– На раз бы дверь расхрячил.
– Да уж просила помолчать-то, не видишь, где находишься?! – прикрикнула бабуля и продолжила:
– Палыч-то и надоумил, мол, тут один человек появился, детектив. Как в кино, говорит. Пойди, Матвевна, попроси. Пожарная лестница-то совсем рядом с кухней, а их там специально учат по форточкам лазать.
Да, а еще по погребам с капустой и чердакам с бельем, подсматривать в замочные скважины и подслушивать в туалетах хрущовок. Все ясно, дорогие гости, пора вас выпроваживать.
Старики – народ мудрый. Тип Палыч все кивал, а бабуля уже почувствовала мой созревающий отпор и заторопилась:
– Я и пошла, милок, и хорошо, что пошла. Ты тут сидишь такой молодой, серьезный, мордатый, ведь не откажешь бабке-то, а? А я бы тебе с пенсии бутылочку купила!
Тип Палыч перестал кивать, снова сглотнул и стал смотреть на меня с все возрастающим удивлением. А я смотрел то на свой единственный костюм, который, несмотря на ежедневную службу Наталье Васильевне, выглядел почти как новый, то на бабкины беспокойные кулачки, перемотанные венами.
Матвевна хитро прищурилась и выложила последний козырь.
– А ко мне скоро внучок из Череповца приедет, все во дворе с мячом бегает. Озорной! Прошлый год у соседей на двери букву «Хвэ» написал. Хвашисты, значит. Так я ему накажу, милок, строго-настрого накажу, чтоб он стекла твои не би-и-л.
– Что вы, бабуля, то лебезите, то наезжаете? Вроде бы, не баба Яга, да и я не Иванушка.
Бабуля поджала губы.
– А вид-то у тебя, как у русского, милок.
Я вздохнул. Снял пиджак. Деваться некуда.
– Иди, бабуля, показывай свою хворточку! Квартира хоть, точно, твоя?
На пороге мы чуть не столкнулись с Леной и еще одной девушкой из ее группы.
«Никак, бить пришли, – подумал я. – Остальные за углом».
Девушки изумленно уставились на наш маленький караван с замыкающим типом Палычем.
– Заходите, юные леди. – Я широко улыбнулся. – Отлучаюсь буквально на пять минут по хозяйственным вопросам.
Пять минут – это было сильно сказано. Пока я, пачкая рубашку, лез на четвертый этаж, извивался в узкой форточке, падал на пол и шел по темному коридору, опасаясь наступить на Муську с аквариумом, прошли все десять.
Я вышел из квартиры в подъезд. Бабуля поджидала меня у двери. Она цепко осмотрела карманы моих брюк и рубашки, видимо, осталась удовлетворена, запищала без запятых: «Мусямусямуся» и исчезла за щелкнувшей дверью.
Кажется, с бутылочкой я пролетел.
За следующей дверью меня поджидал тип Палыч. Он схватил меня за рукав так неожиданно, что я чуть не провел контрприем, и жарко зашептал:
– Слушай, разведчик, дай пять тыщ на банку, душа просит, чтоб ее…
Тут он настолько замысловато совокупил свою душу с банкой в случае положительного решения вопроса, что я не устоял и пролетел на пять тысяч.
Еще за двумя дверями меня поджидали две юные леди из ПТУ, удобно развалившиеся в креслах и курящие мои сигареты.
Я прошел в душевую, вымыл руки, попытался почиститься, но еще больше размазал грязь на рубашке. Пришлось появиться перед персоналом в таком несолидном виде. Надев пиджак, я почувствовал себя несколько уютнее.
– Это – Лиза, – ответила Лена на мой вопросительный взгляд. – Она – моя подруга. Мы решили приехать вместе, посмотреть, ведь неизвестно, что и как…
Ясно. Эскадренный миноносец «Стерегущий» на боевом дежурстве.
– Что ж, все правильно и разумно, – поддержал я ее. – Наверное, я произвел не очень хорошее впечатление на вашу группу?
