе, на противоположном конце города. Дом её виден издали: барачного типа, длинный и приземистый, крыт черепицей и обнесен невысоким дощатым забором. Над крышей высокая печная труба. На фоне свежевыбеленных стен выделяются ярко-синие резные наличники. Когда-то был он на две семьи, но лет десять назад хозяева второй половины переехали к детям в Москву, и дом целиком отошел бабушке.

Денис подходит к калитке, дёргает за ручку. Закрыто.

– Что, нет Петровны? – звучит у него за спиной дребезжащий старушечий голос.

Обернувшись, Денис видит перед собой пухлую бабулю не по-летнему укутавшуюся в потрёпанного вида осеннее пальто до пят. Из-под его полы торчит носок валенка.

– Нет, – отвечает Денис.

– Всё ходит где-то, – ворчит бабуля, теребя кончик вязанного шерстяного платка, покрывающего её голову. – Ходит… Никогда не застанешь. И что у неё за дела такие? – вопросительно смотрит на Дениса.

Тот пожимает плечами.

– А ты, стало быть, внук?

– Ага.

– Помню-помню… Вот такусенький был, – ладонью бабуля отмеряет на уровне пояса. – Помню, конфеты любил… «Алёнка», «Мишка косолапый», чтобы шоколадные, значит. Придёшь ко мне: «Баб Дусь, конфету дай!».

Денис пытается припомнить описываемые бабулей события, но не выходит.

– А я тебе, – продолжает бабуля тем временем, – «Нету конфет». А ты мне серьёзно так: «Не приду больше!» Ну что тут поделаешь? – смеётся она жиденьким старческим смехом.

Посмеявшись, она прикрывает глаза и принимается беззвучно жевать губами и легонько покачивать головой. Продолжается это так долго, что Денис уже начал сомневаться: не заснула ли она? Наконец, бабулины глаза приоткрываются, а губы, пожевав ещё немного, выдают:

– Однако ж, где это бабка твоя шлындает? Неугомонная. Хотела я у неё «Пирацетамом» разжиться, да видно не судьба. Пойду. Ежели дождешься, скажи, баба Дуся заходила. Утром ещё зайду. Пораньше, чтобы застать.

Неуверенно потоптавшись на месте, она уходит тяжёлой шаркающей походкой. А Денис, дождавшись, пока она скроется из вида, в один приём перемахивает через забор. Не успевает он приземлиться по ту его сторону, как слышит окрик:

– Эй! Это кто там безобразничает?! Сейчас милицию позову!

Денис узнаёт бабушкин голос.

Отперев калитку, он спешит выглянуть за забор, показаться бабушке на глаза, а то ведь она такая: сейчас шум поднимет.

– А! Вот это, значит, кто пожаловал! – произносит бабушка, близоруко щурясь. Лицо её озаряет улыбка. – А я уж было подумала, вор забрался.

– Привет, ба! – приветствует её Денис. – Баба Дуся к тебе заходила только что. Завтра ещё придёт.

– Хотела чего? – осведомляется бабушка, проходя в калитку, всё ещё улыбаясь. Денису кажется, будто улыбка её глубоко завязла в морщинах, на щеках и вокруг глаз, и не в силах вырваться.

– «Пирацетам» какой-то. Сказала, что завтра утром зайдёт.

– Ну, пусть приходит. Выходной у меня завтра…

– В смысле? – удивляется Денис. – Ты что, на работу устроилась?