Герои моего времени
– Да ну, что ты, что ты! – скороговоркой сыплет бабушка. – Это я так… – на пару секунд она запинается. – Просто никуда завтра не пойду, вот и всё. Какая там работа? Наша работа теперь стариковская – на печи сиди, семечки лузгай.
От калитки по выложенной красным кирпичом тропинке они идут к крыльцу. По одну сторону тропинки клумба с цветами, по другую – картофельная плантация.
– Картошка в этом году уродится хорошая, – сообщает бабушка на ходу. – По всем приметам. Ежели погода не подведёт, конечно. Вон какая растёт, одно загляденье. Выкопать-то поможешь?
– А то!
– Лучше уж тебе заплачу, чем постороннего нанимать…
– Ба, какие деньги?
– Самые обыкновенные. Иль не найдёшь куда потратить? – лукаво интересуется бабушка, ступив на крыльцо через пару невысоких растрескавшихся ступенек.
– Были бы деньги…
– То-то и оно… – тихо произносит бабушка, ворочая ключом в навесном замке. Замок массивен, чем-то скрежещет в своём нутре.
Запах этого дома Денису ни с чем не спутать: старое дерево, луковичная шелуха, соленья, высушенные травки и что-то ещё тонкое-тонкое, дразнящее-сладкое. Как только раскрылась дверь, всё эти ароматы разом ударили ему в ноздри. Даже слегка голова закружилась.
Через просторную прихожую по древним, тканным в ручную дорожкам они прошли в большую комнату. Там всё, как всегда: в центре длинный стол и приставленные к его бокам стулья; у стен старинная мебель ручной работы; на подоконнике за полупрозрачными шторами горшки с цветами.
– Сейчас ужинать будем, говорит бабушка, облокотившись на спинку стула, – только отдышусь немного и что-нибудь соображу.
– Ба, я не хочу. Целый день за столом…
– Ну, чаю-то со мной выпьешь?
– Чаю выпью.
Спустя минут пятнадцать-двадцать на столе появился пышущий жаром электрический самовар, по-старинке увенчанный заварочным чайником, чашки, блюдце с вишнёвым вареньем и тарелочка с сушками. С неожиданно нахлынувшей теплотой Денис вдруг вспомнил, как когда-то, когда ещё был жив дед, они собирались здесь всей семьёй и пили чай. Правда, самовар был настоящий, с дымком. Дед долго и тщательно топил его на крыльце, а Денис, сидя рядом на ступеньке, запоминал, что и как нужно делать. После ухода деда и до недавних пор топил самовар отец. А когда заболели ноги и тяжело стало ходить к тёще на чай, той пришлось приобрести самовар электрический. Без самовара чаепитие она не представляет: «Баловство одно», – говорит.
Действуя не спеша, размеренными, отточенными годами движениями бабушка наливает заварку в чашки, разбавляет кипятком. Денису невольно вспоминается чайная японская церемония. Чай они пьют молча. Он неизменно крепок и душист: бабушка никогда не забывает добавить в него какую-нибудь травку. Денис хрустит сушками, обмакивая их в варенье.
– Представляешь, – говорит бабушка, когда чашка её опустела, – Ярослава, приятеля твоего школьного, по дороге домой встретила. Пьянищий… – качает она головой. – С дружками какими-то. Все, как один, на лицо бандиты. Вернулся, стало быть. Помнишь его?
Денис кивает, тянется за очередной сушкой.
– А ведь какой парень был, – вздыхает бабушка. – А теперь… Выходит, бандитского полку в нашем городе прибыло? Или, – вопросительно смотрит на Дениса, – думаешь, исправится?
Денис пожимает плечами. Ярик на этот вопрос уже ответил. Ему ответил. Надо ли знать об этом ответе бабушке? Пожалуй, лучше промолчать, решает он, а то ещё разволнуется.
