Волк

– Серега! Здорова!

– Проваливай с моих глаз, – зло пробормотал я сквозь зубы, – от греха подальше.

– Серега, да ты чего? – слетела улыбка с его губ.

– Осиновый кол в сердце, говоришь? – продолжал я, – да тебя самого надо на осине повесить, Иуда!

Вести, новости, слухи в деревнях всегда разлетаются быстрее, чем в интернете. Особенно в маленьких поселках. Я только-только приехал, а уже в курсе последних событий. Учитывая, что я пообщался только с двумя земляками. И уж теперь не отвертеться кузнецу. Великан и худенький подросток. Кто кого? Делайте ставки!

– Да я… – пролепетал кузнец.

– Да ты видимо забыл, кто твоего ребенка с того света вытащил, тварь неблагодарная, – распалялся я все больше и больше.

– Я не… – на кузнеца было жалко смотреть, но я уже не мог остановиться.

– Прокляну, – чуть не кричал я, указывая на него пальцем, – сегодня же прокляну.

Я резко повернулся в сторону своего дома и увидел, как из окон сельпо на эту сцену смотрит Петровна. Лицо у нее было бледным, глаза круглые от страха. Как и у кузнеца. А вот эта новость разлетится еще быстрей, подумал я. А если вера сделает свое дело и кузнецу станет худо? Тут виноватого искать не надо. Всем понятно, кто порчу может навести. Конечно, мне никто в глаза ничего не скажет, ни в чем не обвинят, побоятся. Перед законом я чист. Убежденность в моих колдовских способностях возрастет среди населения. Да и кузнец сам виноват, головой надо думать, а не мышцами.

Одно плохо – дядя никогда до такого не опускался.

Оставив шокированных односельчан стоять столбом, я направился к дому. Где-то в глубине двора Петровны лязгнула цепь, и громадная овчарка стала на всю округу выражать недовольство по поводу моего присутствия.

Эх, Фунтик, – подумал я, – и кличка у тебя дурацкая, и сам ты умом не блещешь.

Я вошел в дом, где прошла вся моя жизнь, за исключением последних девяти месяцев. Двери здесь всегда были открыты, но никто из соседей не удосужился зайти и покормить куриц. Как на поле боя, лежали они белыми бугорками, вытянув ноги с замершей обидой на мордах. Раз дядю не захотел хоронить, придется хоронить кур, невесело усмехнулся я. Хорошо еще, что других птиц и скота мы не держали. Запылали бы погребальные костры, потянулись бы по поселку дым и кривотолки, один другого ужаснее.

– Хозяин, ты здесь? – спросил я.

– А где мне еще быть? – отозвался домовой, – Надолго?

– До вечера.

– Дела-а.

– Приходил кто?

– Да как всегда, разные. Степаныч, например…

Я махнул рукой.

В доме все осталось на своих местах. Также пахло засохшей травой. Также скрипели половицы. Даже мой стул, стоящий у окна, на котором я любил сидеть и смотреть во двор в любое время суток, никуда не передвинулся. Я сел на него, посмотрел в окно. Время для меня вдруг остановилось, и одним скачком вернулось назад. Как будто я и не уезжал никуда, а лишь увидел сон про город, учебу и Паху. Долгий такой сон, интересный. Вот казалось и дядя сейчас войдет, громко стуча сапогами, а во дворе посетители со своими проблемами ждут. И мне не восемнадцать, а шесть. Все на месте, только кур не слышно и дяди больше нет. А я даже не приехал на зимние каникулы. Лишь по сотовому поздравил с новогодними праздниками. На мое заявление, что я останусь в городе, дядя только рассмеялся.

– Только с головой не забывай дружить, – это было последние его наставление в этой жизни.

– Обязательно! – больше я и не вспомнил ему позвонить. Не вспоминал и о том, что я для него тоже был последним родным человеком.

