Три мужа для Кизи. Книга 4

Камень 76-ой

Садхир вдруг положил ладонь мне на бок, разбудил, заставив испуганно замереть.

– Мама… – сонно проговорил он. – Завтра Девали… будешь… – и опять уснул.

В какой-то миг мне почему-то захотелось вылить горячее масло из светильника ему на голову. Сама себе удивилась. С чего это я так подумала? Он же меня не обижал. В отличие от мерзкого Поллава.

Вздохнула. Сегодня-то я от Поллава отдохну. Завтра Мохан мне вряд ли даст поспать. Но… или мы уже завтра жить в деревню пойдём? Или только послезавтра?.. И… то ли Мохан с Садхиром будут с улицы слушать, как Поллав терзает меня, то ли Поллав с Садхиром будут слышать с улицы, как вредничает Мохан. И всё остальное…

Заплакала от смущения.

Садхир вдруг меня обнял и притянул к себе. Робко замерла.

Но он долго не двигался. Кажется, принял меня за маму и уснул.

И я расслабилась.

Но сон дальше не шёл. Вспоминался Поллав и его угроза жить в деревне в одном доме.

Вздохнула.

– Так… чего тебя пугает? – неожиданно спросил Садхир.

Заставил меня вздрогнуть.

Сердито спросила:

– А ты не спишь?

– Я вдруг проснулся. Прости, забыл, что обещал. Ой… – и замолчал надолго.

– Что? – спросила напугано.

– Прости, я тебя чего-то обнимаю, – смущённо отозвался он.

Руки убрал.

Стало прохладнее.

– Прости, – смущённо добавил он.

– Ничего. Ты… – и запнулась.

– Что я?.. – спросил супруг серьёзно, но ко мне не двигаясь.

– Ты добрый, – нашлась я наконец.

– Слишком умный, чтобы быть добрым?

– Перестань! – возмутилась я, обернувшись к нему.

И наши лица оказались совсем рядом. Он, оказалось, меня выпустил, но не отодвинулся подальше. Я почему-то совсем этого не заметила.

Мы долго смотрели друг на друга. Огонь светильника всё ещё горел.

– Так чего ты боишься? – серьёзно спросил Садхир наконец.

Почему-то призналась:

– Всего.

– А поподробнее?.. – он подпер голову рукой.

– Всего не исправишь.

– Но что-то же можно исправить! – он улыбнулся. – Расскажи, что тебя сильнее всего тревожит, а я подумаю и постараюсь что-то из этого исправить.

– Ну, вообще… – смутилась.

Притворилась, что огонь светильника меня внезапно заинтересовал.

– Не хочешь жить около людей?

– Ну… да.

– Боишься, они снова будут тебя осуждать? Теперь уже из-за нас.

Признаваться не хотела. Но мой вздох меня выдал.

– Я могу придумать что-нибудь, чтобы мы надолго там не задержались, – предложил Садхир. – Но, боюсь, день-два тебе придётся потерпеть.

– А куда мы пойдём? Нам ведь надо спрятаться!

– Я так сразу не придумал, прости.

Прядка волос сползла мне на глаза.

Он осторожно заправил волосы мне за ухо, открывая лицо.

Вроде он был совсем рядом, но я его не боялась.

– Садхир…

– Мм?..

– А что мы скажем им?..

– То есть?..

– Они же музыканты. У них слух хороший. И Мохан обязательно спросит, почему мы не… – и смущённо умолкла, не договорив.

– А ты что хочешь с этим делать? – серьёзный взгляд.

Смущённо спрятала лицо в волосах. Я как бы слегка дёрнулась, а они сами соскользнули.

Садхир опять осторожно убрал волосы с моего лица, заставив меня замереть.

– Не хочешь, чтоб они слышали нас? И нашу первую близость?..

– Это… – страшно смутилась.

Опять плечом шевельнула. Волосы опять закрыли мне глаза.

– Я боюсь, что день или два Поллава будет сложно выманить из деревни. Но я постараюсь.

То есть, Поллав и Садхир снаружи будут всё слышать, как Мохан и я… или… и даже Мохан и Садхир… вот бы Мохан залез через окно и Поллава придушил!

Садхир опять осторожно убрал мои волосы – коварную прядь – мне за спину. Не задев ни моё плечо, ни мою грудь.

– Зачем ты меня трогаешь? – не выдержала я.

– Тебе не нравятся мои прикосновения?

Он слишком близко лежал от меня. Но меня почему-то это не пугало. Странно. Я не выдержала бы столько лежать рядом с Поллавом спокойно. А с Моханом спокойно лежать долго было бы не возможно. То есть…

– Так нравятся или нет?

– Это… – опять спрятала лицо в волосы.

– Я просто смотрю, как ты реагируешь на мои прикосновения.

Проворчала:

– Слишком умный, чтобы быть добрым!

– Теперь ты меня уже упрекаешь?

Сев, испуганно посмотрела на него. Но он уже смеялся. Я так и не поняла, это он серьёзно говорил прежде или нет?..

Садхир зевнул. Внезапно признался:

– Вообще, мне всё равно, чего скажут Мохан и Поллав. Во вторую ночь ты полностью моя. А что мы делаем вдвоём – наше дело. Или… ты хочешь дальше? Пока они не слышат ничего?

– Не знаю.

Сказала и смутилась своей прямоты.

– Не хочешь дальше. Значит, я правильно понял, – улыбнулся мой муж.

Снова растянулся на спине.

– Звёзды сегодня красивые…

– Ага… – выдохнула я растерянно, подняв голову к небу.

– Видишь вон ту?.. Если взять от звёздной реки влево…

– Жаль, ты речами не можешь усыпить Поллава и Мохана!

– Что, я так скучно говорю?

– Нет! Я не то…

Но он уже смеялся. Как сегодня смеялся Мохан.

Замерла растерянно.

Садхир… тоже играет со мной?..

Хотя и не так заметно, как Мохан. Осторожно. Слегка.

– В общем-то, можно попытаться рассказывать что-нибудь очень скучное в нашу ночь, – Садхир предложил. – Хотя… я вот пока не придумал, как нам уйти из деревни побыстрей.

Вздохнула. Посмотрела на него. Он смотрел на меня внимательно.

– Ты обязательно что-нибудь придумаешь. И…

– И? – спросил он чуть погодя.

– И в дороге лучше быть, чем жить в деревне у всех на виду.

– Но всё равно мы будем заходить в поселения в поисках работы. И там или Поллав, или Мохан проговорятся, что ты – наша жена.

– Но пока… – и внезапно замолкла.

– Но пока мы ещё слишком мало времени провели вчетвером, поэтому ты очень сильно смущаешься.

– Ага! – почувствовала благодарность ему за то, что он опять догадался сам.

Но, впрочем, у него, кажется, были способности похожие на мои. Интересно, а он тоже видел сны, похожие на нашу прошлую жизнь?

Зевнула.

Почему-то легла спокойно рядом. Потом сонная придвинулась к его плечу.

Он осторожно руку под моей шеей протянул, чтобы мне было удобнее лежать.

И я внезапно заснула…

Камень 77-ой

Иша молчала обиженно часа два. Потом устала от тишины: дочки друга Манджу незамужние куда-то разбежались. Вышла искать Манджу у коров или за воротами, где они полюбили сидеть с другом, когда тот уступил ей дом.

Но Манджу, увидев её, отвернулся. Проворчал:

– И говорить с тобой не хочу!

– Ну… – она смутилась.

И поняла запоздало, какую устроила глупость, настроив против себя единственного, которому доверила её сестра. А где сама Кизи – уже неизвестно. После свадьбы мужья хотели её увести. А они – артисты бродячие. Верно, уже и не сыскать. А Яша взгляды помнила. Боялась, тот её спокойно отдаст за старика. Такого, как отец того Аравинды.

Поёжилась.

«Нет, уж лучше жениха другого подожду, чем выйду за мойщика полов»

– Ты сегодня прилюдно старика унизила! – Манджу, не оборачиваясь, выдохнул-выплюнул: – Жестокосердная!

– А ты хотел, чтоб я с ними мыла полы?! – Иша рассвирепела. – Так… ненавидишь меня?! Так хочешь от меня избавиться?!

– Глупая девочка! – отшельник посмотрел на неё. – Женщина должна быть тихою и послушною. А если и не сдержится… то не при всех! Не с мужчиной чужим, да ещё такого почтенного возраста! – вздохнул. – Он сказал, что вроде тот риши говорил про тебя… но где ты жить сможешь, кому полезною будешь, с таким-то ужасным характером?! – снова вздохнул. – Я, конечно, сестре твоей обещал, но, право… ты же не думаешь, что здешние люди после дня сегодняшнего и ора твоего будут тебя любить?

– А ты… – голос её дрогнул. – Ты мужа мне найди из других краёв! – сжала кулаки. – И от меня избавишься, и выполнишь обещание сестре!

– И почему ты такая жестокая? – он грустно посмотрел на неё. – Сестра твоя, кажется, имеет совсем другой норов.

– Сестра… – кулаки сжала девушки. – Это сестра виновата во всём!

– Сестра, что ли, сегодня стояла с тобой и велела, чтобы ты на старика при людях орала? – Манджу нахмурился. – Кизи требовала, чтоб ты ему дерзила?!

– Это она скинула одежду перед чужаком! – Иша расплакалась. – Она виновата, а люди ругали за то меня! – схватила вдруг отшельника за накидку. – Да разве я ей тогда велела, чтоб она разделась перед тем мужчиной?! Так почему люди говорили, что дрянь даже я?!

Вздохнув, мужчина накрыл её запястье своей рукой – она испуганно выдернула руку и отскочила, подальше от него.

– Глупая девочка! А вдруг бродяга тот… изнасиловал её?.. Тебе совсем не жаль её?

– Так изнасиловали её, а не меня! Почему я из-за её стыда должна страдать?! Я-то причём?! – она всхлипнула. – Я всегда себя хорошо вела! Всегда! – расплакалась. – Почему же из-за неё люди стали говорить, что я – дрянь?! Что я тоже распутной девкой вырасту?! Я ведь… я ведь никому… никогда… я берегла свою чистоту! Так почему?.. Во всём виновата она!!!

– Я боюсь, что с таким острым языком, гордостью такою и жестокостью ты наживёшь себе много врагов, – горько усмехнулся вдруг Манджу.

– Пусть! – девушка сжала кулаки. – Я выстою! Я же не подохла, когда они кидали в неё камни, а попали в меня! Но и несправедливости я не потерплю! Пусть у меня есть только слова…

Мужчина, шагнув, рот ей заткнул. Она, ударив его по руке, сильно, яростно, вывернулась.

– Не смей… прикасаться ко мне! Ты – отшельник! Тебе женщин трогать нельзя! – сощурилась сердито. – И у тебя уже есть жена! Она тебе рожала детей! Не стыдно тебе её бросать?!

– Я смотрю, шипение нашей кобры разносится далеко окрест! – друг отшельника проворчал, из-за другого забора выходя, на Манджу посмотрел – не в глаза, а между бровей – и добавил: – Манджу, подойди-ка поговорить. Дело есть.

– Да, друг, отойдём, – Манджу головою качнул.

Но ученик брахмана сердито посмотрел на него.

Но Иша не заметила ничего. Дочек его не подождав – и ворчать на долю ужасную было некому – со вздохом вещи для стирки собрала, грязное и чистое. Чистое, в основном. Присев в доме, накинула новую юбку, светло-голубую, торопливо. Сменила чхоли на сиреневое. Дупатту от родителей, сиреневую, накинула. Сердито сняла серьги разные – память о дружбе и прощании с сестрой – и одела пару целую, прежде Кизи подаренную.

«Хоть немного хорошего есть от тебя, сестра!» – подумала сердито и к реке пошла.

Ещё немного от деревни отошла – и дорогу ей перегородила кобра. Голову подняла, раздувая капюшон.

– А ты не слышала? – девушка проворчала, глаз своих от её жутких не отводя. – Недавно коброй назвали меня! Тебе меня не запугать!

Долго смотрели друг на друга. Кобра не сдвинулась. Иша не сдвинулась тоже.

Не то, чтоб Иша совсем не боялась змей – боялась, и ещё как – но сегодня она была на всех сердита.

Но в итоге поняла, что гадина перед ней будет упрямей её. И так можно хоть до темноты с нею простоять. Людям на смех, коли заметят. А в темноте близ леса было жутко. Отца вот разорвали тигры. И трёх месяцев не прошло.

«А вдруг тигр тот ещё бродит где-то по округе? – с ужасом подумала девушка, но в миг следующий решила: – Всё равно злая у меня судьба. Разве тигр страшнее её будет?»

– Да пусти ты меня уже! – проворчала змее. – Вдруг меня тигр раздерёт тебе на радость?

Змеюка пасть распахнула и зашипела, как будто смеясь.

– Смеешься надо мной, гадина?!

Змея нагнулась как для прыжка.

– Хорошо-хорошо! – поспешно сказала Иша. – Ты – мудрое и священное животное!

Кобра сдула капюшон, села как прежде. Как будто подобрела.

– Завидую я тебе! – призналась внезапно Иша. – Как жаль, что у меня нету клыков и яда как у тебя! Тогда бы никто не посмел меня обидеть!

Змея голову склонила на бок, смотря на неё уже как будто задумчиво. Но миролюбиво.

– Хорошо быть змеёй! – вздохнула человеческая девушка. – Все боятся, все проходят мимо.

С грустью посмотрела на небо и друга лотосов, прошедшего уже на вторую половину небосвода.

И на змею, вновь голову поднявшую и раскрывшую капюшон, поглядывая, сама уже обошла её стороной. К реке направилась.

Кобра некоторое время смотрела ей вслед. Потом огляделась, нет ли людей.

В миг следующий с земли, где она только что стояла, поднялась дивно красивая женщина, в зелёно-чёрной дупатте с золотой вышивкой и чёрных юбке и чхоли. Её шею, запястья, предплечья и щиколотки окутывал блеск сапфиров, густо рассыпанных на золотых и серебряных украшениях. Огромные золотые серьги, слишком тяжёлые для ушей, поддерживали золотые цепочки, зацепленные за волосы, заплетённые в густую косу, доходившую ей почти до пят.

– Однако же… впервые кто-то из них сказал, что хотел бы иметь яд и клыки как у меня! – растерянно сказала жена Ниламнага. – И вот ведь нахалка, несколько часов стояла у меня на пути! – вздохнула. – Ох, как бы господин мой не подумал, что я опять тешусь в объятиях других! Только-только ведь помирились! – прищурившись, сердито посмотрела на деревья, за которыми Иша скрылась. – Мерзкая девка! Столько возни из-за неё! – снова вздохнула, перекидывая роскошную косу из-за спины на грудь. На грудь свою высокую засмотрелась. – Да, впрочем… я красивей её! – снова посмотрела в сторону реки. – Но люди пошли ужасно глупые! – поёжилась. – Ужасно глупые!

Шаг ступила и налетела на кого-то.

– Смотри, куда прёшь, мерза… – обернувшись и разглядев её, запнулась.

Задрожала.

Женщина чернокожая, стоявшая за нею, усмехнулась. Грудь у неё тоже была хороша под многочисленными ожерельями. Волосы её густые, полуспутанные, доставали почти до самой земли. Тонкая талия, пышные бёдра. Она была сказочно хороша. Но вот взгляд третьего глаза, расположенного боком в центре лба, да смотревшего сердито, замораживал. Да ожерелье из человеческих черепов, одетое поверх золотых ожерелий и цветочных гирлянд, гнев сметало у смотревших в её глаза. А уж пояс из рук отрезанных поверх короткой юбки из тигриных шкур – и вовсе отбивал желание хамить. Венец золотой на голове сиял ослепительно, не слишком большой, чтобы не мешал бегать. А лезвие с зазубринами большого меча, изогнутого, хищно блестело, пока ещё не украшенное в крови. Пока ещё.

– Прошу прощения, дэви Кали! – смиренно ладони у груди сложив, извинилась нагиня. – Я, о глупая, вас сразу и не приметила!

– Ты Джаю не видела? – жена Махадэва, опять на кого-то разгневанная, перешла сразу к делу. – Такая… обычно носит голубые или бирюзовые дхоти и меч-тальвар. Главная женщина Кирана, сына раджи Джагдиша, из людей. Он в царстве этом прячется последние полгода. И вечно ввязывается в драки, – насмешливо прищурилась. – Красивый, дерзкий мужчина, невысокого роста. Широк в плечах. Нос «орлиный», с горбинкой. Верно, видела? А Джая – его единственная жена, любимая.

– Да, пожалуй… – нагиня смущённо огляделась, потом рукою указала направление куда-то вглубь леса. – Там они разбили лагерь, – к жене Шивы повернулась, с любопытством уточнила: – А вы пришли за убитых сыновей Шандара мстить, о Махакали?

Жена Махадэва поморщилась.

– Нет! – проворчала. – То есть, среди слуг убитых были приличные люди, но… нет. Они в этой поездке не мешали господам глупости и гадости творить.

– Говорят, сам Шани дэв недавно направил свой проклятый взор и разрушающий на царство Шандара! – глаза нагини распахнулись. – Значит, и вы хотите войны?..

– Нет! – возмутилась страшная богиня. – В том царстве ещё остались приличные люди. Но этот мерзкий Шандар…

– Что этот Шандар? – подалась жена Ниламнага вперёд заинтересованно.

Лезвие поднялось к ней. Она напугано взгляд опустила. Нет, вскоре же подняла глаза любопытные.

– А почему это тебя так интересует? – спросила, нахмурившись, жена Шивы.

– Да у меня сестра из того царства… – нагиня губу нижнюю куснула, и без того яркую и пухлую. – То есть, одна из жён моего супруга.

– Понятно, говорить вам не о чем! – усмехнулась Кали. – Лишь треплетесь, ссоритесь и выбираете часами украшения. А что творится у людей – какие муки – вам на то и дела нет!

– Украшения подбирать и наряжаться – святое женское дело! – возмутилась нагиня. – Особенно, у жены! Да, впрочем, если супруг приличный и может позволить жене несколько комплектов украшений…

Лезвие уткнулось ей в горло. Она ощутила жар зубцов, нагретых на солнце. И струйку, то ли пота, то ли хлынувшей с пореза крови.

– Ты намекаешь на что-то, Аканкша?..

Та назад выгнулась, уходя от лезвия, да, впрочем, супруга Махадэва ей только лишь пригрозила, убрала своё оружие. На одном из зубцов по лезвию потекла тонкая кровавая струя.

Аканкша напугано упала на колени, сложив ладони в мольбе, виновато склонила голову.

– Простите меня, Махакали! Я – глупая, бесконечно глупая, так же бесконечно, как и сияние вашей доброты! Я вовсе не имела ничего в виду против хозяина Кайлаша! Я бесконечно уважаю Махадэва, прозванного Царём аскетов! То есть, заслуженно носящего звание Тьягараджа! И то, как живёт он, как одевается он и его жёны – не моего ума дело!

– То-то же! – проворчала Кали, убирая оружие. – Благодарю, что указала мне дорогу, Аканкша! А теперь я пойду искать Джаю.

– Разве Джая что-то натворила? – нагиня подняла заинтересованные глаза.

– Ты с ней знакома?

– Нет, – женщина смущённо опустила глаза, но снова подняла, чтобы хоть по лицу великой богини попытаться угадать её отношение. – Но она красивая. Я видела, как она защитила семью местных от разбойников. Хотя их было два десятка. То есть, двадцать три. А она в тот день была одна. Но она не испугалась – и за тех шудр вступилась. Она была так хороша в тот день!

– А ты, значит, как обычно стояла в стороне! – дэви сердито прищурилась. – Только и можешь, что людей пугать. И детей. Смотри, Аканкша, не отступишься от невинных детей и зверёнышей – и я шею твою иль лицо уже серьёзно украшу! Ты от той царапины никогда уже не вылечишься!

– Они не все пугаются… – смущённо возразила нагиня, но очень тихо. – Да, впрочем… – под взглядом сердитым жены бога Триады ещё больше смутилась. – Да, признаюсь, виновата я, о дэви! Но Джая… – глаза подняла, распахнув, восхищённо блестящие. – Она была сказочно красива, о дэви! Она стояла, выпрямившись, слушая с усмешкою поток брани их предводителя. И она не дрогнула, когда они на неё пошли. Когда заорали, она неспешно тальвар из ножен вынула. И, окруженная ими, грубыми, злыми, вонючими мужиками, она яростно боролась! Всех убила!

– Она ненавидит разбойников, – Махакали поморщилась, о чём-то вспомнив. – Но, значит, я не зря её выбрала.

– А зачем, о великая? – не удержалась любопытная женщина.

– А ты не слышала, что недавно устроил Шандар? То есть, собирается устроить.

– Поступков его как и звёзд на небосклоне – не счесть! – вздохнула нагиня. – О каком именно деянии его так волнуетесь вы, о дэви?

– Обо всех! – пальцы на рукояти меча-серпа сжались крепче. – Но, впрочем, недавно этот мерзавец опять замыслил немыслимое! Решил лес поджечь, где прятались несколько вдов – и вдовы брахманов тем более – а вдов своим воинам отдать, для «утешения»! Мол, «всё равно от вдов пользы стране никакой нету», а «что мерзавки избежали костра, не уйдя за мужьями – то весомый повод для казни, но, впрочем, казнить их толку нет, надо бы использовать, молодых особенно».

– Что?! – глаза Аканкши распахнулись от ужаса.

– Я хочу Джае напомнить, что если она считает себя супругой царевича, то забота о его народе и женщинах оттуда, особенно, лишённых заступничества отца, мужа, брата или сына – это обязанность царевны.

– Я думаю, Джая вступится и так, – задумчиво сказала нагиня. – Даже если вы, Махадэви, сначала не упомянете об обязанностях. Джая не терпит несправедливости и она такая же дерзкая, как и её супруг. Тем более, Шандар замыслил столь ужасное и отвратительное!

– Что ж, проверим, – Махакали нахмурилась. – Я бы не хотела в ней разочароваться.

И ушла неторопливо, растворилась в лесу.

– Глупая! О глупая, Аканкша! – нагиня замолотила себя кулаками по голове. – Как ты посмела усомниться в деяниях Махадэва?! Как могла забыть – даже на миг лишь – что его жена уже однажды заживо сгорела из-за оскорбления её супруга её отцом?! А если б она покарала весь твой род?! – замерла вдруг. Вздохнув, поднялась с колен, сердито отряхнула юбку и края дупатты. – Нет, во всём виновата эта мерзкая Иша! Если бы она не преградила мне сегодня дорогу, не заставила несколько часов стоять и ждать…

Сгусток огня вылетел из леса. Дерево из ближайших подсёк, старое и огромное. То упало к ногам нагини, ветками её окружив со всех сторон – та испуганно замерла – и за миг сгорело. Пеплом осталось лежать вокруг.

– То есть, я сама виновата, о Махакали! – виновато нагиня произнесла. – Я сама упрямая. Я могла и просто уползи мимо той нахалки.

Ветер многозначительно пепел сдвинул к её ступням.

– Но она и правда наглая!

Пепел горячий коснулся её стоп.

Вскрикнув, она змеёй уже метнулась над ним.

– Я виновата! – прошипела сердито. – Я сама!

***

Кали, хмурясь, шла сквозь густой лес, в указанном нагиней направлении. Сердито сжимая рукоять меча-серпа. Поднявшийся ветер развевал длинные спутанные пряди, сгибал и разгибал ветки, заставляя листву грозно шуметь над головой. Три глаза великой богини горели гневом. Она уже ненавидела Шандара. Она уже хотела прийти освободить его душу от плена здорового пока тела и жадного жестокого ума. Слёз и крови из-за него пролилось уже достаточно.

Сначала ей послышался резкий крик ворона, кружившего над лесом. Потом, остановившись, она увидела его, вышедшего из-за дерева и идущего к ней. Шани всегда хромал из-за перебитой давно ноги и как обычно шёл медленно. Те же старые чёрные дхоти, накидка и плащ. Только один сапфир в железном обруче. Простые железные украшения на предплечьях и запястьях. Сын бога солнца и тени как всегда не заботился о том, чтобы что-то в его облике напоминало о его блистательном отце.

– Приветствую, о дэви! – первым поздоровался он, сложив ладони у груди и склонив голову.

– Приветствую, о Воздающий плоды поступков! – улыбнулась ему жена Махадэва.

– Вас, верно, занимает тяга остановить Шандара? – серьёзно спросил смуглокожий бог, подходя ещё ближе к ней.

Да, впрочем, он с самого дня рождения близко подходил ко смерти. Его ещё в первый день проклял собственный отец, пообещав убить при следующей встрече.

– Шандар давно перешёл все мыслимые и немыслимые границы! – Кали ещё крепче сжала рукоять меча.

– Ещё не время, – серьёзно возразил Шани дэв.

– Не ты ли на днях остановил свой взгляд на его семье? – усмехнулась сердито богиня. – Твой взгляд – начало конца.

Мрачно прокричав, на плечо мужчины опустился верный ворон. С почтением склонил голову, когда великая богиня бросила на него быстрый взгляд.

– Ещё есть человек, который молится о защите его сыновей, – сказал Шани, нахмурившись. – Сила её любви и сила её аскез ещё сдерживает многие проклятия, полученные мужем и их детьми. Не ты ли сама – мать – и уважающая матерей и детей?