– Вот бы исправился, – продолжает бабушка. – А то сейчас начнёт: сперва копейку с прохожих сшибать, потом ещё чего удумает, а там и до убийства не далеко… Пойдёшь этак вечером, а он тебе: «Гони, бабка, деньги!» Кстати! – спохватывается она. В руках её появляется тряпичный кошелёк на молнии, пёстро обшитый бисером. – Пенсию ж получила. Ну-ка… – расстегнув кошелёк, она отсчитала несколько купюр, протягивает внуку: – Держи, матери передашь.
Рука Дениса замирает на полпути к купюрам. Его вдруг захлёстывает волной стыда. Обжигает. Особенно сильно достаётся лицу: щёки и лоб буквально раскаляются. Денис ловит себя на мысли, что ни что на свете не заставит взять его эти деньги, ведь он, здоровый лоб, должен помогать родителям, а не старушка-пенсионерка.
– Да что это ты, внучок? – слышит он бабушкин оклик. – Не заболел ли? Вон как раскраснелся.
– От чая, – находит Денис, что соврать. – Горячий.
– Так деньги-то бери. Матери передай. Отцу она что-то для лечения купить хотела.
Последний раз, думает Денис, пряча рубли в карман, дальше всё сам. А сегодня – последний раз, для отца…
***
На следующий день Денис проснулся около восьми утра. До десяти валялся в кровати, размышляя о том, как жить дальше. Однозначно, нужно как можно скорее устроиться на работу. Завтра понедельник, завтра он и решил приступить к активным действиям: отправиться в первую городскую школу на собеседование или что там должно быть, чтобы его приняли на должность учителя иностранного языка. С иностранным у него проблем нет: свободно владеет английским, немецким, французским – стандартный набор по университетской программе; а так же неплохо знает итальянский – освоил по собственной инициативе. Лишь бы приняли, лишь бы было место.
С чистой совестью отложив на завтра проблему трудоустройства, Денис позавтракал и посвятил день прогулкам по городу. Сначала прошелся до центральной площади, там, у городского ДК, встретился и перекинулся парой фраз со смутно знакомым ему по школе парнем, лениво потягивающим пиво из алюминиевой банки. Простившись с ним, отправился в соседний скверик. Там перекинулся ещё парой фраз с другим парнем, так же смутно знакомым и так же потягивающим пиво. Прошел через сквер, разглядывая потрёпанные временем и отдыхающими лавочки. В некоторых выломаны одна или две доски, на других облупилась краска, на третьих видны следы грязных ботинок. Над лавочками склоняются высушенные солнцем кусты. Земля под ними растрескалась от жары, засыпана окурками, фантиками и упаковками из-под чипсов. В глубине кустов поблескивают пивные бутылки. После московской чистоты, старательно поддерживаемой дворниками-таджиками, местная уличная неопрятность «царапает» глаз.
На выходе из сквера, у притулившегося под развесистой сосной пивного ларька, Денис сталкивается с Ярославом. Ярик потрёпан, его джинсовый костюм измят и запылён, сидит мешковато. Выражение лица болезненно. В одной руке Ярослав держит тлеющий окурок, в другой – полупустую бутылку пива. Заметив Дениса, кивает. Произносит хрипло и устало:
– Здарова. Будешь? – протягивает бутылку.
– Неа, – мотает головой Денис. – Ты чего такой, тебя валяли?
Ярик подносит к губам бутылочное горлышко. Делает несколько глотков. Стекло выстукивает дробь на его зубах. Тяжело вздохнув, он прикладывает бутылку ко лбу.
– Вполне может быть, – отвечает, морщась. – Вчера с братвой забухали конкретно. Где был, что делал – ни хрена не помню. На лавке проснулся.
Несколько минут они стоят молча. Денис разглядывает ассортимент на витрине ларька: пиво, опять пиво, коктейли и ещё пиво, а так же стандартный набор закусок к нему. Зашвырнув в кусты опустевшую бутылку, щелчком отправив вслед за ней окурок, Ярик бросает в окошко ларька:
– Шесть бутылок давай… Гулять, так гулять, – добавляет, отсчитав купюры. – Ну, что, Дениска, айда купаться?