После обеда я был на могиле дяди. Дождь за это время неохотно, но все же унялся. Сквозь серые тучи голубое небо с интересом поглядывало на землю. Легкий ветерок с нежностью обсушил траву, цветы и листья. С деревьев доносилось птичье пение. Единственное, что не изменилось – так это месиво из грязи на дорогах. Поискав дома в чулане, я нашел пару своих сапог. Дядиных сапог я нигде не нашел. Видимо, в чем нашли его, в том и похоронили. Не было и фотографии на деревянном, неумело сделанном кресте. Я ощутил очередной укол совести – кто, как не я, должен был достойно организовать похороны. Интересно, гроб хотя бы качественный, или наспех сколоченный ящик. С глаз долой, из сердца вон. Если просто не бросили тело в яму. Но оградка все же была сносной. Уж не кузнец ли сварганил от доброты сердечной? Больше некому, а я на него… Цветы и венки также были. По моим подсчетам, присутствовало, примерно, человек двадцать. Неплохо для суеверных и пугливых односельчан. Место выделили слева, на самом краешке. Видимо решили, что для колдуна уединение необходимо не только в земной жизни. Зато отсюда открывался неплохой вид. Слева от кладбища простирается огромное поле с небольшими островками осин. Тянется до горизонта, а от горизонта еще дальше. А сколько тут всевозможных целебных трав и цветов растет. Всю область вылечить можно, и парочку соседних прихватить. А в ноябре-декабре снег, чистый, как душа новорожденного, укрывает все поле. Природа засыпает. На всей округе становится тихо, особенно ночью. Безмолвие поглощает всю суету. Я думаю, дяде это место понравилось бы.

За спиной послышались шаги. Не поворачивая головы, я поприветствовал:

– Здравствуйте, отец Алексей.

– Здравствуй, Сергей, – батюшка встал рядом со мной, – никак и у тебя третий глаз открылся? Или как там у вас все происходит?

– Просто я думаю, что кроме вас и меня, сюда больше никто никогда не придет, – грустно промолвил я.

– Наверно, так и будет.

Мы некоторое время помолчали. Потоптались на месте. Послушали пение птиц.

– Васильев сказал, что вы его отпели? – наконец сказал я.

– Тебя это удивляет?

– Честно говоря, да.

– А почему бы мне не отпеть хорошего человека? – поинтересовался батюшка.

– Он же был колдуном, а Библия не очень-то одобряет колдовство.

– Колдовство Библия не одобряет, – согласился батюшка, – но в России колдуном называют как дьяволопоклонника, так и обыкновенного знахаря. Ну, знал он свойства трав лучше любого провизора. Что с того? Людям же помогал. С бесами не дружил, порчу не наводил. Был кротким, смиренным. Гордынею и спесью не болел.

– А заклинания? – не унимался я, но мрачное слово «колдун» уже начинало светлеть, как небо над головой.

– Словом можно убить, а можно и исцелить, – резонно ответил батюшка.

Эх, где же сейчас Паха? Вот бы где твоя эрудиция пригодилась бы. А мои аргументы заканчивались, чему я был только рад.

– Ты хотя бы слышал, что он за заклинания произносил?

Я немного подумал:

– Нет. Он все говорил шепотом.

– А он просил ангелов о помощи, – просветил меня священник, – уж я-то знаю.

Почему-то этот вариант мне в голову не приходил.

– Он не был крещенным, – настаивал я.

– Да с чего ты так решил? – усмехнулся отец Алексей.

Я с бесконечным удивлением уставился на батюшку.

– Он тебе, конечно же, не говорил?

Я помотал головой.

– А ты, естественно, и не спрашивал?

То же действие.

– Да я его сам лично крестил, в июле 99-го. Точную дату не помню, но если тебя интересует…

– Да нет, не надо, – прервал я его, – и этой информации достаточно.

Июль, 1999-го. Тогда я родился.

– А моя мама? – начал я, толком не зная, что конкретно я хотел спросить.

– Маму твою я отпел тоже в июле 99-го. И Егорыча тогда же крестил, – он немного промолчал, – вас обоих крестил.

Я дотронулся до своего крестика. Откуда он и когда появился? Я не задавался этим вопросом. И вот ответ пришел сам.

А дядя был не только дядей, но и крестным и…

Не тот отец, кто зачал, а тот, кто воспитал, – сказал неизвестный мне, но очень умный человек. Воспитал, вырастил и на ноги поставил.

Не скажу, что после слов батюшки гром откровения прогремел надо мной, и жизнь открылась мне в новом свете. Но по мере того, как я осознавал эти слова, как они все глубже проникали в мой мозг и пускали там корни, что-то большое, душное, тяжелое, постепенно покидало мою душу. Яд, который травил меня все эти годы, испарялся. Исчезал из моей жизни. На месте всего этого образовывалась пустота. Но эту пустоту я обязательно заполню.

