«Тот – про любовь…»
Тот – про любовь.А тот про хлеб.Читаю, но вижу.Слеп.А здесь прочту строку.Одну.И сразу вижу всю страну.«Шелковичный червяк, запечатанный в кокон…»
Шелковичный червяк, запечатанный в кокон…Раскручу эту жизнь, и слеплю из неёНа гончарном кругу с лебединым высокимТонким горлом, кувшин.С удивительным соком!Отхлебну через край и познаю её.Что здесь больше – печального, горького, злого?Привкус мёда иль запахи тлена найду?Что мне нужно для счастья, какая основа?..Но замешана глина для круга иного —Я леплю саманы, и на солнце кладу.Я шагаю по кругу. Летает полова.Для основы солома едва ли годна,И кружится над степью и падает слово,И сжимает круги, и взвивается снова,И от слова душа, как от браги, хмельна.А уже за рекой в поле вызрели травы!..И на круге вокзальном стоит суета.И гудок паровоза тягучей отравойВходит в жизнь, и уже за мостом-переправойРазмыкается круг и стальная верста,Словно лестница в небо, ложится под ноги…Вот и кончилась юность, и пыль улеглась!Я леплю эту жизнь, подбиваю итоги…И пестреет судьба.И звенят вдоль дорогиРодники, от которых испробую всласть.«Ощущая, что детство уходит навек…»
Ощущая, что детство уходит навек,Понимая, что старость черна и беззуба,Я за ласточкой в небо поднялся из сруба,И увидел простор, и рискнул на побег.Помню – ночь серебром заливала просторы,И немые курганы татарской ордойЗалегли у костров, отраженных водой,И смотрели на запад, и прятали взоры.Только мне удалось подсмотреть в их глазахТягу к долгим кочевьям и жажду погони…О, веселая жизнь на скрипучих возах!Здесь рифмуется то, что мне нравится.Кони!Но мне рифма еще неизвестна на вкус.Я кружусь в разноцветном кочевничьем стане,И слова, что рождаются в створе гортани,Зелены, зелены.И змеиный укусТой, жестокой, которая Музой зовется,Поджидает меня где-то там, за холмом,Но еще я об этом – ни духом, ни сном…Только сердце замрет и тревожно забьется.«Шелка шуршат ненужною обузой…»
Шелка шуршат ненужною обузой…И освещает лампа круг и миг,Где я стою, как зверь, с гипотенузойИз первой четверти декартовых прямых.…Отличный угол!Тангенс – единица…Луна блудливо шарит за окномВ сто тысяч глаз.Ее ли нам стыдиться!Бокал налит и пенится вином!Звенящая бунтующая влага,Взрывающая в жилах кровь мою!В любви, как и в бою, нужна отвага,И я клинок отважно достаю,Чтобы тебя, привыкшую молчать,Красивую, бегущую по кромке,Достать губами и сорвать постромки,И научить кричать.«Нас разведут, как разводят мосты…»
Нас разведут, как разводят мосты.Кони вот так же встают над обрывом.Черная пропасть и холод по гривам…О, как надежен запас высоты!Жилы немеют… Хватило бы волиНе передернуть поводья узды.Если и впрямь – как разводят мосты,Я не смогу и не вынесу болиЭтой разлуки…«Тайным тленьем охваченный…»
Тайным тленьем охваченныйЗатихающий сад.Солнца мяч перекаченныйПодан в аут, в закат.На колодезном воротеБьет синица крылом.Жизнь хорошая в городе…И большак за селомПеремолотый шинамиПухнет грязью, ползет.Кто вывозит машинами,Кто в тележке везет.И не больно, не горько мне,И душа взаперти…Где ж вы там, за пригорками,Проливные дожди?У Понта Аксинского