Местная речка по сравнению с той же Москвой-рекой не широка, но зато куда как чище. Правый берег крут. Под ним сразу глубина метра три. Течение быстрое. Кое-где по пологому левому берегу разбросаны пляжики – грязновато-жёлтый песок вперемешку с мелкими камешками. На один из таких пляжей, за городом, они и пришли.
Ярик, не раздеваясь, плюхнулся на песок, а Денис присел рядом, предварительно скинув одежду. Откупорили пиво, сидят, пьют. Пиво прохладное, под пекущим солнцем пьётся отлично. Над речкой, сносимые несильными порывами ветра, переваливаясь с крыла на крыло, кружат чайки, перекрикиваются. Изредка какая-нибудь стремительно обрушивается на воду и взмывает вверх, зажав в лапках рыбку. На противоположном берегу пестреет цветами луг, за ним шумит листвой лес. Красота! Можно смотреть и слушать часами, не отрываясь.
Незаметно они «уговорили» по две бутылки. Дениса разморило, сознание его как бы подёрнулось туманом, крики чаек доносятся будто сквозь вату. Ярик, судя по выражению лица, тоже захмелел. На его лбу от жары выступила испарина. Медленно раскачиваясь из стороны в сторону, вялыми плохо скоординированными движениями он стаскивает с себя джинсовку. Долго возится с рукавами, из которых никак не желают вылезать руки. Намучавшись, наконец отшвыривает куртку в сторону. Та шлёпается на песок…
– Бля… – вдруг выдыхает Ярик хрипло. Глаза его округляются, лицо мертвенно бледнеет. Сорвавшись с места, он на карачках бросается к куртке, лихорадочно теребит её. На песок падает небольшой чёрный предмет. Ярик мгновенно подхватывает его. Теперь Денис отчётливо видит: в руке Ярослава зажат миниатюрный, наверное, дамский пистолет.
– Бля… – повторяет Ярик, но уже не испугано, а с явным облегчением. – Как только ночью волыну не просрал… Тогда всё… Вилы… – вилкой из указательного и среднего пальцев Ярослав тычет себе под подбородок…
Денис смотрит на пистолет настороженно, подсознательно чувствует исходящую от оружия опасность.
– Заряжен? – спрашивает тихо.
– А то! – усмехается Ярик.
– Откуда?
– Братва подогнала! А вообще… много будешь знать, долго не проживёшь, – произносит Ярослав каким-то нехорошим тоном, заставляющим Дениса легонько вздрогнуть.
– Да ладно тебе, не ссы, – смеётся Ярик, заметив его реакцию. – Шучу.
– В каждой шутке…
– Это точно, – не даёт договорить Ярослав, пряча оружие в карман джинсовки.
После сцены с пистолетом купание не задалось. Денис для вида окунулся разок и засобирался домой, сославшись на то, что обещал помочь отцу – в чём помочь он уточнять не стал, впрочем, Ярик и не пытался расспрашивать. Расстались они, как только покинули пляж. Денис отправился в город, а Ярослав побрёл по тропинке вдоль реки, на ходу сшибая носками кроссовок одуванчики.
До позднего вечера Денис бродил по городку, домой не тянуло, а что там делать? Можно, конечно, помочь отцу с его поделками, но что вдвоем браться за то, с чем и один справляется? На улице хорошо: тепло и сухо. Гулять по такой погоде, пусть даже и в одиночку, одно удовольствие. И он гулял: не спеша шествовал по знакомым с детства улицам и невольно сравнивал их с московскими. Последние выигрывали и в чистоте, и в оформлении, и… в общем, во всём… Но эти-то свои, родные, а своим многое можно простить.
