Три мужа для Кизи. Книга 4

Камень 75-ый

Индра прошёл вперёд – втаптывая цветы в землю ещё глубже, раздавливая нежные лепестки ещё больше своими туфлями из парчи, расшитыми золотыми нитками и драгоценными камнями – и остановился перед Сандхьей. Та спокойно дожидалась его, едва приметив. Так сразу и перестала танцевать.

– А хороша! – довольно сказал раджа богов, оглядев её сверху вниз. – Хотя кожа слишком смуглая. А всё остальное… – взгляд его упал на чхоли, вымокшую от пота, прилипшую к пышной груди. – Остальное очень даже… ничего.

Худенькая смуглая девушка замерла, изогнувшись немного назад – одна рука с пальцами загнутыми над головой, а другая – красиво изогнутая – у груди. Вздымавшейся сильно и опускавшейся от волнения.

Дэврадж, высокий, статный, мускулистый, широкоплечий, задумчиво скользнул широкой ладонью по её руке – от запястья хрупкого вниз, до плеча, по жаркой коже, липкой от пота. Он уже её хотел.

– А для людей и вовсе красавица! – ухмыльнулся Индра. – Не удивительно, что тот мерзкий демон, увидев тебя, обо всём забыл. Даже забыл, каких хотел разрушений в моём храме.

– Он не разрушать пришёл! – строго сказала храмовая танцовщица, сердито взглянув на своего бога. – Он пришёл за мной!

– Ужели ты не признала меня? – сдвинул густые изящные брови раджа богов. – Это мой храм! И ты – его дэвадаси – и, следовательно, моя женщина! И, раз уж я пришёл, теперь мои приказы сильнее приказов настоятеля этого храма! А я хочу…

– Вы можете забрать моё тело, но не мою душу! – перебила наглая дева своё божество.

– Что?! – вскричал Индра в гневе. – Я – твой бог! И этот храм – мой!

– Да, этот храм ваш, о дэврадж! – продолжала упорствовать глупая дева. – Но моё сердце я давно отдала другому божеству.

– Кому? – царь богов сердито нахмурился.

Аравинда робко наблюдал за ссорой своего бога и дерзкой дэвадаси со стороны. Он и жалел её, неразумную, и не смел вступиться за неё. А Индру она явно разозлила. А кто из прислужников храма не слышал, как опасен раджа богов в гневе?! Тем более, что храм и все предметы, танцовщицы в нём и правда принадлежали ему. Только обычно дэвадаси танцевали перед изваянием своего божества, а в этот день их бог явился к ним сам. Да ещё и милостиво выбрал одну. Которая почему-то не проявила ни смирения перед своим богом, ни благодарности к оказанной ей милости! Аравинда совсем не понимал, как так?.. Тем более она, опороченная, наверное, молодым демоном, должна была припасть к стопам своего бога и в слезах молить о заступничестве и помиловании! И вообще… она почему-то так ни разу не упомянула того молодого демона, который дерзнул коснуться её. Ведь наверняка же дерзнул?..

«Или не молодого, – подумал грустно юноша. – Демоны владеют майей. А какие они под иллюзией – так и не поймёшь. И, увы, участь у неё тяжёлой будет. Настоятель возненавидел её. Только заступничество нашего бога может её спасти! Но почему же… она не просит его защиты?..»

Эта девушка сегодня дважды потрясла Аравинду: сначала дивным танцем – хотя её, новенькую, почти ничему не успели обучить ещё, даже в храме танцевать не пускали – а потом и непокорностью перед божеством.

«Она даже не выглядит счастливой от явления нашего бога! Хотя некоторые люди – даже сами брахманы – бывает, всю жизнь проводят в аскезах, достойно, но и то не удостаиваются чести видеть своё божество! Почему она себя так странно ведёт?»

– Лет десять назад на мою семью напали разбойники… – ресницы глаз, всё ещё дерзко смотрящих на раджу богов, всё-таки дрогнули, испуганно, но не от него. – Они убивали всех! Отца, братьев, дядей, деда… они за несколько мгновений убили их всех! – по смуглым щекам потекли две дорожки слёз. – А потом стали хватать женщин и девочек, задирать подолы… они резали нам ноги, били лезвиями по щиколоткам, чтобы мы не могли убежать, – она всё-таки опустилась, сняла с щиколоток широкие гхунгру и дрожащими руками приподняла края пышных дхоти.