Ночь тихо входит в сумерки. Углом.Индийский чай, на удивленье, скверный.В окне напротив, прямо за таверной,Торгует грек каким-то барахлом.Уже темно. Зачем он там торчит?Навряд ли это что-то кто-то купит,А впрочем… если здорово уступит…И грек ключами по столу бренчит.Я вижу всё. Стекло мешает слуху.Официант за стойкой (ё-моё!)Бьет полотенцем муху-цокотухуИ деньги забирает у нее.И в тот же миг за лентою прямоюПричала, в свете ламп из янтаря,Какой-то швед с надраенной кормоюТрубит и выбирает якоря.На Литейном мосту
…А потом подступают печаль и бессилье…Колокольною медью гудит пустота,И ломается мост, и растут у мостаКрылья…И такси завизжит, на подвески припав,Подвергая сомнению формулу Гука,И водитель в сердцах прохрипит: «вот же, сука…»И помчит к Володарскому, фары задрав,Потому что ему нужно только на юг,Потому что его ожидают на юге,Потому что «фрегат на крови», как утюг,Рвет тяжелую цепь, посинев от натуги.А Невы простыня собрала в буруныЧерно-белые свитки до края вселенной.И горластые чайки сливаются с пеной,Ударяя крылами о гребни волны…«Тронул звук, не подумав…»
Тронул звук, не подумав…Не примерив, решил…Ни крыла, ни котурнов —Семь натянутых жил.Неизвестно – откуда,Сам не знаю – куда.Непонятное чудо,Ни добра, ни вреда.Будоражу округу.Ни душе, ни уму.Ни врагу и ни другу,Ни себе самому.«Рассвет – и петухи охрипли…»
Рассвет – и петухи охрипли.Роса – и выгнулась трава.Глаза соскучились по рифме,И в строчки строятся слова.Да будь ты светел, день грядущий,Да обойдет меня беда,Да будь удачлив ты, идущийКуда-то далеко туда…«Когда-нибудь вернусь. Все возвращаются…»
Когда-нибудь вернусь. Все возвращаются.Не в этом ли и радость, и печаль.Даль увлечет, но и обманет даль…Центр тяжести плывет, перемещается,И ось болит, и стонут позвонки,И не принять, и не подать руки…Скупой ночник. В окно сентябрь стучится.Стекают капли яда по стеклу,И время – невидимкою – в углу,И воздух нежилой сквозь щель сочитсяПод колыханье легкое гардинУже ненужной вестью запоздалой.И ни одной звезды, ни самой малой.Вселенная пуста, и ты – один…«Удивительно как грустно…»
Удивительно как грустно.Удивительно как плохо.Ты ушла, и стало пусто.Ни улыбки и ни вздоха,Ни намека, ни укора…Ночь сошла. Уже светает…Не хватает разговора,Щебетанья не хватает.Вот сижу и вспоминаю.Дождь стучит в окно.Не слышу.Всё решаю и решаю,А решенья нет.Не вижу.Сосна
Закрученная в три узла,Она над пропастью рослаПо сантиметру, осторожно,И наклонялась всё сильней…И песнь скрипучая корнейБыла мучительно тревожна.«Когда согнется полновесный колос…»
Когда согнется полновесный колосИ станет даль прозрачна и светла,Вдыхая воздух, выдыхаю голос,И понимаю – кончены дела,И на закат смотрю поверх стволов,По вечерам смотрю и на рассвете,Как журавли – кочующие детиБольшой страны – над златом куполовТо низкие, то зримые едва,В космическом неразличимом гулеУносят сквозь сентябрь те слова,Что я не мог найти в моем июле.«Не голубокров, не родовит…»
Не голубокров, не родовит,Росами умытый и дождями,Не знаком с богемными вождями,Но влюбленный в русский алфавит —Чувствую его и принимаю,Буковкою каждою дышу,И слова обычные пишуСловно прах из бездны вынимаю…«Трудно рос, трудно жил, не красив, не богат…»
Трудно рос, трудно жил, не красив, не богат,Я входил в эту жизнь под ружейный раскат.Ах, как пела душа, слыша эти раскаты!Почему же теперь, если вижу ружье,Вспоминаю далекое детство мое —Неужели убитые в том виноваты?..К стихам