***
Утро понедельника выдалось таким же безоблачным и тёплым, как воскресное. Выйдя из дома в 8:00, отягощённый лишь пакетом с документами, к 8:15 Денис уже стоял на школьном крыльце. Это давняя привычка, так у них с Яриком было условлено с десятого класса (именно в десятом они сдружились) – приходить к 8:15. Начало уроков в половине девятого и целых пятнадцать минут можно было поболтать о том, о сём или, чего теперь скрывать, перекурить, забившись куда-нибудь подальше от глаз преподавателей. Как оказывается, привычка не забылась, Денис с удивлением обнаружил, что и сейчас ждёт появления Ярослава. А ещё обнаружилось, что он волнуется, как школьник перед выпускным экзаменом. «Возьмут ли, есть ли место, а если возьмут, справлюсь?», – такие вопросы роились в его голове, пока, ожидая оставшиеся до половины девятого минуты, переминался с ноги на ногу у двери. За это время мимо него никто не прошел, впрочем, чему удивляться? Лето, каникулы. Стоило ли и ему приходить в такую рань? Наверняка в школе ещё ни души…
Дверь, однако, оказалась не заперта. Открылась легко, едва только он потянул за ручку. Петли издали громкий протяжный скрип и на Дениса пахнуло густыми тяжёлыми испарениями масляной краски. Такие витают летом едва ли не в каждой школе. Ремонт. Подкрашиваются полы и стены, окна и подоконники. К запахам краски ощутимо подмешан «аромат» побелки.
Пройдя вестибюль и миновав ещё одну дверь, сразу за ней он лицом к лицу столкнулся с уборщицей бабой Тасей – сутулой старушкой, повседневно облачённой в потрёпанный выцветший халат. Она и вне школы в нём ходит. А может, их у неё несколько? Сколько Денис помнит, баба Тася бессменно работала в школе: мела, мыла и иногда беззлобно гоняла мокрой тряпкой расшалившуюся ребятню. А ещё баба Тася подрабатывает здесь же ночным сторожем.
– Куды? – сурово спрашивает она, подбочениваясь, всем своим видом давая понять, что мимо неё просто так не проскочишь.
– К директору.
– В отпуску.
– А завуч?
– Нету ищо.
– А когда будет?
– Они не докладают.
– Я подожду, – сообщает Денис.
– Ты отец чей, чи брат?
– Да нет, – улыбается Денис. – На работу пришел устраиваться.
На лице бабы Таси появляется выражение неподдельного изумления.
– Сюды? – спрашивает она, всплеснув руками.
– Да, – кивает Денис.
Услышав подтверждение, уборщица отступает на шаг и, слегка откинув назад голову, несколько секунд, прищурившись, рассматривает его.
– Ой, чего ж это я, старАя, тебя но пороге держу! – восклицает она наконец. – Проходи-ка, проходи, – прихватывает его за рукав, словно боясь, что убежит, и тянет за собой к стоящему неподалёку столику школьной вахты. – Присядь-ка, милок, – пододвигает ему стул, – обожди, а я сейчас чайку.
Исчезнув в школьных недрах, баба Тася возвращается вскоре с чашкой горячего чая.
– Ты попей, – говорит, – а завуч-то скоро будет. Куды ей деться-то?
Пока Денис не спеша потягивает чай, баба Тася продолжает с интересом его рассматривать.
– Не пойму чегой-то, – произносит она задумчиво, – физкультурник чи кто? Учить-то чему будешь?
Эта её наивная попытка по внешности угадать предмет вызвала у Дениса улыбку.
– Иностранному языку, – отвечает он.
– От же шь! – восклицает баба Тася, ещё раз всплеснув руками. – А?! Вот оно как выходит! В самый раз!
Заметив на лице Дениса вопрос, она поясняет:
– Антонина-то наша на пенсию вышла, совсем плоха стала старАя, болячки заели. А смены-то и нету. А тут ты, милок. Вот Матвевна-то порадуется!