– Церковь сейчас открыта? – спросил я батюшку.

– Церковь всегда открыта.

– Я хочу свечку поставить.

– Ну, это хорошее дело, – одобрил батюшка, – маме?

– Родителям, – ответил я.

Когда я вышел из церкви, в мире с самим собой, отбросив детскую вину и немного воодушевленный, отец Алексей окликнул меня.

– Тут такое дело, – неуверенно начал он, – у нас в лесах появился оборотень…

– И вы туда же! – укоризненно посмотрел я на него.

– Сергей, – он серьезно смотрел на меня, и казалось, видит все мои безобидные секреты и самые страшные тайны, – я знаю больше, чем стальные. Не забывай, что Егорыч был моим другом.

Я молча слушал.

– Он, конечно, не нападает на людей, – продолжил батюшка, – Пока не нападает. Но зверь есть зверь…

Он замолчал. Я ждал продолжения.

– И я знаю, что ты мог бы решить этот вопрос.

Я усмехнулся:

– Если бы кто-нибудь другой это сказал, я бы еще понял, но вы…

– И все же?

– Я давно уже вырос из этих сказок про оборотней и кикимор. И я сегодня уезжаю, давайте как-нибудь без меня.

Я развернулся и пошагал домой

– Благослови тебя Господь, – услышал я вслед.

Когда я подходил к дому, этот несносный Фунтик опять меня облаял.

Я тоже тебя люблю, подумал я.

Я попрощался с домовым и вышел из дома. Дверь опять осталась не заперта. Дохлые курицы мирно лежали в загоне. Грядки оставались незасеянными. В пакете я собой я унес деньги, в качестве наследства, и коробку, на крышке которой красна девица несла коромысло с ведрами, а парень заливал ей анекдоты. Обратный билет лежал во внутреннем кармане куртки. Его я купил еще в городе. Оставаться здесь больше одного дня не входило в мои планы. Нечего мне было здесь делать. Все что я хотел – все сделал. Мой родимый край еще с самого утра встретил меня неприветливо. Вот и сейчас, только начавшееся проясняться небо, опять заволокло тучами. Опять намечался долгий нудный дождь. Словно сама природа мягко намекала, что здесь мне не очень рады.

Новость о том, что я направляюсь к автобусной остановке, разлеталась по поселку, подобно саранче. Люди выглядывали из окон, выходили на крыльцо. Я просто чувствовал спиной их долгие взгляды. Вместе со мной уходила их надежда, их вера. Но одновременно с этим они и боялись меня, и многие односельчане, я уверен, вздохнут спокойно, как только колеса моего поезда застучат по рельсам в сторону города.

Конечно, в селе хватало и здравомыслящих людей, несуеверных. Которых ни одно проклятие не согнет. Которым проще купить лекарство в аптеке, чем ходить по всяким колдунам. А вот Васька-комбайнер, который ждал меня на остановке, к таким людям не относился.

Он сидел на скамейке, сжавшись в комок, то ли от холода, то ли от похмелья, отчего его и так худое тело, казалось совсем уж худым. Но был одет очень опрятно, гладко выбритое лицо излучало какую-то торжественность.

Я присел рядышком с ним. Единственный багаж, пакет с коробочкой, я аккуратно свернул и положил на колени. Главное ненароком его не потерять. Потеря будет невосполнимой.

– Я здесь, как представитель нашего поселка, – начал Васька.

Вот почему он такой важный и опрятный, – подумал я, – жених, да и только.

– До приезда «Газели» я полностью твой.

Василий приосанился, немного подумал, откашлялся и произнес:

– Жители нашего поселка просят тебя не уезжать. И я лично присоединяюсь к этой просьбе.

– А на кой я вам сдался? – окончание разговора я представлял себе более-менее четко, и она не должно быть оптимистичным, но как бы это все сделать мягко и тактично. Чтобы люди совсем не потеряли надежду. Придется немного солгать.

– Ну как это зачем? – удивился Василий, – Ты же колдун. Людей лечить, например. И от смерти спасать.

– А поликлиника на что? Больница? Люди шесть лет учатся на медицинском. Это их работа, их зарплата. В аптеке… Кто там сейчас?

– Как всегда, Ирка Звягенцева.