И Индра, взгляд опустивший, приметил три росчерка узких шрамов у неё на голенях. Вздрогнул невольно, поняв, как больно было ей передвигаться с разрезанными мышцами. А тогда убежать – и вовсе не возможно.

– Они калечили нас… насиловали… смеялись… потом перерезали нам глотки… только отталкивая запятнанных… – ресницы дэвадаси задрожали. – Они насиловали мою подругу передо мной, а потом… – голос её дрогнул. – Когда она уже застыла… кажется, сердце не выдержало. Потом появился он! – взгляд подняла сердитый, залитое слезами лицо, сжала кулаки. – Тот мальчик-демон с жуткими глазами! Золотыми, с узким зрачком. Он был ниже меня… младше меня. Он меня первый увидел… увидел слёзы на моих глазах… Он зарычал вдруг, метнувшись на них. Его испуганно кто-то ударил по руке, раскроив до кости. Он не остановился. Он не кричал от боли. Ногти на руках его отрасли… блеснуло, зашуршало вдруг появившиеся ожерелье из змеиных клыков… потом… – тело её передёрнулось, глаза распахнулись от ужаса, слёзы даже перестали течь. – Потом… – и замерла, оцепенев, вспомнив.

– Что потом? – Индра не выдержал. – Он схватил тебя и утащил за собой?

– Он… – жуткая улыбка исказила её лицо – Аравинда невольно попятился, увидев её – она глаза горящие подняла на царя богов. – Он растерзал их всех! Рычал жутко… взмахивал руками с когтями длинными… изогнутыми… кровавые ошмётки летели во все стороны! Он не упустил ни одного! Потом… – взгляд опустила, вдруг улыбнулась иначе совсем, доброю, нежною улыбкой. – Потом он робко ко мне подошёл. Женщины уже лежали… убитые. Или сердца уже остановились у них. Я осталась одна. Он прошёл по голубой юбке моей подруги, залитой её и чужой кровью. Робко протянул мне руку, когти на которой вдруг уменьшились, ногтями вдруг стали обычными. Худой, низкий, окровавленный и в ошмётках чужой плоти и кишок… он протянул ко мне руку и сказал вдруг неожиданно робко: «Пойдём, я тебя к людям отведу. В ближайшую деревню. Или в караван купцов, что два дня назад здесь прошёл. В караван купцов даже лучше, вдруг они напали на этих людей неспроста? А там искать, может, и не будут».

– И ты поверила ему? – усмехнулся Индра. – Поверила чудовищу?!

– Я узнала его! – улыбнулась Сандхья и снова сердито посмотрела в глаза своему божеству. – Я видела его недавно. Тогда ещё меньше израненного. Просто худой мальчик. Волосы длинные, спутанные. Он был ранен. Внимательно следил за мной с дерева, но не подходил, будто боялся. Я видела кровь на его щеке. Кровь с его ноги разодранной стекала по стволу. У меня был ладду. Я достала его из-за пояса и протянула ему. Он не сразу слез. Не сразу мне поверил. А когда спустился – ловкий, как обезьяны – просто спрыгнул, то метнулся ко мне и цапнул угощение с руки. Отбежал подальше. В рот торопливо запихнул, – засмеялась невольно, на миг, вспомнив. – Помню, так вытянулось его лицо, когда он перестал жевать, почувствовав вкус! Как будто прежде он ничего подобного никогда не ел! Я ещё спросила, как его зовут, а он сказал, что у него нет имени. Я назвала его Сохэйл… он вдруг пришёл, когда разбойники уже убили всех мужчин. Я дала ему один только ладду, но он спас за него и мою жизнь, и мою честь! – по щекам смуглым опять потекли слёзы. – Я так хотела остаться вместе с ним! Отдать свою чистоту ему!

– Чудовищу?! – возмутился Индра.

– Спасителю моему! – сердито прокричала на него Сандхья, заставив раджу дэвов невольно отодвинуться на шаг. – Неужели вы, бог кшатриев, против того, чтобы спасённые девы влюблялись в своих спасителей, смелых и сильных воинов?!

На этот упрёк бог воинов не сразу додумался, что сказать. А его дэвадаси продолжила, опустив дерзкие глаза и усталую голову, в которой опять воскресли воспоминания, и, кажется, ярко воскресли.