Из этого пояснения Денису стало ясно, что старая учительница иностранного языка Антонина Васильевна из-за болезни не смогла работать и ушла на пенсию, а завуч Станислава Матвеевна не знает кем её заменить. Это я удачно зашел, порадовался он про себя.
– Может, пряничка хочешь, милок? – спохватывается баба Тася. – Так я сейчас…
– Спасибо, не нужно, – останавливает Денис её порыв.
– Ну, как знаешь… А то я мигом! В бытовке…
Скрип петель и хлопок двери не даёт ей закончить. Она умолкает, настораживается, всё внимание обращая к входу. Там в дверном проёме появился высокий широкоплечий мужчина лет пятидесяти. Он моложав, лыс, над верхней губой пышные смоляные усы. Рукава белой рубашки закатаны по локоть, обнажая мощные, мускулистые предплечья. Чёрные брюки безупречно отглажены. Ботинки, в тон усам и брюкам, начищены до блеска. В правой руке держит кожаный, отблескивающий коричневым лаком, портфель.
Игорь Аркадьевич Чайкин, узнаёт мужчину Денис.
Игорь Аркадьевич преподаёт историю. Он, что называется, преподаватель от Бога. Из любого урока умеет сделать настоящее представление – такое, что учеников и после звонка из класса не выгонишь, без перерыва готовы слушать, что же такое творилось при дворе какого-нибудь Людовика или Николая.
Проходя мимо вахты, Чайкин приветственно кивает.
– Здравствуйте! – отвечает Денис.
Чайкин направляется дальше, но через пяток шагов оборачивается и произносит, остановившись:
– Погодите-ка… – он морщит лоб. – Стрельников, если не ошибаюсь. Так?
Денис, кивнув, встаёт.
– Я, Игорь Аркадьевич.
– Помню, помню, Ваш реферат.
За реферат, который припомнил, Игорь Аркадьевич ученику одиннадцатого класса Стрельникову Денису поставил «автоматом» пятерку в полугодии и потом долго приводил в пример за глубину изучения и стиль изложения материала.
– Какими судьбами?
– Так на работу он, – отвечает баба Тася.
– То есть?
– Устраиваться, значит, пришел, – продолжает отвечать уборщица.
Брови историка приподнимаются.
– Вот как? Серьёзно?
– Вполне, – подтверждает Денис.
– Хм, ну, что ж… Идёмте.
– Куды это? – настораживается баба Тася. – К Матвевне он!
– Ничего, успеет ещё, – успокаивает её Игорь Аркадьевич, – а пока я с ним пообщаюсь.
Денис бросает вопросительный взгляд на уборщицу.
– Иди уж… – милостиво разрешает она, потеребив пуговицу халата. – Как Матвевна объявится, позову.
…В кабинете истории, судя по всему, ремонт был закончен не так давно. Здесь ещё витают его запахи. Распахнув окно, Чайкин усаживается за стоящий у доски учительский стол. Указывает на ближайшую к нему парту:
– Располагайтесь. И что же Вы жаждете преподавать? – осведомляетя он, наблюдая, как Денис усаживается.
– Иностранный. Английский или французский, а можно и немецкий.
– Однако! – восклицает историк. – Вот это диапазон! Так что же и диплом соответствующий у Вас имеется?
Вытащив из пакета диплом, Денис подает его Чайкину. Тот принимает, покрутив в руках, заглядывает внутрь. Вчитывается долго, внимательно. Наконец раскрывает вкладыш.
– Похвально, – комментирует, пробежавшись взглядом по оценкам. Похвально, черт побери!
Вернув документ хозяину, Игорь Аркадьевич сел рядом с ним за парту.
– Скажи-ка мне, Денис… Можно на «ты», да?
– Конечно!
– Так вот скажи, ты всё серьёзно обдумал?
– Угу…
– Что ж… – произносит Чайкин, коротко кивнув, – учителя нам нужны, вот как нужны, – ребром ладони он касается горла, – до зарезу. Дефицитная в нашем городе профессия, понимаешь ли. Днём с огнём если только и сыщешь учителя, да и тот старпёр какой-нибудь, – улыбается грустно. – Старичьё ведь одно работает, до пенсии досиживает, молодёжи катастрофически не хватает. Сашка один ковыряется, да и то потому, что деваться ему некуда. Помнишь Сашу Весёлого?
Конечно, Денис помнит Сашу. С пареньком, носившим странную фамилию Весёлый, он познакомился в восьмом классе – тот приехал в город откуда-то с Дальнего Востока, где мать его и отец служили в одной из Богом забытых воинских частей. Здесь их приютила Сашина тётка. Собирались Весёлые со временем обзавестись и собственным углом, но не успели: попали в страшную аварию, в которой Саша получил перелом позвоночника, а оба его родителя погибли. После этой трагедии заботу о мальчике целиком и полностью взяла на себя тётя: моталась с ним по больницам, пыталась поставить на ноги – безуспешно. На всю жизнь Саша оказался прикован к инвалидному креслу. Школу заканчивал на дому. Что стало с ним потом, Денис не знал: поступил в институт, появились другие дела, другие приятели. Собственно, и приятелями-то они не были, так… разок в компании других ребят сходили на рыбалку, и ещё раза два, кажется, ходили куда-то, Денис уже и не может вспомнить куда именно – то ли на лыжах кататься, то ли… В общем, выпало из памяти. А вот самого Сашу он помнит отлично. Особенно ярко вспоминается его по-настоящему весёлый, на все сто соответствующий фамилии, характер. Саша постоянно балагурил, шутил и подкалывал. Наверное, поэтому девчонки обращали на него больше внимания, чем на других пацанов.
– Помню, – отвечает Денис. – А он что, здесь работает?
– Пристроили, как смогли, – сообщает Чайкин. – Информатику преподаёт. Оказалось, талант у парня. Самоучка. Подучиться, цены бы не было.
– Самоучка? – удивляется Денис. – А как же…
– Тамара Львовна утрясла все вопросы, – спешит пояснить Чайкин. – Надо же парню на жизнь зарабатывать? На пособие проживи, попробуй. Вот только что с ним теперь будет… – на лице историка появляется выражение задумчивости.
– А что такое?
– А? – отвлекается от своих мыслей Чайкин.
– Что с ним?
– Тамару Львовну на пенсию проводили в начале лета. Думали мы, кто-то из наших директором будет, а в итоге прислали какую-то мадам, – Чайкин выписывает ладонью в воздухе замысловатый вензель, – из области. Приехала, носом покрутила и сразу приказ себе на отпуск подписала. Ни здрасьте, ни до свидания. Кто такая, что за человек? По всему видно, что не простой. Ну, да ладно, поживём, увидим.
Чайкин на какое-то время опять впадает в задумчивость, а потом произносит:
– Можно вопрос?
– Конечно.
– А почему в Москве не остался? Как говорится, простор, размах, возможности.
Ответить Денис не успевает. За дверью раздаются шаркающие шаги, и, спустя несколько секунд, в классе появляется баба Тася.
– Пришла Матвевна-то, – сообщает она, окинув классную комнату взглядом. – Иди, что ли, милок, – обращается к Денису, я уж ей всё обсказала.
Чайкин кивает ему, дескать, действуй, но тут же спохватывается:
– Подожди-ка! Вот, как раз…
Из портфеля он извлекает компакт-диск в прозрачной коробочке без каких-либо опознавательных знаков.
– Помнишь, где Саша живёт?
– Конечно.