– В аптеке Ирина сидит без дела, скучает девушка. Не в доярки же ей идти со своим высшим?

– Захаживают к ней люди, – запротестовал Василий, – без работы не останется…

– А эти люди здоровьем слабее остальных?

Василий посмотрел на небо, пытаясь увидеть там ответ. Но видимо, небо было занято другим.

– А я откуда знаю? – он скрестил руки на груди, – Не спрашивал.

– Ну так спроси, – настаивал я, – зайди к соседям, поинтересуйся здоровьем.

– Не могу, – тихо сказал Вася, – я им денег должен.

– Значит, запомни сам, и передай остальным. На порез кладете лист подорожника, от кашля помогает отвар ромашки. Траву покупаете в аптеке, или сами собираете, но подальше от проезжей дороги. Потом сушите – и все! Больше я ничего не знаю.

– Ну как это все? – возмутился представитель села, – Егорыч тебя всему обучил.

– Видишь ли, ребенку не так-то просто зараз запомнить несколько десятков трав и цветов, их полезные свойства, побочные эффекты, время сбора по лунному календарю…

– Но…

– …взаимодействие с другими травами…

– Так ведь…

– … и возможную аллергическую реакцию. Последствия могут быть.

– В тебе же течет его колдовская кровь, – не сдавался Василий.

– Которая, в данном случае, передается по мужской линии, – закончил я фразу, – а моя мама к колдовству никакого отношения не имела.

Вот это был уже серьезный аргумент.

Но не для Васи. Упрямого и безжалостного.

– Без колдуна село загнется.

– Кафе закроется, маршрутка перестанет ходить, так?

– Во-во, – обрадовался Василий, – и закроется и перестанет, но дело даже не в этом.

– В чем же?

– В людях, которые болеют иногда так, что медицина бессильна, – он развел руки в стороны и пожал плечами, показывая, насколько медицина бессильна, – и тут нужны вы, избранники судьбы, дети природы…

Васю несло, как того Остапа. Поздно же открылся в нем талант оратора.

– … Вы наша надежда еще со времен язычества. Вы несете в себе мудрость веков, которую за шесть лет учебы не познать. Вы ставите людей на ноги, без всякой химии, которая, кстати, пагубно воздействует на иммунную систему…

Видя, что до прихода маршрутки он не остановится, мне пришлось его прервать.

– Колдуны есть и в других селах.

– Так к ним же далеко ехать надо. А тут все рядом.

– Знаешь, если у меня, когда-нибудь, заболеет ребенок, я ни то, что в соседнее село поеду. Хоть в город, хоть в столицу, хоть за рубеж.

– Да я же в аварию попал, – Вася из делегата стал превращался в жалкое, ноющее существо, – и машины теперь нет. Жена умерла.

– Обратись к соседям, – кто-нибудь, да поедет. И тебя захватит. Не оставят в беде.

– Так должен я соседям, – обреченно махнул рукой Вася.

– Ну, к другим соседям.

– Всем должен. Стыдно обращаться. И денег нет.

– А на водку есть? – настало время тяжелой артиллерии, – вот в чем вся ваша проблема – не хотите вы работать, все вам готовое подавай. И колдуна поближе, чтоб самому не тащится к нему. Сами палец о палец не ударите. Вам лишь бы водку бухать да снеговиков лепить.

Вася промолчал.

– А хочешь, я тебя прямо здесь закодирую. На всю жизнь. Не сможешь на спирт смотреть. Жизнь новую начнешь.

– Ну, Серега, – игнорируя мое предложение, начал Василий свою песню, – машина разбилась, инвалид я, понимаешь.

– Да слышал уже не раз, – махнул я рукой, – а люди без ног скалы покоряют, без рук картины рисуют. У тебя руки-ноги целы?

Вместо ответа Вася вытянул перед собой руки, и несколько раз сжал-разжал кисти.

– И у тебя еще три помощника растут.

– Растут, – с гордой улыбкой сказал Вася.

– С тебя пример скоро будут брать, – безжалостно я испортил ему настроение. Но так надо, – А там уж кто за убийство по пьяни сядет, кто с сигаретой уснет. Да мало ли что случится, но конец очевиден, и ты это знаешь.