Сорок лет…. Не постарели.Видно, вы и, впрямь, стихи,Видно, вы и в самом делеНе «ха-ха» и не «хи-хи»…Я носил вас, а, рожая,Был в поту как злак в росе,Чтобы колос урожаяНаливая, в полосеВы стояли бы прямыми,Ровными, как на смотру,И словами золотымиШелестели на ветру…«Мне говорят, что я поэт…»
Мне говорят, что я поэт.Я этого не понимаю,Я просто рифмы вынимаюИз темноты на белый свет.Потом слова кручу-верчу,Себя, бездарного, ругаю,Со строчкой строчку сопрягаю,И вновь как проклятый молчу.«Каждый вечер за полчаса…»
Каждый вечер за полчасаДо полуночи в мою кельюВходит тень с головою псаИ ложится у ног на землю.Не кормлю его, не пою,Не хвалю его, не ругаю.Я тетрадь достаю своюИ слова свои сопрягаю.Но, увы…Не могу писать…Рифмы бедные, мысли бренны,Словно нету моей вселенной,Где тропу я торил.До пса.Больше месяца ходит пес.Больше месяца строчек нету.Кто приставил его к поэту?Проверяется чей донос?Выполняется чей приказ,Кто с крамолою сводит счёты?Не опричнина ль на подходе,Чтоб избавить страну от нас?Возле ног он лежит, в углу ли,Если встану – следит мой шаг,А клыки у него как пули,А язык у него как флаг.К Психее
«Отгоревала, отлюбила?..»«Нет, нет…»«Тогда зачем, скажи,Всё медленнее виражи,И всё роднее слово «было»?Скажи, зачем всё меньше боли,Зачем внимателен к часам,И – холодок по волосам,И на висках всё больше соли,И резче складки возле уст,И сквозняки прохладней дуют,Чужая не волнует грусть,И руки милой не волнуют?«Шумы, затихнув…»
И не она от нас зависит,А мы зависим от неё…Н. РубцовШумы, затихнув,День проводят,Зажжется свет и из углаКо мне, минуя зеркала,Она, неслышная, приходит,Ведет меня к столу, и водитМоей рукою…И светла,Как вымытая добела,Из-под руки моей выходитСтрока…Я на строку смотрюКак смотрит с блюдца на зарюСвечной огарок; на пределеМерцая еле.Весна
(с улыбкой)
Как нельму в собственном сокуЛюблю весеннее «ку-ку»!Пишу строку и вижу – критикУже почувствовал строку.А я не дам!А я пишу —Как вольным воздухом дышуНа берегу родной реки,Где рыба-нельма плавникиРасправила, ломая льды,Где струи черные воды,Вскипая, подняли со днаТакую муть!..Идет весна!И уток шум, и стон гусейНесут над родиною всейПротяжное:– Люблю! Люблю…Да я и сам о том трублю!Да я и сам готов уже,Поймав поток на вираже,Раскинуть мощные крыла,Чтоб и меня весна неслаТуда, где голубые мхиСлагают звонкие стихи!Ах, тундра!Ни узды, ни шпор…Но не представлю тот простор,Где нет препятствия лучу.Вот потому и не лечу…А нельма – в силе и соку! —Да обойдет блесну!Ку-ку…Адюльтер
Мохеровый шарф пахнет медом и снегом.Морозная норка – осокой речной.Сквозит подворотня и манит ночлегом,И тянет в проем зачумленный ночной.Ступени подъезда темны и грубы.Куда я бреду, неготовый к расплате!Улыбка стекает по краю губы,И чем незаметнее, тем виноватей…Сожжем же мосты!И пропаще шагнемВ бездонную тьму, залитую свечами,Где юная львица, вскипая хвостом,Как выгнутой сталью сверкает очами.«Разрежу яблоко и спелое зерно…»
Разрежу яблоко и спелое зерноНа блюдце брызнет и запахнет югом…И вдруг увижу – за окном темноИ холодно как за Полярным кругом.Прольется ливень в черное стекло,И голые деревья друг за другом,Гремя ветвями, выстроятся цугом…Неужто лето кончилось, прошло?И то тепло, что запасал с трудом,Готовясь к ливням и каленой стуже,Сравниться разве с золотым плодом,Ножом уже разрезанным к тому же?«В деревне всё светлее: стекла, лица…»