– Я думала, он заберёт меня себе. Боялась его… немного, но боялась после увиденного. Но ведь в сказках и смелые кшатрии, и сильные демоны забирали спасённых девушек себе, – брови сдвинула. – Но он даже не предложил! Даже не подумал о том! Он привёл меня к реке, отмылся сам, меня, замершую от потрясения, отмыл. И, шумно принюхавшись, перекинул через плечо. И пошёл, нашёл тот караван. День шёл и ночь. Быстро шёл… израненный…

– Асуры и ракшасы живучие! – проворчал Индра.

– Он оставил меня людям! Ушёл, потом вернулся, три золотых браслета принёс. Тёти и… – голос её дрогнул, и она не смогла договорить.

– Надо же, какой добрый демон! – выдохнул Аравинда, растерянно внимавший этой странной истории, рассказанной ей.

– Именно! – она сжала кулаки. – Он добрый! Только тот купец, которому он дал золотые украшения моей матери и тёти – и просил меня как свою дочь растить – был ужасным! Он сначала лекарей нашёл, чтоб лечили мои ноги. А потом, когда подросла, он меня продал! В ваш храм! – сердито на Индру посмотрела. – Может, моё тело и принадлежит вам, о дэврадж, но решили то за меня! – ударила себя кулаком по левой груди. – Но сердце моё принадлежит ему! Давно уже!

– Так… – голос Аравинды дрогнул. – Это тот демон за тобой пришёл?.. На днях?..

– Он! – Сандхья гордо вскинула голову.

Индра молчал, шумно дыша. Убивать её перед верным слугой, да ещё и могущим стать очень полезным в будущем, да ещё и после рассказа такого жалостливого, было совестно. Но как же она, так упорно и дерзко хамившая ему, разозлила своего бога!

– Ты – дэвадаси моего храма! – проворчал дэв. – И, значит, ты принадлежишь мне! Не тому демону!

– Вы можете сделать с моим телом всё, что угодно! Но кому я отдам своё сердце – буду решать я сама! – прокричала на него Сандхья, снизу вверх.

– Тот демон бросил тебя! Сам! Давно! – Индра сам сорвался на крик, разъярённый её неповиновеньем.

– Но он забрал моё сердце! Ещё десять лет назад! – она сжала тонкие, хрупкие пальцы в кулаки. – И я никому больше моё сердце не отдам!

– Я даю тебе последний шанс, о непокорная! Встань на колени и извинись за дерзость, а не то…

– Делайте со мной всё, что угодно! – строптивица упала на колени. – Прямо сейчас! А я решила, что он – мужчина из моих мечтаний – и он им единственный и останется, покуда я дышу!

Раджа богов шумно выдохнул. Сжал кулаки, разжал. Гневно повернулся к другому своему слуге, покорному.

– Передай главному брахману, чтоб не смел давать ей ничего из еды! Только лишь воду, два раза в день! – торжествующе ухмыльнулся. – Ты, кажется, говорил, что наставнику твоему трудно уже мыть полы самому, так, Аравинда?

– Я и сам могу помочь моему отцу!

– Нет! – рявкнул на него бог. – Я запрещаю тебе и Гандаги ей помогать! Пусть она каждый день моет полы по всему храму, без еды! – насмешливо прищурился, хотя строптивица глаз не подняла и торжество его не видела. – Но, раз уж я бог – существо по природе саттва – я прощу тебя, после того, как ты ночь простоишь на коленях перед моим изваянием! – и, шумно дыша, исчез.

Аравинда вздохнул. Робко подошёл к девушке, сидящей на коленях, сгорбившейся.

– Прости, я не успел его уговорить.

– Не надо! – она сердито посмотрела на него, заставив замереть. – Я виновата – и я заслужила наказание, – поднялась, поморщившись, на ноги. – Отведи меня к настоятелю, Аравинда. Расскажи, что повелел дэврадж.

– Прямо сейчас? Поела б хоть!

– Аравинда… – она сжала его запястье – и юноша вздрогнул, робко посмотрел на неё – и добавила, мягко ему улыбнувшись: – Я знаю, что ты добрый. Я давно то заметила. Но мне от того лишь сильнее не хочется, чтобы на тебя злился дэврадж! – нахмурилась. – Ты, говорят, вместе с Гандаги выступил против того асура…

– Прости! – смутился Аравинда. – Я не хотел. То есть, я хотел его остановить. Но я не знал, что тот демон был так добр с тобой!

– Я благодарна тебе за то, что ты захотел меня понять, – Сандхья тепло улыбнулась.

А он, взгляд опустив, посмотрел опять на раздавленные цветы.

– Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым! – добавила она смущённо. – Ведь ты по-своему был прав: в храм нашего бога ворвался демон – и хотя бы ты с Гандаги пытались его остановить. А то бы нам совсем стоило стыдиться других служителей. Это ведь позор, если кто-то пришёл осквернить храм, но никто из служителей не вступился!

– Я благодарен тебе за стремление понять и меня, – тихо произнёс юноша, не отрывая взгляда от земли. – Но я вообще-то думал сейчас о другом.

– О чём же? – растерянно распахнулись густые ресницы.

Он указал на белые капли жасмина, упавшие с её головы.

– Я вначале не понял, почему эти цветы так приковали мой взгляд, когда я увидел тебя, но…

– Эти цветы? – она ещё шире распахнула глаза. – Ты увидел мой танец, но смотрел на затоптанные цветы?!

– Ты очень красиво танцуешь, Сандхья! – смущённо улыбнулся юноша, на миг взглянув на неё, снова на землю и давленные цветки, и лепестки оторванные посмотрел. – Просто… я увидел тебя… и эти упавшие цветы…

– Ну, цветы и цветы! – она вздохнула. – Раздавленные. И что с того?

– Я просто теперь подумал, что они похожи на тебя и… – голос его дрогнул. – И на женщин твоей семьи. Я смотрел на твой танец. И почему-то заметил их.

Они долго молчали. Оба разглядывали упавший и задавленный жасмин – некоторые цветы и лепестки были совсем уже в земле, уже едва виднелись, некоторые её босые ступни ещё не успели примять.

– Мне жаль тебя и тех женщин. Тех девушек, – добавил Аравинда спустя время.

– Ты странный! – растерянно выдохнула Сандхья.

Юноша поднял взгляд и посмотрел на неё. Он… вдруг улыбнулся ей, открыто и широко, заставив её от изумления замереть.

– Мне все это говорят, – сказал Аравинда. – И много всего. Но разве стоит слушать всё, что говорят?

– Ты странный не потому… – девушка наконец-то смутилась и опустила взгляд. – Просто, ты услышал, что я люблю чудовище – и не испугался. Не побрезговал.

– Если тот мальчик кого-то защитил, значит, он не чудовище. Тем более, что он покарал убийц, напавших на мирных людей. Это доблесть воина – вступаться за слабых. Чудовище – тот, кто уничтожает и мучает других без разбору.

Она робко посмотрела на Аравинду. Тот снова ей улыбнулся. Добавил, смущённый, чуть погодя:

– Прости, я не знал. И… – голос его дрогнул. – И я обещал уже Индре, что буду охранять наш храм. И… в том числе, и от него. От твоего возлюбленного.

– Я всё равно не покорюсь дэвраджу! – Сандхья снова сжала кулаки.

Вздохнула.

– А теперь пойдём! – сама первою пошла. – Расскажи настоятелю о моём наказании, Аравинда. Я не хочу, чтобы такого доброго юношу наказали из-за меня.

– Прости, я не могу тебя защитить! – пылко сказал Аравинда. – А ты не виновата ни в чём.

– Разве я правильно повела себя, что надерзила нашему божеству? – грустно усмехнулась девушка.

– Это, разумеется, зря, – Аравинда нахмурился. – Но издавна девушки и женщины влюбляются в тех, кто спас им жизнь. И ты по-своему права, что не хочешь отступать от своей любви, – грустно на девушку замершую посмотрел. – Я только боюсь, что у вашей истории будет грустный конец. Дэврадж разозлился на Сохэйла.

– Сибасур! – улыбнулась она. – Моего любимого зовут Сибасур!

– Но ты сказала… – глаза его расширились. – Ты соврала своему богу?!

– Мой спаситель – мой бог! – пылко произнесла танцовщица. – Но, впрочем, я не соврала. Не волнуйся за меня, Аравинда. Прежде моего любимого звали Сохэйл. Но когда-то – ещё когда мать его носила – его родители хотели назвать Сиб. Сиб из асуров, – улыбнулась, имя возлюбленного произнеся. – Сибасур… – сжала кулаки. – И пока я жива, я буду бороться за мою любовь! Индра может насильно завладеть моим телом, но сердца моего я никогда ему не отдам! – сжала дупатту, промокшую от пота над сердцем. – Кому женщина отдаст своё сердце – решает только она сама! Даже если тело у нас слабое и хрупкое. Я буду сражаться за мою любовь!

– Если что-то с вами случится… – голос юноши дрогнул. – Или… с тобой… я расскажу Сибасуру и людям о храмовой танцовщице, которую когда-то давно спас демон – и которая в ответ его полюбила.

Сандхья рассмеялась. Потом, ступив к растерянно замершему Аравинде, ласково потрепала его по щеке. И, вконец уже его смутив, отступила:

– Я наконец-то могу гордиться, что я дэвадаси в храме, в котором есть великие люди из прислужников!

– Да я… как бы… ничего особо не сделал… – юноша замялся.

– Нет, ты и твой отец не побоялись выступить против демона, который всех напугал!

– Кроме тебя, – Аравинда усмехнулся. – А впрочем, если честно, он мне ещё при встрече немного понравился: он не напал на моего отца, когда тот остался безоружным. Я думал, нападёт – и у меня сердце едва не остановилось. Но он проворчал, что победа над хилым стариком ему чести не принесёт – и моего отца пощадил. Отец… – он нахмурился, но всё-таки признался, неожиданно даже для себя самого: – Отец молил его пощадить хотя бы меня. Взяв его жизнь.

– Сибасур добрый! – улыбнулась Сангхья.

– Странно, что в нашем царстве случайно встреченный мной демон добрее нашего раджи! – Аравинда вздохнул.

Девушка сердито зажала ему рот:

– Не говори таких глупостей! А то вдруг тебя кто услышит?!

– Я вообще-то тебя наказывать веду! – возмутился он, когда она ладонь убрала. – Не нужно быть со мной такой доброй!

– Но в сердце твоём ты не желаешь мне зла! Разве не это важно?

– Поступки определяют всё! – юноша возразил. – Какая разница, какие помыслы в моём сердце, если дела мои грязны? И какая разница, о чём я думал, если поступки мои принесли кому-то счастье?

– А разве может быть, чтобы чьи-то помыслы были ужасны, но он приносил другим добро? – удивлённо взглянула на него девушка.

– В этой жизни бывает всё! – грустно улыбнулся её спутник. – Скажем, я, служитель храма, внезапно восхитился каким-то демоном. Ну, не странно ли? Но тот демон совершил добро.

– Он хороший! – возмутилась Сангхья.

– Наверное, не зря же ты так любишь его, – улыбнулся Аравинда.

Они прошли ещё сколько-то, почти вровень друг с другом, хотя танцовщица старалась хоть на полшага отставать от него: ей не хотелось, чтобы доброго юношу ругали или наказали из-за неё.

– Должно быть, тебе больно танцевать? – спросил он грустно, спустя сколько-то шагов.

Они вышли из-за других построек и внезапно увидели вход в храм. Храм появился перед ними как будто внезапно, величественный, высокий. Множество резьбы и сцен сливались в одно воплощённое совершенство, крыши которого поднимались к небесам.

– Почему ты спросил это? – удивлённо повернулась девушка к юноше.

– Ты сказала, что разбойники ранили ноги несчастных женщин и девочек, чтобы никто не смел убежать, – Аравинда грустно посмотрел на неё, нахмурился. – И у тебя осталось несколько шрамов. Но тот злой купец, которому тебя доверил твой возлюбленный и друг, всё же продал тебя в храмовые танцовщицы! Выходит, в каждом твоём шаге ты чувствуешь боль! И каждый твой танец – это новая ягья, в огне которой ты жертвуешь во славу бога свою красоту и боль!

– Перед тобой красивая девушка, а ты видишь только лишь шрамы на моих ногах? – глаза её удивлённо распахнулись.

– Ты – красивая девушка, – смущённо улыбнулся Аравинда, – но мне жаль, что тебе довелось испытать такую боль.

– Ноги не столь уж и мучают меня, – она смущённо опустила взгляд. – Да и давно это было. Тело сколько-то смогло зажить.

– Но разве зажила твоя душа? – грустно спросил он.