На лице Васи вспыхнула гримаса злой гордости. Самолюбие было безжалостно задето. Сейчас начнется «да я… да никогда… да мне бы только…». Но он молчал. Молчали птицы. Ветер остановился, слушая наш разговор. Небо полностью спряталось за серой пеленой…

Давай Вася, – подумал я, – ломай себя. Не щади. Зажги ту искру, от которой загораются правильные мысли и взгляд становится ясным.

– Где-то оступился, – тихо проговорил Вася, – а на ноги не встал. Так и продолжаю на коленях ползать.

– Так встань, пока еще не совсем поздно, – вот теперь пациенту надо было дать подслащенную пилюлю. С эффектом оптимизма, – Обратись к Петровне или к Сесеге, передвинь им коробки с продуктами, гвоздь забей. Без куска хлеба не останешься. Походи по людям. Может, кому дрова надо наколоть, крышу починить. Мотор собрать-разобрать. Технику еще не забыл?

– Помню, – в глазах Васи загорелся огонек.

– С сыновьями хозяйство подыми. Семена где-нибудь да завалялись. Сейчас самое время. Шаг за шагом – и прорвешься. Люди помогут. А глядя на тебя, и остальные пример будут брать. И поселок не загнется.

Вася уже сидел, расправив плечи, мечтательно глядя вдаль. Но и про миссию свою не забыл.

– А с колдуном было бы сподручнее.

– Я не колдун, – сказал я медленно, чтобы мои слова наконец-то дошли до него.

– А что же ты сегодня утром нашего Кузнечика так эффективно проклял? – сообщил Василий, – Слег, бедолага. Мало ему своих проблем, так ты еще добавил в копилку для полного счастья.

При одном упоминании кузнеца что-то внутри меня всколыхнулось, но вида не подал.

– Что за проблемы?

– Нелады у него с Васильевым. Уж не знаю, что там у них случилось, но Васильев пообещал, что «этого так просто не оставит». А с ним шутки плохи, ты же знаешь.

Я не знал, насколько плохи шутки с Васильевым. Но где-то в глубине души прозвучал неясный сигнал, что-то в голове моей стало проясняться, и это мне определенно не нравилось. Но торопиться с выводами не стоит.

– Нелады, говоришь, – подтолкнул я Васю к продолжению.

Вася отошел от главной темы, ради которой его послали, и он неохотно, но все-таки продолжил.

– Ну да, нелады. Васильев обещал прикрыть его кузнецу и вообще, выгнать из поселка. А уж методы он найдет. Это он так сказал.

Ничего не говоря, я встал со скамейки, отошел на приличное расстояние и достал сотовый. За спиной послышался звук мотора и шорох шин – «Газель» подъехала к стоянке. Я махнул рукой Ринатику – «подожди».

Длинные гудки тянулись долго, что я решил нажать «отбой», как на другом конце послышалось:

– Слушаю тебя, Серега.

– Напомни мне, пожалуйста, утренний разговор про дядю, Кузнечика и осиновый кол, – начал я докапываться до истины, – и насколько все это является правдой.

Васильев прикрыл трубку рукой и кому-то что-то сказал. Можно было даже догадаться, кому.

– Никак Василий поделился информацией, – усмехнулся участковый, – его вроде делегатом назначили. Ну да, слукавил немного. Каюсь, грешен.

– А ты понимаешь, что ты меня попросту использовал? – повысил я голос, – Как мужик, ты должен сам вести свою войну, а не прятаться за чужими спинами.

– А на войне все средства хороши, – поразил он меня своей циничностью, – я догадывался, что ты приехал ненадолго, и скорей всего, в последний раз. Ты же у нас теперь городской. Вот и решил немного воспользоваться моментом. Не ты же дело сделал, а его слепая вера.

Хорошо сработанно, невольно проявилось у меня к нему уважение. Ловко. Не зря хлеб свой ест.

За спиной послышался сигнал. Короткий и нерешительный. Я зло взглянул на водителя, тот отвел глаза.

– Теленка, значит, потерял, – я выждал многообещающую паузу, – следи за остальной живностью.

– Я тебя умоляю, – послышался смех, но какой-то уж очень неискренний, – уж мне-то про свои колдовские штучки заливать не надо. Я цифры «13» не боюсь, а уж тебя, щенка, подавно.

Так меня еще никто не оскорблял. И дело даже не в «щенке», хотя это слово тоже не из приятных. Но поставить под сомнение, сравнить с суеверием все то, чему научил меня дядя…

А что бы я там не говорил, все-таки кое-что умею.

– Посмеешься потом, когда ущерб будешь подсчитывать.

– Слышь, ты, – прозвенели злые нотки в его голосе, – как я понимаю, твой паровоз скоро отъезжает. Скатертью – дорога. А если передумал ехать, давай встретимся. Посмотрим, какой ты грозный на самом деле.

– Я лучше воспользуюсь твоей стратегией – нанесу удар исподтишка.

– А не боишься, что твой дом… В смысле – Егорыча. Ты же приемыш. Сгорит к чертям этой ночью, со всеми вашими домовыми? Я лично займусь расследованием. И, уверяю тебя, не найдется не одного свидетеля.

– Свидетелей не будет, пока меня тут нет, – заметил я, – с моим приездом объявятся и свидетели и запись найдется на чьем-нибудь телефоне.

– К твоему приезду я уже не буду участковым, – разошелся Васильев, – и не ты, и ни остальные козлы, мне будут не указ.

– Как ты думаешь, кого здесь больше уважают – меня или твое удостоверение.

– Мне плевать на уважение, я здесь – закон.

– Вот из-за таких уродов, как ты, ментов и не любят.

– Чеши языком, сколько хочешь, – подвел итог Васильев, – но следующая встреча может оказаться для тебя последней.

– Застрелишь из табельного? – съязвил я, – Из-за угла, как ты любишь.

– Да я не прочь и голыми руками тебя порешить. Всегда тебя ненавидел. Убить – не убью, а калекой сделаю.

Можно было долго еще вести наш взрослый конструктивный спор, но машинист поезда меня ждать не будет.

– Кстати, забыл сказать, – я постучал ногтями по корпусу телефона, – я записал наш разговор, на всякий случай. Думаю, остальным козлам понравится.

– Чего ты сделал?

– Эпоха hi-tech, и все такое, – процитировал я одного человека.

– Слышь ты… – начал он.

– До встречи, – не очень культурно перервал я его и отключился.

А что тут поделаешь – меня воспитывал колдун, и такого предмета как «этикет» мне не преподавали. Однако, меня заждались.

На ходу кивая Ринатику, я быстрым шагом подошел к Васе.

– Значит так. Передай Кузнечику, что все хорошо, пусть живет долго и счастливо, я так сказал.

– Передам.

– Я бы сам, но ехать надо. Времени нет.

– Понял.

– Отучусь и через пять лет приеду. Ну и навещать буду. И если тут ничего не изменится, и ты в том числе – до свидания и навсегда. Все понял?

– А точно приедешь? – на губах Васи появилась улыбка.

– Слово колдуна.

Я рывком открыл дверь маршрутки, и заскочил внутрь.

– И пожалуйста, зайди ко мне домой…

Лицо Васи выразило сомнение.

– Не бойся, – сообразил я, в чем причина, – теперь можно. Кур похоронить надо.

– Все сделаем в лучшем виде.

Вася стоял, гордо расправив плечи, глаза светились. Мне показалось, что у него все сложится хорошо.

– Не надо в лучшем виде – просто и без почестей, сожги или закопай в лесу.

А то, как бы до смешного не дошло.

Василий улыбнулся и кивнул.

– Извини, – сказал я Ринатику.

– Ничего страшного, но немного надо поднажать.

Маршрутка дернулась с места как ошпаренная. За давно немытым окном замелькали березы, осины и сосны. Поселок остался за спиной, вместе с моим лучшим другом Васильевым. Я аккуратно держал коробку на коленях, как если бы это была хрустальная ваза древнейшей китайской династии.

– Серега, – извиняющимся тоном обратился ко мне Ринатик, – у меня тут дочка приболела. Я попросил Звягинцеву…

– С твоей дочкой уже все хорошо, – я изобразил что-то вроде магического жеста рукой.

Он улыбнулся:

– Спасибо большое.

Слепая вера…

А вдруг?

Выполню ли я свое обещание, данное Васе, который все еще стоял на остановке и энергично махал мне рукой, становясь в размерах все меньше и меньше. Вернусь ли я через пять лет вселять в людей веру и надежду. Сеять доброе и вечное. Глядя на улыбку водителя, я решил не отметать такую возможность, как вариант. Как вариант один из многих. Но сейчас, на ближайшие пять лет, у меня были другие планы.

Хорошие и не очень.