В деревне всё светлее: стекла, лица…Теперь у окон невеселый вид.Вот баба Настя, дедова сестрица,Вот сам Пахом.Был очень даровит!На всё село с закрайками хватало,И в городе прихватывал порой.Теперь не тот. Да и невест не стало.Да и домов…И черною дыройСквозят пустые сени и колодцы.Крапивы с коноплями – под поветь!Обжечься можно, можно уколоться,А можно просто лечь и умереть.«Повторяется всё, только надо проснуться…»
Повторяется всё, только надо проснуться,Осознать, что живой и суметь оглянуться,И припомнить тропу, и обиду, и страсть,И себя на тропе, перед тем как упасть.И тогда ты поймёшь, что Вселенная длится!Повторяется всё – и событья, и лица,И потоки дождей, и кристаллы росы,И мгновения, что переходят в часы?Утро, сумерки, ночь.… Ходит вектор по кругу…Так в июне гоняют косилку по лугу:Круг за кругом – круги всё ровней и ровней,И чем лучше стрижет, тем отавы пышней.Облака
Литой чугун моста. На этом фоне,Конечно, лучше ехать в фаэтоне —Не в «жигулях», тем паче – в «москвиче»,Где грязь на окнах, словно занавески,А за дорогой так следят подвески,Что ты трепещешь, как в параличе.А потому – пешком. С мечтою бонзыО фаэтоне, задержусь у бронзы:Какая тяжесть на литых ногах!А этот гад? – он враг или опора?…И купол знаменитого собораЛикует, отражаясь в облаках,Кочующих, клубящихся, плывущих,Несущих тень для бывших, а для сущихОтвесный дождь. Он в Питере всегда!И никакой нужды в метеосводке —Подует с Балтики и, словно в сковородке,В Неве вскипает черная вода.Мой город с куполами и ГольфстримомОднажды назовут четвертым Римом.Построенный на влаге и песках,Он гибнет от жары, и воскресает,Когда над ним волчицей нависаетСедая туча с влагою в сосцах.…Стоит жара и тяжесть бронзы, право,Утяжеляет голубей орава,И, высохший на солнце купорос,Всем говорит, и мне, конечно, тоже,Что бронза – прах, но всё равно негоже,Когда вот так загажен славный росс.А фаэтон… Я не о фаэтонах,И не о куполах, не о Горгонах,Что в чугуне массивном на векаОтлиты и над водами нависли,А я про облака, что стоят мысли,Поскольку мысли в чем-то – облака.«Ветер с севера, тучи – с запада…»
Из рябин в домах бусы нижутся.
Супротив судьбы тучи движутся.
Ветер с севера, тучи – с запада,Так с ума сойти можно запросто.То ли вышел срок,То ли шутит бог,То ль Илья-пророкЧто-то сдвинул вбок.А над хатами, да над речкамиПо утрам встает дым колечками.Над моей избой,Над твоей трубой,Над ноздрей-губой —Сине-голубой.Журавли кричат – даль баюкают,Грибники в лесах – эй! – аукают.Меж берез-дубов,Меж стволов-гробовВ сентябре грибов,Как во рту зубов.Ветер с севера, тучи – с запада…Заводись мотор мово «запора».Мы опишем круг,И поедем, друг,Через этот лугНа восток ли, юг…«Государство меня обмануло. Надрало…»
Государство меня обмануло. Надрало.А ведь я столько лет протрубил у орала!Я шумел, и кричал, и в чертей матерился…Слава богу, что не до конца износился.Слава богу, что в силе еще и соку!Я бросаю поводья на полном скаку,И при помощи рук сотворяю тот жест,За который при Грозном сажали на шест,В смысле на кол. Да нынче не те времена —И билеты без блата, и троп до хрена…Я сижу в своей хате за круглым столом,Двери плотно закрыты на ключ и на лом,И с крыльца, на котором и грязь, и темноНа меня государство глядит сквозь окноС обалдевшим каким-то, бездумным лицом,Как я пью самогон и хрущу огурцом…С нежностью
Л.