– Занесёшь ему? – протягивает диск Денису. – А то всё никак не верну…
Беседа с завучем заняла около часа. Станислава Матвеевна, как и предположила баба Тася, была очень обрадована появлению Дениса в школе. Под конец разговора она заявила, что вопрос с его трудоустройством можно считать решенным, если, конечно, он сам согласен с предлагаемыми условиями. А условия таковы:
1) он будет вести уроки английского и немецкого;
2) для этого ему будет предоставлена отдельная классная комната, которая в принципе в нормальном состоянии, но подремонтировать кое-что всё же придётся;
3) зарплата ему будет назначена в соответствии с тарифной сеткой и нагрузкой.
Если первые два пункта Дениса вполне устроили, то третий, в примерном пересчёте на рубли, вызвал у него некоторое разочарование. Да и Станислава Матвеевна сама посетовала, что, да, не много, но это для начала, а вот поднаберешь стаж, будет побольше. Что ж, он знал, на что шел и в итоге со всем согласился. Для окончательного трудоустройства ему велено было прийти в начале августа.
Из школы Денис, чтобы не откладывать просьбу историка в дальний ящик, отправился к Саше. Тот живёт в частном секторе, в тёткином доме неподалёку от Денисовой бабушки.
На звонок (кнопка прикреплена рядом с калиткой) вышла тётка – стареющая худенькая с сероватым морщинистым лицом женщина.
– К Сашке? – спросила, бегло глянув в лицо гостю.
– К нему.
– Проходи.
И повела его сначала по тропинке через пестреющий цветами палисадник к дому, а там – узким с побеленными стенами коридором.
– Саш, к тебе! – громко произносит она, остановившись у второй по пути двери.
– Ага! – раздаётся в ответ.
Женщина легонько толкает дверь, та распахивается и Денис входит в комнату.
Она была бы светла, если бы окно не закрывали плотные красные шторы. Именно из-за них здесь мрачновато и всё в красноту: от обоев до системного блока компьютера на просторном письменном столе, стоящем у окна. Кроме системника на столе кипы компакт-дисков в разноцветных боксах, какие-то мятые бумаги с машинописным текстом и старенький, но ещё яркий пятнадцатидюймовый монитор-бочка. У стола в офисном кресле вполоборота к Денису сидит длинноволосый парень. Рядом с офисным, тускло отсвечивая металлическими частями конструкции, стоит инвалидное кресло-каталка. Парень сосредоточенно смотрит на монитор, на котором раскрыто несколько окошек с каким-то текстом – издали разобрать невозможно. Правой рукой он управляется с «мышкой», левой – с клавиатурой. На лице его ярко выражено недовольство.
– Ну ё, – произносит он тихо и зло, – пусти дурака за комп, потом десять сисадминов не разгребёт! – И уже громче, мельком глянув на Дениса: – курс какой?
– Какой курс?
– Блин, ну не бакса же! На каком учишься?
– Отучился.
– Из конторы? – продолжает допрашивать Саша, продолжая заниматься компом.
– Чего?
Тут уже удивляется Александр:
– Ты кто? – спрашивает, крутанувшись на стуле, развернувшись лицом к Денису. С лёгким внутренним содроганием тот отмечает, как неестественно потянулись за телом Сашины ноги, облачённые в потрёпанные спортивные штаны.
– Вот, – протягивает Денис компакт, – Чайкин просил вернуть.
Саша смотрит на диск, переводит взгляд на лицо гостя.
– Аркадьич?
Денис кивает.
– А… Ну, давай, – глазами Саша указывает на компакт.
Вручив ему диск, Денис отступает на пару шагов и замирает в нерешительности, смотрит в пол. Что делать, что говорить, да и надо ли? Развернуться и уйти? Пожалуй… Исподлобья бросает взгляд на Александра: у того на лице написано «ну, и что дальше, так и будешь тут торчать?» Этот немой вопрос подстёгивает Дениса к активным действиям.
– Слушай, ты ведь меня не помнишь? – спрашивает он, уже зная какой получит ответ.
– А должен?
– Нет, конечно…