– Когда-то я думала так же… – она подняла взгляд по стене храма, к его крыше, устремлённой в небеса. – Я винила свою судьбу и тосковала, что не умерла. Я потеряла всех моих в тот день. А потом я подумала, что всё же – благодаря ему – я не всю возможную боль испытала в тот день. Пусть я никогда не смогу подарить ему мою чистоту – теперь уже не в этой жизни – но зато он от какой-то боли меня спас. Могу ли я роптать на мою судьбу? Знаешь… – опустила взгляд на него, наполненный слезами. – Там… среди трупов… лежала моя подруга. На ней в тот день была такая же голубая юбка, как и у меня. Но они мучали её! А меня эта участь миновала, потому что он за мной пришёл… – всхлипнула. – Я иногда думаю… если б моя подруга выжила… ведь она б жила в большем ужасе, чем я! Опозоренная! Видевшая только смерть в тот день! И, если бы она выжила, значит, никто за неё так и не вступился! Как она будет с этим жить?!

– У тебя доброе сердце, – Аравинда вздохнул. – Жаль, что ни ей, ни тебе я помочь не смогу!

– В этом мире ещё достаточно тех, кто нуждается в чьей-то помощи, – она снова посмотрела наверх. На небо.

Потом взгляд опустила на молодую заплаканную женщину и идущих за нею детей.

Чарующе улыбнулась вдруг и, перекружившись вокруг молодого прислужника – у него дыхание перехватило от внезапной грации её движений – поплыла к детям. Смеясь, в танце прошлась мимо них, приласкала по волосам заплаканную девочку. Та, глаза широко распахнув, смотрела за ней. Даже мать позабыла плакать – засмотрелась.

Сандхья исполнила свой танец перед храмом. Или, скорее, перед случайными этими людьми. Пока она танцевала – они забыли обо всём. Пусть даже лишь на несколько мгновений. Но Аравинда видел, каким восторгом горели глаза у них всех.

– Пойдём! – доплыла до него наконец дева, подобная апсаре. – Настоятель нас ждёт.

– Пойдём, – смущённо ответил он.

Но, уходя, обернулся и посмотрел на зачарованные глаза детей, от которых уплывала сказка.

Сказка, которую они внезапно увидели.

– Мама, я тоже так хочу! – потянула мать за дупатту младшая девочка. – Она так божественно танцует!

Сандхья лишь улыбнулась и уплыла. Чудо красоты, которое она им подарила, высушило слёзы и осталось в их сердцах.

– Вообще-то, я из семьи музыкантов и артистов, – шепнула она Аравинде, когда они уже отошли. – Я родилась, чтобы играть и танцевать. И я теперь попала в храм, чтобы снова танцевать. В танцах моя судьба.

– Ты поэтому так быстро научилась! – улыбнулся Аравинда. – Ты уже видела…

Она, загадочно улыбнувшись, прижала ладонь к губам.

– Но я боюсь, что шрамы и те раны тебя беспокоят, – добавил он несколько шагов спустя.

– Ты во мне видишь лишь шрамы и раны? – усмехнулась молодая дэвадаси.

– У всех есть тело, а раны его болят.

Она рассмеялась.

В покоях настоятеля что-то упало и прокатилось по полу, металлическое.

Сандхья тут же посерьёзнела.

Аравинда, вздохнув, выступил вперёд.

– О почтенный! Простите, что я нарушил ваш покой! Но наш бог велел мне кое-что вам рассказать и немедленно!

– А-а, это ты! – поморщился старый брахман, выйдя из своих покоев.

– Индра велел наказать её, – Аравинда смущённо указал на Сандхью, которая виновато опустила голову. Добавил торопливо, увидя, как зажглись глаза главного брахмана: – Но он не хотел, чтобы её били. Велел лишь заставить её мыть полы, пока не раскается. И… – запнулся. – И ничего кроме воды не давать. Если Сандхья, почувствовав вину, простоит всю ночь на коленях перед изображением нашего бога – он её простит.

– Значит, простит… – шумно выдохнул толстяк, почесав большой живот.

Он понял, что девушка уже приглянулась самому Индре, а, значит, ему её тела обнажённого уже не видать под собой.

– Ну, что ж… – сказал серьёзно настоятель, в последний раз окинув взглядом пышные дхоти, под которыми прятались упругие пышные бёдра, скользнул взглядом по высокой груди, к которой липли и пропотевшая чхоли, и накидка, расшитая золотом. – Пусть исполняет своё наказание. Пусть начинает прямо сейчас. Ты… – взгляд перевёл на Аравинду. – Принеси ей тряпок и воды, – усмехнулся вдруг ядовито, – ты же у нас мастер по полам!