– Да что вы, Виктор Эдуардович! – восхищенно заговорила Лена.
Лиза, видимо, соглашаясь, закатила глаза.
– Когда вы ушли, девчонки просто визжали! Мне теперь все завидуют.
Лиза хихикнула, вернула глаза на место и добавила:
– А Вардаева еще сказала: «Смотри, Ленка, он – крутой, застрелит тебя из пистолета, только не из того, что под пиджаком…»
– Вардаева – это ваша классная дама? – поспешно перебил я.
– Вардаева – это наша такая девочка, – подхватила Лена. – А мастачка – та тоже от вас прибалдела. Ей очень понравилось, как вы нас шлюхами назвали. А то она все: девочки-девочки…
– Да она там просто кипятком… – хотела уточнить Лиза.
– Отставить! – резко скомандовал я.
Они удивленно уставились на меня невинными глазенками.
– Я знаю, что делают кипятком. – Я уперся взглядом в Лену.
Она испуганно заморгала, повернулась к подруге.
– Ну, что ты, Лизка, как дура? Виктор Эдуардович и так знает.
– А что я такого сказала? – удивилась Лиза. – Я вовсе и не вас имела в виду. Она от любого мужика кипятком… Ой!
Получив локтем в бок, Лиза смешалась, но закончила свою мысль:
– Даже от Твикса.
Потом обиделась и замолчала.
Я примиряюще улыбнулся:
– И кто это такой – даже Твикс?
– Твикс – это у нас такой учитель физкультуры, – с готовностью доложила Лена. Она мне нравилась все больше. – Он нам все про Шварценеггера рассказывал, а потом спросил, как будет «близнецы» по-английски. Ну, некоторые девочки знали, только забыли. А он говорит: «Твикс». Тогда Вардаева его Твиксом прозвала. «Твикс – сладкая палочка»
Я чуть не спросил. Но, увидев в Лизиных глазах неистовое ожидание этого моего «А почему?», решил пока не спрашивать.
Лиза все-таки хотела объяснить, но Лена опять толкнула ее в бок, что-то напоминая, и Лиза вспомнила.
– Мы еще хотели узнать насчет зарплаты.
– Но я же все сказал вашей наставнице. Разве она вам не передавала?
– Мы еще хотели спросить у вас, правда, Ленка?
Лена кивнула.
Меня этот вопрос тоже как-то беспокоил. До Костиного совета я считал, что бесплатно работать можно только в армии.
– Машу баксом не испортишь, – подбодрила меня Лиза. – Правда, Ленка?
– Видите ли, юные леди, дело это новое, неизученное, – затянул я волынку, но мне сразу стало как-то неловко. – Леночка, у меня нет пока фондов на вашу зарплату. Может быть, я смогу вам выплачивать премии с каждого клиента, ну, скажем, три… может, пять процентов. Как вам такой вариант?
Лена опять кивнула. Лиза закатила глаза.
– У Октябрьской больше платят.
Я потер шею и обратился к Лене.
– И последнее, Леночка. Приходите, пожалуйста на работу одна, без подруг. У нас серьезное дело. Если вы согласны работать, конечно.
Лена встала и четко отрапортовала:
– Я согласна у вас работать, но только без секса!
Я остался доволен своей новой первой секретаршей.
5
На следующее утро Лена уже поджидала меня у вывески: «МДД. Детективное агентство». Она была без очков, в очень мини-юбке и раскрашена всеми цветами радуги.
Я чуть-чуть остолбенел, потом поздоровался:
– Доброе утро, Леночка.
Довольная эффектом она радостно ответила:
– З-з-сти, Виктор Эдуардович, – и, пока я возился с замками, спросила:
– А можно, я буду звать вас «чиф»?
Детективом быть лучше, чем телохранителем. Наталья Васильевна разрешения бы не спросила.
– А кто он такой? – осторожно поинтересовался я, открывая дверь и пропуская вперед юную леди.
– Ой, вы не знаете? Да это шеф по-английски. Это круто!
– А шеф, что же, в мешочек? И, вообще, зачем меня звать как-то иначе, чем я зовусь?
– Шеф – тоже круто! Ну, хотя бы шеф, а? – Леночка повернулась ко мне. – Ну, пожа-а-алуйста.
– Ну что, это так серьезно? Шеф? А мне вас тогда как звать – подшефная?
Она отшатнулась, закаменела гримом и отчеканила:
– Я всерьез говорила, что без секса.
Я не сразу понял, а потом не очень ловко рассмеялся.
– Извините, я не имел ничего такого в виду.
На что она, наверное, логично возразила:
– Не имели бы – не извинялись, шеф.
Мне нужно было ввести ее в курс дела, но я сам пока был не в курсе, тем более, не представлял, чем должна заниматься Лена кроме заваривания кофе, болтовни и сидения за отсутствующим пока компьютером.
– А не заварить ли нам кофе, Леночка?
– Можно и кофе, – ответила она. – Только мне не очень крепкий, и сахара три ложки.
– Да хоть три с половиной. А мне покрепче, и сахара – две, – подсказал я.
Она поняла.
– Это мне варить, что ли?
– Ну, давайте, нарушим запрет и вызовем Лизу.
Она поняла еще лучше. Умница.
– Нет, я сама. А растворимого нет, шеф?
Я пожал плечами. Растворимый остался у Натальи Васильевны, но там я был охранником, а здесь я – шеф.
Когда мы пили кофе, я, наконец, решился ради общего дела пожертвовать своей тысячей баксов, заработанных у Натальи Васильевны.
– Сегодня поедем покупать компьютер. Работать на нем вам, так что, и выбирать будете вы, Леночка.
Она обрадовалась, завелась и обрушила на меня все знания, которые получила за три года учебы. Моего внимания еле хватило минут на пятнадцать, потом я нещадно зевал, прикрываясь пустой чашкой.
Меня спас телефон. Я снял трубку, выслушал приказ быть на месте через двадцать минут и три-четыре коротких гудка, после чего радостно повернулся к Лене.
– Поход отменяется. У нас первый клиент.
Я не ждал клиентов так рано, поэтому нарядился в джинсы и, к счастью, белую рубашку. Лена тоже не ждала, но была празднично покрашена и сверкала коленками. Оставалось оформить ее пустой без компьютера стол. Мы быстренько перекинули к ней телевизор с видиком, и у меня осталось время сбегать за цветами.
Лена сама составила из всего этого какой-никакой натюрморт, уселась за стол правым плечом вперед и, изогнувшись в пояснице, приняла интригующий вид.
– Ну, как?
– Клиент – дама. Губки бантиком надо делать мне.
– Вы – мозг агентства, шеф, а я – его тело, – нравоучительно сказала Лена. Наверное, она это вычитала в учебнике по секретарству.
– Я бы предпочел, чтобы вы были лицом. Значит, так, она заходит, вы…
– Я все запомнила, шеф. Не волнуйтесь.
Она снисходительно улыбнулась.
Наша первая клиентка выглядела, как самая, что ни на есть, настоящая Дама.
Черный костюм, ослепительно-белая рубашка с черным галстуком, черная шляпка с вуалью, из-под которой глядели умные, внимательные глаза. Ничего лишнего, никаких рюшечек-висюлечек кроме внушительного перстня на пальце.
Я встал.
– Доброе утро, дорогая мадам! Прошу…
– Это и есть ваш офис?
Ушат, озеро, Ниагара презрения!
– Агентство, с вашего позволения, мадам. А это я называю кабинетом.
– Кабинетом? А себя вы называете частным детективом? В таком виде?!
Я испугался, что сейчас она крикнет: «Вон отсюда!», и начал оправдываться:
– Мы недавно открылись, дорогая мадам, и не ждали так рано… К тому же, сегодня немного жарковато, поэтому я позволил себе расстегнуть одну… три пуговицы на рубашке.
Я торопливо застегнулся.
– А эту немытую девицу на входе вы как называете?
Она все еще не садилась. Ее глаза, в общем-то, совсем не умные, а скорее, даже какие-то рыбьи, пристально глядели на меня сквозь кольчугу вуали.
Сверчок у меня в груди расправил лапки и тихонько зажурчал. Я, пожалуй, впервые обрадовался, что он не покинул меня. Конечно, я не выбирал Ленку из тысяч, но и не схватил первую попавшуюся Вардаеву.
– Секретаршей. А вас я называю мадам. Садитесь же! – Это прозвучало несколько раздраженно.
– Не смейте на меня тыкать!
Она подошла к столу и села на краешек кресла.
– Я владею посудным магазином и привыкла к порядку. Мои служащие и в жару одеты в тройки и при галстуках. У меня неотложное дело, и я плачу валютой.
Ради первого клиента, тем более, дамы таким объяснением можно было удовлетвориться.
– Хорошо, мадам. Валюту мы тоже берем. Давайте, не откладывая, перейдем к вашему неотложному делу.
Мне казалось, что это – неплохая идея, но вуаль излучала недоверие.
– Вы не похожи на детектива.
Я пожал плечами.
– Это первое впечатление, мадам. Кольт, буденновка и квадратная челюсть лежат у меня в сейфе.
Клиентка привстала и еще раз внимательно оглядела меня от столешницы до макушки. Вероятно, я ей все-таки понравился, и она еле слышно пробормотала:
– Нет, я должна довести это до конца, – после чего снова села и продолжила представление:
– Вы не заставите меня уйти. Я потратила на вас время. Я – деловая женщина и…
Мадам осеклась, видимо, решая, говорить или нет о своем посудном магазине.
Я тут же пришел ей на помощь.
– Так что там за неотложное дело у нас в посудном магазине?
– Магазин здесь ни при чем. Это мои соседи на побережье. Они изнасиловали мою девочку, мою Энни-Кэрол! Она беременна!
Бронежилет под ее костюмом дрогнул. Сквозь вуаль блеснула влага.
– Энни-Кэрол? – переспросил я машинально.
Господи, как стыдно! У человека горе, а я наглею и куражусь.
Мадам оправилась от секундной слабости и клацнула затвором голосовых связок:
– Ее зовут Энни-Кэрол! Что вас удивляет?
– Я прошу прощения тысячу раз, мадам. Конечно же, Энни-Кэрол. В самом деле, мадам, если как-то и назвать дочку, то именно Энни-Кэрол. Это первое имя, которое обычно приходит в голову после благополучных родов.
– Вы с ума сошли, клоун несчастный! Боже, какой идиот! Энни-Кэрол – собака! Таиландская болонка!
Поворот нашей беседы в прежнее эмоциональное русло меня скорее обрадовал, чем огорчил. Поворот событий – ошарашил.
– Так ваши соседи…
– Конечно, не сами соседи. Боже, какой кретин! Кто-то из их собак.
– И?…
– Я хочу, чтобы вы узнали, чья это собака. Я их уничтожу! За это я готова заплатить вам двести долларов.
– Мадам, но, может быть, это какая-то бродячая собачка обесчестила душечку Кэрол?
И снова цунами ледяного презрения.
– Энни-Кэрол!… На вилле, где мы отдыхаем, нет бродячих собак. Бродячие собаки – это ваша компания, вас и вашей девки, которая только и умеет, что подслушивать у двери.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась Леночка. На ее, по-моему, относительно чистом лице опять горела красная, да нет же, багровая, и не лампочка, а прожектор.
– Как меня назвала эта ссссс…?
– Вы что-то хотели, юная миссссс?
Мне удалось перекрыть ее обращение к клиентке, но Лена снова открыла рот и выглядела при этом очень нецензурно.
– Не смейте на меня сссссыкать! – напомнила о своих правах мадам.
– Стоп, стоп, стоп, милые дамы! Елена, замолчи! Мадам, не распоясывайтесь!
– Я плачу вам деньги! Пусть она немедленно выйдет!
– Она выйдет, когда я попрошу. Что же касается вас…
Спектакль был сорван, и сцена молила о занавесе. Один из актеров безнадежно перепутал роли, и я надеялся, что им была наша первая клиентка, а не я.
– Что нам делать с нашей уважаемой клиенткой, юная леди?
Лена бурно повернулась, но, видимо, «леди» подействовало лучше, чем «миссссс».
– Гоните ее в шею, шеф!
Наши желания абсолютно совпали.
– Вы слышали, мадам? Идите в шею! За каких-то ноль целых и две десятых килобакса вы ворвались сюда, как слон в посудную лавку. Вы оскорбили меня, мою секретаршу, нашу профессию. Наконец, вы оскорбили Сему! Я не хочу заниматься вашим делом, мадам, но могу дать бесплатный совет, раз уж вы затратили на меня время. Сверните ваши деньги трубочкой и засуньте лапочке Кэрол в место преступления. Только перепишите номера, чтобы установить соседскую собачку, когда она побежит менять баксы в ближайший «Макдональдс». Прошу вас, несите свой крест в другое место.
– Вы пожалеете…
Она встала и пошла на выход.
– Грязная свинья без галстука, – сказала она ровным бесцветным голосом.
– Ваша шляпка, мадам…
Она остановилась, коснулась рукой вуали, потом полей.
– Что такое?
– Я всего лишь хотел поздравить вас с безукоризненным стилем. Ваша шляпка, как и кастет на среднем пальце правой руки, как нельзя лучше подходит к вашему имиджу. Да одень вы на голову хоть унитаз, моя хрустальная леди, вы не походили бы более на крестоносца.
Я позавидовал ее выдержке, когда она молча уходила. Но я, кажется, тоже провел переговоры неплохо.
– Давай, давай, вали, – сказала ей вслед Леночка противным голосом. – Таиландская баушка.
Хлопнула дверь.
Лена постепенно приняла нормальную окраску.
– Ох, и здорово вы ее шеф! Я ей еще хотела сказать…
– Елена, чтобы этого я больше не слышал! Достаточно вчерашнего извержения сексуальных премудростей из твоей подруги.
Лена дернула плечиком и ушла в приемную. Я неожиданно почувствовал усталость.
Через пять минут после кажущейся победы все уже виделось совсем не здорово. Конечно, меня устраивало, что не придется сидеть на кухне еще и при Энни-Кэрол, но меня опять понесло, вот что плохо. Взять и просто отказаться, а не разыгрывать из себя голодного Ниро Вульфа. Кстати, надо ехать за компьютером и заодно где-нибудь перекусить.
Я собрался крикнуть Лену, но она сама возникла в дверях и с подозрительно хитрой мордахой торжественно провозгласила:
– К вам клиент, шеф! Правда, он не записан на сегодня, но, может быть, вы найдете время?
Она лукаво подмигнула и исчезла за дверью.
В дверях появился живот. Я привстал, чтобы приветливо сказать: «Прошу вас», но живот все еще протискивался в створку. Это продолжалось долго, и я начал нервничать. Живот колыхался туда-сюда, помалу продвигаясь вперед, как инопланетянин с какой-то совершенно идиотской планеты. Наконец, появился и его ведомый, средних лет потный мужчина в съезжающем светлом костюме «Сафари».
– Заходите, прошу вас! – все-таки сказал я, успокаиваясь.
Мужчина наполнил кресло. Из-под рубашки заинтересованным глазом выглянул пупок.
– А неплохая у вас курочка… Вы – детектив, не так ли?
– Да, я частный детектив. И курочка неплохая.
Ленка легонько ударила каблуком в дверь.
– Вы проводите конфиденциальные расследования?
– Совершенно верно, уважаемый.
– А в какой степени конфиденциально?
После каждого вопроса он внимательно смотрел на мои отвечающие губы, и так же внимательно глазом-пупком на меня смотрел живот. Он меня так заинтриговал, что я не сразу спохватился, что отвечаю животу, а не его владельцу.
– Ну, в какой… В кубе, в докторской, в превосходной степени…
Опять легкий стук в дверь. Наверное, ей показалось, что меня снова заносит. Мне же показалось, что она снова подслушивает. Спокойно, детка, ситуация под контролем, но ты свой нагоняй обязательно получишь.
– То есть, я имею в виду, абсолютно конфиденциально, уважаемый.
– Что это? – Пупок покосился на дверь.
Я пожал плечами.
– Курочка снесла яичко.
Он кивнул, пододвинулся к столу и многозначительно произнес:
– Я хочу, чтобы вы последили за моей женой.
Да, в нашей стране не воруют бриллианты и богатых наследников. Я разочарованно посмотрел на пупок, но он спрятался под рубашку. Абсолютная конфиденциальность.
Клиент не стал держать паузу и продолжил:
– Мне нужны доказательства измены. Я оплачиваю вам расходы на слежку, разумные, разумеется, но результатом вашей работы должны быть именно доказательства. Четкие снимки или видеосъемка. Ну, сами знаете, не мне вас учить.
– Простите, снимки чего?
– Хороший вопрос. Это может быть поцелуй или объятия, рука на груди, под юбкой, если повезет, знаете ли… Но поцелуй или объятие должны быть непременно страстными, это обязательное условие.
– И в какой степени страстными?
– В докторской, хе-хе, в докторской, молодой человек.
– Вы разрешите, я закурю?
– Да сколько угодно, молодой человек. Я-то пять лет, как бросил. Для здоровья вредно, говорят.
Я выпустил дым вверх. Что ж, наверное, и это – дело.
– А вы уверены, что объятия будут?
– Будут, будут непременно! – Он заулыбался, расслабился и опять дал крен в мою сторону. – Я не сплю с ней уже два года. В смысле, интимно не сплю. У меня есть курочка такая, знаете ли… И вот с месяц назад моя благоверная отпросилась устроиться на работу, в офис к подруге. Офисы-шмофисы… А там и мужчины есть. Так что, все будет со временем: и объятия, и поцелуи.
Та-а-ак, все ясно. Наверное, сегодня день такой. Магнитные бури. Надо просто отказаться и сделать это тактично.
– Видите ли, мне все-таки кажется, что просто развестись вам обойдется дешевле, чем мои услуги.
Я хватался за соломинку и чувствовал это.
– Вы очень разумный молодой человек, и я оценю вашу работу по заслугам. Не беспокойтесь, оплата будет гораздо выше, чем за развод в ЗАГСе. Мы прекрасно поняли друг друга, хе-хе-хе.
Он корректно посмеялся и продолжил:
– Молодой человек, развод – это грязное дело. Взаимные оскорбления, разделы. А у меня – круг знакомых, имущество, знаете ли… А ваши доказательства все меняют, буквально все, вплоть до того, что она уйдет от меня в одном платье и с сумочкой через плечо.
Моя сигарета догорала, и я ждал, когда пупок выглянет, чтобы воткнуть в него окурок. Но инопланетянин затаился. Тогда я погасил окурок в пепельнице, встал и прошелся, разминая ноги.
Я совершенно спокоен. Это просто деловое предложение, и я волен его принять или отказаться, причем, отказаться деликатно. Де-ли-кат-но…
– Вы можете найти специалиста, и он сделает вам фотошоп, на котором ваша жена будет захвачена врасплох с кем угодно и как угодно, хоть со слоном из зоопарка, который умер от воздержания пять лет назад. И тогда она, вообще, уйдет от вас в одном тампаксе и с использованным презервативом через плечо. А сейчас извините – у меня обед.
Он растерялся, заколыхался, вставая и одергивая рубашку.
– Я, знаете ли, не понял, молодой человек, вы отказываетесь от дела или у вас обед?
– Обед.
– А после обеда?
– Отказываюсь.
Он задумчиво двинулся к дверям, поправляя съехавшие брюки. Я отвернулся к окну, опасаясь увидеть еще какой-нибудь глаз. Открылась дверь, еще минута, и он протиснется, уйдет.
– А вот насчет фотошопа вы не подскажете, к кому обратиться?
– Обратись ясным соколом, жирный ублюдок! – заорал я. – И лети к своей курочке, пока я из тебя шмофис не сделал!
Что за чушь я несу?…
Я еще не успел остыть и приступить к анализу своего поведения, как дверь распахнулась вновь.
Это был юркий Ленкин животик, надежно спрятанный под юбкой и блузкой. Он проскочил в дверь, не касаясь створок, и его не по чину разгневанная обладательница подошла к столу.
– В чем дело, шеф?
Я объяснил.
Она не поняла.
– Ну, и последили бы, подумаешь, моральный кодекс. У вас вон и камера есть. А так мы потеряли сразу двух клиентов. Это будет десять в неделю. А в месяц – сорок. Да это же восемь тысяч долларов! Если бы вы платили мне хотя бы пятипроцентную премию…
– Помолчи, компьютер с объемом в два куриных мозга. Неужели ты не видишь, что это – грязная работа? Уж лучше выслеживать собачек.
– Так что же вы отказались? И еще клиентке нагрубили – она ушла такая обиженная!
Я на минуту лишился дара речи. Она этим воспользовалась.
– А я тут должна сидеть, выслушивать всяких да еще вас шефом называть! И за что – за характеристику?! – Она пока только порозовела от возмущения. – Да если бы вы премий не обещали, я могла устроиться…
Всю отпущенную мною минуту Лена перечисляла какие-то заведения.
Я уже успокоился после контакта с чужим разумом. Кажется, Ленкин наезд этому очень способствовал. Пора.
– Достаточно, юная леди, – прервал я ее ледяным тоном. – Я помню, что вы один раз сварили кофе, и отражу это событие в вашей характеристике. Попрошу вас еще об одном одолжении. У вас в группе есть одна девушка… у нее еще на трусиках птичка вышита, что-то там клюет… Так вот, не могли бы вы попросить ее позвонить мне завтра…
На Лену было жалко смотреть. Она сникла, включила красную лампу и заморгала растерянно, но воспитательный процесс уже набрал обороты.
– … позвонить мне завтра с десяти до двенадцати по поводу практики.
– Это не ее трусы, – прошептала Лена.
– Что? – не понял я.
– Это не ее трусы с птичкой. Ей Петренко дала поносить. А без трусов она – дура-дурой, ы-ы-ы…
Господи, я довел ребенка до слез!
Я сунул руку в карман брюк. Платка, конечно, не оказалось. Какой уж там процесс!
– Ей и по компьютеру хотели два поставить, а у меня – твердая тройка, ы-ы-ы… А мастачка говорит, у нее поведение очень хромает, а у меня не очень…
Я выскочил из-за стола, легонько обнял ее за вздрагивающие плечи, придерживая очередное «ы-ы-ы».
– Ладно, ладно, хватит тебе. Будем работать дальше, – смущенно забормотал я.
Она шмыгнула, повернула ко мне лицо, напоминающее мазню Пентуриккио, спросила:
– Так вы меня не выгоните вместо Зуевой?
– Конечно, нет. Ведь я же тебя первую выбрал.
– Да-а, а про мои трусики ни разу не сказали.
– Откуда я знаю, на тебе же была юбка ниже колен.
– Так вы же детектив, ы-ы-ы…
– Пойдемте-ка в ванную, Леночка, – добродушно сказал папа Витя.
– Это еще зачем? – подозрительно спросила юная леди, моментально перестав плакать.