Когда мне было двадцать два(Сейчас полста мне. Значит, было.)Я начал собирать словаВ тетрадь. И ты меня любила.Не за слова, а просто так.В ту пору я печатал шаг,Гордился лычкой, чистил бляху,И за дверями старшиныУже примеривал штаныГражданские и к ним рубаху.Когда мне стало тридцать три(Сейчас полста мне. Было, значит.)Ты приказала мне – умри,Но не бросай тетрадь. Иначе…Тропа у каждого крива,И если не спасут слова,То водка не спасет. Тем боле,Что нынче коммунизм и труд,Увы, расходятся и тутВсё понимаешь поневоле.Настало два по двадцать два(Сейчас полста мне. То есть, прав я.)Я выстроил мои словаВ каре и получилось – правда!Так, скинув лычки, галифе,Как приняв autodefe,Я стал на лезвие. Качаясь,Любви и дружбы не поправ,Живу, и, если в чем не прав,То только тем и отличаясь.Когда мне стукнет… Но грешноОпределять чужие сроки.Ведь если кем-то решено(Как говорят о том пророки),То должен протрубить святойНад сушею одной шестой,Чтобы призвать меня к ответуТуда, где видно всё до дна,Где правда, если есть, одна,А если много, значит, нету.Так в чем же истина, мой друг?Не в том ли, что на этом свете,Мы, совершая этот круг,Не только за себя в ответе,Но и за тех… но и за ту,Кто согревал твою мечту,Готовил пищу, мыл посуду,И что мне Высший Судный глас,Когда печаль прекрасных глазЗа мною следует повсюду.Финский залив
Раскинув сети, можно ли поймать?Наверно, можно, если очень нужно…Ноябрьская сырая благодать.Не холодно еще, уже не душно.Пустое небо. Голые стволы.Баркас рыбацкий, падая в провалы,Считает сумасшедшие валы,Размеренно идущие на скалы.Седьмой… Восьмой… И с головою – ух!И вновь чухонец переводит дух,И с силою гребет, и с новой веройГлазами провожает мощный вал!..Я это знаю. В том котле бывал.Дышал соленой пеною и серой.На Дворцовой площади
Дорогой фотограф!Милый мой парнишка!Руки как пантограф!Под руками – вспышка!Щелкнет, как застрелит.Развернет альбомы…Был бы жив Растрелли,Он бы стриг купоны!Под ногами площадь,Тесаные камни.Сяду я на лошадьС круглыми боками.Подберу уздечку,Ладно сшит и скроен!Чуб завит в колечко,В небо ус настроен!..Щелк! – и вся работа!Можно веселиться…Я смотрю на фото —Впору застрелиться.Ворона
Ворона серая, рабочая,С утра летает меж домов.Вся сикось-накось скособочена,И глаз, похоже, не здоров.А острый клюв, хотя и глянцевый,Но лапы черные в грязи,Как туфли Гранцевой-Засранцевой(Ох, эти клички на Руси!)Ворону баба гонит палкою,Попасть в ворону норовит,И называет птицу галкою,И принимает страшный вид.Ворона движется по веточке,Вращает радужным зрачком,А у нее на шее ленточкаС каким-то золотым значком.И ничего не скособочено,И глаз, конечно, не больной,Да и трудом не озабочена,Тем более что выходной.«О чем, прозаик, ты хлопочешь?…»
О чем, прозаик…
А.С. ПушкинО чем, прозаик, ты хлопочешь?Давай мне мысль…А дать не хочешь,Я сам возьму.Смотри – беру!Теперь гусиному перуПоправлю жало и… в такси.А ты, шофер, меня везиПо набережной к той Игле,Где столп как свечка на столе,Где собирается народ,И, криком раздирая рот,Орет стоящим наверхуС седым каракулем в пахуТакое, что на небе слышно,В том смысле, полагаю я,Что нам от власти кроме дышлаОпять не вышло ни чего.«Разрезанное надвое стеклом…»
Разрезанное надвое стеклом,Пространство только тем и поражает,Что встреча двух у входа за угломИз памяти уже не воскрешаетНи той тропы, что замело песком,Ни седины, ни горестной морщины,Ни той стрелы, ни прочей чертовщины,Живущей и болящей под соском.Но радость встречи омрачает грустьКак признак примиренья и покоя,И только в глубине зрачков такое,Что ты хранишь и помнишь наизусть.Не это ль называется судьбой?Судьба не вещь, но крылья птицы вещей…А жилка так же у виска трепещет,И живчик так же бьется над губой.«
Осень кончается вылетом моли…»
И в овале бадьиВидит лицо судьиСавельевой…И. БродскийОсень кончается вылетом моли.Если в стране, то число ей – несметно.Моль, очевидно, не чувствует боли,Или уверена в том, что бессмертна.Ей не страшны ни удар, ни объятья.Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги